Не буду скрывать, ознакомиться с этой биографией меня побудил не столько интерес к творчеству Леонида Максимовича Леонова, сколько факт, что она написана Захаром Прилепиным. Прилепин давно уже для меня один из наиболее интересных современных авторов, чьи книги автопокупаемы и в обязательном порядке читаемы ....... Ну а знакомство с Леоновым ограничено прочтением нескольких рассказов, примерно «тысячу» лет назад. Судя по тому что помню только сам факт прочтения и совершенно не помню названий и содержания, никакого следа в душе и памяти они тогда не оставили ....... На мой субъективный вкус — образцовая биография. В том плане, что именно такой я бы и хотел видеть историю жизненного пути любой интересующей меня творческой личности. Всё что я хотел знать и всё, что мне интересно — получите и распишитесь. Подробное жизнеописание от первого «агу» до последнего вздоха. История создания всех значимых произведений и подробный разбор. Именно авторский разбор, а не просто пересказ сюжета со спойлерами. Тщательный рассказ о взаимоотношениях Леонова со всеми знаменитыми современниками, с кем ему посчастливилось быть знакомым (ну или им посчастливилось, смотря как посмотреть) — Есениным, Булгаковым, Сталиным, Горьким, Фадеевым, Шолоховым ...... Ну и наконец идеально переданы как дух так и буква времени, в котором жил и творил главный герой. Значение творчества Леонида Леонова как для современников, так и для потомков ....... по моим субъективным (подчёркиваю!) впечатлениям основательно подзабывшим советского классика ....... спасибо Захару Прилепину, что напомнил и вновь «запустил на орбиту». Причём напомнил абсолютно ненавязчиво и с отменным чувством такта — Захар, что называется, не маячит на фоне, а рассказывает и показывает своего героя спрятавшись за кулисами и не заслоняя читателю обзор. Читая книгу, я совершенно забыл о существовании автора и буквально утонул в этой замечательной и захватывающе интересной жизни. Желание если и не открыть для себя этого писателя, то вспомнить и закрепить появилось задолго до того, как была перевёрнута последняя страница. А значит всё было не зря — и труд биографа и мои потраченные на него время и рубли.

Поэзия русского бунта. В данном случае — не слишком уж и беспощадного, а смысл ищет главный герой.

Политику обсуждать не буду — проехали. Тем более, что главное содержание романа — это его заглавный герой, этот самый Санькя. Неоднозначный персонаж, проблемный, тревожный, злой и несчастный. Некоторые пишут, что он безликий. По-моему — становящийся, неготовый, стихия народная, ищущая себе форму.

Ну, что тут скажешь? Это именно герой, т.е. человек, которому больше всех надо, готовый жертвовать собой, который ищет достойную цель и т.д. Не стоит путать с т.н. «положительным героем» — вот уже чего нет, того нет.

Толком не работает, огорчает мать, спорит непонятно о чем, ходит по краю, рискует собой и другими, ищет, сам не знает чего — и находит таки приключений на все части тела. У мня он ассоциируется с героями Лескова, типа Левши и пр. В Великую Отечественную такие кидались на амбразуру.

Вот интересно: простой парень из провинции, без образования и каких-то особых навыков — вдруг оказывается в центре событий, с ним контачат первые люди Партии, за ним идут другие.

Жаль, что я не прочитал это гораздо раньше, боюсь, что многого не понял. Забыл атмосферу начала 2000-х, а она там полноправный герой.

Оценивать правдоподобие сюжета, убедительность аргументации, стиль и прочее такое, не буду — они в этом произведении вторичны, как мне кажется.

Не даром Прилепина, как писателя, называют новым Максимом Горьким. Его роман Санькя отличается не столько художественной ценностью, сколько наличием целого спектра социальных вопросов. Первый слой — это проблема неравенства в обществе (отчего главный герой решается на неприкрытый грабёж). Второй — отсутствие социальных лифтов (а если некоторые остались, то вход в них можно совершить, только перешагнув через моральные принципы), третий — деградация института семьи (практически все персонажи имеют проблемы с родственниками). Эту луковицу можно и дальше разделять по слоям, так как проблем в стране накопилось достаточно. Но занятие это не из приятных.

Кульминация романа — бессмысленный и беспощадный бунт — в годы создания книги казался достаточно абстрактным. Поэтому его описание было скорее попыткой всколыхнуть болото. Сегодня, во время шторма, такие желания выглядят безответственными. Но обвинять писателя задним числом я бы не стал.

Отдельного замечания заслуживает глава с описанием похорон отца главного героя. Это будто ожившая картина Василия Перова «Проводы покойника». Настоящее прикосновение к хтоническим силам народа.

Больших откровений не ждал: Прилепин автор увлеченный, а уж в рамках «художественной биографии» — с придумыванием диалогов, сценок, постановочных трюков — было очевидно, что он в Шолохове и разглядит. Дебют было скучно читать из-за сказовой интонации, а к финалу пошла совсем уж идейная часть — «реабилитансы» за поведение после Сталина и аргументы в пользу авторства «ТД». Мне такое неинтересно. А увлекла часть, в которой описаны страсти тридцатых: сущие игры престолов в Вёшенской станице, всякие Ежовы, Ланистеры и Евдокимовы. Приведенные фрагменты писем насчет коллективизации, масштабы заступничества — все это впечатляет и сильно в плюс человеческим достоинствам Шолохова. Ну и если убрать идейную мишуру автора, то картина такая: надорвался морально в 1937, был вопрос выживания, еле вылез, ну и в общем к 35 годам как писатель и закончился, а дальше пьющий статусный гражданин-охранитель. Я до Прилепина масштабов страстей вокруг Шолохова в 30-е годы определенно не знал — здесь биограф нарисовал сочную драматургию (тенденциозную, знамо, но яркую).

Это действительно хроники, которые чуть ли не в ежедневном формате позволяют проследить за ключевыми событиями и действующими лицами этой войны. Несмотря на то, что симпатии Прилепина известны, он на стороне Донбасса и с многими героями книги был знаком лично, однако, хроники максимально объективные.

Вместе с этой работой можно прочесть другую книгу Прилепина «Некоторые не попадут в ад», так как она про тот же временной отрезок и место действия, только оформлена в виде романа и прекрасно дополняет картину

Замечательная фундаментальная,всеохватывающая биография великого писателя. Как и в случае с биографией Сергея Есенина — Прилепин выложился по полной, от души, от сердца. Прочитав без малого тысячастраничный том «Незаконного» , хочется в который раз окунуться в полуторатысячастраничный чудесный мир прозы Шолохова «Тихий Дон».

Название книги вполне соответствует содержанию — это именно разговор с представителями современной русской литературы. От шагнувших в современность «советских классиков» — Александра Проханова и Александра Житинского, до без оговорок современных, «молодых и зелёных» — Сергея Шаргунова, Василины Орловой и Анны Козловой. Всего 30 имён — прозаиков, поэтов, критиков ...... Книга вышла в 2009 году и в принципе уже сейчас можно ответить на вопрос, который Захар задал всем интервьируемым, без исключения — кто исчез, а кто остался в литературе. Радует, что большая часть осталась. Проханов и Житинский вполне себе «забронзовели»; Иванов, Рубанов, Лукьяненко да и сам Прилепин — вполне себе современные, автопокупаемые для многих «бренды»; да и остальные имена в принципе на слуху у людей читающих. Хотелось бы ещё раз похвалить Захара Прилепина — человек не просто много читает, но и щедро делится именами, названиями и собственным субъективным мнением. С его мнением я не всегда согласен, часто хочется спорить до хрипоты ...... но без Прилепина я бы ещё не скоро открыл для себя Германа Садулаева, Юрия Буйду, народного (согласно аннотации одного из сборников) поэта Всеволода Емелина и ещё несколько замечательных имён. Спасибо, Захар! Собственно, о книге. Сначала короткая биографическая справка, затем мнение Прилепина о личности и творчестве; ну а далее беседа «автора с героем». Набор вопросов примерно одинаковый, но ответы современных российских авторов настолько разные и индивидуальные, что «стандартный вопросный набор» кажется скорее плюсом. Взгляд на одно, но абсолютно разными глазами, разных людей, с совершенно разными взглядами и разной системой ценностей. Прилепин предельно корректен, со всеми вежлив и комплиментарен, тем не менее взаимные симпатия и антипатия беседующих вполне заметны. Захар попытался собрать под одной обложкой не только лишь симпатичных лично себе авторов, но показать всё разнообразие личностей современной русской литературы. На мой взгляд попытка удалась. И спустя 14 лет после выхода, книга читается с интересом.

Когда-то давным-давно я, совершенно случайно, попал на концерт «Гражданской обороны» в Горбушку. Публика на концерт пришла самая разнообразная, в том числе и нацболы, ведь Летов какое-то время тусил с Лимоновым и был у них вроде как за своего, хотя долго и безуспешно от этого открещивался. Наши места были на балконе, откуда открывался прекрасный вид на партер, в котором разворачивалось действие более захватывающее, чем на сцене (по крайней мере для меня) — периодически кто-нибудь начинал махать флагом, довольно быстро получал в репу и исчезал, местами просто вспыхивали локальные потасовки, кого-то выкидывали из зала, при этом вся движуха происходила с участием нацболов. Тогда я в очередной раз задумался, а что же происходит в бритых головах этих ребят?

Прилепин, сам в прошлом нацбол и ученик Лимонова, взял и написал про них книжку. Взгляд изнутри, так сказать. Партия в книге имеет другое название, фамилия лидера тоже другая, но намёк очень прозрачный и прекрасно понятно, кого имел в виду автор. Роман при этом не про реально существующую НБП, а про ту, которую в своих мечтах видят её сторонники. Про молодых, не нужных никому ребят из не сильно благополучных семей, про их жизнь, мечты и цели. Про тех, кого принято называть экстремистами и отморозками и, желательно, делать вид, что их вообще не существует.

В своё время книга вызвала определённое бурление, какие-то активисты даже писали кляузы на предмет проверки на экстремизм. Бритоголовые — одна из универсальных страшилок. Прочитать книгу стоит для того, чтобы хотя бы попытаться их понять.

Глава третья. Восстание.

Прилепин, с. 147: «Под ударом оказывался уже левый берег, а значит — и Рубежный, и Вешенская». Однако хутор Рубежин (правильно так!) — на правом берегу Дона. См., например карту на форзаце книги Ф.Кузнецова ««Тихий Дон — Судьба и правда великого романа., М., ИМЛИ РАН, 2005. В третьей книге «Тихого Дона» Прохор Зыков едет из из правобережного хутора Татарского в Рубежин , не переходя на другой берег.

Глава четвертая. Продинспектор.

С. 157. «Советская власть сразу же поставила перед собой задачу, казалось бы, неподъемную: ликвидировать безграмотность. Грамотных на Дону и до революции было раз-два и обчелся, а теперь, с исходом казачьего офицерства, они и вовсе перевелись.» Если бы Захар Прилепин внимательно прочитал «Тихий Дон», то он заметил бы, что братья Мелеховы — грамотные, они пишут письма домой с фронта. Их отец, по-видимому, неграмотный, письма ему читает и пишет под диктовку ответы дочь-подросток, очевидно, грамотная. Жена главного героя — грамотная, она пишет записку Григорию. Про грамотность ее отца ничего не сказано напрямую, но ее дед читает Библию — Пророчество Иеремии. Процент неграмотных призывников в Российской империи в 1913 г. — только 27 %, за предыдущие 30 лет их число упало почти в 3 раза http://ru.wikipedia.org/wiki/Грамотность_новобранцев . Впрочем, Прилепину, автору русофобского высказывания « С теми темпами, что тогда население России получало образование, весь народ научился бы читать и считать только к 1980 году , к Олимпиаде как раз» https://www.eg.ru/politics/968311 , хоть кол на голове теши.

С. 160. Прилепин: «В сохранившихся списках советских служащих станицы Каргинской за 1920 год Шолохов числится еще и как журналист». И со звериной серьезностью: «Публикаций у него не было никаких — но листовки с воззваниями , может и писал.» Понять, что «журналист» в данном случае — учетчик журналов, канцелярист, выше сил Захара Прилепина.

Глава пятая. Москва бездомная.

С. 242. Прилепин: «Серафимович рассмотрел в Шолохове гения после восьми первых рассказов.» Однако в «Правде» 19 апреля 1928 года Серафимович писал в точности противоположное: «Всего два-три года чернел он чуть заметной точкой на литературном просторе. Самый прозорливый не угадал бы, как уверенно вдруг развернется он.»

Шолохов и ГПУ.

Обычная история у шолоховедов — по меньшей мере не менее важным, чем то, о чем они пишут, оказывается то, о чем они молчат. Прилепин, излагая обстоятельства пребывания Шолохова в Москве в 1922-1926 гг., в целом следует Льву Колодному («Как я нашел «Тихий Дон»» (М., Голос, 2000, с. 21-64)

В октябре 1922 года Шолохов приезжает в Москву поступать на рабфак. Поселился сначала у дальнего родственнка отца, А.П.Ермолова (там же , где жил в 1914 году в период лечения глаза в больнице) — в Долгом переулке на Плющихе. Не имея направления нак рабфак, вынужден заниматься работой грузчика, затем каменщика. В декабре 1922 г. возвращается на Дон. В мае 1923 г. снова в Москве. Прилепин (с. 222): «Поселился по пдресу: Георгиевский переулок, дом 2, квартира 5». Каким образом поселился, Прилепин не уточняет, но судя по последующему (с. 228) «От съема квартиры Шолохов по безденежью отказался и ночевал теперь где придется», Шолохов сначала снимал комнату в д. 2 по Гергиевскому переулку. Чернорабочий снимал комнату в центре Москвы, рядом с Домом Союзов? У Льва Колодного эта история описана много, много подробней. Шолохов сначала получил место счетовода в домоуправлении, затем ему была выделена комната, одна из двух занимаемых ранее семьей Аксеновых. Семья пыталась оспорить уплотнение в суде. Нового жильца поддерживало домоуправление в лице управдома (потом оказалось — председателя жилкооператива), армянина. «Он-то и выступил с пылкой речью, высказался насчет того, что Михаилу Шолохову не комнату, а дворец нужно преоставить...» (Колодный, указ. соч., с. 38). В конце 1923 г. Шолохов едет ненадолго на Дон, женится на Марии Громославской, и молодая семья переезжает в комнату в Георгиевском в Москве. В мае 1924 г. семья возвращается на Дон, комната, что-то вроде служебной, видимо, утрачена.

В конце 1924 — начале 1925 г. Шолохов снова в Москве, один. Согласно Льву Колодному, Шолохов поселился в том же доме в Георгиевском переулке, но в другой квартире, у того самого председателя жилкооператива Льва Мирумова (Леона Мирумяна). Затем живет на 1-й Мещанской в комнате братьев Ларченко, затем снимает там же комнгату у Ольги Кротовой. А что Прилепин? А у Прилепина (с. 238) Шолохов в этот раз сразу поселился у братьев Ларченко! Прилепин даже уточняет их имена и род занятий. Тимофей, работал в домовом комитете, Алексей — в газете «Беднота». Итак, Захар Прилепин всячески обходит председателя кооператива Мирумова. Ни слова. Хотя тот и посодействовал сначала, в 1923 г. вселению Шолохова в чужую комнату, а в 1924-1925 даже поселил у себя в квартире в одной комнате со своим племянником. Зеев Бар-Селла в свое время обнаружил важнейшую вещь — Мирумову в машинописном оригинале посвящен рассказ Шолохова «Коловерть». «Товарищу по работе Мирумову Леону посвящаю» (З.Бар-Селла «Дитературный котлован. Проект писатель Шолохов», М., 2005, РГГУ, с. 21). Затем посвящение вычеркнуто. В течение следующих более чем 30 лет посвящение Мирумову оставалось у Шолохова единственным, пока не вышла «Судьба человека», посвященная Евгении Левицкой. Евгения Левицкая (1880-1961)- один из первых редакторов «Тихого Дона», на протяжении почти 35 лет близкий друг Шолохова и его семьи. Левицкая неоднократно помогала Шолохову, высылая, в частности, литературу по его запросам. Она с семьей бывала в Вешенской. Шолохов хорошо знал ее детей Игоря и Маргариту и зятя Ивана Клейменова, специалиста по ракетной технике. Посвящение «Судьбы человека» такому человеку вполне естественно. Второе (хронологически — первое) посвящение — рассказа «Коловерть» Льву Мирумову, снятое только перед публикацией (вычеркнутое в машинописном экземпляре), видимо также сделано близкому на тот момент товарищу, помогающеу в литературных занятиях. Снято посвящение, вероятно, по просьбе самого Мирумова, не пожелавшего привлекать к себе внимание. Кто такой Лев Мирумов? Лев Колодный прямо пишет со слов племенника Мирумова (с. 56): «Его основной работой являлась служба в ЧК, в экономическом разделе, где дядя занимал высокий пост». Шолоховская энциклопедия (М., Синергия, 2012, с. 322) в статье о рассказе «Коловерть» приводит факт посвящения Мирумову в машинописном экземпляре, но никак его не поясняет. Нет в энциклопедии и статьи о Мирумове, хотя в ней есть статьи, например, о малоизвестных актерах, сыгравших роли второго и третьего плана в экранизациях Шолохова. Тем не менее в большой статье «Шолоховедение» Шолоховская энциклопедия приводит версию Зеева Бар-Селлы, согласно которой Мирумов сначала завербовал Шолохова, а затем Шолохов стал литературным проектом, созданным ГПУ. Соответствующий раздел статьи «Шолоховедение» написан Германом Ермолаевым (с. 1057-1058), который конечно отвергает версию Бар-Селлы, но по крайней мере приводит ее и кратко говорит о Мирумове. Захар же Прилепин поступил совсем просто. Он вычеркнул Мирумова из биографии Шолохова, чтобы не плодить ненужные вопросы. Верной дорогой идете, Евгений Николаевич!

Еще один сюжет, связывающий Шолохова и ГПУ. Докладная записка сотрудника ГПУ Степана Болотова своему руководству о беседах с Шолоховым от 4 сентября 1928 г. https://nestoriana.wordpress.com/2016/01/22/крепка-крепка-покойница-софья-власье/ . Записка уже много лет известна в интернете. Уделила записке Болотова внимание и Шолоховская энциклопедия, в которой сам Болотов удостоен отдельной статьи (с. 83-84). Выдержки из записки Болотова в ШЭ, разумеется, не содержат следующих слов Болотова о Шолохове: « В 1923 году работал в 4 отделении ЭКУ ОГПУ у Миронова» (имеется в виду Лев Миронов https://ru.wikipedia.org/wiki/Миронов,_Лев_Григорьевич, вопрос о том, являются ли Лев Григорьевич Миронов (Лейб Гиршевич Каган) и Леон (Лев) Галустович Мирумов одним и тем же лицом, пока не прояснен). Ну а З. Прилепин, разумеется, обошел полным молчанием этот документ. Учитывая степень владения Прилепиным материалом, мы вполне допускаем, что о записке Болотова он не знает. Но вот все квартирные хозеява Шолохова в 1923-25 гг., дотошно описанные Львом Колодным, конечно, Прилепину известны. Книга Колодного содержится в библиографии у Прилепина. Мирумов сокрыт Прилепиным в его книге совершенно сознательно. Вопрос о связях Шолохова с ГПУ никак не вдохновляет Прилепина.

Снова вопрос о Шолохове и ГПУ возникает в связи с Харлампием Ермаковым — предполагаемым основным прототипом Григория Мелехова по утверждениям шолоховедов. Прилепин, как и множество шолоховедов до него, приводит письмо Шолохова Ермакову от 6 апреля 1926 года с просьбой о встрече и разговоре о Вешенском восстании 1919 года. Но Захар Прилепин ни слова не говорит, где находилось это письмо несколько десятилетий, прежде чем не было впервые обнародовано шолоховедом Константином Приймой в 1979 году. Оно находилось в следственном (расстрельном!) деле Харлампия Ермакова. В описи документов, хранящихся в отдельном пакете дела Х. Ермакова письмо значится под номером 1 как «письмо Шолохова от 6/IV-26г. (Ф.Кузнецов, указ. соч., с. 145). Кроме оригинала письма в этом пакете также — его фотокопия, послужной список Ермакова, выписка из протокола распорядительного заседания угсудотдела Севкавкрайсуда (от мая 1925 г.) о прекращении первого дела в отношении Ермакова (А.И. Козлов, «М.А. Шолохов: времена и творчество», Изд-во Ростовского университета, 2005, с. 102-103). Какова роль Шолохова в деле Ермакова, почему он не допрашивался как свидетель, хотя он не мог избежать допросов , ведь в 1927 году Шолохов — всего лишь начинающий малоизвестный писатель без администртаивного ресурса (так принято считать у шолоховедов). Или был ресурс? Одно упоминание в деле Шолохова, даже без инициалов, как кого-то общеизвестного применительно к данному делу, наводит на размышления. Дело против Ермакова в 1926 году возбуждено на основании «агентурного материала» (А.И. Коздов, с. 109). Если Шолохов не свидетель, хотя его письмо хранится в деле в числе важнейших материалов, то кто он?

Единственный раз Прилепин признает какие-то связи Шолохова с органами безопасности в связи с делом Сенина — прототипа Половцева в «Поднятой целине». Шолохов присутствует на допросах Сенина (Прилепин, с. 371). Мог ли просто писатель со стороны получить такое разрешение?

Еще одно интересное свидетельство особых отношений Шолохова с ГПУ содержится в статье А.В. Венкова « Исторические реалии и прототипы одного из донских рассказов М.А. Шолохова» « (Известия вузов. Северокавказский регион. Общественные науки, 2016, № 2, с. 34-38, https://cyberleninka.ru/article/n/istoricheskie-realii-i-prototipy-odnogo-iz-donskih-rasskazov-m-a-sholohova/pdf). Сразу скажем, что А.В. Венков никаких выводов о связи Шолохова с органами безопасности на основании указанных им сведений не делает. Но сравним: «В кулаке у меня штык зажатый. Вдарил я его тем концом, какой на винтовку надевается» (рассказ «Семейный человек», персонажа зовут Микишара, он бьет своего сына Даниила) . «Одного бил штыком по голове, взявшись за острие последнего»» (протокол допроса в 1929 г. свидетеля о действиях во время Вешенского восстания 1919 г. казака хутора Плешаков Еланской станицы Никифора Попова; у него есть сын Даниил, хотя в данном эпизоде речь идет не о нем). Нет сомнений, что Никифор Попов и есть прототип своего тезки Микишары. Но откуда Шолохов мог знать такие подробности? Будучи жителем хутора Плешаков Еланской станицы он мог знать эту историю в целом. Но вряд ли 14-15 летний Шолохов лично присутствовал при казнях Гражданской войны. Но подробности со штыком как будто взяты из протокола. Никифор Попов арестовывался в 1922 г. за избиениеие члена сельсовета, материалы о его поступках в 1919 г. вполне могли быть запротоколированы уже тогда. Хотя знакомство Шолохова с этими протоколами пока гипотетично, оно вполне укладывается в цепочку с оcтальными свидетельствами опеки ГПУ над Шолоховым.

Отдельная тема — литературные секретари Шолохова и органы безопасности. «Шолоховская энциклопедия (с. 84) подтверждает что еще Степан Болотов в конце 30-х годов предлагал свои услуги Шолохоау в качестве секретаря. Правда он работал тогда уже заместителем директора Пермского медицинского института, можно предположить по какой части. Мог ли он по тоько по собственной инициативе это предлагать? Шолохов от услуг Болотова отказался.

Федор Шахмагонов (1922-2014) был литературным секретарем Шолохова в 1951-1960 гг. Затем Ф.Ф. Шахмагонов написал несколько беллетристических книг о работе органов безопасности, написанных, в частности в соавторстве с бывшим сотрудником органов Евгением Зотовым. Одна из них — «Invicta» была опубликована в журнале «Огонек», для которого как раз была характерна публикации шпионских книг, написанных отставными сотрудниками органов безопасности (самая известная из них — эпопея о «Резиденте» Зарокове-Тульеве Владимира Востокова (Петроченкова) и Олега Шмелева (Грибанова) — «Последняя ошибка резидента» 1965 г., «С открытыми картами» 1967 г., «Возвращение резидента» 1979 г. , прославленная экранизацией с Георгием Жженовым; настоящие фамилии соавторов указаны в скобках, они были обнародованы только после их кончины соответственно в 1986 и 1992 г.). О близости Шахмагонова к КГБ и слухах о его генеральском звании писал А.Д.Сахаров в своих воспоминаниях (З. Бар-Селла, указ. соч., с. 430). Вдова Шахмагонова, проживающая в Бельгии в телефонном разговоре с исследователем А.Ю. Черновым сообщила со слов покойного супруга о том, что материалы Крюкова были у Шолохова https://nestoriana.wordpress.com/2016/04/05/shahmagonova/ . Дополнительные сведения о Шахмагонове и Шолохове см. также на сайте Андрея Чернова https://nestoriana.wordpress.com/2019/06/18/td_mitrohina/.

Гораздо менее известен другой литсекретарь Шолохова, преемник Шахмагонова, занимавшийся этой работой в 1961-1964 гг — Анатолий Соколов (1920-2007). Шолоховская энциклопедия изд-ва «Синергия» сообщает (с. 785) о работе Соколова в КГБ до 1961 г и в СЭВ с 1965 г. Она же сообщает неожиданную подробность — Соколов с 1966 г. — зять Шолохова, муж младшей дочери Марии (Манохиной). Дополнительные сведения о Соколове дает Вячеслав Огрызко в книге «Знаменитости без глянца» (М., Литературная Россия, 2022, с. 571-572). По его данным Соколов работал у Шолохова в 1960-1965 г, предыдущая работа же Соколова в органах безопасности была связана с охраной советских лидеров (то бишь работал он в ФСО по современной терминологии). Огрызко приводит выездную характеристику Соколова из СЭВ, связанную с поездкой семьи Шолохова в Японию в 1966, в которой участвовал и Соколов. Из характеристики следует, что с апреля 1965 г. Соколов — дежурный комендант СЭВ (видимо, речь идеть о комплексе зданий СЭВ, возводимых в Москве на Новом Арбате с 1963 г.) Такие вот литсекретари были у Шолохова.

Тема « Шолохов и госбезопасность», как видим, содержит много интересных фактов, дальнейшее осмысление и прояснение которых, будем надеяться, еще впереди. Сейчас же можно констатировать полное игнорирование этой очень важной стороны жизни и работы М.А. Шолохова его биографом Е.Н. Прилепиным.

Глава шестая. Эпос.

Прилепин: с. 262 : «Название романа к весне он уже придумал — «Донщина» (речь о весне 1926 г. и романе о корниловском мятеже). Однако шолоховская рукопись, которая датирована осенью 1925 г., имеет заголовок «Тихий Дон» (впоследствии вычернутый, но ничем не замененный). Никакой «Донщины» на сохранившихся 10 страницах нет. Прилепин всего лишь повторяет утверждение шолоховедов о «Донщине» как первом варианте «Тихого Дона». Эти утверждения появились еще до обнародования рукописей. В библиографии к книге Прилепина значится издание ««Тихий Дон. Динамическая транскрипция рукописи» (М., ИМЛИ РАН, 2011). Мы вынуждены констатировать, что Захар Прилепин даже не заглядывал в него. Если бы он заглянул в самое начало, на первую же страницу собственно транскрипции рукописей (с. 14), он увидел бы название «Тихий Дон» большими буквами в начале 10-страничной рукописи с пометкой «1925 год. Осень». Незнание Прилепиным рукописей и ранних редакций мы еще подтвердим в дальнейшем.

Абрам Ермаков

Еще раньше, с. 256, о главном герое в ранней редакции романа, прототипом которого был якобы Харлампий Ермаков: «Главному герою будущего романа Шолохов поначалу дал имя Абрам Ермаков.<...> Абрам, конечно же созвучен Харлампию.» Абрам, может, и созвучен Харлампию, но дело с Абрамом Ермаковым обстоит совсем не так, как представляется Прилепину.

1) Казак по имени Абрам Ермаков существовал в реальности, правда не простой казак, а офицер, во время мировой войны — подъесаул и есаул 26-го Донского казачьего полка. Это обнаружил ростовский историк А.В. Венков (««Тихий Дон»: источниковая база и проблема авторства, М., АИРО-XXI, 2010, c. 286) До сих пор, через 20 с лишним лет после первого, ростовского издания книги Венкова 2000 г., шолоховеды никак на реального Абрама Ермакова не прореагировали. Правильное церковное имя — Авраамий. Во избежание путаницы мы будем называть простого казака из 10-страничной рукописи Шолохова, как он там и обозначен — Абрам Ермаков, его реального полного тезку — казачьего офицера — Авраамий Ермаков. Андрей Венков нашел Авраамия (он его назвал — Абрам) Ермакова в списках 26-го полка в госархиве Ростовской области. Следы Авраамия Ермакова можно найти также в списках раненых (газета «Русское слово от 18 мая 1915 г. — подъесаул Авраамий Ермаков назван в числе раненых и больных, прибывших в Пятигорск 16 мая https://forum.vgd.ru/post/1361/46931/p1694955.htm ; от 29 марта 1916 г. — раненый подъесаул Авраамий Ермаков прибыл в Новочеркасск 19 марта https://russkoeslovo.com/29-03-1916/ ) С вариантом имени Авраам он неоднократно упоминается в списках награжденных 26-го полка и т.п., см., например, https://forum.vgd.ru/2696/84017/310.htm . Наиболее полная иформация об Авраамии Ермакове содержится в базе данных участников Белого движения, составленной историком С.В. Волковым: «Ермаков Авраам Васильевич, р. 30 окт. 1881. Из казаков ст. Константиновской Области Войска Донского. Новочеркасское казачье училище 1905. Офицер 2-го Донского казачьего полка. Есаул 26-го Донского казачьего полка. В Донской армии; на 21 сен. 1919 интендант 3-й Донской дивизии. Полковник. Вышел в отставку 15 апр. 1920. Эвакуирован осенью 1920 из Севастополя на корабле «Вампоа». В эмиграции на 1922 в Югославии. Жена Елизавета Корниловна (Авилова), 2 сына, в т.ч. Константин, р. 16 мар. 1909 (эвакуированы в начале 1920 из Новороссийска на о. Лемнос на корабле «Брауенфелз», летом 1920 там же).» http://swolkov.org/2_baza_beloe_dvizhenie/pdf/Uchastniki_Belogo_dvizhenia_v_Rossii_06-E.pdf . Упоминаемый выше его сын — Константин Авраамиевич Ермаков стал летчиком ВВС Югославии, командиром экадрильи, погиб в первый день нападения Германии на Югославию 6 апреля 1941 года (по другим данным — 9 апреля), совершая воздушный таран https://limited-history.ric.mil.ru/Stati/item/340387/, http://www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilot/ermakov.html , http://rys-strategia.ru/news/2019-05-14-7331 . Когда закончил свой жизеннный путь сам Авраамий Васильевич Ермаков, пока выяснить не удалось. Очевидно, что он так и не узнал, что чуть было не стал главным героем «Тихого Дона».

2) Авраамий Ермаков в Мировую войну служил в 26-м Донском казачьем полку. В этом полку в русско-японскую войну служили друг юности Ф.Д. Крюкова Филипп Миронов (будущий командующий 2-й Конной армией Красной армии) и переписывавшийся с Крюковым Леонид Степанов (Н.Д. Рыжкова «Донское казачество в войнах начала ХХ века, М., Вече, 2008, с. 39; http://www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m18/1/art.aspx?art_id=1821 ) По-видимому, Авраамий Ермаков не мог служить в 26-м полку одновременно с Мироновым и Степановым, но мог быть известен им , а также и самому Крюкову. Совпадение неординарного имени и фамилии Ермаков не оставляет сомнений, что имя Абрам Ермаков взято в честь Авраамия Ермаков из 26-го полка. 26-й полк — это также полк, в котором служил студент — автор дневника (гл. XI третьей части «Тихого Дона»). Об этом говорит упоминание сотника Чернецова — будущего героя Белого движения, который служил в 26-м полку. Подтверждается также тем, что в полку служат казаки Константиновской станицы.

Но Авраамий Ермаков прототипом Абрама Ермакова , конечно, не мог быть в силу своего офицерского чина и возраста — в 1914 году ему уже 33 года.

3) В каком полку служит Абрам Ермаков? 10-страничная рукопись Шолохова позволяет ответить на этот вопрос. В ней упоминается погибший казак этого полка из станицы Раздорской. Раздорские казаки служили в 8-м (молодые призывники) или 25-м (второочередники, отслужившие службу по призыву до войны и мобилизованные после ее начала) Донском казачьем полку. Поскольку в рукописи упоминаются проводы мобилизованного на войну полка в Новочеркасске (и говорится о пяти детях раздорского казака, в рукописи исправлено на трех) , то речь идет о второочередниках и 25-м полку. Строго говоря, кроме станицы Раздорской 1-го Донского округа (Раздорской-на-Дону) еще была станица Раздорская-на-Медведице (Усть-Медведицкого округа) . Но упоминание Новочеркасска как места отправления полка на фронт не оставляет сомнений, что речь идет о Раздорской-на-Дону.

25-й полк комплектовался из казаков станиц — Раздорской, Кочетовской, Золотовской, Великокняжеской, Семикаракорской, Нижне-Кундрюческой, Екатерининской, Усть-Быстрянской (Рыжкова, указ. соч., с. 20). Это станицы 1-го Донского округа Области Войска Донского. Уроженцем одной из них и должен быть Абрам Ермаков. Итак, казак 25-го полка получил свое имя от офицера соседнего (не только по номеру, но и по принадлежности к 4-й Донской казачьей дивизии) 26-го полка — полка, в котором служили друзья Ф.Д.Крюкова и в котором служил и погиб автор дневника в третьей части романа. К Харлампию Ермакову казачий офицер Авраамий Ермаков не имел отношения.

Есть еще один вариант. В 26-м полку служили казаки Богоявленской, Николаевской, Мариинской, Камышевской, Семикаракорской, Золотовской, Константиновской, Ермаковской, Денисовской и Платовской станиц. Они относились к 1-му Донскому или Сальскому округу. Как видим в некоторых станицах казаки могли призываться как в 25-й, так и в 26-й полк. В источниках даже есть разночтения по некоторым станицам. Автор романа, не будучи сотрудником тогдашних аналогов военкоматов, мог и не представлять себе с абсолютной точностью станицы, из которых призывались казаки в данный полк, если речь идет о станицах, далеких от малой родины автора. Поэтому Раздорская станица во фрагменте «осени 1925 г.» могла подразумевать и 26-й полк. От Раздорской всего несколько верст до Семикаракорской, далее вверх по Дону находятся Золотовская, Константиновская, Николаевская, Мариинская. Поэтому вполне возможно, что вымышленный Абрам Ермаков служил по замыслу автора в 26-м полку, как и реальный Авраамий Ермаков. В любом случае Абрам Ермаков — казак с Нижнего Дона.

4) Главный герой «Тихого Дона» задумывался как старообрядец? Имя Абрам применительно к донскому казаку с большой вероятностью говорит о старообрядческом происхождении его носителя. Отметим, что в 1-м Донском округе (наряду со 2-м Донским и Усть-Медведицким округами) проживало наибольшее число старообрядцев на Дону. Центром 1-го Донского округа являлась станица Константиновская, уроженцем которой был Авраамий Ермаков. Станица Вешенская и ее окрестности не упоминаются в числе центров старообрядчества на Дону, в отличие от родной для Ф.Крюкова станицы Глазуновской и вообще Усть-Медведицкого округа. Интерес Крюкова к старообрядчеству постоянен в его творчестве.

5) Абрам Ермаков (в отличие от Харлампия) — не молодой казак, а второчередник, отслуживший срочную еще до Мировой войны. Это очевидно из того, что его полк — 25-й или 26-й — второчередной, отправившийся после мобилизации на фронт в 1914 году из Новочеркасска.

6) Харлампий Ермаков, как и его 12-й Донской казачий полк (первоочередников) никакого участия в событиях корниловского выступления августа 1917 года не принимали.

Таким образом происхождение Абрама Ермакова от Авраамия Ермакова, а не от Харлампия, не вызывает сомнений. Совпадение с Харлампием по очень распространенной на Дону фамилии Ермаков (и станица есть — Ермаковская) не является чем-то удивительным. Как и совпадение отчеств Харлампия и Авраамия, оба — Васильевичи. Как и то, что у Федора Крюкова есть персонаж, ни много, ни мало — Василий Ермаков (рассказ «Казачка»).

В завершение разговора о Харлампии и Абраме Ермаковых констатируем следующее более чем сомнительное уверждение Прилепина (с. 254). Якобы дед Харлампия вернулся с Турецкой кампании 1811 года с турчанкой, у низ родился сын Василий. Очевидно, что он должен родиться вскоре после 1811 года. Учитывая, что Харлампий — 1891 года рождения, получаем, что по Прилепину Василий Ермаков стал отцом Харлампия почти в 80 лет.

Вернемся к Прилепину. Далее у него, с. 263-264: «В конце лета на него снизошло откровение.<...> Надо начинать с довоенной поры. А главным героем станет — наконец появилось это имя — Мелехов Григорий Пантелеевич.» То, что в рукописи появилось сначала вот это имя — Мелехов Григорий Иванович, наш исследователь, источавший желчь по поводу антишолоховедов много лет, так и не удосужился узнать. Хотя узнать об этом он мог бы из того же издания динамической транскрипции рукописей (с. 28-33). Родословная Мелеховых от Прокофия выглядела не Прокофий-Пантелей-Григорий, как в опубликованном тексте, а так — Прокофий-Пантелей-Семен (вариант — Андрей) — Иван — Григорий. Таким образом, Прокофий по раннему замыслу не дед, а прапрадед главного героя.

С. 264: «И название вдруг явилось — «Тихий Дон»» .Выше уже было сказано, что название «Тихий Дон» было уже в рукописи, маркированной 1925 годом, а не «явилось» летом 1926. Само понятие «Тихий Дон», конечно, по меньшей мере уже несколько десятилетий было в ходу (П.Н. Краснов, Ф.Д. Крюков и др.) Так что название в любом случае отнюдь не снизошло на Шолохова свыше.

Прилепин, с. 299: «Всего на первый том ушло восемь тетрадок «Роман-газеты»». Нет, не видел, не держал в руках тех тетрадок Захар Прилепин (публикация «Тихого Дона» в «Роман-газете» не значится в библиографии у Прилепина. Хотя это — первая публикация романа для сколько-нибудь массового читателя, тираж — 160 т. , против 3 т. у самой первой публикации в журнале «Октябрь»). Иначе бы Прилепин узнал, что на первый том (первую книгу) романа ушло всего две тетрадки «Роман-газеты» за 1928 год — № 7 (части первая и вторая) и № 12 (часть третья, опубликованная в «Роман-газете» как «кн. 2-я «Казачество на войне»»). Узнать об этом, конечно, можно без прямого знакомства с публикацией в «Роман-газете», например, из текстологического послесловия к «научному изданию» «Тихого Дона» (М., ИМЛИ, 2017, с. 748).

Прилепин, с. 306: «В первых трех номерах журнала «Октябрь за 1929 год начала публиковаться третья книга романа»<...> Редактором «Октября» был уроженец Херсона, поэт и критик Семен Абрамович Родов.» Однако в 1926-1929 г. редактором «Октября был уроженец станицы Нижне-Курмоярской Области Войска Донского Александр Попов (Серафимович). (Родов был редактором «Октября» в 1924-1925 гг.) То, что именно Серафимович дал путь «Тихому Дону» в «Октябре» как редактор журнала общеизвестно. Но не Прилепину.

Глава первая. Казак Кузнецов.

Феноменальная память Шолохова. На второй же странице собственно текста книги (с. 8) Прилепин заводит старую шолоховедческую песню о главном — о чудовищной памяти Шолохова, позволявшей ему обходиться без записных книжек («А у меня их нет. Все в голове держу») , не записывая никогда собеседников при сборе материалов к роману и т.п. «Помнил, когда в прошлом году — и в позапрошлом , и за год до того, и за десять тоже — пошел первый снег, и когда случился перелет птичьих стай». «Сел писать 2-й том «Поднятой целины», даже не перечитывая первый, а между ними было около 20 лет». Понятно, что слухи о феноменальной памяти нужны для объяснения скандального отсутствия какого-то ни было литературного архива, материалов, тех же записных книжек, дневников.

Такой автор, конечно, должен при работе держать в голове и те главы романа , которые он написал, и не допускать, как минимум, грубых ляпов и противорчий. Посмотрим, как обстоит дело.

1) Шолохов забыл имя своего героя. Студент — автор дневника (глава XI третьей части) носит имя Тимофей, через пару страниц Шолохов называет его — Александр Иванович (ошибка продержалась в романе вплоть до издания 1941 г.)

2) Шолохов забыл, в каком полку служит Петр Мелехов. Старший брат главного героя служит в 29-м казачьем полку (что правильно для казака-второчередника Вешенской станицы), но затем Шолохов переносит его в 27-й полк (что неправильно для Вешенской, так как это — полк казаков станиц Северского Донца — Калитвенской, Гундоровской и др.). Ошибка сохранялась в самых первых изданиях, затем разночтение было устранено. Но как! Во всех случаях был назван только 27-й полк , а правильный вариант — № 29 — полностью исключен из романа. Шолохов забыл, где должны служить его земляки. Напоминаю, что в данных заметках не обсуждаются возможные объяснения появления тех или иных ошибок у Шолохова (ошибки чтения чужой рукописи, следы ранних редакций и пр.) Мы говорим только о странных и многочисленных несоответствиях между феноменальностью шолоховской памятью и тем, что находим в романе.

3) Шолохов, может, и помнил про прошлогодний снег, но забыл, когда началась Мировая война. В главе VII третьей части казаки узнают о начале войны с Германией 13 июля 1914 года в черновике, 12 июля в беловике и в первой публикации в журнале «Октябрь». Правильная дата — 19 июля старого стиля была забыта столь памятливым автором.

4) Шолохов снова забыл, когда началась Мировая война, но уже по-другому. В том же дневнике студента (гл. XI третьей части») то же событие , перевернувшее жизнь России и всего мира, отнесено к записи от 30 июля: «30 июля. Приходится совершенно неожиданно взяться за перо. Война». (Наше объянение двух казусов с ошибкой в начале мировой войны мы дали здесь http://tikhij-don.narod.ru/1914.htm , http://tikhij-don.narod.ru/30_07_1904.htm , сейчас же речь идет только о немыслимой памяти Шолохова)

5) Шолохов забыл, когда главный герой получил ранение. Последняя запись в дневнике студента — 5 сентября. Главный герой же находит записную книжку погибшего студента в середине августа, а в сентябре сам Григорий Мелехов уже эвакуирован в тыловой госпиталь. Эта ошибка исправлялась в поздних изданиях (ранение Григория переносилось на середину сентября, что породило новые противоречия). В «научном издании» 2017 года сотрудники ИМЛИ вернулись к старому противоречию.

6) Шолохов забыл, как правильно зовут героя. Казак Шумилин с простым русским именем Мартын неожиданно со второй книги (в рукописях и ранних изданиях) становится тезкой Мартина Бормана, что озадачило даже шолоховедов: «Причины такого авторского решения неизвестны. Налицо уникальный случай изменения орфографии в процессе письма» (текстологическое послесловие Ю. Дворяшина к т. 1. «научного издания 2017 г., с. 782)

7) Шолохов забыл, что данный персонаж уже убит. Казак Антип Брехович расстрелян красными , но затем подобно Шерлоку Холмсу, чудесным образом оказывается живым. «Позабыв о смерти Антипки Шолохов опять ввел его в роман» (сверхлояльный по отношению к Шолохову Герман Ермолаев, «Шолохов и русское зарубежье», М., Алгоритм, 2003, с. 155)

8) Шолохов забыл, что две недели назад уже было полнолуние, и повторяет его. Любовная история Григория и Аксиньи начинается на Троицу, т.е. перед полнолунием, что находит отражение в картинах яркого лунного света в начале романа. А через две недели, т.е перед новолунием, в окно курень снова «глазастет месяц» — так можно написать только о луне, близкой к полной.

9) Шолохов, пока писал роман, забыл, как называется казачий хутор, в котором и сам жил. Случай, родственный с казусом Мартына Шумилина. Хутор Рубёжин (в книгах 1-3, сокращенное от полного названия Рубёженский) в книге 4 превращаеается в Рубежный (или Рубёжный). В этом хуторе семья Шолоховых жила некоторое время. Забыл правильное название? Это наблюдение принадлежит Зееву Бар-Селле («Кто не писал «Тихий Дон»», альманах «Тайные тропы», № 2, октябрь 2022 г.)

10) Шолохов забыл, где воюют герои. В 1914 г. герои воюют одновременно на Юго-Западном фронте в Галиции и Северо-Западном близ Восточной Пруссии.

11) Шолохов забыл, что герой уже давно ранен и не пребывает на фронте. Евгений Листницкий получает ранение 29 августа 1914 г. и убывает в варшавский госпиталь, затем в отпуск домой. Но не ранее 5-6 сентября он еще в своем полку на фронте беседует с Бунчуком http://tikhij-don.narod.ru/Eugeny.htm

12) Шолохов забыл, что хутор Татарский относится к Вешенской станице. Ординарец Григория Прохор Зыков во время вешенского восстания (3-я книга) едет вдоль Дона в Вешенскую из хутора Татарского через Рубёжин (Еланской станицы.) То есть Татарский вдруг отнесен не к Вешенской станице, а к Еланской или еще ниже по Дону — Усть-Хоперской.

13) Шолохов забыл фамилию командира полка, о котором ему рассказывал его знакомый. В главе VII предвоенные недели 3-го казачьего полка описаны Шолоховым со слов его знакомого Михаила Иванкова — так принято считать у шолоховедов. Однако в романе командиром 3-го полка назван полковник Греков. В реальности им был полковник Кочетов. (Отметил А.В. Венков)

14) Шолохов забыл, когда Штокман приехал в Татарский. Революционер Штокман прибывает в хутор Татарский в конце октября (1912 г.) Далее он разнимает драку казаков Татарского и украинцев на мельнице за 3 дня до Покрова, т.е. 28 сентября.

15) Шолохов забыл, когда была последняя русско-турецкая война. Еще одно хрестоматийное — во втором абзаце первой же главы романа дед героя возвращается с русско-турецкой войны («последней турецкой кампании»). Это — война 1877-78 гг. Через некоторое время у него рождается сын Пантелей — будущий отец Григория Мелехова. Тогда Пантелею Прокофьевичу в начале романа — не более 35 лет. А у него старший сын уже отслужил срочную военную службу, т.е. ему лет 24-25 минимум (Подробность, что в черновой рукописи с последней турецкой кампании возвращается не дед, а прапрадед главного героя, мы опускаем. Захар Прилепин в толстенной книге ни разу о длинном варианте истории рода Мелеховых не упоминает. Как и вообще ни разу не дал повода заподозрить себя в знакомстве с рукописями.) .

Ограничимся этим, далеко не полным перечнем проявлений феноменальной памяти М.А. Шолохова. Более 2/3 из них относятся к первой книге романа. Таким образом, Захар Прилепин начинает книгу с нелепых и не выдерживающих малейшей критики заявленй. Их смысл — объяснить скандальное отсутствие у Шолохова литературного архива в каком-либо виде. «За правду?»

С.38: «Сына Григория Мелехова — незаконного — тоже звали Мишкой. За одну страницу до финала «Тихого Дона» смертельно раненная Аксинья говорит Григорию: «<...> А Мишатка прибегает с улицы<...>Ребята <...>говорят — твой отец — бандит<...>» Однако Аксинья говорит эти слова еще до своего ранения. И, главное, Мишатка — законный сын Григория и Натальи, один из двух близнецов. ( Так велик был соблазн провести параллель — незаконный ребенок Миша Шолохов — незаконный ребенок Миша Мелехов?) Прилепин, видимо, обманулся из-за того, что мальчик назвал соседку Аксинью в данном разговоре мамкой. Но в целом роман-то прочитать не пробовали, Евгений Николаевич?

Глава вторая. Гимназист.

С. 54 и далее. Прилепин седлает еще одного конька шолоховедения — прототипы, известные Шолохову в основном по хуторам Каргин и Плешаков.

В основном Прилепин следует давно известным претензиям шолоховедов на то, что многие третье- и десятистепенные герои «Тихого Дона» были известны Шолохову лично. Прилепин следует Г.Сивоволову и другим краеведам или изложению их сведений в книге Ф.Кузнецова ««Тихий Дон»: судьба и правда великого романа», М., ИМЛИ РАН, 2005.

Основной мотив Прилепина – реалии хутора Каргина (в дальнейшем — Каргинской станицы) описаны в “Тихом Доне». Однако большинство из этих реалий непроверяемы и впервые были обнародованы во времена, когда ничего, кроме апологетики Шолохова и не могло быть опубликовано по этому поводу, и, как в таких случаях бывает, старожилы говорили скорей то, что от них ожидали услышать, чем то, что реально помнили. Даже горячий сторонник авторства Шолохова Герман Ермолаев писал так о вешенских краеведах: «Возможно, что Сердинов-младший и интервьюеры из Вешенской средней школы были склонны сосредоточить внимание скорее на чертах сходства, чем различия, между персонажами романа и их прототипами. Возможно также, что у старожилов, с которыми общались краеведы (некоторым из которых было от восьмидесяти до девяноста лет) не сохранилось достаточно точных воспоминаний о далеком прошлом» (Г.Ермолаев, «Михаил Шолохов и его творчество», СПб, Академический проект, 2000, с. 347) . Если даже в 1982 г. (год выхода оригинала монографии Ермолаева «Mikhail Sholokhov and his Art» в Принстоне, p. 285), проверяемость свидетельств о детстве Шолохова в Каргине была небесспорной, то, что же можно сказать о них еще через 40 лет?

Однако некоторые сведения, приводимые Прилепиным, вызывают недоумение. Вот братья Шумилины по прозвищу Шамили. Прототипы — братья Ковалевы из Каргина, их четверо, а не трое, как в романе, но у двух совпадают имена с романными. Но, главное один из братьев — Алешка-безрукий. «В романе как и в жизни, он действительно лишился руки», пишет Прилепин (с. 57). Но уже на с. 68 Прилепин приводит сведения от дочери одного из братьев, Ивана Ковалева, о том, что Алексей с ее отцом служил в Мировую войну на турецком фронте и привез домой известие о гибели Ивана. Инвалид без руки на фронте? Даже в гражданскую его не могли призвать, об этом и Ф. Кузнецов пишет. Призыв и гибель Алексея-Шамиля в гражданскую войну — это простительное литературное преувеличение. Но в жизни ни на каком турецком и любом другом фронте он служить не мог. Потомки что-то напутали? Но как же мы можем полагаться на столь противоречивые воспоминания?

Странным выглядит и происхождение прозвища Шамили в романе от фамилии Шумилины — самый примитивный уровень образования прозвищ. Как лучше было бы сказать, что прозвище у братьев — от деда, ловившего имама Шамиля, как это якобы бы было у кого-то из жителей Каргина.

Забегая вперед в книге Прилепина, отметим также странные подробности для машиниста мельницы Ивана Алексевича Сердинова как прообраза его полного тезки Котлярова. «Считался он казаком, но проживал в бедности» (с. 129.) Но до этого (с. 84): «Иван Алексеевич Сердинов» <...> дом свой купил у тех самых Мельниковых, которые поначалу сдавали комнату семье Шолоховых». Хорош рабочий на мельнице, который проживал в бедности» — дом купил!

Ошибки воспоминаний через 50 и более лет понятны и простительны, но как на таких эфемерных воспоминаниях шолоховедам можно строить серьезные рассуждения ?

Некоторые моменты в у Прилепина в части прототипов выглядят хватанием за соломинку. Вот у казаков Дроздовых, у которых Шолоховы снимали жилье в Плешакове был отец, покойный старый Дроздов, которого Шолоховы не застали. «...говорили: прихрамывал он» (с. 83). Прилепин: «Памятуя хромого Пантелея Прокофьевича, запомним и это» . Негде больше было хромого казака взять, чем от прихрамывающего человека, которого Шолохов и не видел никогда!

С. 62 . Прилепин: «В романе почмейстера зовут Фирс Сидорович, в реальности (т.е. в хуторе Каргин- А.Н.) звали его Митрофан Семенович. (Шолохов, заметим, сохранил языковое созвучие в имени...)» . Однако филолог Евгений Шацкий (отнюдь не сторонник версии о плагиате) убедительно показал, что имя Фирс — часть реминисценции из «Вишневого сада» («Персонажи-тезки, или Код Чехова в романах Шолохова», Вопросы литературы, 2021, № 2 ; https://voplit.ru/article/personazhi-tezki-ili-kod-chehova-v-romanah-sholohova/)

Христан. Среди персонажей промана, имющих прототипов с теми же или близкими именами, Прилепин (с. 55) называет Хрисанфа Токина (Христоню). Фамилия Токин упоминается у Прилепина как фамилия жителей хутора Каргин. Странная вещь — Хрисанф в романе назван Хрисанфом только первый раз (в авторской речи), а далее , если полное имя, то — Христан (14 раз в романе, всегда — в прямой речи героев) . А в рукописях, черновой и беловой — там вообще — только Христан. Ф. Кузнецов называет прототипом Христони Христана Дударева (плюс Федора Стратоновича Чукарина — «Стратоню»). Прилепин ограничивается каргинским казаком по имени Хрисанф и тем же Чукариным (с. 281-282). Однако русского имени Христан, по-видимому, не существует. Поиск в интернете, например, кроме Христана Дударева в работах Ф.Кузнецова не дает ни одного русского Христана — только немцы и финны. И ведь Христан — это Христаня (Хрисанф — Хрисаня). А Христоня — это Христон. Такое редчайшее русское имя существует. Оно встречается у Федора Крюкова. Георгий Малахов помог мне найти это место — рассказ «В субботу». «Христон один дома» (Ф.Крюков, «На германской войне. На фронте и в тылу», М., АИРО-XXI, 2013, с. 158). Так как называли в оригинале Христоню полным именем? Конечно, Захару Прилепину нет дела до всех этих вопросов.

Хутор Рубёжный. Не только Шолохов в романе (в 4-й книге) , но и Прилепин в своей книге неправильно называет хутор Рубежин — «Рубежный». В этом он вполне следует и Ф. Кузнецову. Многократно Прилепин также неправильно называет хутор Каргин — «Каргинский». Только один раз такая ошибка есть и в романе : «Из них лишь двое были с хутора Каргинского, Фадеев и Каргин», возможно, чтобы дважды не повторять «Каргин». Даже после преобразования в станицу Каргинскую нет-нет мелькнет в книге Прилепина «Каргинский» (с. 222, например).

С. 62. «Именно в Москве 1 августа Миша Шолохов встретил известие о начале войны» . Миша Шолохов мог встретить это известие только 19 июля 1914 года старого стиля, а только он и уместен в данном случае, как его использует и сам Прилепин, например, в рассказе о событиях октября 1917 г. (Иногда поразительно отсутствие чувства времени у Прилепина — мы еще встретим у него маршала Блюхера ... в 1930 году, с. 371).

С. 103. Прилепин: «11 мая, на святую Пасху в хуторе Пономареве Подтелков и комиссар его отряда Кривошлыков были повешены, а остальные участники их отряда расстреляны.» Та же дата и в романе. Однако Пасха в 1918 году приходилась на 5 мая нового стиля (22 апреля старого ст.)

С. 108 (и еще далее повторяется). У Прилепина — Верхнедонецкий округ, к которому принадлежала и была его центром Вешенская, образованный в 1918 году. На самом деле округ, конечно, назывался Верхне-Донской. Северский Донец по его территории не протекал. Не чувствует Прилепин даже топонимику романа.

С. 68: «В романе «Тихий Дон» цитируются стихи только двух поэтов — Бунина и Блока.» Однако, вот дневник студента: «Любви все возрасты покорны». Там же: «Что день грядущий мне готовит?». Допустим, «Евгений Онегин» — слишком общедоступно, к тому же цитируется только по одной строке. Далее, четвертая часть, Кивошлыков — Подтелкову: «Мы слышим звуки одобренья не в сладком рокоте хвалы, а в диких криках озлобленья» (на последние два примера обратил мое внимание Георгий Малахов). Некрасов как классик тоже не в счет? Но на конец-то пятой части Прилепин должен обратить внимание:

В годину смуты и разврата

Не осудите, братья, брата

Видимо, Прилепин не знает, что это — несколько измененные строки Арсения Голенищева-Кутузова (1848-1913)

В годину смут, унынья и разврата

Не осуждай заблудшего ты брата

Это означает, что Прилепин не знаком и с работой ростовского журналиста и филолога Марата Мезенцева (1938-1994) «Судьба романов» http://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=012121&oid=01212 , где и было, по-видимому, впервые атрибутировано двустишие из «Тихого Дона».

С. 674. Прилепин и Блоку отказывает в праве быть процитированным в романе и оставляет Бунина как единственного.

Прилепин ушел от всякой реальной полемики с оппонентами по вопросу авторства в своей книге. Кроме книги Медведевой-Томашевской, которая (книга) старше самого Прилепина, не упоминает ни одной работы оппонентов. И полностью замалчивает их аргументы — ранние редакции романа не связаны с Вешенской, Шолохов делал ошибки при переписывании протографа со старой орфографией, объединил разные редакции протографа в одну с массой противоречий между ними, фольклорные заговоры из романа были известны тогда только специалистам, Абрам Ермаков (якобы первый вариант Г. Мелехова) — казак с Нижнего Дона, и пр. Отказавшись от первоначального плана: ««Вал «антишолоховедения» он огромен и таит в себе аномальное количество безумства, комплексов, парадоксов и бреда сивой кобылы. Я возьмусь и со всем этим разберусь», Прилепин по факту признал свое поражение. Провал книги Прилепина, как призванной поставить точку в деле «Тихого Дона», превзошел все ожидания. Тупик шолоховедения, продемонстрированный как нельзя лучше Захаром Прилепиным, кажется уже абсолютным.

И – большое число ляпов, в т.ч. связанных с незнанием Прилепиным «Тихого Дона», истории его текста и просто текста романа! http://tikhij-don.narod.ru/Polemica.htm

Писать на такие книги отзывы невероятно трудно. Вспоминаются при этом слова Льва Толстого об «Анне Карениной»: чтобы объяснить, о чем роман, нужно написать еще один точно такой же. Я пока читал, заметки делал. Страниц на пять печатного текста получилось. И это только при первом приближении. Но возможного читателя этой заметки утомлять не буду ,постараюсь быть сверхкратким — только главные впечатления.

В прошлом году был в «Бункере на Лубянке» на презентации книги поэта Ивана Приблудного «Все написанное». Представляли издание его идейные вдохновители — команда КПД: Алексей Колобродов, Захар Прилепин, Олег Демидов. У всех я взял автографы. Для прилепинского притащил с собой огромный том «Есенина» и сказал, протягивая: «Эта книга мне жизнь спасла!» Прилепин удивленно взметнул брови, но пожелал в надписи «веры и сил».

Если я и несколько преувеличил, то ненамного. В любом случае, чтение книг Захара Прилепина находится в максимально удаленной точке от пункта «писатель пописывает, читатель почитывает». Первое же впечатление очень острое: особое состояние читать книгу, автор которой выздоравливает после чудом пережитого диверсионного теракта. Я, собственно, и засел за «Шолохова. Незаконного» после того, как посмотрел на Ютубе презентацию книги на Красной площади. Автор не смог на нее прийти, как планировалось, было только короткое включение из больницы с приветственными словами.

Это уже третий заход Прилепина на эпическую биографию. Но и в этом жанре он никогда не повторяется. «Леонид Леонов» — было исследованием-расследованием загадочной судьбы, историко-литературным детективом. «Есенин» — грандиозного масштаба каддиш (похоронный плач) по родному человеку, погибшему, идя напролом сквозь великую историческую бурю. «Шолохов» — невероятная палитра возможностей эпического жанра. Это Теогония, Титаномахия, «Илиада» недавно ушедшей эпохи.

При этом один том вмещает в себя сразу несколько книг меньшего масштаба. Вначале это драматическая любовная история двух «несчастливцев», приведшая к рождению гения. За ней следует трагическая историко-революционная повесть о Гражданской войне. Потом повесть в стиле Бальзака о приключениях и завоеваниях юного провинциала в столице.

Четвертая часть самая сюжетно увлекательная. Две главы о 1930-х, «Коньяк Сталина» и «Погоня» — это невероятно напряженный политический триллер-детектив о схватке Шолохова с высшим руководством НКВД СССР. И битва эта была — без всяких скидок — не на жизнь, а на смерть. Потому что проигравший отправлялся на расстрельный полигон. И у Захара Прилепина получилось ни на йоту не хуже ,чем у Юлиана Семенова. Какие типажи, какие остросюжетные ситуации! Наемные убийцы, погони, пытки в застенках тайной полиции, судьбоносные встречи с высшим руководством государства, тонкие политические маневры. Есть даже заход в самую настоящую «альтернативку» — Прилепин придумывает очень брутальный и реалистичный эпизод с расстрелом Шолохова. Могло быть и так. (В который раз кусаешь локти, читая, — ведь это готовый сценарий шикарного мини-сериала! И даже есть много милой сердцу Фонда кино антисоветчины, преступлений сталинского режима. Но нет! Куда интересней снимать дешевое в художественном смысле телемыло, написанное мажорными девочками-припевочками из ВГИКа, которые НКВД от ФБР не отличили бы даже под дулом пистолета).

За этим следует крепкая «лейтенантская проза» о сражениях и потерях одного полковника на фронтах ВОВ.

Затем социально-психологическая повесть в жанре «предварительные итоги» о заслуженном авторе-лауреате, школа Юрия Трифонова.

Перед заключением Прилепин выдает уникальную увертюру в оригинальном жанре историко-литературной сатиры, рассказывая о хулителях Шолохова ,которые пыжились доказать, что наш нобелиат всего лишь жалкий вор и подражатель. Читая. чуть живот от смеха не надорвал. А потом, конечно, крепко взгрустнулось от картин человеческой подлости и злобности.

Венчает все эпилог о закате эпохальной жизни, исполненный в традициях советского авторского кино 1970-80-х годов — Динара Асанова, Илья Авербах вспоминаются.

Невероятная жанровая полифоничность эпического биографического романа. Но есть на всем протяжении его одна сквозная линия ,которую автор не педалирует, но читатель сам ее осознает и вынужден отрефлексировать. Постоянный рефрен в описании личности Шолохова ,которое дают его родные, близкие и просто знакомые — скромный. «Скромный, скромный»... В конце концов это и самому Шолохову надоело и он воскликнул: «Скромный у Бога теленка увел!»...

Этот скромный лично спас от казни и тюрьмы тысячи человек, а от голодной смерти целые десятки тысяч.

Захар Прилепин тоже скромный. (Политическая самореклама не в счет, на то он и политик!) Но постепенно, подспудно возникает отчетливое впечатление:

- когда он рассказывает о простом гении из народа

- о том, как подросток Шолохов пережил крушение государства и Гражданскую войну

- об общении Шолохова с высшим руководством страны, о его нахождении в самом центре литературных битв эпохи, об общении его с главными литературными звездами планеты

- о фронтах, исхоженных Шолоховым

- о принципиальном провинциализме его

- о ненависти к нему либеральной литературной тусовки

- об ответственности народного кумира перед народом

- о Шолохове-политике

Захар Прилепин ведь все это о себе пишет! Он — Шолохов наших дней ,и даже больше. Не в размере таланта — на таких высотах не меряются — а в погруженности в эпоху. Многое из того ,чему Шолохов был только свидетелем ,пусть и близким, Прилепин был непосредственным участником. Например, Гражданской войны в России в 1990-е годы.

Но он скромный, рассказывает о классике — Нобелевском лауреате. А ведь и сам общался тесно с руководством РФ и мировыми знаменитостями, основал партию. А простые землеробы — односельчане — помогли ему, когда он, тяжелораненый, выбрался через лобовое стекло из подорвавшегося на мине автомобиля.

В аннотации «Молодой гвардии» правильно сказано — не только творчество, но и судьба Шолохова сейчас для нас актуальна. Она воплотилась, например ,в судьбе главного писателя нашего времени — Захаре Прилепине.

Да и эпоха не подкачала. Прилепин размышляет о романе «Они сражались за родину» и его великой экранизации, описывает, обильно цитируя, как Стрельцов с Лопахиным жгут фашистские «Тигры». Каково это читать сразу после того, как посмотрел фронтовую сводку и видеофиксацию с дрона ,как горят в степи расхваленные на весь мир новейшие «Леопарды«! О нет — это точно не «писатель пописывает, читатель почитывает«!

Кстати, напоследок о том ,как написано. Пять лет назад посоветовал я одному гражданину почитать Захара Прилепина. А он мне ответил ,что не любит книги, написанные в журналистском стиле. Я обиделся за любимого автора, но по здравому размышлению... В своих художественных текстах Прилепин сильный и оригинальный прозаик, но таких сегодня в нашей литературной среде можно назвать целый ряд. А вот его публицистика, пронизанная тонким и трепетным лиризмом — уникальна! Это все настояно, конечно, на Проханове и Лимонове, но сейчас других таких документалистов у нас нет.

В «Шолохове» меньше лирики, чем в «Есенине», но здесь, следуя за своим героем, Прилепин смешивает в оригинальном стилистическом коктейле публицистику и народный эпос. Как это делал Шолохов в своих очерках и «Науке ненависти», например. С точки зрения стиля, книга Прилепина — миметический шедевр.

Этот огромный том не станет, думаю, главной книгой для меня в этом году потому что я собираюсь прочитать еще таких авторов, как Вальтер Скотт, Джейн Остен, Федор Достоевский, Лев Толстой, Джеймс Джойс, Михаил Шолохов — но ряд примерно такой.

В отличие от Шолохова, творчество Захара Прилепина пока шло по нарастающей. «Паталогии», «Грех», «Восьмерка», «Обитель», «Есенин», «Шолохов» — этапы большого пути. Будем надеяться на его скорейшее выздоровление и эгоистически желать, что Бог, военная удача, политическая борьба не воспрепятствуют, а поспособствуют завершению его исторического эпоса о казаках и написанию еще нескольких литературных шедевров.

Долгие лета, Евгений Николаевич!

Потрясающая работа Прилепина! Не мог оторваться от книги ни дома,ни на работе(читал в электронке,закинув книгу и в старенькую эл. книгу и в смартфон),давно так не захватывало повествование.Причем всю жизнь ровно дышал к поэзии в целом и к творчеству Есенина. Хотя прекрасно помню,как легко учились в начальной школе его стихи.А к 40 ,почти,годам — вот очередное переосмысление в моей жизни))К слову:я и с писателем Захаром Прилепиным был знаком лишь по его роману «Обитель»,который я не осилил несколько лет назад,уж не знаю по какой причине,ибо написан он здорово,да и тематика книги меня привлекает — просто не срослось,не знаю...А в случае с Есениным ,Прилепин меня не просто поразил,потряс!На очереди теперь — «Шолохов.Незаконный» ,его свежая фундаментальная биография писателя Михаила Шолохова.Спасибо Вам,товарищ Прилепин!!

Пожалуй, самая неудачная, откровенно слабая книга Прилепина.

Автор явно попытался сыграть на новом для себя поле, выйти за рамки привычного реализма, написать сложный, многослойный роман. Но не получилось. Книга по большей части вышла «вымученной», «философия» книги мутная, несвязанная, сцены в Африке и вовсе уровень фанфика. Впрочем, та часть романа, где описываются отношения ГГ внутри семьи и с дамой лёгкого поведения, на удивление хороши, правдоподобны, вызывают интерес и даже сочувствие к ГГ.

В целом общая задумка и идея книги понятны, но исполнение очень слабо. Не советую.

Историю России не назовёшь гладкой и безмятежной. Беды волнами накатывали на нашу землю из века в век. И тогда появлялись они, люди высокой веры в правоту своего дела, не готовые согнуться перед кажущимся всесильным злом. Евпатий Коловрат, Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, Василиса Кожина и Денис Давыдов, Пётр Кошка и Павел Нахимов, Михаил Скобелев и Иосиф Гурко, Сидор Ковпак и Николай Кузнецов. А сколько их безвестных и безымянных отдали свою жизнь за нашу свободу и самою жизнь? Нам, ныне живущим, и нашим потомкам повезло, что в тяжкие годы войны на Донбассе рядом с Александром Захарченко оказался Захар Прилепин. Да, именем Захарченко назовут школы и заводы, аэропорты и корабли, поставят памятники и бюсты. Но «Некоторые не попадут в ад» — это тот самый нерукотворный памятник по меткому выражению Пушкина, который обеспечит бессмертие Александру Захарченко и ополченцам Донбасса в сердцах и мыслях потомков.

P.S.Тут в обсуждениях одного рассказа на сайте возник вопрос о том, какой русский писатель не прячет фигу в кармане? Настоящий, такой как Захар Прилепин. Ибо настоящий русский писатель всегда остаётся со своим народом во все времена. И когда Прилепин писал «Письмо товарищу Сталину», что стоило ему изгнания из тусовки «людей с приятными лицами», и в 2015 году, когда он отправился на Донбасс участвовать в создании ополчения благодаря своему опыту и зачастую на собственные средства. Все эти годы Фонд Захара Прилепина спасал людские жизни. И сейчас Прилепин не фигой в кармане шевелит, а служит в Луганске в батальоне Росгвардии. В результате Захар Прилепин под санкциями США, Канады, Великобритании и Евросоюза.

То, что делает Прилепин в этой книге – чистое преступление. Как можно романтизировать откровенного маргинала, виновного в геноциде, грабеже и пытках? Еще бы Чикатило сделал героем, или Гитлера, ну серьезно.

Да, адекватные исключения в странной романтизации бывают. Например, культовая «Бригада» с ее героями-бандитами. Но ведь сериал смог проявить и обратную сторону персонажей: упадок личности, невозможность семейного счастья, постоянную грызню и прочее. А здесь история о гораздо более омерзительной личности, в которой она, личность, показана ну чисто рыцарем в сверкающих доспехах.

Сам повествователь тоже неприятный, но на нем отпечаток автора, тут другого не ожидаешь. А вот хунтиста, несколько лет разорявшего огромный регион, сделать чуть не святым – плевок в душу десяткам тысяч людей, которые потеряли из-за него родных, свой дом и надежду на будущее. Но ладно, по заслугам неуважаемая личность получила, благополучно была взорвана своими же собутыльниками. Ни одна убогая писанина эту историю уже не перепишет.

Оставим тошнотворный пафос книги, посмотрим сам текст. Тут ожидаемо: написано слабо. Друг за дружкой идут скучные сцены и диалоги, а все размышления героя Прилепина сводятся к тому, как он хорош в сравнении с теми, кто его окружает. Хотя в чем именно он хорош не понятно. Складывается ощущение, что лучше других он только потому, что у него в кармане есть пачка денег, а у остальных нет. Вообще большой вопрос, откуда у человека, пишущего настолько несуразно, бессвязно и не увлекательно, взялась премия «Большая книга»? Видимо, какие-то связи помогли. Или и тут пачка денег выручила?

Радует только одно: несмотря на политическую лояльность Прилепина, его графоманство практически никто не читает, а издают только как кастыли для пропаганды.

Сильно, доходчиво, эмоционально. Автору спасибо за хороший русский язык и тонкий юмор. Не могу сказать, что полностью разделяю его политические взгляды, но ознакомилась с ними с большим интересом.

Почитал отзывы. Искали книжонку, а нашли книгу. И тщатся выплюнуть её из себя, как случайную горькую ягоду.

Предисловие называется «По обе стороны Млечного Пути».

Это предисловие имеет свое название, данное ему автором — «Хранитель древностей, и голосов, и ароматов, и времен».

Из 2022-го сборник воспринимается как пачка старых фотографий, выложенных на стол. Казалось бы, ты сам был свидетелем всего того, что описывается, но реальность изменилась неузнаваемо. Не хорошо и не плохо. Просто время скакнуло вперёд, и старые снимки остались всего лишь костылями для памяти. Ведь было время когда Захар Прилепин писал для журнала с названием «Glamour» (что за журнал понятия не имею, но звучит очень гламурно), ругал пустоту телевидения и передачу «Дом-2» (передачу я не смотрел, но видимо действительно это символ культурной разрухи), высмеивал актуальный российский кинематограф, негодовал в адрес бездушных чиновников. И всё это было так недавно и в то же время дистанция измеряется не в минутах, часах и годах, а в событиях. И пусть телевидение намного лучше не стало, но вот уже и сам Захар Прилепин стал завсегдатаем в Останкино. Кинематограф российский заметно окреп (шлака и ужаса по-прежнему хватает, но и фильмов, за которые не стыдно, стало существенно больше). И даже казавшаяся неизбывной проблема чиновничьего хамства ушла в область воспоминаний под напором вежливых работников МФЦ и электронных сношений с государством. И только рассуждения писателя о коллегах по ремеслу (Мариенгофе, Лимонове. Проханове, Есенине, Семёнове и других) всё так же актуальны и вневременны. Такой вот получился привет из конца нулевых для всех ныне живущих и тех, кто придёт за ними.

Очередная книга Захара Прилепина о конфликте на юго-востоке Украины, в привычном для автора стиле «романа в рассказах». Когда вроде бы абсолютно самостоятельные истории, объединены между собой кочующими из одного рассказа в другой персонажами и насажены как отдельные куски мяса, на единый «шампур» происходящих событий. В отличие от предыдущей книги Захара на данную тематику — романа «Некоторые не попадут в ад», в этом сборнике присутствие автора почти не ощущается и это пошло книге только на пользу. Нет той снисходительности «богатого человека, который решил помочь пацанам», нет попыток вписать имя себя любимого главой в собственную же книгу «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы», а есть взгляд со стороны. Есть дотошный очевидец, стремящийся не рассказать, а показать те события, которые он имел честь наблюдать — в виде разрозненных фотографий и видосов из памяти обшарпанного смартфона. Есть война, как она есть — со всеми её страданиями, ужасами, грязью, кровью.....и надеждой. Надеждой, что всё было не зря и благодаря вон тому парню, умирающему посреди трассы в луже крови и благодаря вон тем ребятам, скрючившимся в окопах под жестоким обстрелом, наступит мир и сбудутся мечты. Не вопреки этой войне, а благодаря ей. Не вопреки всем страданиям и жертвам, а благодаря им. Никакой романтики, никакой дутой героики....просто надежда, как ковш холодной и чистой водички, посреди ада. Просто вера, что когда нибудь ты до него дотянешься. Именно ты, а не тот, на кого сейчас направлен твой автомат. Человек всегда человек, а это значит надежда и вера всегда с ним, до последнего удара сердца. Надежда на лучшее и вера, что всё это было не напрасно.

«И злодея следам

Не давали остыть,

И прекраснейших дам

Обещали любить;

И, друзей успокоив

И ближних любя,

Мы на роли героев

Вводили себя.»

Высоцкий

Начав читать книгу «Есенин. Обещая встречу впереди», я понял, что мне необходимо изначально отделить Прилепина от Есенина. И в этом мне помогут рассказы писателя о себе. Так я начал читать этот сборник размышлений автора о жизни, о прошлом, настоящем и будущем.

Начало меня порадовало. Мы с автором не только тёзки, но и почти ровесники. Похожее детство — хороший базис для понимания. Но чем больше расходились наши жизни от условно общей точки начала, тем больше я невольно удивлялся, насколько же можно прожить разные судьбы. В отличие от автора, я не могу похвастать, что бухал со знаменитыми музыкантами, накидывая фамилии погромче. Да честно говоря, и не стал бы я этого делать. Разве в этом твоя суть? Впрочем, у Прилепина вполне может быть и в этом. У него не было ошибок зрелого возраста, он всё сделал правильно. И это ещё ладно. Если верить автору, то у него не было и ошибок молодости! Всё, что он делал — было на благо планете. Не употреблял наркотики, не заряжал воду от экрана телевизора при выступлении Кашпировского, не смотрел «Рабыню Изауру», не стоял в очереди за бургером. В общем, пропустил всё как есть. Словно в подвале сидел. А может не был любопытным? А может непогрешимое восприятие своей жизни мешает автору перестать ставить себя в пример, не понимая, что его жизнь хоть и полна ярких моментов, рассказанных им самим, но больше напоминает какое-то метание в поисках ратного подвига. На меньшее Прилепин не согласен. А жизнь полна маленьких свершений. Из них как раз и складываются долговременные победы.

Можно подумать, что писатель просто самовлюблённый эгоист, который замечает только себя и описывает мир с себя как центральной точки мироздания. Но нет, если читаешь в сборнике его путевые заметки о разных местах и странах или рассказы о других людях, то видно, что Прилепин умеет разглядеть главное, при этом не забыв о каких-то говорящих деталях и, ради объективности, убрав себя из описания. Но стоит ему начать писать о себе и снова-здорова: от идеальности зубы сводит. Ощущение, что попал в его инстаграм с тщательно подобранными и подкорректированными фотографиями, а внизу к ним идут подписи с правильными словами. И временами эта идеальность начинает даже противоречить сама себе. Вот автор пишет: «У меня дома уже двадцать лет не работает телевидение. Я уже двадцать лет не смотрел ни одной телевизионной программы целиком. Иногда что-то важное пролистываю в интернете.» Избитая фраза, всем уже надоевшая. Но тут важно, что Прилепин не смотрит телевизор. Но чуть ранее было: «Каждый месяц я снимаю восемь авторских программ на ТВ.» Мне вот стало интересно, а зачем он снимает что-то для ТВ, если считает, что смотреть телевизор бессмысленно? И что он думает о тех, кто смотрит его передачи и собственно телевизор? Как-то такая позиция отталкивает. И ладно бы это было написано в разных статьях разных годов. Нет, обе цитаты из одой заметки «Успеть всюду, или Живу на всём готовом». Может он и о Есенине написал с мыслью пусть читают, сам бы я не стал? Кстати, прочтение этого сборника не помогло определиться с книгой о поэте. Прилепин слишком уж неравнодушен к Есенину, чтобы надеяться на отделение его образа от авторской личности. Вряд ли я пойму, Есенин это или Прилепин в роли Есенина. С другой стороны, именно как книга для знакомства с автором, сборник хороший. Каких тут только тем не поднято, каких тут только сфер жизни не затронуто. Вполне формирует впечатление о писателе. А большего и не требовалось.

Гиперкомпенсация

Дисклеймер: чтение Прилепина не связано со стремлением солидаризоваться или высказать осуждение его политической позиции. Отзыве выражает мнение о литературных особенностях сборника. За возможные читательские ассоциации, вызванные именем автора, рецензент ответственности не несет.

России обязательно нужен один поэт. Один святой, один вождь. Нужен.И ещё оружие. Ещё нужно много оружия.

Я перечитала у него много чего — после «Обители», которая была и останется великой книгой, искала того, что сочетало бы ту же мощь, честность, страстность, непредвзятость. Не нашла, теперь уж вряд ли и найду, творческая деградация сегодняшнего Прилепина чудовищна, довольно вспомнить «Ополченский романс».

Печально, но закономерно, попытки поставить дар на службу государственности обычно так заканчиваются, он не первый и не последний, пожранный Жругром. Но сборник «Семь жизней» — это еще тот яркий Прилепин, спустя немного времени после «Обители». Проза, для жанровой характеристики которой лучше всего подошло бы определение «автофикшн», хотя в 2016 термин еще не вошел в употребление.

Пусть будет «реализм с элементами мистики». Десять рассказов, большая часть от первого лица, но и там, где от третьего, личность рассказчика явственно проступает, и приятной я бы ее не назвала. Не потому, что автор намеренно лишает героя обаятельных черт, как делает Селин с Бердамю в «Путешествии на край ночи«или Камю с Мерсо в «Постороннем».

Скорее напротив, представить себя с выгодной стороны: «Кто супергерой? Я супергерой!» — для героя-рассказчика Прилепина принципиально важно. Вот я такой, простой деревенский мальчишка, рос в неполной семье, и в школе, случалось, обижали. Но природная крутость проступила, заставила противников съежиться и уползти в тень. Я бил их кулаком и метким словом, и скоро не осталось того, кто мог мне противостоять. А женщин я имел, во множестве и во всех возможных смыслах. Одновременно оставаясь нежным супругом и заботливым отцом.

Оксюморонность последнего Захара не смущает, коль скоро он и необходимость мирного неба утверждает с автоматом в руках. Мир соткан из противоречий и движим ими — чётаковата? Десять рассказов сборника, на первый взгляд, имеющие мало общего выстраиваются в четкую последовательность, компендиум настоящего мужчины. Но по порядку.

«Шер аминь» — декларативное высказывание по поводу жизни вообще. Каламбур заглавия вмещает французское «Милый друг» с несколько мопассановым оттенком пройдохи. который пойдет ради достижения цели по головам; шаромыжника, в которого бесславный конец наполеоновской войны трансформировал гальскую галантность; «аминь» в значении «конец» — кто попробует перейти мне дорогу, тому, значит, он. Героя оставил отец в детстве и не было того, кто мог защитить, ободрить, научить, и жизнь его побила. Но теперь уж он, выросший, всем им показал кузькину мать и так будет отныне вовек. Но отца все никак не удается догнать.

«Попутчики» — а вот так настоящий, состоявшийся мужик ведет себя на досуге. Не то командировка. не то деловая поездка. поезд через несколько часов, а пока, в составе пестрой компании случайных, но подчеркнуто «непростых» людей: писатель-почвенник, красивая тонкая звонкая таджикская певица, еще одна девица (не то драматург, не то стриптизерша) — пока едемте в баню. Такое, сочетание «эй, ямщик. гони-ка к Яру» и «не взять ли нам господа. по хлысту, постегать прохожих на мосту». Допившись до белочки, потеряв телефон, опоздав на поезд и лишившись в пути денег, обоссанный прилепинский Улисс добирается до дому, где «ждала молодая жена, беременная, с животом тугим, яблочным, ароматным» и ласковая мама. Финита.

«Зима». А вот так настоящий мужчина ведет себя с женщинами. Он так влюблен, что сам поражается силе звенящей в себе неистовой нежности. Привозит ее в зимний Неаполь и, пока любимая спит, совершает практически паркуровый рывок по окрестностям, через крыши и заборы ближних зданий к морю. Задор и сила бурлят в нем. А вернувшись в гостиничный номер, к любимой, он совершит нечто, что ошеломит не только ее, но и читателя. Хотя для героя-рассказчика подобное поведение скорее в порядке вещей.

«Рыбаки и космонавты». А вот так настоящий мужчина заботится о жене и новорожденном ребенке. Его кинули на двести баксов. на которые сам он практически кинул клиента ночного клуба, где работал вышибалой. Но ему можно, у него все это выглядит красиво и бла-ародно, в то время, как с ним так ни в коем случае нельзя. И вот, в самый момент, когда жена родила, а денег шаром покати, герой встречает обидчика. Киднепинг с путешествием в багажнике зимней колымаги прилагаются, и — будь спокоен, маленький космонавт, за таким папкой ты как за каменной стеной.

«Спички и табак, и все такое». А вот так настоящий мужчина встречается с бывшим сослуживцем. Еще более настоящим, способным еще больше выпить, еще более интеллигентным (а вы не думали, что такое возможно? бывает). Хотя прототип Павленко, реальный Евгений Павленко, нацбол, погиб в Дебальцевском котле, от комментариев воздержусь. Кстати, с ним у героя пророческая диалог: «– Где будет новая война? – спросил я, чтоб не обсуждать всё это позже в нетрезвом виде. – Везде будет, – сказал Павленко, улыбаясь. – В Казахстане, на Украине, в Прибалтике. Здесь.»

«Петров» — сложно выплетенный и по-настоящему сильный рассказ сборника. А вот так настоящие мужчины не строят свою жизнь. Все у Петрова было, чтобы стать таковым, но где-то он свернул не туда, не нашел основополагающей идеи, не обзавелся женщиной и другом, и глупая его бесполезная жизнь глупо бесполезно закончилась новогодней ночью, с котом, которого собирался выбросить на лютую смерть, в объятиях.

«Первое кладбище» А вот таким настоящий мужчина не становится, невзирая на искалеченную войной психику. И потому настоящий возвращается с войны, добивается успеха в мирной действительности, чтобы... снова отправиться на войну (см. абзац «Спички и табак, и все такое») .

«Эмигрант». А вот так настоящий мужчина ведет себя с обожателями, идейными последователями и прочими попутчиками, которые не дотягивают в итоге до его уровня. Неважно, что этот самый Роберт может раскачаться до мышечных объемов терминатора и набить татуировок на всех видимых и невидимых частях тела. В чем сила, брат? А сила в правде!

«Ближний, дальний, ближний». А вот так настоящий мужчина ведет себя в кругу семьи. Ребенок уже не один — трое, четвертый на подходе, семейство со щенком сенбернара совершает автовояж по дорогам отчизны. Герой добился уровня творческой и финансовой состоятельности, позволяющего поразить воображение провинциалов широтой заказа в кафе и целой замороженной курицей, отданной на растерзание щенку (нельзя, кстати, ни в коем случае, собачьи зубы не приспособлены для перемалывания трубчатых костей и куриные кости рвут кишечник щенка в клочья). Но тут беда приходит с другой стороны. Барственная вальяжность рассказчика. привлекает внимание местных бандюков.

«Семь жизней» — титульный рассказ как финальный аккорд и квинтэссенция смысла сборника. Вот так настоящий мужчина живет свою непростую жизнь и совершает множество выборов. отмечающих вехи на пути к счастью — которое неразрывно связано для него с миссией добра и справедливости, с Путем Воина Света.

Гиперкомпенсация в психологии, в отличие от спортивной, скорее признак деструктивности отношений личности с миром, разрушительных воздействий, которым индивид подвергает свое внутреннее ядро в стремлении стать более успешным.

«Семь жизней» — титульный рассказ как финальный аккорд и квинтэссенция смысла сборника. Вот так настоящий мужчина живет свою непростую жизнь и совершает множество выборов. отмечающих вехи на пути к счастью — собственное неразрывно связано для него с миссией добра и справедливости, с Путем Воина Света.

«Ближний, дальний, ближний». А вот так настоящий мужчина ведет себя в кругу семьи. Ребенок уже не один — трое, четвертый на подходе, семейство со щенком сенбернара совершает автовояж по дорогам отчизны. Герой уже добился уровня творческой и финансовой состоятельности, позволяющего поразить воображение провинциалов широтой заказа в кафе и целой замороженной курицей, отданной на растерзание щенку (нельзя, кстати, ни в коем случае, собачьи зубы не приспособлены для перемалывания трубчатых костей и куриные кости режут кишечник щенка в клочья). Но тут беда приходит с другой стороны. Барственная вальяжность рассказчика. привлекает внимание местных бандюков.

«Эмигрант». А вот так настоящий мужчина ведет себя с обожателями, идейными последователями и прочими попутчиками, которые не дотягивают в итоге до его уровня. Неважно, что этот самый Роберт может раскачаться до уровня терминатора и набить татуировок на всех видимых и невидимых частях тела. В чем сила, брат? А сила в правде!

«Первое кладбище» А вот таким настоящий мужчина не становится, невзирая на искалеченную войной психику. И потому настоящий возвращается с войны, добивается успеха в мирной действительности, чтобы... снова отправиться на войну (см. абзац «Спички и табак, и все такое» .

«Петров» — сложно выплетенный и по-настоящему сильный рассказ сборника. А вот так настоящие мужчины не строят свою жизнь. Все у Петрова было, чтобы стать таковым, но где-то он свернул не туда, не нашел основополагающей идеи, не обзавелся женщиной и другом, и глупая его бесполезная жизнь глупо бесполезно закончилась новогодней ночью, с котом, которого собирался выбросить на смерть, в объятиях.

«Спички и табак, и все такое». А вот так настоящий мужчина встречается с бывшим сослуживцем. Еще более настоящим, способным еще больше выпить, еще более интеллигентным (а вы не думали, что такое возможно? бывает(. Хотя прототип Павленко, реальный Евгений Павленко, нацбол, погиб в Дебальцевском котле, от комментариев воздержусь. Кстати, пророческая диалог: «– Где будет новая война? – спросил я, чтоб не обсуждать всё это позже в нетрезвом виде. – Везде будет, – сказал Павленко, улыбаясь. – В Казахстане, на Украине, в Прибалтике. Здесь.» — у героя с ним.

«Рыбаки и космонавты». А вот так настоящий мужчина заботится о жене и новорожденном ребенке. Его кинули на двести баксов. на которые сам он практически кинул клмиента ночного клуба, где работал вышибалой. Но ему можно, у него все это выглядит красиво и бла-ародно, в то время, как с ним так ни в коем случае нельзя. И вот, в самый момент, когда жена родила, а денег шаром покати, герой встречает обидчика. Киднепинг с путешествием обидчика в багажнике зимней колымаги прилагаются, и — будь спокоен, маленький космонавт, за таким папкой ты как за каменной стеной.

«Зима». А вот так настоящий мужчина ведет себя с женщинами. Он так влюблен, что сам поражается силе звенящей в себе неистовой нежности. Привозит в зимний Неаполь и, пока любимая спит, совершает практически паркуровый рывок по окрестностям, через крыши и заборы ближних зданий к морю. Задор и сила бурлят в нем. А вернувшись в гостиничный номер, к любимой, он совершит нечто, что ошеломит не только ее, но и читателя. Хотя для героя-рассказчика подобное поведение скорее в порядке вещей.

«Попутчики» — а вот так настоящий, состоявшийся мужик ведет себя на досуге. Не то командировка. не то деловая поездка. поезд через несколько часов, а пока, в составе пестрой компании случайных, но подчеркнуто «непростых» людей: писатель-почвенник, красивая тонкая звонкая таджикская певица, еще одна девица (не то драматург, не то стриптизерша) — пока едемте в баню. Такое, сочетание «эй, ямщик. гони-ка к Яру» и «не взять ли нам господа. по хлысту, постегать прохожих на мосту». Допившись до белочки, потеряв телефон, опоздав на поезд и лишившись в пути денег, обоссанный прилепинский Улисс добирается до дому, где «ждала молодая жена, беременная, с животом тугим, яблочным, ароматным» и ласковая мама. Финита.

«Шер аминь» — декларативное высказывание по поводу жизни вообще. Каламбур заглавия вмещает французское «Милый друг» с несколько мопассановым оттенком пройдохи. который пойдет ради достижения цели по головам; шаромыжника, в которого бесславный конец наполеоновской войны трансформировал гальскую галантность; «аминь» в значении «конец» — кто попробует перейти мне дорогу, тому, значит, он. Нероя оставил отец в детстве и не было того, кто мог защитить, ободрить, научить, и жизнь его побила. Но теперь уж он, выросший, всем им показал кузькину мать и так будет отныне вовек. Но отца все никак не удается догнать.

Сейчас этот сборник издаётся под одной обложкой с другим авторским сборником рассказов Прилепина — «Грех» и на мой взгляд это правильное решение, так как почти всё что я писал в своём отзыве о той книжке, можно практически слово в слово скопировать в этот отзыв. Очень мужская (ну или пацанская) проза, напоминающая семейный альбом, где старые чёрно-белые фото перемешаны с цветными, более новыми. Моменты из жизни — счастливое и беззаботное деревенское детство, безбашенная и буйная городская юность, война в Чечне.... Классический набор тем Захара Прилепина. Своего рода начерченный круг, за границы которого он выходит очень редко и словно бы нехотя. Радуя читателя качеством прозы, но не балуя разнообразием. Было бы ещё лучше не просто переиздавать эти два сборника одним томом, но и сделать из двух один, в полном смысле этого слова, более концептуально расставив рассказы. Так как в отличие от «Греха», «Ботинки.....» лишены той цельности, когда вроде бы разные части мозаики складываются в единое полотно, а выглядят просто подборкой «с бору по сосенке». А в «мозаику» «Греха» на мой взгляд вписались бы очень органично и существенно усилили бы и без того отличную книгу. Сами по себе ведь рассказы составившие «Ботинки....» ничуть не слабее, просто в сборник они в данном случае сложились «угловато и несуразно», если можно так выразиться.

«Имя рек» — это не столько художественное произведение, а подкаст, ютуб-канал с мыслями за жизнь, вроде тех же прилепинских «Уроков русского». Бытие диктует сознание, народу сейчас не нужны описание дубов на поле Аустерлица, хотя в паре глав «Имя рек» Прилепин попробовал фрагментами выключить писательский талант. Но, в основном. чистая риторика без права на возражения оппоненту. Тем более, что Прилепин практически всегда сочетает правду, полуправду и ложь в одном флаконе. Например, захотите вы придраться к фразе «Мы гордимся подвигом 28 панфиловцев в Великой Отечественной», мол, не было этих 50 сожженных танков у разъезда Дубосеково и политрук Клочков не говорил про Москву, что за нами, как тебя по сусалам — может, и Великой Отечественной не было? Ах, была. Может, и подвигов на ней не было? Ах, были. Так что ж ты, дурачок либерастический, тогда выскакиваешь со своим визгом. И тогда либо человек уходит от нравоучений Прилепина, хоть там и много полезных заключений, либо становится его апологетом, рассыпаясь в лайках и десятках любому прилепинскому утверждению.

Но, объективно, «Имя рек» имеет неглубокий вес, что-то уровня высказываний Соловьева или Навального, только с другим плавающим вектором. До уровня «Обители» или даже «Санькя» тут как до Чусовой пехом. Но Прилепину более нужна аудитория, которая внимает рубленым великодержавным фразам про то, что есть войны праведные и неправедные, чем те думающие люди, которые читают художественные книги.

все статьи на эту книгу заказные, написаны как под копирку одним человеком. Рукопожимаю пиарщикам Прилепина.

Чтобы прочесть эту гадость нужно и правду иметь мужество.

Авторский сборник публицистики, который на самом деле является компиляцией двух ранних сборников «Я пришёл из России» и «Terra Tartarara: Это касается лично меня». Многие поклонники Захара Прилепина ищут эти старые издания даже не подозревая, что они давно уже объединены и переизданы под одной обложкой. Лишний повод перед покупкой, ознакомиться с содержанием книги. В принципе, все сборники прилепинской публицистики «сварены» по одному рецепту — в ингредиенты из русской истории и русской литературы добавим немного советской приправы, поперчим политикой, посолим отечественными либералами всех времён, подсластим сентиментальностью о семье и «чадах своих» и на выходе получаем вполне «съедобное и вкусное блюдо». Разве что сентиментальность слишком уж сладкая, немного приторная даже. Несколько разрушает брутальный образ, показывая самого обычного дядьку, не всегда умеющего сдержать подступившую слезу в уголке глаза. Хотя может это и плюс — ничто человеческое политикам, писателям и нацболам тоже не чуждо. В целом отношение к этой книге будет равным вашему отношению к взглядам и творчеству самого автора. Если творчество интересно (мне интересно!) и взгляды близки (а мне близки!), то и любой авторский сборник публицистики будет прочитан с интересом. Если нет — то нет. Просмотрите публицистику «на перемотке» и читайте прозу.

Много, очень много грязи вылито на Советский Союз. Брызгают ядом и слюной страдальцы и «страдальцы». И в книгах этих «страдальцев» всё советское (и все советские) – зло в первой инстанции, а они – носящие в душе ненависть ко всему советскому – невинные мягкие и пушистые ангелочки. Любопытно встретить книгу о плохой стороне системы от человека, в душе которого не перебродил яд к этой системе. Он не делит мир на своих и чужих, на хороших и плохих. Все скоты. И в то же время все люди. За один только этот баланс я готова встать в ряды хвалителей романа.

Нередко всё происходящее казалось фантасмагорией. Но даже притом, много интересных рассуждений: политических, социальных, просто философских. Буквально на каждой станице возникает момент, когда отводишь глаза от теста и глубоко задумываешься, пробуя на вкус фразу, взвешивая её и разглядывая с разных сторон.

Героев много, но масштабом я, если честно, не прониклась, потому что все герои нам показаны лишь глазами одного человека. Главного героя. Артёма.

Его характер, его мысли описаны прекрасно. И поначалу он понравился. Это человек, открытый миру, не озлобившийся, умеющий радоваться мелочам, его душа не отягощена любовью или ненавистью, идеей или безыдейностью, заслоняющей всё целью, и поэтому он может относительно объективно видеть мир вокруг. Только в какой-то момент эта пустая душа, лишь катящаяся по волнам без любви, ненависти и цели перестаёт восхищать. Кусок Milkywaу в проруби! Ему улыбается соловецкая удача раз, другой, третий, но вместо того, чтобы держаться за своё счастье, он раз за разом дёргает беду за ус. Не из идейности или по стойкости характера, а из какого-то фиглярства!

Любовная линия… Гм…

А по-моему никто из комментаторов не понял, что тут столкнулись «две правды». Да, рухнул его мир, но страшно не это. страшно то, что никто не понимает. Главный герой буквально кричит

На данный момент «главная» книга Захара Прилепина, визитная карточка, «вершина», обласканная многочисленными литературными премиями и восторженными отзывами. Про эту книгу уже написано столько, что мне и добавить особо нечего. Я бы сравнил её с «Капитанской дочкой» Пушкина. У Александра Сергеевича вся эпоха гениальными нитками вшита в семейную хронику, у Захара вся Россия словно отбывает срок в Соловецком лагере. Вроде бы и всё просто, но тем не менее эта книга как луковица, нужно сдирать слой за слоем, чтоб добраться до горькой мякоти. Читал книгу одновременно с просмотром сериала. Прочитаю страниц 100, смотрю парочку серий и читаю дальше, чтоб не забегать вперёд. Чтоб в догоняющих всегда была экранизация, а не литературный оригинал. К сериалу особых претензий нет — великолепные натурные съёмки, бережное отношение к первоисточнику, актёрское воплощение просто идеально совпало с моим виденьем персонажей, но.....никакой многослойности в фильме уже нет. Проще говоря, в книге основной акцент на людей в Соловках....а в сериале на самих Соловках и люди лишь муравьишки, в этом муравейнике. В книге вся эпоха проходит перед глазами, как у Пушкина гениально поместившаяся в ограниченном пространстве, благодаря целой галерее фактурных и «портретных» героев....в сериале просто любовная....даже и не любовная, а «трахательная» история в великолепных натурных декорациях и среди «кровавых чекистов». В общем, обязательно сначала читать, чтоб составить о книге правильное мнение. Ибо книга действительно великолепна. Со временем, думаю, займёт своё достойное место в рядах бессмертной русской классики. И лишь как дополнение смотреть сериал. Он весьма неплох, но может дать неверное представление о романе Захара Прилепина. Оценка:

10 из 10 книга

7 из 10 сериал.

Как же быстро летит время! Сборник статей и эссе «Летучие бурлаки» выпущен в 2014 году, но большая их часть написана задолго до эпохи «крымского консенсуса», которая враз разделила историю страны на до и после, окончательно заставила определиться всех и каждого, в том числе и «мастеров культуры», многие из которых смогли удивить — приятно или нет. Захар Прилепин остался верен себе, но мир изменился, буквально перевернувшись. И теперь те самые «эволюционисты», упоминаемые в сборнике, не хотят никакой спокойной эволюции. Иронично, но они оказались обитателями эволюционного тупика.

Что же до не утративших актуальности авторских рассуждений, то весьма пользительно почитать авторские рассуждения о семье, мужской и женской дружбе, долге перед Родиной и предками, литературном творчестве как неиссякаемой потребности («Достоевский круче чем нефть» можно смело рекомендовать к прочтению всем посетителям Фантлаба. Ведь если вы здесь, то созвучие авторских мыслям вашим будет обеспечено).

В своё время появление «Письма товарищу Сталину» произвело эффект сравнимый с воскрешением самого Сталина прямо посреди Красной площади, как положено — во френче, с трубкой и с усами. Принимаемый до того в «лучших домах» Захар Прилепин, наделённый премиями, колонкой в глянце и приглашениями на все тусовки, вдруг резко стал осуждаем либеральной общественностью, а для Дмитрия Быкова так вообще «умер». Что же такого ужасного в этом «Письме»? Неужели же желание раскрутить с новой силой «маховик репрессий», вернуть страну в 37-ой год? Да ничего подобного. Прилепин огласил то, что и так многим понятно — в России есть люди, для которых Сталин не умерший много лет назад руководитель страны, а средство для манипуляции сознанием сограждан здесь и сейчас. И в этом своём желании от тех, кто присвоил себе право называться либералами не отстают российские власти. Бесконечные сериалы по федеральным каналам про «кровавую гэбню» шли едва ли не чаще слезливых историй о том как талантливая провинциалка уехала в Москву, влюбилась, и сколько же горя ей, бедной, пришлось перенести на своих хрупких плечах. Не Колыма — родина нашего страха, а Останкинский телецентр. И когда молодёжь слезла с «телеиглы», борьбу со Сталиным тут же перенесли на Youtube, и вот уже популярные блогеры выстраивают цепочку «Сталин=Гитлер» следовательно «коммунисты=нацисты» следовательно «русские должны платить и каяться». Я верю в нашу молодёжь, знаю, что они обязательно разберутся во всём. Но очень важно не упустить время. Жалею, что в 80-е в Советском Союзе не оказалось своего Захара Прилепина, который способен прекрасным русским языком, чётко и взвешенно, отстаивать те ценности, на которых испокон веку стояла наша страна и люди, её построившие.

Это такой настоящий хороший толстый роман. Написан очень ровно, аккуратно, достаточно обстоятельно и, как мне показалось, старательно безоценочно.

Есть ощущение некоторой классичности, причем отчасти нарочито создаваемой (тем не менее, определение «честный» подходит произведению, пожалуй, больше, чем все прочие), хотя не удивлюсь, если когда-нибудь его будут проходить в школах и писать сочинения на тему «Образ Артема Горяинова в романе Прилепина «Обитель».

Любопытный взгляд на человеческое общежитие, интересные персонажи, куча психологии, размышления — в общем много всего, что придает книге вес и привлекательность. Читается очень легко, несмотря на описываемые события.

А вот послевкусие остается непростое. Скорее неприятное, чем наоборот, потому что ответ на вопрос «тварь ли я дрожащая?» почти для всех оказывается вполне однозначным.

На мой взгляд, одна из наиболее значимых российских книг, появившихся после распада Советского Союза. Сборник десяти биографических очерков, о совершенно разных людях, разных судеб и разных взглядов — доживших до глубокой старости и рано ушедших, славянофилах и западниках, либералах и патриотах....которых объединят лишь несколько обстоятельств:

1) Их имена золотыми буквами вписаны в историю русской (и не только!) словесности.

2) Все они в той или иной степени были знакомы с Александром Сергеевичем Пушкиным.

3) И наконец все они, когда это было необходимо, защищали Отечество не только силой пера, но и силой оружия.

Эти известные всему миру поэты, писатели, философы подавляли пугачёвский бунт, били шведов в морских сражениях, «аннексировали» Финляндию, стояли под картечью и ходили в штыковую на Бородинском поле, присоединяли Польшу, усмиряли польское восстание, рубились с горцами на Кавказе......Да, цвет русской словесности так называемого «Золотого века» был не только обласкан литературным признанием, но и немножко сутулился под тяжестью боевых наград на груди. Как тут не вспомнить знаменитое лермонтовское — «да, были люди в наше время». Всего десять судеб....а скольким ещё не нашлось места на страницах книги. Тут и исторические романисты Загоскин и Лажечников и автор знаменитого словаря Даль и многие, многие другие.... Видимо для того чтоб книга получилась цельной, а не просто сборником несвязанных между собой статей, Прилепин сделал Пушкина стержневой фигурой и он действительно, в той или иной степени присутствует в каждой главе. Замечательное стихотворение «Клеветникам России» знают все, а все ли слышали, что Александр Сергеевич рвался добровольцем на фронт в очередную войну с турками и даже лично поучаствовал в одной из стычек? Некоторые герои этой книги яркий пример, как можно и нужно любить Родину, даже не любя власть и вступая в борьбу «с режимом». «Взвод» Захара Прилепина одна из тех очень немногих книг, к которым у меня нет претензий. Вообще. От слова совсем. Это то, что нужно включать в школьную программу. Поэтому оценка максимальная

10 из 10.

Тяжко сейчас быть русскому писателю, да, Захар? И видеоблог надо вести, и с пулеметом на Донбассе позировать. А, все равно, чуть остановишься, и все — капризный народ тут же бросится очередной «Шантарам» читать. Вот как на него воздействовать, неразумного. А особенно, когда у самого в голове каша, и не понятно — куда кинуться в основной парадигме — то ли к крепкой монархической руке, то ли к свободе личности.

Вот роман «Санькя» обласкали со всех сторон, облизали, премий надавали. Писатели всея Руси Проханов да Лимонов плачут от оргазма. Заставили-таки прочитать, ну, чисто чтобы пульс времени ощущать и не отстать от паровоза современности. И что за героя нового времени мне подсунули, спрашивается?

Ну поначалу, пока тот был Санькя, читалось нормально. Советское деревенское детство и отдельные художественные зарисовки, вроде гроба в ночном зимнем лесу. Не то, чтобы Некрасов или Астафьев, но любопытно. А вот, как только пошло по партийной части, так такой бред полез, что мама не горюй. Я ведь испорчен социалистической литературой. И «Овод» читал, и «Мать» и «Хижину дяди Тома». А мне, что тут за персонажа подсовывают? Молодой кракодил, то есть, маргинал, хочет завести себе друзей. Весь мир насилия разрушить. Потому что так ему товарищ Матвей сказал. И портрет самого Костенко на стене. Ну, а чем еще заняться лбу, который себе сто рублей на обед заработать не может, щенячьими глазками смотря на классового врага, интеллигента при губернаторе, чтобы в ресторане убоинкой накормил. Только мир и разрушать.

А, может, Женя Прилепин, который Захар, просто фигу всему этому нацболизму так показал. Одно дело, когда Раша Тудей радикалов тупоголовыми выставляет, другое — председатель партии «За правду» (хоть бы один политик не за правду был). Фиг его знает. Человек Захарушка — многогранный — и певец, и актер, и писатель, Кто его разберет.

Логическое продолжение книги «Не чужая смута», только в этот раз автор предпочитает не РАССКАЗЫВАТЬ о событиях на Украине и конфликте на Юго-Востоке, а ПОКАЗЫВАТЬ глазами очевидцев и непосредственных участников. Рассказывает Захар только о людях, порой даже с трогательными теплотой и каким-то почти детским удивлением — «так вот они оказывается какие!». Во многих отзывах мелькает слово «кремлёвская пропаганда» и я это никак не буду ни подтверждать, ни стараться опровергнуть. Скажу только, что Захар Прилепин ЛИЧНО был там, ЛИЧНО знаком практически со всеми фигурантами книги и как и все имеет право на свою точку зрения. И отношение к этому произведению напрямую зависит от того, насколько каждый конкретный читатель разделяет взгляды автора. Я разделяю, поэтому чтению сопутствовал целый спектр эмоций — от уважения и восхищения этими людьми, до разочарования и горечи от пресловутых «хотели как лучше, а получилось.....» Приведу хорошую, на мой взгляд цитату Киры Сазоновой:

«В мире возможен геноцид и расчеловечивание людей в том случае, когда ты понимаешь, что твой противник – человек «второго сорта» . Вот как только в голове срабатывает этот волшебный психологический тумблер, возможно все, потому что другие люди «не стоят» столько, сколько «стоят» европейцы и американцы».

Это самое «расчеловечивание» мы сейчас и наблюдаем. Книгу Захара Прилепина сто́ит прочитать и людям «с той стороны». Хотя бы просто для того, чтобы понять — те кого вы называете «ватниками» и «совками», такие же люди, как и вы. Со своими ценностями и убеждениями. Со своей правдой. Они так-же чувствуют боль. Так-же хоронят своих друзей, братьев, сестёр, детей.....К сожалению люди, не все, некоторые, разучились видеть людей в тех, кто думает по другому. В недавнем интервью Захар сказал, что написав четыре книги закрыл для себя тему войны на Донбассе. Но я всё же надеюсь, что будет ещё одна — «Мир на Донбассе. Всё что уже разрешилось....Хроника прошедшей войны».

Есть у меня такая дурная привычка, сравнивать всё со всем и всех со всеми, часто даже совсем не сравнимое. В современной российской литературе есть два автора, которые для меня одновременно «намбер уан», за чьим творчеством я слежу и чьи книги не пропускаю — Алексей Иванов и Захар Прилепин. Творчество обоих трепетно люблю, хотя общего между ними примерно как у уральской сказки Бажова и романа Фурманова «Чапаев». Иванов это буйство красок раскиданных по холсту, Прилепин это чёткие наброски карандашом на альбомном листе. Иванов это сказка в лесу, у костра, рядом с кипящим в котелке чем-то вкусным — Прилепин это разговоры «за жизнь» на кухне за бутылкой водки и с колбасой на ржаном хлебе, на закусь. И наконец Иванов это снова сказка, когда сказочник сидит по другую сторону костра и рассказывает так, что дух захватывает....но он по другую сторону и дистанцию эту бережёт как зеницу ока. И яркие картинки из сказочной книжки своей показывает хоть и близко, но не даёт трогать чужими, а вдруг немытыми руками. А Прилепин сидит рядом, коленка к коленке. И нет у него книжки сказок....альбом с семейными фотками лежит на коленках. От старых, чёрно-белых, потрескавшихся от времени, до совсем свежих красивых. Листай, смотри, Захар разрешает. Только понатыканы эти фотки совсем уж в беспорядке и листая альбом, перед глазами проносятся словно вырванные из вечности куски жизни.... Вот и «Грех» не сколько книга, сколько этот самый семейный альбом. Вроде и сборник рассказов, но на удивление цельный, как эти самые фотографии понатыканные беспорядочно, но показывающие разные срезы одной жизни. Смотришь....блин, листаешь книгу и вот молодая пара и щенки, прям умилительно до слёз. А вот более ранняя фотография, копальщик бросает мёрзлую землю в могилу, безобразно пьяный. И тебя передёргивает. А вот снова в будущее и у молодой пары уже не щенки, а пара ребятишек. Тепло, душевно, вновь слёзы умиления и тут-же фотография погибшего в детстве парнишки а рядом Чечня, блокпост, пули и смерть....вот она, смерть. Её не видно, но она смотрит на тебя с этих фотографий, прямо в глаза. В упор. Страшно. Жутко до мороза по коже. Алексей Иванов сказка, Захар Прилепин жизнь. Вроде бы и разное совсем, но и две стороны одной монеты тоже разные. Сумбурно, на уровне ощущений, но как-то так.

Включай голову и думай

Чем интересно, значимо и хорошо для меня творчество Захара Прилепина? Наверное, прежде всего встроенностью в настоящую непридуманную неотретушированную современную актуальную жизнь. Причём это касается не только его публицистики. Но и всего багажа книг художественных, причём как рассказов и коротких повестей, так и больших и огромных романов (потому что и роман «Санькя», и «Обитель» всё равно написаны и для нас, современных, и о нас тоже). Ну, а актуальность, своевременность и современность публицистики Захара Прилепина и вовсе не подлежит никакому сомнению, тут даже ярые противники Захара возражать не будут.

Вот эта книга Прилепина продолжила ряд его публицистических эссе и размышленческих рассказов о самой что ни на есть нынешнести. Хотя, при этом, во многих текстах Захар размышляет и о довольно глубокой старине, и о корнях, откуда произрастает то или иное современное явление или состояние, современная данность. И безусловно, в первую очередь на первом плане находится наша страна, наша держава, Россия и Русь (причём как в моём, так и в захаровом понимании понятия «страна» и держава» вовсе не являются синонимами). Потому что, конечно, Захару (и мне) интересна и до боли близка именно державность России, не просто жизнь этого довольно большого куска Евразии с населяющими его людьми разных народностей и национальностей, а именно состояние этого государства, этой империи. И собственно говоря, все нападки многих прочих стран на Россию как раз и проистекают из её величия и значимости, и как бы ни хотелось кое-кому унизить и принизить, но как раз количество этих унижающих их самих попыток и их «качество» только подкрепляют позиции и России и многих её людей, граждан своей родины.

При этом Захар Прилепин вовсе не пытается представить Россию такой вот всю белой и пушистой (хотя зимой, нормальной крепкой зимой, она как раз такая и есть). Конечно, и наворочено нами в истории было всего и всякого, и наошибленно много, и нелепости нагорожено, и тупиков сколько, проб и ошибок, тыков и вытыков пройдено. Но только путь такой проходит в своём развитии любое государство и любой народ. И потому не нужно самих себя, забугорно-заокеанских, воображать и представлять учителями и миссионерами, и пытаться поучать, и тем более принуждать других. Любите свою страну и не мешайте нам любить свою. А чем больше вы пытаетесь сказать что-то плохое о нас, тем больше мы испытываем желание… погладить вас ласково по голове и сказать — присядь и помолчи, редиска! А мы тебе чайку из самоварчика, а хочешь, так и самогоночки нальём — нам не жалко.

Вы скажете, много пафоса во втором абзаце? И много сердитости в абзаце предыдущем? Конечно много. А куда денешься, если именно такие мысли и чувства охватывают тебя при чтении книг Прилепина. Я что, должен становиться Иваном не помнящим родства, человеком без родины и без флага, жителем вселенной, что ли?..

Иго мое благо

Как всегда стоит вечный вопрос : отделять личность автора от произведения или не обращать внимания. Когда писатель — махровый сталинист, не разделять не получится. То что роман как литературное произведение заслуженно получил свои признания среди критиков и награды — факт. Хороший язык, выразительные описания лагерного быта и суровой природы Соловецких остров заставляют прочесть солидное по объему произведение до конца. Но самое «интересное» в этой истории вы получаете в авторской смысловой задумке.

По итогу «Обитель» уникальна тем, что будучи написанной в противовес классической лагерной прозе Шаламова и Солженицина, все равно показывает истинное античеловеческое лицо советского режима, который невозможно оправдать никаким массовым производством подшипников и вкуснейшим на свете мороженым.

Хорошее эссе, но опять со знанием кинематографа у Прилепина проблемы. Как мог Балабанов позаимствовать зачин фильма «Брат» у «Брат якудзы» Китано, если его работа вышла на экраны на 3 года раньше?

Прилепин тут напутал. Действительно, по «Чёрной свече» был снят фильм «Фартовый», но главную роль исполнил не Сидихин, а Епифанцев. А вот Сидихин сыграл главную роль в «Волчьей крови», которая тоже экранизировалась по произведению Мончинского.

Нарушаю этой рецензией два собственных правила: не писать рецензию на произведение, которое понравилось, и не писать рецензию на произведение, на которое уже написано больше десяти рецензий. Впрочем, нового я своим мнением, наверное, не скажу. Всё уже давно написано. Победитель «Большой книги», что уж, всё ясно. Почитателей масса и хулителей не меньше. Поэтому я просто по ощущениям.

Большой, но легко читающийся роман о жизни в Соловках в конце 1920-х годов от лица молодого парня с принципами, осуждённого за бытовое убийство. Принципы не сильно крепкие и постоянно гнутся по мере развития событий (а в конце и вовсе улетучиваются), в зависимости от настроения, сытости и согретости. Произведение для легкого чтения, как мне показалось. Излишней жестокости нет, любовная линия, залихвацкие приключения, никакого модернизьма, никакого абстракционизьма.

Что не понравилось: Галина в произведении выступает с определенного момента этаким гарантом того, что с героем все будет хорошо. А Артём этим беззастенчиво и постоянно пользуется. А автор пользуется даже в большей мере. <blockquote>«Где же Галя? — думал Артём, глядя на Блэка. — Вывози меня немедленно отсюда, Галя!» </blockquote> Вообще, во второй части герой сам себя не спас ни разу – все чудесные спасения были делом её рук (он только портил исправленное, если вдуматься). Это позволяет до самого последнего эпизода не волноваться за героя вовсе. Вот бы был сюрприз, если бы Галя проспала (да или просто плюнула на своего возлюбленного) и не смогла его вызволить. И главгерой погибает в середине романа. Ну, или на Секирке. А повествование смещается в сторону самой Галины, медленно входящей в пике, или в сторону кого-то ещё из заключенных. К слову, мне на протяжении всей книги не хватало второстепенных персонажей. Вроде бы есть Афанасьев и Василий Петрович, но они то появляются, то исчезают – автор достаёт их по мере надобности (ближе к концу, когда надо ниточки связать).

Теперь по развитию сюжета. Происходящие сразу начинает напоминать экскурсию: «Уважаемые гости Соловков. Наша экскурсия отправляется, пристегните, пожалуйста, ремни. Сегодня мы с вами побываем во всех локациях нашего музея, а также совершим побег на острова с последующим возвращением. Желающие смогут посетить карцер, пострелять в чаек из нагана. После карцера вас ожидает горячий обед, выступление фольклорного ансамбля и сувенирная лавка, где вы сможете купить дневник Галины Кучеренко и магнитики. Автобус обратно отправляется в 18:00. Прошу не опаздывать.» Каждая следующая локация воспринимается главным героем хуже, чем предыдущая, даже если в предыдущей главгерой замерзал в карцере на Секирке или был избит до полусмерти. Следующая всё равно будет хуже. Напомнило «Золото бунта» Иванова, где герой так же скачет из локации в локацию, как в компьютерной игре. Но Иванов краевед и для него такая подача воспринимается естественно. К тому в «Золоте бунта» этот приём я встретил впервые и был готов его простить, а в «Обители» аналогичная ситуация уже портит восприятие.

Ну и по поводу «липового» дневника в конце. Многие (я сам, в том числе, ещё до прочтения, пролистывая) восприняли его как реальный исторический документ, но конечно же, это не так. Это просто отдельная глава произведения. И тут уже получается, что автор сам превращается в героя своего произведения, становится выдуманным, как и его дед Захар и все другие персонажи, за которыми стоят реальные исторические прототипы. Для меня этот дневник обесценил их очень сильно. «Вы правда поверили, что Эйхманс был таким, как я тут вам написал? Но у меня же Эйхманис! Это совсем другой человек!...»

В целом же роман неплохой. Прошлый год начался Шаламовым, а этот вот с Прилепиным и современным прочтением лагерной темы. В чём-то похоже, в чём-то отличаются, но и тот, и другой имеют право на жизнь. Любая тема пройдя через позицию автора и восприятие читателя на выходе даёт совершенно разное представление. В одних лагерях за свитер убивают, а в другом конскую колбасу можно смело жевать на улице.

Жизнь — это то, что происходит с тобой, пока ты строишь другие планы (Джон Леннон)

На сегодняшний день прочитаны 11 книг авторства Захара Прилепина (из 28) и две книги, в составлении которых он принимал непосредственное участие (из 7). Казалось бы, вполне достаточно, чтобы представлять себе и авторский стиль Прилепина-писателя, и систему мыслей и ценностных ориентиров Прилепина-публициста и эссеиста. Но на самом деле каждый раз как будто наново открываешь для себя этого незаурядного человека.

Талантливый писатель? Безусловно. Принципиальный и порядочный человек? Думаю, что именно так. Смелый и решительный мужчина? Хороший семьянин? Отец? Политик?.. Список при желании можно продолжать (но я на этом закончу, а то уж больно напоминает партийную характеристику из известного многосерийного советского художественного разведчицого фильма). Дело не в списке, а в том, что каждый раз с каждой новой книгой вместе с теми новыми персонажами и героями, о которых написана эта книга, мы ещё раз знакомимся с самим Захаром Прилепиным — на мой взгляд, безусловно явлением в современной отечественной литературе.

Сборник коротких эссе и рассказов самого разного содержания и свойства. В принципе, в аннотации всё об этом сборнике сказано, в том числе сказано самим автором. А попытки пересказать какие-то конкретные мысли и чувства и смыслы, о которых пишет и говорит Захар — значит появятся и обострятся непременные риски исказить сказанное, выпятить своё понимание и отношение к прочитанному. А мне кажется, что в случае этой книги (как и многих других его нехудожественных книг) важно не пытаться придать какие-то свои смыслы услышанному и прочитанному, а вдуматься в то, о чём с нами разговаривает автор. Да-да, именно разговаривает. И не потому, что я слушал аудиокнигу и потому имел дело именно с голосом чтеца. А потому, что в каждом своём эссе Захар Прилепин старается не просто поведать нам о самом себе или о каких-то событиях и явлениях нашей общей жизни, а вызвать читателя/слушателя на диалог, на разговор, причём даже не с ним, с Захаром Прилепиным, а с самим собой, с читателем и слушателем. Именно стремление вызвать читателя на разговор с самим собой — по тем ли конкретным моментам, о которых упоминает Прилепин в книге, или по разным общим вопросам бытия, или просто путём некоей внутренней исповеди и, возможно, переосмысления и перечувствования сутей жизни — вот именно это и является главным моментом в этой книге. По крайней мере именно к такому передумыванию и перечувствованию пришёл я сам.

Талант — это способность верить в успех. Полный бред, когда кто-то говорит, что вдруг открыл в себе дарование. Нет. Он просто работал. Много работал. (Джон Леннон)

И об этом у Захара Прилепина тут тоже есть.

Спасибо автору. За честность и искренность. И за убеждённость.

PS А эссе о семье и детях просто великолепны!

Если «Имя рек» — это сборник про Большой Мир глазами Захара Прилепина, то «Истории» — про Мир Малый, про себя, про свою семью, про предков, детей и жену, про близких людей. Ведь даже когда автор спорит с Дмитрием Быковым, защищает Алексея Учителя или же отдаёт дань памяти Иосифу Кобзону, то и в этом случае речь идёт о знакомых людях, с которыми он сидел за одним столом, выпивал, обсуждал что-то или просто молчал при встрече. Насколько созданный образ соответствует реальному Евгению Николаевичу Прилепину, я не знаю. Но получился автопортрет привлекательным, этакий отпечаток в словах жизни насыщенной, жадной до впечатлений, встреч и поступков и при том идейно заряженной, полагающейся на заложенные в детстве принципы и уходящей корнями вглубь Российской земли за счёт всех поколений на ней живших.

За «Уроки русского» я готов смириться с существованием всего канала НТВ. В сборнике «Имя рек» Захар Прилепин возвращается ко многим темам, что уже затрагивал в этом цикле, размышляя о своей стране, своём народе, истории, культуре, об отдельных знаковых для неё именах — Есенине, Маяковском, Высоцком, Шукшине и других. Взвешенно и спокойно, безо всякой аффектации, красивейшим слогом доносит он свои мысли до читателя по вопросам вечным и вопросам текущим. Впечатления от прочтения сравнимы с разговором с умным собеседником, причём близким по духу, что важно. Но даже если Захар Прилепин вам активно не нравится по каким-то причинам, две заметки из сборника заслуживают прочтения в любом случае. Это «Масоны и маршалы», чтобы взглянуть на события 1917 года во всей их сложности и противоречивости, сняв очки предвзятости. И это «Мы не успокоимся», чтобы понять почему не уходит память о той Войне и той Победе и почему нельзя слушать весь тот хор «доброжелателей», ежегодно исполняющий партию «Лучше бы повысили пенсии и построили дороги». Не дороги им нужны...

Эту короткую заметку стоит прочитать всем — и тем, кто за белых, и тем кто за красных, всем, кто волею судеб родился и живёт в стране России. Ибо здесь Захар Прилепин живо и ярко показал, что исторический процесс вещь многосложная и, что столь приятный глазу и простой для восприятия набор чёрно-белых картинок, что кочует из учебников истории в литературные труды и далее в кинематограф, время от времени инвертируя свою простейшую палитру, делая чёрное белым, а белое чёрным, к реальности не имеет вообще никакого отношения. И для того, чтобы уверенно смотреть в будущее, нужно наконец научиться воспринимать прошлое во всём многоцветьи людей, событий и поступков.

Тут такие мощные отзывы, мне немного страшно влезать со своим особым мнением.

Мне роман не понравился. Да, быт, да, декорации — это всё прекрасно. Но главный герой — странный. Он так непонятно прописан, что мотивы его поступков остаются для меня тайной. Единственное, что я запомнил, — у него было неодолимое желание время от времени взбрыкивать. В остальном какой-то не-пойми-что.

Главная героиня получше. Вот правда. Она мне понравилась ещё до дневников в эпилоге. Она — цельная. Она — живая. Если бы роман был о ней, я бы поставил 10. Но этот, как правильно заметил prouste, «бесцветный» гг всё портит. Даже драма с отцом и матерью какая-то бесцветная.

Безумно хороши Моисей Соломонович до превращения в бухгалтера и владычка до бесовского покаяния на Секирке. Зачем надо было их «перелицовывать», я не понял. У меня сложилось впечатление, что Прилепин испугался ярких героев, в чём-то однозначных, и ради «общего фона» их тоже «замазал».

Про декорации. Я мало что читал про Соловки, да и никогда не воспринимал художественную прозу как источник исторических знаний (спасибо Фейхтвангеру и Дюма), так что сравнение декораций с описанными у других я и не мог, и не стал бы делать. Ну такие у Прилепина Соловки, ну и пусть. У других — другие. Кому интересно, как было на самом деле, пусть обращаются к публицистике, архивам и монографиям.

Начало вроде интересное: какие-то странные дети в спецлаборатории, таинственное резня целого подъезда дома, журналист, ведущий расследование. Но это туфта. Вот серьёзно: роман — туфта. Ружья не только не стреляют, они падают со стены в погреб, обжираются опят и улетают на йух.

Удивительно: дали Улитку за проституток, пальцы в сперме и зажёванный носок.

Умные коллеги-читатели понаписали много правильных и разгромных отзывов, так что мне не остаётся ничего другого, как только поделиться своим впечатлением.

Для меня «Санькя» оказался ближе не только у «Бойцовскому клубу», но и к «Заводному апельсину». Бойцовский клуб — это всё-таки бунт взрослых, не нашедших себя в жизни тридцати- и далее -летних мужчин. В «Заводном апельсине», как и в «Саньке», действуют подростки: от 14 до 20 лет, то есть от Позика и Верочки до отслуживших Олега и Саньки.

Идеология... Ну какая у подростков может быть идеология? Круши, громи, даёшь революцию! — детский максимализм. Напрасно, мне кажется, искать тут какую-то серьёзную идеологию. Это подтверждают и диалоги Саньки со взрослыми. Вспомнился фильм «Курьер», когда герой Меньшова кричит: «Я просто хочу узнать у молодого человека, о чем он мечтает?» Прилепин показал этих потерянных ребят, которые готовы отдать жизнь за великую цель, которую они не знают и не видят, кроме «чтобы Русь жила». Показал и показал.

Пример... Ну с кого тут брать пример? С воришки Саньки? С Саньки, бросившего мать, бабку, не сходившего ни разу на могилу деда? Несчастный ребёнок. То есть уже не ребёнок, за 20, но всё равно несчастный. А эпизод с убийством судьи? Ну где тут «сильная личность»? Наоборот, он постоянно пьёт водку, он мотается за этим судьёй сутками и не решается выстрелить. Да и сама идея застрелить судью — бессмысленна. Прилепин проговаривает это в мыслях Саньки значительно после. Не помню дословно, что-то вроде «судью убили, а Нега сидит». То есть эта акция ни к чему не привела. Как не приведёт ни к чему финал. Они идут на убой по инерции, по логике выбранной ими дороги, и сами в глубине души понимают, что ничего их акция финальная не даст. Это роман про обречённую на убой молодёжь, а вовсе не про сильных личностей. Да, в какой-то мере «герои нашего времени», как был им Печорин, если уж сравнивать. Потому и позиционируют, что это правда. Они же есть, нацболы эти. Вернее, были.

Про язык и стиль уже до меня написали.

Бытие и сознание, сознание и бытие

Писатель Захар Прилепин у меня находится в списке читаемых-почитаемых уже довольно давно: первую книгу его авторства прочитал ещё в сентябре 2013, и с тех пор так и пошло — более-менее методично и постоянно продвигаюсь вдоль его творчества. И уже после первых нескольких книг возникло отчётливое ощущение, что Прилепин в моём восприятии — совершенно точно явление в современной русскоязычной литературе. Т.е., в данном определении не гарантируется именно благодарно-положительное восприятие его творчества русскоязычными читателями и вполне допускается, что некоторое количество мнений и оценок будет явно отрицательным. Просто потому, что Захар Прилепин говорит и пишет о самом больном и трудном, о искажённо-изуродованном и воспалённо-трагическом. Именно драматическая и зачастую трагическая картина нашего реального мира и той действительности, в которой мы обитаем все вместе и одновременно по отдельности друг от друга, а порой и вопреки хотению/желанию друг друга и даже назло самим себе и нашим визави — именно вот это самое наше Настоящее и является предметом прилепинского наблюдения и анализа. При этом даже не очень-то важно, художественную книгу мы читаем, или его публицистические рассказы, очерки и эссе — во всех случаях книги Прилепина остры, и без заигрываний зеркалят нам нас самих и наши повседневные некрасивые, а зачастую уродливые гримасы — гримасы нашего поведения и наших поступков и деяний. Так и хочется порой воскликнуть, вторя графу Резанову из «Юноны и Авось» – «Да плачется дел моих горько!».

Как уже написано в аннотации, в этой книге мы будем иметь дело с Прилепиным-эссеистом и Прилепиным-публицистом. С человеком, остро и порой болезненно воспринимающим картины нашей действительности и без промедлений как-то высказывающимся относительно того или иного наблюдения. Причём ясен пень, что чаще всего мы имеем дело именно с критической точкой зрения писателя, политика и гражданина Захара Прилепина — что толку славословить о том или ином, пусть этим занимаются те, кому положено, а на себя Захар Прилепин возложил обязанность напрямую и без обиняков громко, во весь голос, говорить своё личное мнение — говорить откровенно, порой на грани задиристости и комплиментарности, резко и категорично. Однако всегда приводя вполне внятные аргументы и доводы, объясняющие его позицию по каждому конкретному вопросу, о котором идёт речь в эссе.

При этом Захар Прилепин умеет не идти на поводу ни одной из сторон нашего политического небосклона: там, где он считает это нужным, он вовсю критикует ныне правящие политические силы с называнием имён и фамилий, а в других случаях громит уже их оппонентов и противников — вызывая тем самым на себя удары и полемические нападки как с одной стороны, так и с другой. А что поделать, если в одном вопросе он не согласен с одними, а в другом уже с другими.

Приводить какие-то примеры тематики прилепинских эссе нет никакой охоты и никакой нужды — те, кто в курсе, знают социально-политические и просто жизненные взгляды и убеждения Прилепина, а кто не знает, пусть лучше ознакомится с ними напрямую, прочитав (или послушав в аудиоварианте) эту книгу. Скучно не будет точно!

Это моё первое знакомство с прозой о чеченских войнах. Пожалуй, и об афганской тоже, они похожи по образу военных действий: растяжки, ночные бои, обстрел колонн, враждебное местное население, зачистки. Эта часть романа была интересной. И с психологической стороны, и по накалу событий. Увы, автор зачем-то разбавил историю оказавшегося в грозненской школе собра малосимпатичными вставками из прошлого героя и туповатыми разговорами о Боге. Причём оба типа вставок так и не пришли ни к какой развязке в финале. Так, повспоминал, поболтал, и всё. Словно читаешь роман сквозь кучу несвязных заметок из совершенно другого романа, незаконченного и ненужного.

Довольно слабый язык, да. То автор лаконичен, то ударяется в графоманскую избыточность, упиваясь сравнениями, вычурными оборотами и отвлечёнными образами. Хорошо, что по большей части это происходило в «лишней» части, а не в основной. Пожалуй, единственное место, где длинное описание показалось мне уместным, это осмотр выложенных на аэродроме трупов наших ребят.

В начале романа присутствует некий малыш. То ли я проглядел, то ли не уловил аллюзии, но я так и не понял, кто это. Возможно, это третья часть, ещё одного романа, осколок которого залетел в чеченский бедлам.

Из этого романа после хорошей редактуры могла бы получиться неплохая повесть, но автор решил иначе. Дело его, конечно.

Я не увидел тут ни особенной фантастики, ни «фантасмагории». Реалистическое письмо от первого лица.

Захар Прилепин создал роман-отчет о проделанной в ДНР работе с подробными портретными зарисовками боевых товарищей, объяснениями событий, идей, планов, инфраструктуры свободного государства и его вооруженных сил. С четкими привязками там, где это возможно и с четким объяснением, почему их вот здесь и вот тут дать никак нельзя. Иначе говоря, идеальный исторический источник, со скидкой, разумеется, на то, что источник этот нарративный и притом художественный. На мой взгляд, для нарратива это текст высокой степени достоверности. Много точного и правдивого в нем сообщается современникам, потомкам, историкам из будущего.

Помимо того, что Захар Прилепин отчитался в своей работе замкомбата и советника при Александре Захарченко, он дал развернутый портрет Захарченко, желая, насколько можно понять, сохранить драгоценные черты этой личности. Так, чтобы впоследствии, лет через ...-десят составитель учебника задумался: включаем Захарченко в соответствующий параграф, или нет? С одной стороны, личность выдающаяся, с другой — вот о нем и Прилепин написал довольно подробно, может, включим? А ведь Захарченко и впрямь был крупным человеком, волевым, самостоятельным. Иными словами, это настоящая «историческая личность» и лет через двадцать, можно думать, томик о нем выйдет в составе ЖЗЛ... Автор книги выражает горечь и, в очень значительной степени обвинение: сколько людей бьются на этой войне не за жалование и не потому, что деться некуда, а за русскую идею и за русскую совесть, так почему же в практических мерах российского правительства так мало заботы об этих людях и так много корысти? Обвинение, в общем, серьезное. Отмахнуться от него нельзя — и глупо, и бесчестно. Но ответа на него что-то не слышно...

Рекомендую читать как минимум ради зарисовок современного военного быта. Всё это есть в обилии, схвачено точно, притом понимающим человеком.

Исключительно интересная, насыщенная до предела малоизвестными обывателю сведениями, книга. Правда и ничего, кроме правды о жизни непризнанных республик. Не об Украине.

Обязательно читать всем антифашистам. No pasaran!

Слава Богу прочитал эту книгу много позже «Обители» и «Некоторые не попадут в ад». Прочитай я её первой из творчества Прилепина, возможно другое и не захотел бы попробовать. Наверное, её можно расценивать как не очень удачный эксперимент автора. Но даже в таком виде, спустя некоторое время нет, нет да и всплывают в памяти некоторые фрагменты текста и эпизоды. Роман безусловно оставил некоторое послевкусие, впрочем далеко не самое приятное.

Если быть патриотом преступно, то значит я преступник

Да, были люди в наше время,

Не то, что нынешнее племя:

Богатыри — не вы!

(М. Лермонтов «Бородино»)

А нынешние как-то проскочили…

(В. Высоцкий)

Эти два эпиграфа как нельзя лучше подходят и ко всей книге Захара Прилепина, и практически к каждой из одиннадцати её глав — одиннадцать глав на одиннадцать славных имён.

Основной и главной мыслью Прилепина в этой книге является то, что все названные в ней поэты пушкинской (хотя и допушкинской тоже) поры (так же, как и многие другие, не ставшие персонажами этого повествования, но тоже в нём Прилепиным — специально упомянутые) при всём разнообразии их собственных политических вкусов, воззрений, взглядов и убеждений (от крайне монархических и до самых смелых на тот момент, цареубийственных и дворцово-переворотных) в лихую годину военных испытаний для Отчизны и Родины (а понятие Родины ввёл в обиход как раз один из них, из тех, о ком идёт в книге речь) следовали порывам своего сердца и души и без долгих раздумий и сомнений и колебаний отправлялись в ряды действующей армии (и флота), и непосредственно и лично участвовали во всех выпадавших на их долю сражениях и битвах. В том числе и не только в войнах с супостатом на территории Российской империи и в прямую защиту её священных рубежей, и угрожавших самой целостности державы (пугачёвское восстание, война со Швецией и Наполеоновские), но и ведущиеся за пределами Отчизны и, казалось бы, существованию Отчизны никак не угрожавшие. Прилепин специально останавливается в своей книге и на этом обстоятельстве тоже и аргументированно и эмоционально (а З.П. умеет вложить в свою прозу и эмоцию и чувство) обосновывает такой выбор тех людей, о ком говорится в книге.

Знаете, вот казалось бы, что книга стопроцентно посвящена той эпохе и тем людям, в который жили её герои: уже упоминавшиеся в тексте отзыва так называемые «поэты пушкинской поры» и их время — конец XVIII – большая часть XIX веков. И это на самом деле так, ибо автор почти совсем не протягивает ниточки связей из того времени и от тех людей сюда, к нам, в наше непростое и практически смутное время, и к нам, к нашим поэтам и писателям — нашим современникам. Почти совсем. Почти . И вот этого талантливо сделанного Захаром литературного «почти» как раз и хватает для того, чтобы читатель сам протянул эту цепочку аналогий и сравнений, сам установил эти нравственно-этические связи и сравнения. Причём порой всё это выглядит едва ли не так же наглядно, как система математических пропорций, т.е. правило «креста» и всё такое безупречно математическое прочее.

Какими же аргументами пользуется автор для того, чтобы свои умозаключения сделать не голословными предположениями и тем паче ни на чём не основанными утверждениями? Конечно же это в первую очередь документы той эпохи: автобиографические и биографические записки тех времён, официальные описания походов, битв и сражений, в которых участвовали те или иные персонажи книги, выписки из наградных реляций и приказов, а также выдержки, купюры и кусочки из собственного дневникового, эпистолярного, поэтического, прозаического и философического творчества наших героев — кто может прямее и откровеннее поведать читателю, нежели человек о себе самом. Таким образом вся книга состоит из определённого рода собственных рассуждений Захара Прилепина о каждом её персонаже, сопровождаемых, вперемешку с его словами, предположениями и выводами, документальными и художественными свидетельствами современников героев книги.

Соглашаться с этим всем или спорить — тут уже дело каждого, прочитавшего эту книгу. Для меня многое оказалось и верным и важным и своевременным и объясняющим/дополняющим, т. е. актуальным. Вовремя написанная книга. И с точки зрения литературных достоинств — качественная, тут от Захара Прилепина ничего не убавишь и не отберёшь.

Но даже если отбросить в сторону все выше сформулированные смыслы книги и читать её просто как историко-биографическое произведение, то ценность и значимость нисколько не уменьшатся — любители биографий получат свою толику удовольствия, знатоки батальных сцен насладятся всем военно-походным антуражем, ценители высокой поэзии приобщатся к творчеству громких поэтических имён — на всякий читательский спрос здесь найдётся своя порция удовольствия.

Впервые я прочитал «Санькя» сразу после выхода, в начале 2007 года. В то время я работал в книжном магазине, так что чтение новинок, тем более резонансных — а номинированный на несколько престижных премий роман к таким, несомненно, относился — было одной из моих обязанностей. Сам реализм я в те годы не очень жаловал, сравнивать было особо не с чем. Книги бывают разные, какие-то запоминаются, какие-то отталкивают, в какие-то ты влюбляешься. В книгах на самом деле мало общего — кроме одного: с возрастом твоё отношение к прочитанному меняется.

Тогда роман Прилепина показался мне вымученным, неживым, не лишённым некоторого обаяния, но, в конечном счёте, похожим на главного героя, зашедшим в память только необычным названием, удачным, надо признать. Не понравилась мне книга. Такую на полку ставить не станешь.

В те годы Прилепин был всего лишь ярким дебютантом, не матёрым классиком. О его книге не писал Лев Данилкин, его не выставляли стопками, как водится сейчас. Ну номинант и номинант, мало ли таких бывает. И этот пройдёт.

Однако не прошёл. Прошло 15 лет. Захар Прилепин ныне — один из мэтров писательского цеха, где ему давно уже тесно. Захар Прилепин — политик и ведущий ток-шоу. медийная фигура, рукопожатая с сильными мира сего. Нынче без обсуждения творчества Прилепина не происходит ни одной беседы о русской литературе, особенно с молодыми людьми, для многих из которых Захар стал смесью Хэмингуэя и Дос Пассоса или Барбюса. От «Обители» была без ума моя последняя пассия, которой тогда стукнуло аж 19 лет. То есть, Прилепина натурально стало много.

В таких условиях судить об авторе на основании прочитанной давным-давно и совершенно стёршейся из памяти книжки было как-то неправильно, и я решил перечитать «Санькя» и проверить текстом свои невнятные подозрения и антипатии к г-ну Прилепину.

Надо сказать, что для 34-хлетнего меня книга оказалась куда интереснее, чем для меня же 21-летнего. В те годы меня не сильно интересовала политика, уличные акции, лозунги, мир был вполне понятен и линеен. Уже потом в жизни тоже случились походы на митинги, общение с разного рода «либералами», «революционерами», маргиналами всех мастей, становление каких-то своих взглядов, изучение истории. «Санькя», как, наверное, и любой текст Прилепина, написан в первую очередь для людей, которым небезразлично всё вышеперечисленное.

Первое, что бросилось в глаза — нескладность текста, здесь я и в юном возрасте не ошибся. Прилепин банально плохо пишет. Ну, «Санькя» написан плохо, но, судя по всему, в дальнейшем автор манере своей не изменил. Роман написан ужасным языком-кошельком, где автор то деловито берёт хэмингуэевскую стилистику, то вдруг рассыпается в попытки «сделать красиво». Видно, что Прилепин был увлечён Платоновым, но там, где мастер натурально ломал язык, превращая свои тексты в некий литературный кубофутуризм, Прилепин копирует форму без понимания сути. Вот парочка типично «платоновских» образцов

Из-за того, что они редки, в тексте они торчат инородными элементами, потому что основой, плотью книги является всё же суконная и грубая, казённая реальность, казарменный язык передовиц, «Правды» и инструкций. И это, видимо, и есть уже «прилепинский стиль»: злые, грубые, плевками сделанные беседы, вереницы тошных полубредовых мыслей ГГ. Умолчим о юморе, хотя дело происходит вроде бы в среде молодых людей, да к тому же занятых опасной деятельностью. Ни капли живого общения, ни единой шутки на весь текст, кроме какого-то упоминания про отстреленные яйца. А ведь юмор в любой трудной ситуации верный помощник. Всё кажется неживым, словно бы вскользь захваченным на бегу. Вот только бегу куда? Видимо, к очень важным вещам. Так о чём же книга?

Будем считать, что Прилепин знал, о чём писал, хорошо: и про побои, и про работу подпольных террористических ячеек, и про «акции», но всё равно остаётся ощущение полной нереальности происходящего. «Санькя» — это роман вроде бы и идеологический, но, как сказано выше, вряд ли он кого-то смог бы «побудить к поступку». Для сравнения можно привести запрещённую в России книгу «Скины: Русь пробуждается», написанную Романом Нифонтовым — мало того, что с несомненным и большим знанием дела, но и очень приятным языком, с реальными персонажами и чёткой мыслью. С чувством юмора, оживляющим героев, в конце-концов! Со всем тем, чего так не хватает книге Прилепина. Иногда мне даже казалось, что Прилепин прочитал (а он, несомненно, читал) книгу Нифонтова и решил написать свою — такую же романтическую, неудобную, дерзкую. Но получилось иначе — сухо, серо, вместо революционного огня какая-то древнерусская тоска и банька с пауками в голове у ГГ.

«Санькя» — несомненно левая утопия, а ведь книга такая вроде как должна вызывать чувство сопричастности, подъём духа, но от описываемых событий веет такой театральщиной, особенно в конце, что становится даже как-то неудобно. В этом плане «Санькя» очень напоминает другой роман, схожий по структуре и сюжету — «Дневник Тёрнера», мрачный манифест американских белых националистов. Книга в художественном плане слабая, но имеющая совершенно иные цели, являющаяся, по сути, облагороженной политической декларацией намерений, и, таким образом, задачи свои успешно решающая.

И вот тут мы подходим к самому слабому месту романа Прилепина. Книга ведь ни о чём. Ну вообще! У «союзников» нет никакой программы, кроме как «мы за всё хорошее против всего плохого». Персонажи в программных разговорах (коих в книге несколько и которые Прилепину, вроде и работающему здесь в традиции русской классики, где полемика персонажей очень часто была излюбленным способом донести те или иные идеи до читателя, так и не удалось органично встроить в текст романа) вообще иногда переходят просто на слоганы, которыми можно вдохновить разве что пятиклассника.

«Этой страны», чувствуете, да? Эта страна... И никаких идей. Будем кидать яцами в политиков, а потом и стрелять в них же. Почему — звенит рефреном вопрос оппонентов союзников, философа Безлетова, еврея Лёвы, матери Сани, наконец; почему? зачем? что вам надо? зачем вы это делаете. Ответьте нам. И ответ звучит.

По сути, вся политическая программа погромщиков, террористов — а союзники именно погромщики и террористы — этим исчерпывается. И сразу вспоминается очерк Шендеровича — человека ядовитого, умного и наблюдательного — на эту тему, тему национальной идеи.

История смешная, а ассоциация страшная. И вот таким вот уродам предлагает нам сопереживать г-н Прилепин? Жалеть, что их бьют, пытают (хотя единственный раз Сашу побили менты очень гуманно — выбили зубик и чуть порезали розочкой. Хотя били много часов и не поленились вывезти в лес. Даже не сломали ни косточки!). Сажают в тюрьмы. Но ведь менты как раз правы, потому что у власти идея как раз есть. Власть делает дела, как показала история.

Судя по всему, Захар Прилепин спустя 15 лет пришёл к этой же мысли. Он публично отпустил ВВП все грехи, сам ушёл в политику и даже съездил на Донбасс, о чём немедленно выпустил книжку. Если нет идеи своей, то можно примкнуть к чужой, пусть даже ранее ненавидимой. Всегда можно сказать, что ошибался. А если кинут помидором в лицо, то не страшно. Можно и утереться.

Ведь, как сказал де Голль, «убивают только лучших». Посредственных литераторов и посредственных же политиков не убивают.

Пустой роман, недоманифест, недореализм, не содержащий ни единой идеи, даже чужой, не населённый живыми героями. В книге много сигарет, мата, выпитой водки и красного цвета. Только цвет этот поблек и высох, через него постоянно проступает другой цвет. Цвет пустоты. В которую не хочется всматриваться. Ведь оттуда на тебя никто не посмотрит никогда.

Нет, такое на полку не поставишь.

На последних абзацах рассказа подумалось что автор хочет рассказать о семье командира нижегородского СОБРа Дмитрия Чудакова, погибших от рук преступников в 2009 году на трассе М4 «Дон». Пусть Бог сохранит хрупкое семейное счастье всех людей на земле!

Прилепин может писать,но такого от него не ожидал...

Может он и хотел что-то хорошее написать,да получилось вот это..

Это не роман,а путевые заметки барина с пачкой бабла..Картинки,как стоп-кадры:сторублевки с барского плеча соладатам на покурить, «его батальен»,к которому он ездит на крузаке «посмотреть на войнушку«и он сам лениво завтракающий в дорогом ресторане и не понимающего своих телохранителей, не хотящих есть.

Брезговали они от тебя что-то брать,видимо,барин...

Прилепин ничего не понял о Донбассе,но попиарился.Как, впрочем, и многие в это смутное время.

Как может понять что-то модный московский писатель о жизни пролетариата на всем «нужной «войне?!

После такого хочется брезгливо помыть руки и забыть..Да забыть не получится уже никак.

Как-то так..

Книга эта настолько огромная и величественная, что и не знаешь с какой стороны подступиться к ней, с какими мерками или критериями. Слишком большая поэзия и правда находится в ее основании и самой структуре ее бытия. Словно в первый раз обходишь Кремль или Зимний дворец и только ахать и охать от восторга и можешь.

Аннотация к книге хорошая, дельная и профессиональная. Не надо тратить время на пересказ содержания этого большущего тома. Скажу только немного о форме и сути «Есенина», как я его понимаю сейчас, спустя несколько дней после прочтения.

Книга написана в жанре, который — так думал — я терпеть не могу. Это классический биографический роман во французском духе. Андре Моруа и Анри Труайя много таких написали. А вот предыдущие биографические работы самого Прилепина — Леонид Леонов, Непохожие поэты, Взвод — вообще не так написаны. Там строгая документалистика, разбавленная немного вдохновенной эссеистикой и филологической аналитикой. Здесь же сплошные «Есенин подумал и сказал», «ночь провел беспокойную». Даже выдуманные (так и пишет Прилепин — «представляю себе такой разговор») диалоги имеются! Раньше, читая подобные опусы, я смеялся в голос и швырял книжку в дальний угол — ну что за галиматья! В данном же конкретном случае, гениальность ли это автора или божье соизволение, но здесь это работает, да еще как!

В сути своей — это глубочайшее и невероятно эмоциональное произведение. Читая его трепещешь и ужасаешься, восторгаешься и радостно смеешься. Переосмысливаешь всю свою коряво или достойно прожитую жизнь и задумываешься над самыми важными вопросами бытия и его существования. Роман этот совершенно соразмерен главному герою книги — гениальному русскому поэту и мыслителю. Подлинно христологической фигуры в истории России. Есенин, по Прилепину (и тот об этом не говорит, он это великолепно показывает!), это один из тех десяти праведников, благодаря которым Русь стоит уже тысячу лет и стоять будет!

Но конечно, жизнь Прилепин описал очень сложную. Поступки Есенин, этот святой человек, совершал просто чудовищные. Как будто он был Иоанн Предтеча и царь Ирод в одном лице. Читать целые десятки страниц просто мучительно физически, такие страсти описывает Прилепин. А каково же было такое писать! Настоящий литературный подвиг.

Где-то с середины книги прилепинский Есенин стал мне напоминать сразу двух персонажей. Во-первых, Анну Каренину, женщину захваченную эгоистическими страстями и за это жестоко покаранную Богом. Он лишил ее любви в собственном сердце, что отправило ее по пути тотального само- разрушения, в результате чего она погибла, потеряв всякий человеческий образ. Во-вторых, американскую поп-звезду, ярко и несомненно талантливую, но погубленную беспутным и богемным образом жизни. Несть им числа — Джим Моррисон, Дженис Джоплин, Курт Кобейн, Эми Уайнхаус. От Карениной и Кобейна Есенин несомненно отличается гениальностью и величием духа, что только поднимает высоту трагедии его жизни и увеличивает глубину его падения и мощность распада этой невероятной личности.

Предыдущие четыре книги Прилепина я пока не прочитал, но все-таки уверен, что на данный момент это самая главная и самая мощная его работа. Это действительно выплеснутый на бумагу сконцентрированный опыт его большой жизни и колоссального таланта. Три гражданские войны, лидерство в важнейшем литературном направлении начала века — новом реализме, звездный статус, бесчисленные международные поездки и частое общение с мировыми политическими и культурными лидерами — все это пригодилось Прилепину при написании этого циклопического романа, стало его плотью и кровью.

Мы разменяли двадцатые годы 21 века века. И уже сейчас после «Саньки», «Обители» и «Есенина» можно сказать, что Захар Прилепин — главный русский писатель первой трети нашего века, а может и всей первой половины. Поживем — увидим.

Согласен — с одной стороны, конечно, почти Кафка, только Кафка по-русски, с милыми русскому сердцу подробностями (пластиковой бутылкой по голове — очень эффективно и даже синяков не остаётся). С другой — кажется, Прилепин просто постебался над известным либеральным мифом о том, что любая жертва наших доблестных правоохранительных органов достойна любви, уважения и сочувствия. Не достойна — ни любви, ни уважения, ни сочувствия. Ибо даются они за нечто другое — не за страдания от несправедливых действий пластиковой бутылки следователя, а за более серьёзные поступки.

Один из самых показательных рассказов Прилепина — как только он начинает рассказывать чужую историю, ему тут же становится не интересно и работает он спустя рукава, хотя вроде бы и честно отрабатывает свою «смену в 8 часов». Почти сразу после начала чтения понимаешь, что история не о себе любимом, поэтому ничего ценного в этой истории не найдёшь. При всей безусловной одарённости и приобретённой долгими годами упражнений мастеровитости Прилепин так и не смог стать беллетристом — хорошо он может писать только о себе и о том, что касается его непосредственно. Впрочем, это как раз тот самый случай, когда писатель, повествуя только о себе любимом, походя затыкает за пояс тысячи «литераторов», которые вроде бы вполне себе профессионально и с огоньком «веселят публику». Прилепин публику почти никогда не веселит — несмотря на все его почти бесконечные прогоны о том, как ему нравится жизнь, истории его по большей части довольно депрессивные и никакого рая не обещают. Но, по мне, так честнее и правильнее. Рая нет и не будет — но некоторые всё-таки не попадут в ад.

По мне, лучшая книга Прилепина на данный момент (из прочитанного; не читал «Обитель» и «Черную обезьяну» — и не очень хочется, ибо Прилепин силён именно в художественном осмыслении того, что видел и слышал, а беллетрист из него так себе). И никакой это, конечно, не роман, — это третья часть публицистическо-мемуарно-философической «Донбасской трилогии»(условной), очередного «опыта художественного исследования» — после «Чужой смуты» и «Всё должно разрешиться». Просто написано это на порядок лучше всего сделанного Прилепиным раньше — местами нельзя не удивляться, как писатель Прилепин вырос за те 3 военных года, за которые не прочёл ни одной книжки — и стилистически, и, так сказать, кинематографически, ибо смонтирована книжка просто блестяще (я проглотил за вечер и пару предутренних часов). С одной стороны, текст, конечно, в каком-то смысле агитационно-пропагандистский. А как же без этого, ведь надо оправдать свой, судя по всему, бессмысленный (как для самого автора, так и для «большой северной страны») вояж в ад на Земле, откуда вернулся почти что исчерпавшим себя и потерявшим почти всех боевых товарищей (о чём говорил открыто в интервью). Но одновременно, я бы сказал, текст не только о войне, но и о жизни вообще — точнее, конечно же о жизни мужчины средних лет, точнее, о том, как она начинает медленно, но верно клониться к закату и ничего с этим не поделаешь. В этом смысле поразителен эпизод о том, как Прилепину пачками писали мужики со всей России с просьбой взять в батальон, «потому что жена совсем достала». Прилепин всем им отказывал — типа нечего на войну ехать от безысходности, типа нам идейные нужны. А сам-то? На три года сбежал в ад — от любимой жены и четырёх обожаемых детишек (пусть и привозил их потом к себе на какое-то время). Не всякий решился бы.

Довольно смешанные впечатления после прочтения....вроде и не роман и не публицистика и не мемуары....своего рода путевые заметки — «выпивали с Батей», «перевёз семью» и тд. Три четверти книги мне не хватало эмоций, не хватало души, не хватало живого человека в этих строчках. Как будто Захар положил читателю на колени альбом чёрно-белых, старых фотографий и с немного грустной улыбкой предложил посмотреть всё самому, изредка комментируя то или иное фото. И лишь ближе к финалу появилось ощущение рубца на сердце, кровоточащей язвы и нарочитого нежелания бередить всё это....и в тоже время невозможности не бередить. Вроде как Стенька Разин на дыбе в самом конце пытки не сдержался и издал тихий, едва слышный стон.... Вспомнил уважаемого рок-дилетанта Александра Житинского и его интервью с Кинчевым:

А.Ж. А потом, когда ты узнал, что я не из райкома и не из КГБ, как ты к моим занятиям рок-н-роллом относился?

Кинчев. Ну, я знал, что существует некий писатель, которого я когда-то читал в детстве. Такие веселые морские рассказы – про то, как коноплю в поле собирают. А рок-н-ролл – это просто прихоть богатого человека, который хочет помочь пацанам.

Житинский так и не стал для рокеров своим, несмотря на всё, что он сделал. (Подробнее в книгах «Путешествие рок-дилетанта» и «Альманах рок-дилетанта») и позже с горечью писал об этом. Что-то вроде «обидно когда дружба кончается из-за того, что больше не нужен». Он так и не понял, что не было никакой дружбы. А была просто благодарность, которая и не могла быть вечной. По моим ощущениям, Захар тоже не стал для донецких своим. Для них всё это тоже было «прихотью богатого человека, который просто хотел помочь пацанам». Возможно поэтому заметна горечь в этих его словах:

«Они (донецкие) одни — мы другие. Но при этом они не киевские хохлы, они не львовские хохлы. Они особые хохлы. Они хотят быть в России, конечно же, хотят. Но они всё равно хохлы. Да, хохлы, они просто хохлы — и всё. Хохлы». 

Ну или я слишком мнительный. Вообще получился не отзыв, а сплошное имхо с сугубо личными и субъективными ассоциациями. Но как-то так.

Сборник публицистики одного из моих самых любимых, современных российских авторов, о событиях на Украине и конфликте на Донбассе. Перед тем как начать читать ознакомился с рецензиями, от восторженных до сочащихся ненавистью буквально из каждой буквы ..... и понял, что зря потратил время. Потому что какой смысл читать попытки первых прилепить (пардон за каламбур) своё имхо к прилепинскому, как лишний вагон к поезду или попытки вторых придавить прилепинское крамольное имхо, своей правильной и единственно имеющей право на существование нэзалэжно-европейской имхой. Мартышкин труд, господа. А вся книга это именно имхо, личное мнение Захара Прилепина. Написанное талантливо, хлестко и не распыляющееся дробью, а летящее пулей. С ним можно соглашаться/не соглашаться, принимать/не принимать, уважать/не уважать, но нет смысла в эмоциональном брызгании слюной, неважно от восторга ли или от бешенства. Что касается меня, то во многом прочитанное совпало с моей точкой зрения и позиция Захара вызывает только уважение. Просто пожал бы руку, крепко.

А для излишне эмоционально реагирующих, по моему всё сказано во вступлении — «я смотрю на всё глазами того народа, к которому имею счастье принадлежать».

Очень сильная книга. Конечно, не Лев Толстой, но по нашим временам вещь замечательная. А вброшенная тема остаётся открытой. Можно ли воспитать нового человека путём насилия над человеком? Идея порочна, или воспитатели подобрались поганые? Кажется, всё уже сказано, всё уже ясно, и тут тема в который раз выходит на новый круг. У меня сомнений нет и не было, но спорить не стану. Всё равно каждый останется при своём мнении. И в книге, и в жизни. Оставим идею и перейдём к человеку.

Итак, все обитатели Соловков становятся хуже, по какую бы сторону решётки они ни находились. Единственное исключение делается вроде бы для Артёма. Он, как будто, хуже не становится. Может, потому что хуже уже некуда? Он ведь в лагере абсолютно по заслугам. В Англии в те же годы и за то же преступление любой суд без исключения отправил бы его на виселицу, в Америке — на электрический стул. И в лагере он относится к людям потребительски. Хорошие люди те, с кем ему хочется иметь дело, и до того момента, пока ему этого хочется. Именно такая зависимость, не обратная. Живёт и выживает он благодаря тому, что кто-то постоянно жертвует чем-то ради него. Сам он не жертвует ничем и никогда. Разве что крысу покормил. Есть за что уважать отца Иоанна, найдётся, за что уважать Мезерницкого, Бурцева, Афанасьева, Василия Петровича, Викентия, можно уважать Галю и Эйхманиса, а уважать Артёма никак не получается.

Можно спросить себя — а если бы тебя туда сунули, как бы ты себя вёл? Вполне вероятно, ещё хуже. Но Артёма это не оправдывает.

Уверен, что многие читатели «Обители» не согласятся с высказанным мнением. Это тоже говорит в пользу романа. Слабую книгу, как правило, все понимают одинаково.

Книга это рассказ Прилепина о времени, когда он собрал батальон для войны на Донбассе и его жизни на той войне, включая несколько поездок в Москву, Белград и Женеву. Прослушал в исполнении гениального Ивана Литвинова. Как то читал что Геббельс удивлялся что англичане опубликовали у себя в прессе его антисемитскую статью, он думал что это откроет им глаза на евреев. Он не понимал, что это наоборот откроет глаза на нацистов. На мой взгляд, здесь похожая ситуация, при всем отвращении к героям и даже радости когда кого то из батальона Захара убивают, и уж тем более убийстве Захарченко или Гиви(Генацвале), книгу, на мой взгляд, следует распространять как можно шире чтобы у людей создалось более объективное понимание о происходящем на Донбассе. К концу книги неожиданно возникло понимание что автор это человек которому просто хочется интересно жить, и ради этой интересности можно в том числе и убивать людей. Вообще впечатление что автор смотрит на жизнь через какие то цветные очки. Но при этой цветной окраске происходящего факты подаются такими как есть, так и запрет на въезд в ДНР после смерти Захарченко(а автор стал фактически его чуть ли не ближайшим другом), которая явно по мнению автора произошла с большой степенью вероятности по заказу из Москвы, рассказывается о всей внутренней кухне ДНР, в общем о том, что там происходит на самом деле, о «героях» этой войны, о том какова роль путинской России и самого путина, которого он все время называет императором. Так что тем кто любит разбираться в том, как и что устроено и уж тем более считает что «нас там нет» и любит автобиографии вполне рекомендую, а уж язык у прилепина явно на высоте.

Да. Перед нами агитка. Но очень честно и психологически написанная. И написанная отличным языком. Читать и тем, и другим. Потому что «правда всегда одна...».

Пропагандистское дерьмо, расчитанное на доверчивых потребителей СМИ-картинки и не имеющих ни малейшего представления о процессах, происходивших в Украине в то время, их причинах, закулисье и реальной «братской» помощи.

Очень мужской и очень русский роман. Да, в какой-то момент чтения приходит на ум Паланик с «Бойцовским клубом», но вскоре и уходит.

Вот как лучше передать боль за Родину, нежели бессмысленным и беспощадным стремлением к разрушительности?.., нежели тоской по детству.. — тому самому, настоящему, когда все мечты ещё были живы, когда в стариках ещё горела вера в сыновей. Вот этими живыми, больными чувствами тоски и беспощадности пронизан для меня роман Захара Прилепина «Санькя». Возможно, в каких-то моментах текст и не доведён до кондиции (иногда хочется острее почувствовать боль от осознания, что полившего цветы Позика вот-вот пристрелят; что бабушка-таки не дождётся внука; иногда даже цепляешься за повторы, описки), но, может быть, так и надо: за этой непричёсанной шершавостью и проступает то живое, горящее, о чём и хотел автор. Великолепна сцена близости, повторяющаяся потом в виде избиения героя. Хорош деревенский лейтмотив, пронизывающий и городские будни; линия с матерью, присутствие которой всегда ощущается фоном ли, неизбывностью. Финал порадовал оборванной нотой. Здесь и нужно было недозвучать, недосказать, недоогорчить. Вспомнилась фраза — «Из неоконченного: человек это зву..»

Прочлось на одном дыхании. Спасибо автору!

Сначала чтение этого романа у меня шло тяжеловато – из-за навязшей в зубах советско-лагерной тематики. Не оставляло ощущение, что все это уже читано-перечитано у Солженицына, Шаламова, Довлатова, Водолазкина, и так далее. Раздражал герой Горяинов – задиристый, хамоватый, не любящий никого, интересный только своей загадкой (долго остается неизвестно за что он угодил на Соловки). Как по мне, так нет ничего более унылого в литературе, чем тюрьма и жизнеописание лагерников. Даже в моем любимом «Графе Монте-Кристо» это самый скучный кусок. Но Прилепин умудрился сделать из этой истории настоящий триллер – и чем дальше, тем сильнее проникаешься сочувствием к герою, к концу с ним почти сливаешься. Сюжет невозможно предугадать, он все время делает неожиданные повороты.

Холодная северная земля, населенная случайно собранными со всех концов мира людьми – это Россия, Советский Союз. Обитель. Здесь идет странный эксперимент – строительство нового общества из старых материалов. Здесь все – преступники и грешники. Отсюда нет исхода – побег невозможен. Хозяин этой земли (начлагеря) – на ней царь и бог, способный приблизить к себе или уничтожить любого. Думаете, ГУЛАГ — это бараки, колючая проволока, баланда в миске и карцер? Как насчет театра? Музея старины? Спортивных секций? В монастыре располагались шиншилловый и лисий меховые заводы, здесь занимались научными исследованиями, выпускали журнал, который расходился по всему Союзу. Удивительно, как быстро можно было упасть до карцера и подняться до приближенного к начальнику лагеря. Порой не обладая никаким талантом.

Чем дальше читаешь – тем лучше понимаешь персонаж Горяинова. Его преступление ужасно – он убил своего отца, но убил скорее случайно, из отвращения к его греху. Так его поколение русских людей, ровесников ХХ века, убило старую патриархальную Россию – и приняло за это великое страдание. Они забыли Бога – и не могли обрести его, даже находясь в святом месте, на краю смерти. Страдание сломало их, искалечило, отучило любить – и не сделало чище. Но на самом дне души у них остался живой огонь, способность к самопожертвованию и добру. Горяинов – центр притяжения; он не сам ищет людей – они стремятся к нему: белогвардейцы и священники, поэт и уголовник, беспризорник и начлагеря, и даже женщина сама находит его. И любовь их – опасная, животная, плотская, запретная. И оба, конечно же, погибнут – здесь все обречены, дух обреченности витает над Соловками с первых строк. В какой-то момент герои начинают умирать – под пулями, от голода, от холода, от рук сокамерника – под конец даже чекисты кучно мрут, осужденные за свои зверства. Спустя долгие годы автор предъявляет нам только старенькую дочь Эйхманиса – автора этого эксперимента. От остальных остались лишь фотокарточки да обрывки записей.

Непривычное для этого жанра — Прилепин не занимается ни оправданием, ни обличением ВКП(б) и Советской власти. «Здесь власть не Советская, а Соловецкая» не раз говорят герои. То есть, сама по себе Советская власть по Прилепину не является злом как таковым по своей сути – но внутри нее было нечто жестокое и странное, созданное эйхманисами и троцкими, пожирающий русских людей и русское прошлое эксперимент, обреченный на провал. Все это время параллельно существовала другая страна, которая жила нормальной жизнью – но с риском для каждого гражданина все время быть выхваченным из нее — для этой экспериментальной пирамиды. Сама же Советская власть стремилась создать на Соловках режим перевоспитания заключенных, с человеческими условиями содержания – но безуспешно: ведь там собрали отщепенцев и негодяев, а единственный творец этого порядка был отозван для других дел и через несколько лет казнен.

На мой взгляд, авторская работа очень высокого уровня по всем параметрам.

Книга, собранная Прилепиным из своих заметок, сделанных по ходу развития тех или иных непростых масштабных острых событий в Киеве и на востоке Украины. Начиная с 2013 года, т.е. ещё с домайданных времён, и так событие за событием и реплика за репликой. Слово реплика в данном случае вполне уместно, потому что часть текстов написана Прилепиным непосредственно по следам происходившего и совершаемого, так сказать, непосредственно вслед за. При этом некоторые его посты являются, по сути дела, частью некоего диалога то с одним оппонентом, то с другим, т.е. носят полемический характер.

Напоминать о том, что всё написанное в этой книге напрямую и непосредственно связано с политикой, я думаю, нет нужды, все мы люди взрослые и все мы знаем политические взгляды и убеждения Захара Прилепина. Как-то комментировать суть этих взглядов и содержание реплик и высказываний не буду.

Но единственное, о чём скажу, так это о том, что в уме и в убеждённости Прилепину не откажешь. Да и в искренности тоже. И думаю, что людям, интересующимся политикой, вполне можно прочитать эту книгу — неважно при этом, сторонник ты Захара Прилепина, или его противник, в любом случае какая-то польза от такого чтения может быть.

Поскольку книгу я слушал в аудиоформате, то достаточно важно отметить, что начитка мне понравилась — интонирование и умеренность в выразительности скорее идут на пользу книге. Ну и нужно иметь ввиду, что у книги шильдик 18+ — встречаются крепкие, так называемые непечатные выражения и слова.

Читая роман Захара Прилепина, я понимала его автора, опознавшего на старых фотографиях людей, о которых рассказывал ему прадед. Боже мой, как всё это знакомо по другим книгам о сталинских репрессиях и лагерях – «Чёрным камням» А. Жигулина, «Колымским рассказам» В. Шаламова и, конечно, по «Одному дню Ивана Денисовича» и «Архипелагу ГУЛагу» А. Солженицына!

Да, описанное в «Обители», знакомо и в то же время не знакомо до чуждости.

Захар Прилепин значительно младше своих предшественников, но именно ему удалось написать о лагерях психологично и достоверно. Видимо, должно было пройти время, чтобы схлынули невероятные боль, ужас, гнев, события сталинского периода очистились, засверкали новыми красками… и, наконец, воплотились в настоящем литературно-художественном, а не документальном произведении.

Действие романа происходит в конце 20-х годов в Соловецком лагере особого назначения (СЛОНе), где провел три года своей жизни за крутой нрав прадед автора – Захар Петров. Читая о прадеде и его «странностях» в прологе, ожидала, что далее все они объяснятся, потому что Прилепин опишет жизнь Петрова на Соловках. Но автор, словно забыл о нём, и прадед уступил место вымышленному герою — отцеубийце Артёму Горяинову. Среди персонажей романа можно найти и реальных людей — начальников лагеря Фёдора Эйхманиса и Александра Ногтева, академика Андрея Сахарова (выведен под псевдонимом Митя Щелкачов) и многих других.

В одном котле варится огромное количество народа. Здесь и уголовники-рецидивисты, и уголовники-новички, учёные, бывшие красные военспецы, интеллигенция, белые офицеры, иностранные дипломаты и священники.

На воротах одного из фашистских лагерей было начертано изречение из «Божественной комедии» Дантэ «Оставь надежду всяк сюда входящий». На воротах Соловков никаких цитат нет, но свой девиз у этого необычного лагеря всё же имеется. «Здесь вам власть не советская, а соловецкая», — внушают с первых дней лагерникам, оправдывая любое действие, любое беззаконие.

Некогда слушая рассказы участника Чеченской войны, я увидела неприятную картинку–образ — хоровод жертв, калечащих и убивающих друг друга. Каждый из участников конфликта мстил, но мстил не тем, кто обидел, а первым попавшимся людям, и зло разрасталось и ходило по кругу бесконечно, вовлекая всё новых, и новых участников. Эта схема правдива не только для войны, но и для мирной жизни. На Соловках же действует несколько иной закон, потому что само это место – особенное. Вот как описывает его Василий Петрович – заключённый, взявший на себя роль наставника Артёма: «Это самая странная тюрьма в мире! Более того: мы вот думаем, что мир огромен и удивителен, полон тайн и очарования, ужаса и прелести, но у нас есть некоторые резоны предположить, что вот сегодня, в эти дни, Соловки являются самым необычайным местом, известным человечеству. Ничего не поддаётся объяснению!»

Далее тот же Василий Петрович раскрывает настоящую причину необычности этого места. Соловецкие острова столетиями обживали монахи, и лагерь расположился в зданиях монастыря, в церквях. Поэтому описание «соловецкого закона» Василием Петровичем даётся через религиозные понятия, позже это объяснение дополняет штрихами Владычка (отец Иоанн из числа заключённых). И закон этот не имеет никакого отношения к советской власти. В современном мире его принято называть законом бумеранга – зло и добро возвращаются к тому, кто их совершил. Но на Соловках зло, в отличие от обычного мира, возвращается стремительно, как будто именно это место Земли было самим Богом отмечено, как место, где воздастся каждому за его беззакония. Здесь и сейчас! А беззаконий на Соловках – видимо-невидимо. Творит их каждый, кому не лень. Пожалуй, на всю книгу нашлись всего два совершенно безвинных героя – Владычка и Митя Щелкачов. О грехах и преступлениях остальных становится известно по ходу развития сюжета.

В книгах про сталинские лагеря место главных палачей обычно отводится лагерному начальству и конвоирам. В романе Прилепина этой теме тоже отведена немалая роль. Но к числу «палачей» автор отнёс и ряд невольников.

Пьяный Эйхманис, приводит примеры того, как заключённые портят жизнь начальству. Заключённые ходят голыми? А если они проиграли свою одежду, чем виноват начальник лагеря? Смертность большая? А кто по ночам душит своих же подушкой – начальник лагеря? Кто забивает насмерть толпой? Кто виноват в том, что заключённые сами ведут себя, как свиньи – проигрываются в карты, выменивают вещи на хлеб, пропивают паёк? Разве советская власть или руководство СЛОНа заставляет их это делать? Он старается снять с себя часть вины, но в каких-то вопросах, безусловно, прав – много, очень много смертей в романе приходится не на зверства конвоя, а на разборки с уголовниками, которые всё же убивают в конце книги Артёма.

Грех или вина переполняют бывшую обитель. Грань между палачами и жертвами постепенно стирается. Уже в середине сюжета часть конвоиров и следователей, с которыми герой конфликтовал в начале действия, становятся сначала заключёнными, а потом и вовсе идут под расстрел.

Невольно думается, что право выйти из обители (вне зависимости от того, кто ты – зэка или конвоир) получит лишь тот, кто останется в Аду человеком – не впадёт в уныние, не станет превышать полномочия, сдержит гнев. Мысль о том, что зло наказуемо, а добро оплачивается добром, внушает Артёму Владычка, которого привлекает к главному герою его отношение к другим зэка. Несколько раз Артём сталкивается с предательством и подлостью и прощает своих обидчиков, практически, по-христиански. Наблюдая за главным героем, веришь в слова Владычки, потому что избитым, но живым выходит из каждой передряги Горяинов. Ожидаешь, что ещё немного и он обратится к Богу. Особенно сильно в это верится, когда он находит на стене изображение Христа и очищает его лик от копоти и пыли. Но – не судьба. Однажды, и Артём не прощает. А от Бога отворачивается в ярости, испещрив его изображение глубокими царапинами после смерти Владычки, который задохнулся под грудами тел (чтобы не замёрзнуть заключённые укладывались друг на друга штабелями). Артём, съедаемый страхом от звуков колокольчика, видит в его смерти страшную несправедливость, не понимая, что для отца Иоанна – это освобождение от мук.

Колокольчик. Мелкая деталь, описанная в начале книги (прадед автора не выносил звука колокольчиков и гонялся за коровами, проходившими мимо двора с колом), вдруг вырастает до размеров огромного колокола, бьющего в набат. На Соловках колокольчик — предвестник беды. С ним к часовне на Секирной горе, которую приспособили под тюрьму, ходит один из чекистов. Время от времени за дверью, отрезающей зэков от мира, раздаётся звон колокольчика и входит он, забирает кого-нибудь и расстреливает. Секирная гора – самое страшное место на Соловках, откуда редко возвращаются – голод, холод, колокольчик… Ужас. Ужас такой силы, что однажды при звуке непрерывно звучащего колокольчика заключённые устраивают массовую исповедь у Владычки и батюшки-попрошайки (всегда просит что-нибудь поесть и проклинает каждого) в надежде получить прощение Бога. Не кается лишь один Артём, который выглядывает в окошко наружу и видит, как по двору бегает собака с колокольчиком на хвосте…

Есть ли что-то светлое на Соловках? И да, и нет. Действует школа и можно получить среднее образование. Проводится спартакиада. Есть места, где заключённые чувствуют себя едва ли не в Раю, потому что нет конвоя, – например, остров, где разводят лисиц. Есть лавочки, где можно что-то купить за особый вид денег, действующих на территории СЛОНа. Заключённые из числа бывших белых офицеров, интеллигенции и духовенства устраивают философские посиделки вскладчину…

Артём Горяинов даже влюбиться сумел на Соловках, практически отбив у Эйхманиса его любовницу Галину (следователя). Впрочем, отношения Артёма и Галины любовью назвать трудно. Два одиноких запуганных человека потянулись друг другу в поиске душевного тепла. Потянулись и разошлись в безысходности. Их побег с острова не удался, а возвращение едва не закончилось трагедией для Артёма и привело к падению Галины (она сама стала заключённой).

Отсутствие свободы, подневольность, бесконечные унижения уничтожают всё хорошее, что временами приходит в жизнь лагеря.

Говорить об «Обители» Захара Прилепина сложно. Многослойный, философский, психологический роман, чей анализ не вмещается в жанр эссе, поскольку просится сравнение и с «Братьями Карамазовыми» Ф. М. Достоевского, и с неторопливыми описаниями природы М. Пришвина и К. Паустовского, и с произведениями современных отечественных авторов Андрея Волоса и Петра Алешковского, и с буддистскими трактатами о законах кармы.

И, конечно, чувствуется связь с образом красного колеса, появившимся в «Августе 1914-го» Александра Солженицына. Катилось-катилось колесо, докатилось до Соловков, прокатилось по ним, перемалывая тех, кого не перемололо во время Гражданской войны, и упало где-то в море… Обломки колеса поднялись в воздух чайками, замелькали над островами их крылья-бумеранги. Носятся чайки кругами над бывшим монастырём. Улетают и возвращаются в обитель. Кричат противными голосами, режущими слух, будоражат души заключённых. То ли предвещают беду, то ли требуют покаяться…

Интересно, читал ли Прилепин сборник пародий «Новейший Плутарх». Есть там военный педагог, который считал военный опыт главным в биографиях Пушкина, Лермонтова, Льва Толстого, Неледицкого-Мелецкого, Алябьева, который писал, что один час боевых действий может дать писателю больше материала для книг, чем десятилетия мирной жизни, и экзаменовал своих кадетов: «В каком полку служил Фет? А Гаршин? А Надсон?». Этот комический персонаж мог бы написать книгу, которую Прилепин писал совершенно всерьез.

В книге очень много подробных и детальных описаний сражений, очень ярко выражены политические взгляды автора, слишком много рассуждений о нынешней политической ситуации. Но в книгах есть и подробные биографии Державина (сражавшегося с пугачевцами), адмирала Шишкова (не только автора слов «Тихогром» и «мокроступы»), декабристов Федора Глинки, Владимира Раевского, Александра Бестужева. Есть и глава о Пушкине, «внештатном военном корреспонденте» (с) на русско-турецкой войне.

Глава о моем любимом Батюшкове была для меня изрядным откровением. Я как-то мало задумывалась раньше, что нежный певец йеменских роз участвовал в покорении Финляндии, сражался под Гейльсбергом, участвовал в Кульмском сражении и в «ужасной битве под Лейпцигом». «Мой друг, я видел море зла» (с).

Невозможно представить себе, что политический ссыльный в 1982 году просился добровольцем в Афганистан, а ссыльный Александр Бестужев добился перевода в действующую армию. Да и печатать ссыльного (даже под псевдонимом) в 1982 году не стали бы.

Декабрист Федор Глинка в ссылке открыл каменный век задолго до Буше де Перта.

Интересная деталь: Прилепин подчеркивает, что евреи в 1812 году снабжали русскую армию разведданными и неустанно молились о победе русского оружия

Обложка-обманка. Торопливый глаз выхватывает крупно выписанное имя Захара Прилепина и бегло проскакивает некрупно набранное слово «представляет». И потому невнимательный читатель сначала может впасть в недоумение — вроде как брал книгу Захара Прилепина, а ни одного текста его авторства в ней нет.

Зато есть множество небольших рассказов и очерков других лиц. С вполне реальными фамилиями или творческими (и/или партийными) псевдонимами. А Прилепин здесь выступает только как составитель.

Итак, как мы уже разобрались, перед нами сборник очерков и небольших рассказов и статей разных людей. Общим для которых является только принадлежность к партии Национальных Большевиков (или близость к идеям этой незарегистрированной официально партии, ныне именующей себя «Другая Россия», ибо нацболы в России запрещены). Однако на самом деле нацболизма в этом сборнике не так уж и много, как можно было бы ожидать. Зато много непосредственных полурепортажных историй о конкретных поездках реальных людей в разные горячие точки и районы, регионы и целые страны. А может быть даже и не полурепортажных, а именно репортажей для газеты НБП — «Лимонка».

А в самом деле даже и не важно, как называются эти коротенькие очерки-рассказы-репортажи. Важно, что написаны они не казённо-суконным официозным языком, а простой русской выразительной речью, порой даже с вкраплениями русского же бранного слова, которое, будучи употреблённое не к месту, слышится и воспринимается как грязь, а вот вставленное в строку по-делу только добавляет сочности и остроты (потому книга имеет шильдик 18+).

О чём эти рассказы? Так о горячих точках. И о людях, там находящихся, там живущих, там воюющих. И всё написанное совсем лишено красного словца, зато наполнено той конкретной реальностью и военно-бытовой правдой, которую так сложно порой найти в газетно-телевизионных репортажах с мест горячих событий. Что и ценно.

В книге четыре раздела. И географически мы побываем в горячих точках бывшего СССР, а также ближнего зарубежья. По временному диапазону всё это укладывается в период конца 80-х и до 2016 года. Ну и понятно, что последний раздел книги посвящён событиям в Донбассе и Луганске.

Стоит ли это читать? Ну вот не знаю. Как по мне, так стОит. Вне зависимости от ваших собственных политических предпочтений и влечений, и даже партийных принадлежностей (буде у кого таковые имеются). Просто хотя бы для того, чтобы как бы увидеть всё собственными глазами того человека, кто нам обо всём рассказал. Увидеть, услышать, почувствовать и, может быть, даже понять. Хоть что-то понять в происходящем...

У этой книги малой прозы Захара Прилепина есть довольно необычное свойство — она чрезвычайно поэтична. Поэтична и романтична. Несмотря на жёсткую приземлённость тематики и смыслов части рассказов. Несмотря на околовоенный, привоенный и вдольвоенный подтекст некоторых из них. Несмотря на порой страшную и однозначно, что неприглядную прозу жизни — всё равно это поэзия.

Вполне допускаю, что эту поэтическую составляющую прозы Прилепина многие возьмут под сомнение, и допускаю, что некоторые вообще кинутся оспоривать. Ну, значит тогда это моё личное вИдение этого сборника. Во всяком случае, и во время чтения и сразу после окончания оного организм переполнен эмоциями. Эмоциями и чувствами.

Наверное можно не принимать прошлое Захара Прилепина. Вполне допускаю, что можно не соглашаться с его политическими взглядами и проистекающими из этих взглядов поступками и выборами. Даже соглашусь, что с этими его ценностными ориентирами и внутриличностными конструктами можно спорить.

Но вот я как-то где-то уже однажды писал, что считаю Захара Прилепина явлением в современной русской литературе. И готов это повторить здесь и сейчас, после прочтения этого сборника рассказов.

Неожиданно цельное художественное произведение. Возможно, дополнения были излишни. Приятно было не только читать хорошо поданный текст, но и замечать множественные метафоры и аллюзии, щедро разбросанные среди, казалось, производственного «лагерного» романа. Если бы Прилепин написал «Обитель» году этак в 1980, сейчас бы был классиком. А теперь народ привычен ко всему.

Сборник только подтвердил моё мнение о Прилепине как писателе, которому больше удаётся бытописание со всеми его забавными и не очень подробностями, и не очень удаётся что-то там выдумывать, да, видимо, выдумывать ему просто откровенно скучно. 90 процентов сборника — это никакие не рассказы, это именно «проза», что-то типа беллетризованных мемуаров, где всякое лыко в строку, всё, любая мелочь, увиденная, прожитая и пережитая, идёт в топку писательского замысла. Впрочем, в сборнике и вымыслу место нашлось. Выдуманный, судя по всему, от начала до конца рассказ «Рыбаки и космонавты» сильно напоминает Шукшина со всеми его чудиками — перед нами вроде бы самая что ни на есть суровая действительность, но получается что-то вроде сказки — одновременно смешной и печальной. И не совсем выдуманный «Петров» — тоже сказка, но совершенно жуткая. Почему-то вспоминается в связи с нею пелевинский «Вервольф в средней полосе»: в нашей средней полосе с такими людьми, которым на всё глубоко плевать в этой жизни, в том числе на самих себя, никакие вервольфы не нужны, мы сами себе — самые страшные вервольфы. С этими выдуманными персонажами рифмуются все те странные люди, людишки и не совсем люди, которых автор в таком обильном количестве встречал на своём жизненном пути: они как будто не живут, а то ли лямку тянут, то ли дурака валяют. А кому надоело тянуть и валять, уже и вовсе не живут, без всяких «как будто». То есть, как мне кажется, Прилепина — жизнелюба и оптимиста — его писательский дар всё время приводит к крайне печальным выводам по поводу горячо любимой им жизни: на самом деле жизнь эту любить не за что, а для оптимизма и вовсе нет никаких причин, — ведь всякая жизнь заканчивается печально.

По общему мнению, которое разделяю, в «Обители» Прилепин сделал шаг вперед. В форме многофигурного свободного жанра он раздвинул прутья своей мужчинской клетки и написал занимательный роман на выигрышную тему. Следующим сборником Прилепин вернулся на землю обетованную: представленные рассказы в той или иной степени вновь посвящены темам мужских переживаний, пережевываний. Концепция Силы остается для автора основной. У Лимонова всякого рода саморазоблачения куда как эмоциональней. Еще видно, что автор старается, пишет тщательно и с натугой. Легкость «Ботинок с водкой» ушла, появилась ответственность. Разумеется , в одном рассказе Мужчина вскользь упоминает о писательской карьере, выигранной некой литературной премии, а также «ворохе зеленых бумажек», которые герой россыпью куда то кинул — но основу, ту самую самостность Прилепин холит и лелеет. Ударные концовки как в рассказе про запившего папашку или подышавшего природой динамщика мне лично показались искусственно аффектированными. При всем этом Прилепин — квалифицированный, добросовестный, с тягой к ухватыванью деталек, автор. Второго ряда, правда, но определенно заслуживающий внимания.

Захар Прилепин — писатель, который проверяет своим текстами мир на человечность. Столько лжи, взаимной злобы, ненависти, бесчестья и продажности в окружающей действительности — есть ли, осталось ли что-то из того, что помогает человеку спасти себя от зла? Это, по сути, наиболее частый вопрос, ради которого он затевает свои тексты. Они, по большей части, начинаются из душевных потемок и потерянности героя, а затем без пафоса, подчас через довольно мутные, а оттого и достоверные сюжетные события постепенно очищают его силу, «брутальность» от навязанной миром злости, передают ощущение открытия нежности и ценности этого же не лучшего, но живого, мира даже в его нестерильных проявлениях. В общем, все эти метания героя, падения, проколы — все-таки движение к свету из, казалось бы, беспросветной тьмы. Отдельно взятый человек оказывается сильнее широкоформатного Левиафана даже маленькими победами.

Его герои — сильные и жесткие люди, которые критичны к себе даже побольше, чем к другим. Но то ценное, что они они обретают или обнаруживают в мире, они уже не допускают потерять.

Такой мне представляется его писательская линия, какими бы разными не были произведения. Такова и его линия жизни, в каких бы обстоятельствах она не проявлялась, и через какие повороты не шла. Да, конечно, он писатель-воин, а не литературный хлыщ. В текущей действительности его сила автоматически становится вызовом многому из того, что нас окружает. За это его многие не любят. Но все же — даже меркантильно судя по тиражам его книжек — гораздо больше тех, кто благодарен ему за то, что он пишет, за то, что он таков.

Книга с претензией на оригинальность, а на самом деле «король-то голый». Язык намеренно усложненный, запутанный, и в то же время с постоянными беспомощными повторениями. Вот, например, первое же предложение:

«...Бредешь, за собой тянешь НИТКУ (выделено мной), истончаешься сам, кажется, вот-вот станешь меньше иголочного ушка, меньше НИТКИ, просочившейся туда и разъятой на тысячу тонких НИТЕЙ — тоньше самой тонкой из них, — и вдруг вырвешься за пределы себя, не в сторону небытия, а в противоположную — в сторону недобытия, где всё объяснят».

Какая-то полуграмотная претенциозная заумь. И это на протяжении всего произведения. Кроме этого сплошной мерзкий, отвратительный и натуралистичный нуар с матом даже в тексте от автора (!):

«Она была вся такая как СЛИВА, которую хотелось раздавить в руке и есть потом с руки все эти волокна, сырость, мякоть.

— Ну. А ты кто? — Загорелая, ЩЕКИ у нее — как настоящие ЩЕКИ, а не просто так, кожа, губы СЛИВОВЫЕ, язычок маленький и, кажется, твердый, как СЛИВОВАЯ косточка. — А?

В общем, мне одного произведения нашего «молодого российского суперперспективного таланта» хватило с лихвой. Желание читать его опусы вряд ли скоро появится, если вообще такое произойдет.

«Восьмерку» хочется рассматривать на значительном расстоянии не только от предыдущих книжек Прилепина, но и вдали от скандалов лауреатских премий, нацболов, Путина, Лимонова, разнообразной политики и мужицкой риторики – от всего того, что вот уже много лет Прилепину зачитывают в качестве обвинительного приговора. Потому что «Восьмерка» обезоруживает на самом подходе, в первой повести, как только появляется заглавный персонаж Витек – маленький, смышленый, робкий, беззаветно влюбленный в недоступного отца.

Этот абстрактный витек – уже не как герой, а как образ и дух ребенка дальше незримо пройдет по всем повестям.Только этот пацан не из Нью-Йорка, а прямиком из волжских черноземных пейзажей.

Восемь повестей с разными героями и сюжетами не объединены ничем, кроме наличия в каждой из них обряда инициации, взросления. Одного парня по ошибке избивают опера («Допрос»), у другого роман с замужней женщиной («Тень облака на другом берегу»), третий впутывается в разборки с криминальной группировкой («Восьмерка»). Однако идет ли речь у Прилепина о бандитах, проститутках, ментах или геях, рядом в каждой из повестей всегда присутствует незримый витек со своими пасторальными ромашками, за которые он цепляется руками, чтобы не упасть с насыпи. И ни один герой проверку своим внутренним «витьком» не проходит – ни оборзевшие омоновцы, ни бравый командир отделения, ни среднестатистическая городская «мокрица», ни рок-звезда, ни спивающийся писатель.

Герой, журналист, попадает в секретную лабораторию в Кремле, где изучают разных душегубов. Одновременно герой узнает про судьбу целого подъезда, вырезанного бандой гномов. Одновременно распадается его семья, жена уводит детей, сама попадает в дурдом, где обитал доселе и герой. Отдельная, самая, по-моему, удачная линия — отношения с вокзальной проституткой Оксаной и поездка к ее сухорукому сыночку в деревню. Проститутка описана уверенными мазками, но и не без сентиментальной отсылки к Сонечке Мармеладовой. Сюжетные линии обрываются, но переплетаются: одна история мягко переходит в другую, вдобавок книга разбавлена двумя вставными новеллами — про древних малорослых завоевателей и про современных детей Африки. Прием, который должен был, по задумке автора, поднять писательскую состоятельность, не иначе.

Герой у Прилепина всегда более-менее один и тот же, даже если его по-разному зовут и у него разные биографические обстоятельства, мы понимаем, что речь о том же человеке. Этот герой всегда выступал фокусом, наверное, самой важной темы писателя — животного права человека на насилие.Кажется, что историю с детьми-убийцами у героя никак не получается разъяснить не из-за профессиональной неловкости, а из-за того, что их настоящий корень должен, исходя из всей системы взглядов Прилепина, обнаружиться в нем самом. Но не обнаруживается. И именно из-за того, что звериный субстрат из героя почти изъят, он оказывается слаб и впервые у Прилепина терпит полное поражение.

Роман обо всем и ни о чем. О семье и детях, о собственно несостоятельности и смысле жизни. В конце концов о нынешней жизни в России, где каждый мужик — это неудачник-писатель.

В свое время Прилепин «выстрелил» и обосновался на литературном Олимпе, выделяясь на общем фоне «пацанским» реализмом, мужицкой задушевностью и крутостью нравов героев. Практически все его истории про «настоящего русского мужика», хлюпикам и ботанам тут места нет. После прочтения я не выявил какого-то глубокого смысла, идеи, мысли. Просто констатация суровой жизни, однобокий взгляд на реальность.

«Грех» — это роман в рассказах. Лирика главных героев суровая. Есть место самокопанию. Совсем непонятно что автор хочет донести до читателя кроме этого. Попахивает все это дело мачизмом в духе Хэмингуэя с явным запахом перегара и ссаных штанов. Впрочем, кому-то по вкусу и такой запах.

Сборник, как всегда у Прилепина, концептуальный. Он ведь рок-н-ролльщик еще, а не просто писатель, привык мыслить альбомами. Тексты разделяются на две группы — рассказы-воспоминания и фантазии об альтернативных развилках судьбы. Что если бы мы с женой были бездетны, и я ее разлюбил, что если бы я стал недалеким, но хватким дельцом, остался бы солдатом и тд. А воспоминания о реальном прошлом служат своеобразным мерилом — правильно — не правильно, точно — не точно.

От себя скажу, что все было правильно и точно. И шестнадцать великолепных книг Захара тому подтверждение. Пусть же альтернативы остаются под обложкой и служат нам изысканной пищей для сердца и ума. Чтение Прилепина — одно из самых удивительных переживаний в моей жизни.

П.С. Из общей концепции выбивается только рассказ Попутчики, написанный давно и по заказу. Рассказ из головы выдуманный, через сердце не пропущенный, и от того несколько выморочный и скучноватый.

Сильно! Тема, которую Прилепин умеет раскрыть как никто ярко — судьба человека на пяти страничках. Никакого удостоверения ему точно не нужно. Предъявите текст любому беспощадному трибуналу, и вердикт будет один — это Писатель. Читаешь двадцать минут, а потом до-олго думаешь: что же это с нами делается, как же жить в этом безумном и необъятном мире. Все про правду, как и положено написано, все про меня.

Как раз в этой миниатюре, служащей увертюрой к новому сборнику, Прилепини показывает, что лирик и мачо в нем нераздельны. Родился нежный и чувствительный ребятенок, а жизнь — одна, а не семь, — выковала из него сурового пацана. Такие противоречия, плюс тяга к рефлексии, плюс правильное воспитание и создали уникальный художественный талант.

Это кода ко всему сборнику. Миниатюрный ответ знаменитому Гантенбайну из Швейцарии. Одна из существеннейших радостей писательской судьбы — можешь выдумывать о себе любые небылицы, создавать разные версии собственной биографии, и все это будут не пустопорожние фантазии, а дело нужное очень многим людям. Мне, например, точно нужно. Вообще, нам повезло, что Прилепин не остался тянуть армейскую лямку, не спился, не рукоположился в священники. Солдат, алкашей и милосердных батюшек в России много, а он такой — нежный и безумно талантливый мачо — один.

А вот эта история совершенно в довлатовском духе. Да и букве тоже -темы-то какие: роддом, пьянка с более успешными приятелями мелкие заботы и дурацкие катастрофы. Написано только так, как у Довлатова ни за что бы не получилось. Так что Прилепин один из немногих пишущих, кто может совершенно оправданно критиковать Сергея Донатовича. Над одним афоризмом я долго ржал и бился. Оцените: Тело в багажнике меня тяготило, как нечистая совесть.

И, конечно, ударная финальная фраза, без которой анекдот анекдотом быть не может.

Рассказ написан, видимо, по заказу и в том сюрреалистично-постмодернистском духе, который иногда Прилепиным овладевает: Черная обезьяна, Тень облака и т.д. И как всегда в таких случаях текст распадается на выморочную выдумку и точную увлекательную прозу. Ради внешних обстоятельств написано, а не по потребности души. И это, к сожалению, видно. К счастью (то есть к несчастью), случился Донбасс, и Захару некогда стало подобными финтифлюшками заниматься.

Один из лучших коротких текстов Прилепина. Суровая смесь позднего Чехова и раннего Гая Риччи. Он один из немногих писателей, которые могут в трех абзацах описать характер и судьбу человека. Собственно это одно и тоже, и вслед за глупой жизнью приходит глупая смерть.

Дополнительный бонус — это едкая самопародия Захара. любит он иногда выставить себя редкостным козлом, сам себе подножки ставит, чтоб не зазвездиться. И тогда становится понятно, что большинство из тех, кто о него в Сети ноги вытирает и грязью поливают попросту тупое хамло и недалекие завистники. Захар им талантливейший мастер-класс показал по разоблачению и саморазвенчанию.

В принципе что-то подобное может рассказать любой сорокалетний мужчина, но не любой сорокалетний так зверски талантлив, как Прилепин. Так что спасибо Захару за новое точное и правдивое — да и красивое, хоть и грустное, — высказывание от всех нас.

Прилепин, как мало кто в русской литературе, может отрефлексировать «мысль семейную». Что происходит внутри семьи, снаружи, на фоне диковатой русской жизни. Мне — бобылю — читать было больно и завидно. Хорошо, что финал хороший! Больше не надо таких экспериментов, Захар!:)

Аннотация не совсем точна. Это рассказ-воспоминание о погибшем на Донбассе Евгении Павленко, действие, как понятно из контекста, происходит в 2000 году. Как всегда у Захара, когда он в ударе, очень точно и пронзительно. Особенно зацепил рыжий гопник-самоубийца. Я с таким в одном классе учился.

Это новелла, нечастый гость в русской литературе. И по-моему мнению, эксперимент Прилепину удался. Если шокированный развязкой читатель перелистнет предыдущие страницы, то сможет убедиться, что психологически, а главное — стилистически, поступок персонажа достаточно мотивирован. Просто автор описывает своего героя уже после принятия решения, а раз его приняв, он не хочет возвращаться и вновь все мучительно обдумывать. Отвлекается на внешнее, на мелочи, на новые впечатления. Потом, конечно, боль от свершенного экзистенциального выбора вернется, но пока ее хочется отдалить, дать себе время на спокойный вдох-выдох. У меня лично такое много раз в жизни было. Поэтому — верю.

Рассказ чем-то напоминает великолепную Нику Пелевина

Неудачная книжка, а все в авторе потенциал чувствуется ( а при чтении «Патологий» такого не было). Прилепин здорово стартовал и первые сто страниц не покидало ощущение, что сейчас он заткнет за пояс Гранже с его «Мизерере». Те же дети-убийцы и тотальный мрак. Я прямо вот радовался тому, насколько выигрышней выглядит писатель сравнительно с сюжетчиком ( слог Гранже много хуже чем у, допустим, Дэна Брауна). Потом все завершилось традиционными записками сумасшедшего, не без удачных сцен, но в общем мутью. Персонаж «кодекса» первых романов ожидаемо брутален, мир против него и проч. В роман вставлен самостоятельный рассказ от лица условно средневекового мальчика про штурм замка детьми. Сам по себе рассказ хорош, но в общей мозаике он затерялся. Общая тревога за детей как единый ориентир понятна, автор выжал эмоционально из нее все, что мог. Физиологично, с чувством меры и вкуса откровенные проблемы. Коль скоро персонаж вполне себе сумасшедший, автор и не заботится особо о логике поступков. К несомненным плюсам отнесу корректный объем.

Из пяти книг Прилепина, которые прочитал к данному моменту, эта, по мне, — чуть ли не лучше всех написанная и самая его правильная книга: что ни говори, как у писателя с фантазией у него не очень, но вот документальная проза получается намного лучше (в тех же «Саньке» и «Патологиях» самые удачные моменты — крепко и зримо описанные истории из собственной жизни). И интервьюер здесь он неплохой (в отличие от «Именин сердца», где при общении с братушками-писателями постоянно сбивается на комплиментарный тон) — вопросы задаёт почти всегда правильные и к месту. Средняя оценка этой книги на данный момент на Фантлабе — 4, — и мне представляется, что это просто за гранью добра и зла. Вы бы, ребята, съездили в пекло, а потом написали бы о нём что-нибудь, причём не важно, что, пусть даже с позиции адвоката дьявола (или даже самого дьявола), а потом посмотрели бы, как бы Вам ставили «четвёрочки» — т.е. двойки по привычной пятибалльной. При всей «нерукопожатности» автора для некоторых слоёв нашего «гражданского» общества нельзя не признать медицинский факт: Прилепин как писатель состоялся, писать он умеет и местами даже неплохо; мало того, он почти никогда не врёт, что для писателя — изрядная редкость. В отличие от него наши «рукопожатные» врут почти всегда — пусть даже и пишут некоторые красивше, да только толку-то от красоты слога, коли в душе весь гнилой, и из каждой строчки эта гниль так и прёт. А Прилепин — в отличие от них, почти всех, — хоть и ушлый парень (неушлый, понятное дело, не смог бы с главой непризнанной республики общаться «вась-вась», не говоря уже о регулярных визитах в кремлёвские кабинеты), и деньги любит, — но правду говорит громко и регулярно. Нашу правду — нам «их» правда не нужна. Их правда — чтобы мы все сдохли (кстати, и «рукопожатные» в том числе) и как можно скорее. Если в нашей стране кто-то ещё этого не понял, такому человеку можно только посочувствовать.

Часть авторов этого сборника уже знакомы мне как читателю (а кое-кто так даже и лично), но добрая половина даже на слуху не бывала и потому стала совсем новым приятствием. Некоторых читателей, возможно, отпугнёт обозначение «Женская проза», однако имя автора-составителя — Захар Прилепин (а лично для меня это уже весомая рекомендация) — по идее, должно всё расставить на свои места — никакого гламура и мур-мура вы в этой книге не обнаружите! Никаких розовеньких пузыриков, никаких ути-пути и прочего, что пугает нас в «Женских романах». Крепкая, добротная, основательная, приземлённая, реалистическая, драматическая и не без некоторого трагедийного оттенка литература. С глубоким психологизмом, не без экшена, но и не ставящая событийный ряд во главу угла; с некоторыми душанараспашку разговорами и событиями из сугубо женской жизни — в общем самая настоящая большая русская современная художественная литература в «малой форме».

Даже как-то страшновато... Иногда думаешь: возможен ли сегодня большой русский роман, классического, так сказать, масштаба? И вот он перед тобой, и ты его читаешь.

Об этой книге будут еще написаны книги и главы в учебниках, а детишки будут страдать от того, что ее задали читать по программе. Ну, ничего, дети, читайте, умнее будете. Русскому языку нужно учиться у классиков, так что учитесь у дедушки Захара.

Но это в будущем, а пока это очень живая, пышущая жаром книга. С одной стороны она была оценена высшей государственной премией, стала самой востребованной книгой в московских библиотеках в 2015 году. С другой стороны, вызвала бурную полемику среди либерального и патриотического лагерей критики. Сейчас не те времена, что описаны в романе, поэтому критики спорят на страницах изданий, а не на нарах. И противники Прилепина прямо-таки сладострастно смешивают его с грязью. Мстят за его антилиберальные инвективы, за «Письмо товарищу Сталину». Он-де и дутая величина, и самопиарщик, и коньюктурщик, и...

А он классик, написавший новый вариант Воины и мира. Мысль народная так и бьется на каждой странице книги, только народ здесь уже не патриархальный, а взорвавшийся народной революцией и постепенно оформляющийся в новую — советскую — общность. Где лучше всего построить новую и работающую модель — в лаборатории, в ограниченных условиях. Поэтому — Соловки. Там в зверских условиях скоротеного эксперимента ковался тот социалистический строй, о котором мы до сих пор вспоминаем, как о высшем историческом взлете нашего народа. Не все выдержали темпы и крутость методов, много было ошибок и просто преступлений. Ведь общество новой эпохи строили люди из эпох предыдущих.

И на все, что происходило в ходе эксперимента, Прилепин смотрит без боязни, в надежде славы и добра. И описывает без страха. Для того, чтобы все выдержать и все описать нужен был классический, почти былинный герой. Такового предоставила русская классическая литература.

Артем Горяинов — это и Алеко, и Печорин, и Базаров, и Андрей Балконский, и конечно же пятый брат Карамазов. Все их черты присущи и ему. Гордость, беспощадный самоанализ, нигилизм, высокомерие, бунташность и надрыв. Прилепин, не ставя перед собой этой задачи, ярко показал, что персонажи русской классики это никакие не лишние люди, а плоть от плоти народной. Их судьба, это и народная судьба. Просто они раньше родились, они центры кристаллизации массы.

Западные идеологи учат нас, что 20 век стал веком масс, и восстания этих масс. Прилепин, следуя трациям русского гуманизма, показывает, что масса состоит из людей. Что даже палачи имеют необщее выражение лица. И сцена издевательств Артема над обреченными на смерть палачами одна из самых страшных в романе.

Там полно таких страшных мест и в этом один из ярчайших парадоксов книги. Она читается на одном дыхании, это непрекращающийся экшн, за которым следишь, разиня рот. Но всякий раз преде чем взяться за книгу, приходится себя настраивать, как настраивается дайвер перед погружением. потому что действительно пугает и не знаешь какие еще сюрпризы преподнесет тебе глубина романа.

Так что .господа, можно снимать шляпу. Перед нами человек, которого будущие поколения могут и гением назвать. Это для нас он только сосед-приятель, рэпер и актер-любитель, а там, в будущем...

Если оно, конечно, будет, это будущее. И вот для того чтобы оно наступило, в частности, и написан этот роман. Ведь нация, чтобы существовать должна иметь великую культуру и прочную, обширную память о своих победах и поражениях. Так вот и культурой и памятью и является этот шедевр.

П.С. Книга эта не могла появиться ни в девяностые, ни в нулевые. Нужно было, чтобы совпали годины суровых испытаний и высокий уровень самосознания народа. В 2014 это слияние времени и мысли о времени началось. И Прилепин даже немного опередил этот процесс, ведь книга писалась несколько лет. И теперь, когда человечество вновь оборотило на Россию свои очи, нужно было дать ответ, что такое есть Россия? Как ее понимать? И роман — это версия Прилепина о России. Она не тюрьма народов, не военный завод, не монастырь и не цирк в аду. Россия — Обитель.

У меня с этой книжкой Захара смешная история получилась. Два раза останавливался на одной и той же — 201 — странице. А высоту взял, как говорится, с третьей попытки:) Так и не понял как так вышло, ведь книга-то замечательная! Зато могу ответственно заявить — перечитывать статьи и эссе Захара так же интересно, как читать впервые. Как всегда — много чувства, много мыслей. И от подлинного таланта никогда не устаешь.

Прилепин не устает удивлять своего читателя и водить его — опешившего — по просторам собственного вдохновения. После мрачной Черной обезьяны и гиперреалистичной Восьмерки — сборник эссе и заметок о литературе. И о том, как отражается в литературе Россия — сегодняшняя, вчерашняя и будущая. Это есть в первом же, программном тексте книги. О невозможности существования русского языка и культуры вне целостной исторической Родины. Все это нужно беречь и развивать. Согласен и поддерживаю полностью!

Вообще тексты этой книги я бы разделил на две части. Аналитические и эмоциональные. Аналитика критическая у Захара такова, что становится понятно — он у себя на филфаке не просто штаны протирал. Природный ум огранен большими познаниями в филологии и литанализе. А эмоциональные... Как по-настоящему большой писатель Прилепин умеет втянуть читателя в строй своих чувств, заставить его испытывать широкую палитру эмоций. Вслед за увлеченным Захаром начинаешь относиться к литературе, поэзии как к чему-то очень личному, важному, необходимому. Переживаешь и гневаешься, сострадаешь неудачам и радуешься чужому успеху, как своему. Даже зависть Захар умеет вызвать очень тонкую, она — белая, уважительная к чужому таланту.

В общем, это она из лучших книг о русской литературе, что попадались мне когда-либо в руки. А как филолог я их много прочитал.

Так что мои аплодисменты, маэстро!

Вот интересно, Прилепин специально пишет рассказы циклами или оно само так выпевается, как у казахского акына:) Все его сборники имеют явное композиционно-эстетическое единство и Восьмерка тут не исключение. И если Грех и Ботинки имели в качестве точек сборки биографию и персону рассказчика, то Восьмерку — при все разнообразии материала — объединяет тема и настроение.

Настроение, вернее чувство, пронизывающее книгу от корки до корки, — грусть. Классическая чеховская грусть, возникшая не от пессимизма или квиетизма, а от осознания огромности мира и малости человека в этом мире. От трезвого осознания разности масштабов между внешним и внутренним космосом.

Тема — конечно же, отец и его влияние на жизнь и судьбу ребенка. Даже неслучившееся отцовство, как это произошло с персонажем, как мне кажется наиболее слабого рассказа в книге, — Тени облака... Там герой все искал потерянную любовь, а обрел лишь разочарование и горечь утраты. Потому что искал не там. Не любовь надо искать, а самого себя, свою мужскую судьбу. Судьбу отца и мужа.

И еще, мне кажется, вся эта книга просвечивается лучами, исходящими от мощного всплеска новой русской прозы, произошедшего сразу после Революции в 1920-х годах. При чтении мне все чудились то Платонов, то Фадеев, то Бабель, слышны нотки легкой меланхолии Газданова. Даже — как ни странно — отзвуки прозы Кафки явственно различимы в кошмарном бреде Допроса.

И еще. В Восьмерке Захар сохраняет верность пари некогда с кем-то заключенному (с собой, с Богом?). Эта книга ничуть не похожа на все изданные им до нее. Ни на сборники, ни на романы, ни на нон-фикшн. При этом, изменчивый как Протей, Захар остается всегда самим собой — цельным, ярким, умным и огромно талантливым.

За это и любим:)

А вот этот рассказ Захара написан в духе Черной обезьяны. Смесь его матерого реализма с книжным магизмом вроде Кортасара и Борхеса. Мне такая смесь не очень-то нравится. То ли Захару не удается гармонично слить жизненность и книжность, то ли такая смесь и вовсе ему не подходит. В Допросе же он смог сгустить реальность до такого концентрата, что ощущение вязкого кошмара не отпускало и пугало до дрожи в коленках. Там он шкл по пути позднего Газданова, а здесь — магреалистов. И какой-то литературщиной надуманной попахивает от текста. И все его фирменные яркие метафоры тут же начинают казать ненужными побрякушками. Впрочем психологические куски в жанре критического реализма написаны блестяще.

Да уж, Кафка в чистом виде! И без всякой мистики или трансцедентных переживаний. Просто однажды вышел человек из дому, а его схватили и превратили в таракана. То есть помогли понять ему, что он таракан и место его в этой жизни в вонючем углу за мусорным ведром. И вот он поднимает бунт, пытается доказать себе и окружающим, что он все же человек и достоинство имеет. А выходит из его потуг и смех и грех, только новая череда унижений. Да еще и самые близкие говорят: ну и что же, что таракан. Тараканы тоже люди и те же самые гражданские права имеют.

И как все точно, ярко, жутко жизненно. Давно уже такого не было, чтобы бросив читать, я вскакивал и бегал от волнения по комнате. Слишком за живое цепляет Захар, самые тонкие струны души теребит не щадя моего читательского стыда.

И при этом ухитряется вместить в этот кордебалет жути и много веселых моментов. В повести есть юмор как бросающийся в глаза, так и скрытый, тонкий контекстный.

Вот бы какое его произведение экранизировать. Замечательный арт-хаус можно было бы забабахать в духе раннего фон Триера.

В конце 1980-х если подростков с улицы спрашивали, кем вы хотите стать, то чаще всего отвечали: парни — бандитами, девчата — проститутками. Они ими и стали через семь или восемь лет. Неоторые по стечению обстоятельств — пошли в милицию. О них всех и грустный и жесткий рассказ Захара. Очень похоже на некогда прогремевший Бумер, но выполнено на неизмеримо более высоком художественном уровне. Потому что правдивее, как всегда у Захара. Прямо как у Толстого: главный герой — правда.

Повесть о том, как очищали наше общество от грязной и мутной пены, вскипевшей на волне политической контрреволюции и криминальной революции. Да, пришлось испачкать руки, в чем-то душевно деформироваться. Но главное было сделано — страна сохранилась и общество окрепло. А памятники в бронзе ставят негодяям вроде Горбачева и Ельцина.

Но теперь у этих простых ребят есть свой памятник в прозе.

Спасибо, Захар!

Думаю, все-таки это рассказ не об упущенных возможностях, а о нравственном выборе человека. Сохранять ли верность жене всегда и везде или воспользоваться привилегиями альфа-самца, сиречь успешного писателя. С одной стороны верность дело хорошее, с другой — отдавать такую девушку на потребу приматам из пустыни... Сложно решить... Ну Захар простецких ответов за жизнь никому и не обещал.

Очередной рассказ Захара про меня:) Точно описаны и люди провинциальной рок-тусовки и гуманитарные девушки с нескладной судьбой, выпускницы провинциального вуза. Только дело было не в Нижнем Новгороде, а дальше на Восток. А так — с подлинным верно.

Тема «отцов и детей» — это, конечно, одна из основных у Захара. И говорить о ней он умеет не только на материале своей судьбы, но и других людей. Думаю, это означает не только величину его писательского мастерства, но и то, что он считает эту тему обобщенно философской, важной для всего рода людского. Не даром же героем его самого амбициозного на данный момент романа Обитель является не просто уголовник, а отцеубица.

Этот же рассказ целиком посвящен любви сына к отцу. О чувстве рассказано глубоко и волнующе, но само слово выведено за рамки текста — в заглавие. Сильный ход!

И еще одна важнейшая мысль этого рассказа. Жизнь русского мужчины такова, что и одна ошибка может отправить ее в необратимый нокаут.

Рассказ написан в духе и букве Андрея Платонова. И тема его — маленький ребенок в чужом и холодном мире. Но странным образом Захару удалось не утратить ни своего голоса, ни своего почерка. Похоже его литературное кунг-фу не слабее платоновского:)

Что касается основного события в рассказе, названного, но не проясненного, — это видимо загиб в духе «предчувствие гражданской войны» на фоне активизации рукопожатной части общества в 2011 году в преддверии выборов. И предчувствие художника не обмануло. Правда, рвануло не в Москве, а южнее, но мира во всем мире всяко не прибавилось. Надеюсь, не обманет предчувствие Захара и в другом. Финал рассказа дает небольшую надежду, что гуманизм и разум возобладает и история продолжит течение свое на более человечных началах.

Как и Верочка, этот рассказ был опубликован в антологии Захара «Десятка». Их объединяет тема памяти, как все это живо в нас и всегда актуально. Как и Верочка, Лес очень напоминают «южную готику» американских писателей, напоминает о Фолкнере, который утверждал, что прошлое, не прошло, оно остается в нашем разуме вечным настоящим. Иногда я верю, что он прав.

Очередной мини-шедевр от Захара! Помните знаменитые рассуждения Пушкина: точность и краткость вот первые достоинства прозы. Это короткий, но чрезвычайно емкий рассказ, каждая деталь которого работает либо на атмосферу, либо на сюжет. Ничего лишнего, драгоценно и на своем месте каждое слово. А уж что касается точности... Вот за что люблю Прилепина-прозаика, который вечно утверждает, что не умеет думать, так это за его способность точно указать на максимально болезненные места в твоей памяти, а потом правильно диагностировать почему болит и спустя много лет после произошедшего, когда ты уже стал другим человеком и живешь другой жизнью, а боль остается. И мало того, он убеждает тебя, что все было так, как он описал.

С этим рассказом та же история. Вначале кажется, что все происходило в другом месте, за тысячи километров от рязанской глуши, и девочку не Верочка звали, и пацаны были злее и подлее, и не солдат был, а студент. Но потом ты полностью попадаешь во власть рассказчика и доверяешь абсолютно его версии событий. Было именно так!

В отличие от знаменитого Греха, исследующего ту же тему подростковой инициации, в этом рассказе Захар свои эмоции держит под контролем, а вот читателя заставляет всего прямо таки вибрировать от пробравших чувств.

Это мастерски написанная новелла по американским — лучшим — образцам. Хоть сейчас отправляй ее на соискание премии О.Генри и в длинном и коротком списке она не выглядела бы бедной родственницей. Даже странно, что рассказ не получил, например, премию Казакова. Если за такое не награждать, то за что тогда?..

И самая последняя строка рассказа... Она как раз о той боли в памяти, которая остается навсегда и делает тебя тобой...

Когда-то сам работал в подобном заведении и испытывал те же ощущения что и автор, поэтому могу с уверенностью сказать, что этот рассказ не выдуман. Пьяная, блатная и полублатная шушара мнящая себя крутыми мужиками, гамадрильская музыка, тяжелый проспиртованный и прокуренный смрад а не воздух и липкое ощущение грязи в конце смены.

Как можно так составлять слова? Простые слова, простые предложения («Отец засобирался»). И ничего он там дальше не написал, по сути-то. И, оказывается, трагедии тоже нет. Но первый лист на исходе («Потому что с тех пор всё не так»), а я чувствую, как увлажняются глаза.

Как так составлять слова?

Дальше пятилетний мальчик взрослеет, и истории уже не столь трогательны, но полны стиснутой эмоцией. Полны криком. Рефлексия – движущая сила цивилизации, если бы не она, прозябать бы нам в людоедском варварстве со всеми нашими смартфонами и мерседесами. (Я знаю, что многие считают, что так оно и есть на сегодняшний день, но в мире без совести и зачаточного гуманизма всё было бы намного мрачнее и намного безжалостнее). Лирический Захар получает от судьбы удар за ударом, от которых едва-едва может устоять на ногах, и ты ощущаешь, как крепнет стержень его позвоночника. (Не флейта, нифига). И вот пик – триумф, превращённый в кэрри-евское (кинговское) падение.

И альтернативная версия прошлого — то, что осталось за скобками.

(Особенно (ха-ха) впечатляют «триумфы» — насколько мелочно всё это возмездие. Я впервые понял, что «воздаяние» – бред. Есть ситуация, и как ты в ней поступил. А как там потом обернулось, что жизнь сотворила с обидчиками… А ты весь такой Д'Артаньян. Хотя душу греет, это да. Только не нужно делиться низменным. Не за то любят Русскую Литературу).

История успеха. Она отдаёт мачизмом и самолюбованием. Лирического Захара уважаешь, но как-то стыдно; неловко даже самому Прилепину, и он подаёт альтер-историю скомканной скороговоркой.

И сам останавливается у двери, глядя на своих детей, размышляя, уйти или остаться? Что для них благо?

На самом деле, благо – уйти, потому что лишь волчата способны быть успешными в волчьем мире.

Вот только не всегда успешный – счастливый. И тот — с какой-то оглядкой, с постоянным нервом, с горечью – счастливый…

Можно подумать, овцы счастливы безмятежно.

И всё-таки он говорит: отдал бы весь успех, лишь бы тогда догнать отца (я специально не цитирую, чтоб не попортить вкус абзацев тем, кто не читал).

Безусловно, жизнь не спрашивает. Но спрашивают Люди, которые Совесть. «Стоит ли счастье мира слезинки ребёнка?» Я отвечал в своё время классику с изуверским цинизмом и сарказмом. Теперь мне неприятно это вспоминать. На такие вопросы имеет право отвечать только человек, который ростил детей. (Замете, не «наделал», а «ростил»). Ответ будет однозначным и односложным.

А потом в сознании родителя вновь столкнутся идеализм и рационализм: блин, конечно, надо создавать мир, где не нужно растить волчат! – но этот мир ещё не настал, поэтому своего я, пока в блоге сею семена доброго-вечного, буду растить волчонком.

То есть, как Лирический Захар, ты сам постоянно стоишь у двери.

Это, безусловно, одна из главных книг Прилепина на сегодняшний день. Книга о русском, положительно прекрасном человеке, каким он явился чуть раньше, чем предсказывал Гоголь, правда, не в массовом порядке.

Тут, кстати, и находится ответ на некоторые критики раннего Прилепина — чего собственно хотят Саша Тишин и другие персонажи Захара? А вот этого и хотят, чтобы в России было как можно больше таких людей, как Леонов. Чтобы огромные люди жили в огромной стране и в огромные эпохи. Люди, равновеликие веку. Как Леонов.

Книга это построена как романизированная биография. Прилепин постепенно развертывает внутренний мир своего героя на фоне эпохи, взаимоотношений с современниками, через поступки. Прилепин ставит леонова в наиболее крупные аспекты его времени. Так что книга превращается из частной биографии в исторический роман.

Прилепин этой книгой показал, что он очень умный, честный и значительный писатель. История, политика, глубины человеческой психологии, вера и религия — никакой темы он не боится, обо всем может говорить глубоко и оригинально. Эту книгу можно использовать даже в качестве учебника для начинающего писателя, т.к. Прилепин много внимания уделяет технике художественного творчества.

Один из критиков сразу после публикации биографии Леонова задался вопросом — какой же вывод мы можем сделать из истории жизни классика русской литературы. Да такой же, какой из биографий других великих людей — Ньютона, Достоевского, Ганди. Эта жизнь — своеобразный учебник жизни. Высота, на которую надо ориентироваться. Так что я бы порекомендовал эту книгу прежде всего думающим молодым людям. Красивым, двадцатилетним, только вступающим в жизнь. У Леонова есть чему поучиться. И Прилепин блистательно это показал.

Наверное, сложно будет написать отзыв на эту книгу, исключив политическую составляющую, но я все же попробую.

Они так ничего и не поняли. Не выросли. Ничего не создали. Не хотели создать, да, впрочем, и не могли.

Здоровый двадцатипятилетний дядька, не проработавший ни дня, один раз в жизни (!) помог матери деньгами, да и то украденными. В свободное время (т.е. всегда) занимается тем, что пьет (даже идя на архиважное и архисложное партийное задание), громит автомобили, учреждения общепита и офисы политических противников, временами снисходит до разговора с политическими противниками и пытается донести до них Истину (тм). Хулиганство, грабеж, бандитизм, нарушение общественного порядка, незаконное пересечение границы, нападение на сотрудников органов внутренних дел, убийство, поджог, захват государственных и общественных зданий прилагаются.

Старший брат, оставляющий младшего одного с матерью, отправляется в другое государство с заведомо бессмысленным заданием, после которого заведомо сядет в тюрьму. Стоит ли говорить, что в реальности это деяние не вызвало бы такого интереса у журналистов и, тем более, у Президента России и сотрудников ФСБ?

Бывший спецназовец, хранящий в подвале оружие, мечтающий заняться «настоящим делом», ненавидит и презирает всех, кто ему не нравится, то есть почти всех.

Руководители СС (нет, это не организация, причастная к бесчисленным военным преступлениям, а всего лишь сокращенное название партии, в которой состоит Саша — «Союз созидающих») — прекрасные люди, один из которых сидит за хранение оружия. Стоит заметить, что никакой программы, ни официальной, ни кулуарной только для своих, у партии нет в принципе.

Девушки-подпольщицы, эти нимфы, одна чуднее другой. Занимаются тем, что спят с Санькой, спят с кем-то еще, протестуют, сопротивляются и борются за все хорошее и против всего плохого.

Прочие члены партии по большому счету не примечательны, разве что тем, что дерутся лучше, чем говорят. А уж чем думают и подавно.

В целом, складывается впечатление, что героям этой книги думать противопоказано вовсе, а голова им нужна, чтобы шапку носить и есть в нее как в известном анекдоте про боксера, не более того. По ту сторону баррикад, кстати, думать и действовать логично тоже не принято, а потому

В итоге, взглянув на эти мудрые одухотворенные лица, читатель подумает немного и скажет: «Нет уж, ребята, давайте вы не будете тут воплощать в жизнь очередное «Как нам обустроить Россию», а я как-нибудь сам справлюсь. Без вас».

Всем интересующимся могу посоветовать отзыв Андрея Рудалева на эту книгу в газете Завтра — http://www.zaharprilepin.ru/ru/pressa/botinki-polnie-gorjachej-vodkoj/zavtra.html

Лучше о ее эмоциональном воздействии и не скажешь, я тоже самое испытывал, разве что не напился в хлам после прочтения книги. И другим не советую:)

Хочется мне сказать несколько слов о сути этой книги и ее композиции.

Сборник делится на две примерно равные части, которые можно назвать — Что я видел и Что бывало. Первая — это лиричнейшие новеллы в духе Бунина, Паустовского, Казакова. Очень проникновенные, глубоко интонированные, вызывающие большую палитру эмоций. Вторая — рассказы-анекдоты о похождении троицы неунывающих пацанов по городам и весям России в середине «диких девяностых». Когда я прочитал первые два рассказа из этой серии, они мне показались ненужными и какими-то простоватыми на фоне Жилки, Славчука, Героя рок-н-ролла. А потом понял замысел Прилепина и оценил по достоинству. Эти анекдоты о новых Трусе, Балбесе и Бывалом нужны для того, чтобы показать через что пришлось пройти Рассказчику и что пришлось преодолеть, чтобы сохранить ту личность с тонкой душевной организацией, с точки зрения которой написаны рассказы лирического цикла.

Рассказчик совершенно сознательно взял на себя роль стороннего наблюдателя. В книге у него даже имени нет. Все. что он хотел поведать о себе, он рассказал в книжке Грех. В Ботинках... он только летописец эпохи, но летописец чуткий, внимательный к деталям, честный и взыскущий правды, как он ее понимает.

На мой взгляд этот сборник — лучшая книга Прилепина в нулевые. Вот за что ему бы Нацбест десятилетия давать. Книга не о себе любимом, но о всех нас, о том что мы видели, чувствовали, как существовали в эпоху от начала Перестройки до конца сытой эпохи в 2008 году.

Книга получилась очень честная, очень откровенная и изумительно написанная.

Весело. Творчески, и я бы сказал психологически, осмыслены переживания главного героя по поводу происхождения мяса. И неудачи на любовном Фронте тоже юмористичны.

Главный герой постоянно и демонстративно употребляет алкоголь. Но он как-то творчески это делает. У него поэтически «пьяное» время года. Но это лишь основа, холст на который ложится мазками повествование. Рассказ о другом: об уходящем рок-н-ролльном времени, о его героях, которые остались какими-то неприкаянными. «Рок-н-ролл мертв, а я еще жив», как пел Борис Борисович.

А героя рок-н-ролла я, кажется, узнал. По цитате из песни. Это Михаил Борзыкин.

Отличное окончание для сборника пацанских рассказов. Женщина не должна прощать своему мужчине ничего. А почему так? Ответ во всем прочитанном сборнике. Мужчина в прощении не нуждается, если он настоящий пацан.

Рассказ очень точный, очень честный, очень пронзительный.

Отличный деревенский триллер в духе Стивена Кинга. Только все намного правдоподобней кажется, может быть из-за родных реалий. Я подобные байки тоже в детстве слышал, правда про отмороженные семейки, а не про целую деревню. Очень понравилось, как Прилепину удалось передать чувство саспенса, нагнетание жути. Рассказ вполне годен для включения в жанровые антологии ужасов и триллеров.

Браво, мастер! Показал нам и такую необычную грань своего таланта.

Это цикл рассказов, в котором целое больше, чем сумма составляющих его частей. Рассказы по отдельности очень неровные, есть просто необязательные в отрыве от всего цикла (как например добавленный в новых изданиях Черт и другие). Но вместе они показывают очень хороший портрет человека моего поколения. Очень правдивый. Прямо как у Лермонтова в его классическом романе. Да, приходилось много унижаться по ничтожным поводам, много восторгаться вообще без повода (а потом испытывать жгучий стыд), не понимать сверхсмысла своего существования, зарабатывать шальные деньги и впустую их спускать, дружить не с теми людьми. Всякое бывало, и за точность описанного Захаром я ручаюсь. Я свидетель.

Еще эта книга убедительно доказывает, что как художник Прилепин антиинтеллектуален. Как-то удалось ему в творчестве развести чувство и мысль. Если его нон-фикшн просто сочится энергией чистого мышления, то проза его — это эмоциональные «американские горки». Переживание впечатлений очень высокой интенсивности.

И еще, что мне очень нравится у Прилепина — так это его умение передать чувственность, Эрос. Он умеет так описать девушку или женщину, схватить ее образ двумя-тремя штрихами, что немедленно начинаешь испытывать к этой особе влечение. Как писал Довлатов, мысленно открываешь записную книжку, чтоб взять телефончик:)

Его стиль очень живой, громокипящий, избыточный. Ну еще бы, Прилепину ведь приходится иметь дело с такими тонкими вещами, как изгиб эмоции, потоки невербализуемых ощущений. И он хорошо справляется с задачей, с некотрыми стилистическими огрехами, которые ему легко простить за доставленное удовольствие от чтения.

ПС. Вот странно — хотел написать более критичный отзыв, но когда взялся, понял, что книга слишком мощная и цепляющая. Весьма рекомендую всем любителям изящной словесности.

Я тоже любитель. Мне понравились портретные зарисовки в духе похмельного Довлатова. Как и автору, интереснее всего было узнавать про девочку с ее потерей девственности и абортом. Как всегда, Захар не преминул упомянуть о жестокости родной милиции.

Тут мне кажется грех не в близкородственных половых связях, как некоторые рецензенты подумали, а в том, что нельзя кувыркаться на сеновале с замужней девчонкой, у которой муж тянет второй уж год солдатскую лямку. Не по-пацански так поступать! Вот Захарка и сдерживает свои половые позывы:) А так да, очень хорошо описано как тебя прет, когда тебе 17.

Признаться, перед чтением я серьёзно опасался, что рассказ будет из ряда пацанско-воровской макулатуры, с романтикой (а я к этому отношусь очень негативно) «стрелок» и «разводок». Но, слава Богу, обошлось… Да, написано очень хорошо, ярко, бодро – ну, красота просто! Язык – отличен! Просто отличен! Без штампов, конечно, не обошлось, те же сельские «братки», например, в фуфайках на голое тело – куда ж без этого! Ну, хорошо хоть не с балалайками наперевес… Ну, это так – к чему придраться. В том моменте с помощью сельскому продавцу – казалось, вот так бы, в том же духе, с чем-то человеческим, с чем-то драматичным, вот заверши – и цены этому рассказу не будет! Это будет классика – новая, современная! Но… как-то дальше и никак… Всё так же бодро, всё так же шикарно написано – но, ни о чём, приключения в дороге… такой анекдот по типу «вон чего с нами было». Идей, какого-то чёткого смысла в этом не было. Я, по крайней мере, не увидел. Даже ощущение сложилось, что ни о чём. Отлично написано, но – ни о чём. Да, ярко, самобытно, но – просто «веселушка». Однако за прекрасный современный стиль большое автору спасибо, яркий был стиль – ощущение составил.

Выступлю в защиту романа.

Общим местом стало сравнение этой книги с романом Горького Мать. Я бы копал глубже, и докопался до Достоевского. Санькя — идеологический роман, а вцентре этого романа герой-идеолог. Прямо как в Бесах или Бр. Карамазовых ФМД. Многие критикуют «союзников», что не показана их позитивная программа, неясно указаны их цели. А какая была программа у Родиона Раскольникова, Ивана Карамазова, или Ставрогина, кроме бонапартизма, возвращения билета или получения швейцарского гражданства? Тем не менее портреты бунтарей получились у ФМ эпические и правдивешие. Получились они и у Прилепина. И это не только Санькя, но и Негатив, очень мне напомнивший Кириллова, и Верочка — консенсус между Соней Мармеладовой и Дарьей Шатовой.

Еще, что сближает роман Прилепина с Достоевским, его пророческий пафос. Не в том дело, что он что-то предсказывает — революцию, например, Прилепин говорит своим текстом — Вы, власть предержащие, если будете продолжать такое поведение — грабеж, хамство, да просто уничтожение населения своей страны, то дождетесь ответки, и мало вам не покажется. И этот пафос романа ничуть за девять лет не устарел, несмотря на Крымнаш и прочие достижения.

Хотелось бы отметить и отлично написанные постельные сцены и вообще мощный импульс Эроса в романе, который эстетически точно уравновешивает Танатос, как и должно быть в высококлассной художественной прозе.

Что еще вызывает уважение — Прилепин очень смелый писатель, очень смелый человек. Его книга настоящий гражданский поступок. Совершенно понятен истеричный гнев Пети Авена — ишь ты быдло вякать осмеливается! Потому что роман, конечно, экстремистский. И призывающий. И не Нацбест десятилетия Прилепину получать, и не госпремию Большая книга, а чалиться бы ему на нарах, если бы как всегда в России суровость законов не компенсировалась необязательностью их соблюдения.

Конечно, эссе и интервью по истечении какого-то времени становятся неактуальными, иногда неинтересными. Шесть лет — как раз такой срок. Пройдет, скажем, пятьдесят, вот тогда снова станет интересно. Но! В этой книге Захар Прилепин беседует с современными писателями, большей частью 60-70-х годов рождения, начавших публиковаться совсем недавно — в нулевых. А я, признаться, никак не следил за литературными новинками — стыд-позор!! — последний «новый» автор у меня оказался Пелевин (правда, тогда еще, в 95-м). И этот сборник оказался прямо таки откровением. Целых тридцать фамилий! (Конечно, исключая старших — Проханова, Юзефовича, их-то я знаю). И сразу по разговору видно, интересный человек или нет, стоит читать его книги, или ну его. Теперь вот списочек составлен, приступим!

Само чтение, несмотря на гнетущие образы, оказалось на удивление легким. Если после солженицынского Ивана Денисовича должно было оставаться впечатление мерзко однообразных дней на зоне, то у Прилепина при тяжких условиях проявилось разнообразие жизни. Это не взирая на то, что в самом начале главный герой постулирует одну из основных заповедей: «самое важное – не считать дни». Оставаясь в рамках лагерной реальности, он постоянно движется. От человека до человека, от работы к работе, от опасности к опасности. Круговорот событий на самом деле вышел достаточно быстрый, не позволяющий заскучать. Разве что сновидческие откровения прерывают скорый темп повествования.

«Здесь власть не советская, а соловецкая»- несколько раз повторяют герои романа, а один из них еще и высказывает сегодня ставшую привычной мысль, что лагерь — это отдельное государство. Ведь по сути в СЛОНе сидели все слои населения России, существовавшие в 1910х-1920х. Просто разрушились все связи и авторитеты, и люди остались наедине с самими собой. В общем-то я верю, что идеологи на какое-то время верили в мантры о том, что «Соловки не карают, а исправляют» и «Мы новый путь земле укажем. Владыкой мира будет труд». Только эксперимент по созданию нового человека включал перетирку, гомогенизацию человеческой массы, ее расчеловечивание. А некоторые слишком сильно цеплялись за свое «я», веря что их мучают именно за это, хотя причина по которой человек чаще всего попадал в лагерь была тривиальной: организация притона, неприятие революции, убийство и т.д. А истина проста: невиновных по тем законам не было. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что из романа потянуло Лавкрафтом. Герой может долго считать себя выше этих рыбоподобных, тупых и грязных, но однажды начинает чувствовать нутряное зло в самом себе, зло, исторгнуть которое он не в силах. Остается только вжаться в христианскую молитву целиком, надеясь остаться человеком чуточку дольше, перетерпеть окружающий ад, загнать зло обратно.

Над соловецким экспериментом гордо вышагивает начальник лагеря Федор Иванович Эйхманис. Не знаю уж, каким образом в нем можно было углядеть воландовские черты. Как минимум потому что Эйхманис в определенной мере был отражением Троцкого, а Воланд все же списан со Сталина. Революционный увлекающийся азарт супротив утомления и административного канцелярита. Демон супротив дьявола. Эйхманис в романе выведен как оправдывающий происходящее идеолог. Он принимает собственную жестокость, но договаривает, что основные мучения приносят друг другу сами заключенные. При этом он выступает как эталон в лагерном пространстве — надчеловеческое порождение революции и труда. Потом будет ругань по поводу безжизненных прожектов на соловецкой земле, но при новом начальнике лагере пространство вдруг теряет даже остатки красок, а один из осужденных на критику даже кричит: «Врешь! Врешь! Многое было сделано, контра». То есть дыхание революции поднимало кого-то хоть чуточку вверх, но при этом обещанного полета дать не смогло, а потом и вовсе прекратилось, оставив холодный лишь пол карцера. Как это не смешно, в этом-то и есть выведенное Прилепиным отличие СЛОНа от дальнейшего ГУЛАГа: и осужденные, и руководство лагеря еще были остатками Серебряного века с его богоискательством, ницшеанством и прочими философствованиями. А потом жернова все перемололи, сделав тяжкий труд наказанием, а не инструментом.

Любовную линию между зэком и работницей лагеря можно охарактеризовать как сытную. Не даром одним из самых емких любовных образов в романе стала влажная и жирная селедка. Постоянный голод плоти по теплу, еде, женскому телу, эмоциям пропитывает почти весь роман. В финальных 70 страницах главный герой показан уже перегоревшим, утратившим алчное чувство. Возможно, именно оно-то и сохраняло ему жизнь. После остается лишь квазихристианское смирение, в котором подвиг может совершаться с безразличием, потому что силы духа ушли вместе с тревогами и сомнениями. Но читателю остаются воспоминания о болезненной близости, в которой люди ищут тепла, а не понимания.

Итого: Роман на самом деле неплох. Как минимум тем, что идеологический маятник оказался около среднего положения между ярой антисоветщиной и пенистым обоснованием революционной целесообразности. Получился роман о выживании как череде удачных обстоятельств. И в этом, наверно, его главная заслуга — отрефлексирован сложный этап нашей истории. Дальше можно сколько угодно отдербанивать его с документами в руках, но покуда не будет написано более умное, настолько же сдержанное произведение, имеющее потенциал массовой литературы, этот роман останется адекватным восприятием СЛОНа, в котором мясо соседствует с верой.

Давно я не читал квинтэссенции счастья. Наверное, с «Вина из одуванчиков» Бредбери. И «Грех» — то же «Вино из одуванчиков», только пацану тут не 12, а 17. Отсюда — смещение акцентов, но ощущение захлёстывающего с головой счастья..., утопание в собственном детстве — ровно то же (возможно даже, более концентрированно, поскольку перед нами не повесть, а рассказ). Очень солнечно, очень кислородно, очень любвеобильно (не только по отношению к ..., но и бабушка-дедушка живы...), а сердце при этом сладко плачет, а глаза замирают, не видя ничего кроме собственного прошлого, и вспоминается предчувствие безграничного фееричного будущего... Поступок ГГ, абсолютно правильный (я поступил бы так же), в то же время абсолютно катастрофичен

Читая роман, я мысленно несколько раз менял свою оценку, 8 было среднее, колебалась она туда-сюда много раз. А поставил 10. Как целое произведение могу оценить только так. Вообще, как никогда, даже трудно выразить свое впечатление о книге. Простой, доступный язык, и вместе с тем прямо какой-то академически точный, проникающий, каждая мысль выражена очень по-свойски, понятна и памятна.

«Истина — то, что помнится» — один из многочисленных афоризмов. Я почему-то очень поверил в эту историю Соловков. Несмотря на то, что автор (слава Богу) там не был. Практически отсутствует нецензурная лексика, которая конечно же главенствует в тех местах (к сожалению не только тех). Но так выписаны характеры, взаимоотношения, что я поверил, как в истину.

Недавно здесь была встреча с писателем, я не смог пойти. Думаю, что если бы прочитал роман ранее, все бы бросил...

Последняя фраза «Человек тёмен и страшен, но мир человечен и тёпел.»

По-моему, потрясающе!

Знакомство с творчеством Прилепина состоялось. Из приятностей: язык повествования. Живой, образный, яркий. Настоящий литературный язык, близкий к классической литературе. Одно удовольствие. Историческую достоверность романа оценить не могу, поскольку с темой советских концлагерей практически не знакома...Автору удалось показать быт лагеря без прикрас, не спекулируя на физиологической составляющей. Взгляд «изнутри», на то, что представлял собой СЛОН.Взгляд изнутри на человека в СЛОНЕ.. Интересно. Затягивает. Лица, люди, судьбы. и все по максимуму, все нараспашку. Отсутствие четко выраженной позиции к происходящему в романе тоже отнесу к плюсам.. Думай, дорогой читатель. Что шевельнулось внутри?Кому сочувствуешь, кому симпатизируешь...На мой взгляд тема с

Главное в книге — это, конечно же, сам герой, даже скорее, по-моему, антигерой. Ибо вряд ли можно испытывать к нему особого доверия или симпатии. Отдельные поступки или чувства его могут быть поняты или оправданы, но в целом — это бурные, большей частью бесцельные метания в пространстве и мыслях. Может он ищет себя ? Ну так поиски явно затянулись, да и не видно в нём большой цели. А сны-отступления тоже не дают этого ответа.

В общем — суматошно и , наверное, затянуто. И если сравнивать с гламурно-цинично-обеспеченными героями нашего времени, то этот персонаж недалеко от них ушёл, хотя и смотрится этаким антидухлесс.

Прилепин для меня стал первым живым литературным классиком, который живет в одно время со мной.

Правильно заметили, если у Варлама Тихоновича в произведениях преимущественно ад плоти, то здесь — преисподняя разумов, горнило перековки сторожащих и сторожимых, что точно подметил Зиновий в Секирке:

— Мы в аду.

— Нет, они в аду. А мы со стороны смотрим на них.

Интересно, что весь остальное творчество Евгения мне совсем не нравится.

В светлом прошлом нашего детства к Малышу прилетал его неугомонный друг Карлсон; в нашем унылом настоящем к алкашу прилетает его собственный Карлсон. Собственно, этой фразой и исчерпывается сюжет грустного рассказа Прилепина, истории о бывшем спивающемся военном, единственным лучиком в пустой жизни которого является приятель-собутыльник.

Малую прозу Захара Прилепина нередко наполняет атмосфера безысходности, словно автор вновь и вновь переживает один и тот же болезненный фантазм, и это не должно удивлять. Писатель, национал-большевик, один из современных «певцов революции» не может не описывать неприглядные стороны наших реалий, через трещины которых просвечивает его надежда на будущую борьбу и революционное восстание. Но в его же творчестве заложена и глубокая, неизбывная тоска по некоему утраченному Золотому веку России — эпохе, где люди жили по указаниям православных традиций, прославлялись семейные ценности, а мужчины годам к тридцати имели от трех детей и культивировали воинскую службу. Вот где настоящая фантастика! И вот это пугает. Если составить коллективный образ героев Прилепина, начиная от персонажей малой прозы и завершая незабвенным Санькой из одноименного романа, то на получившемся портрете мы вполне можем увидеть не революционера, а погромщика, далекого от идеалов революционный свободы.

Еще Маркс, а вслед за ним Ленин относили беднейшие и маргинализированные слои населения к числу врагов революции, раздавленных капитализмом и уже не способных возвыситься до идеи революционной борьбы (Ленин. Полн. собр. соч. Т.21, С. 267). Зато такие персонажи восприимчивы к образу врага, и потому их легко направить на удушение протестных действий. Сможем ли мы когда-нибудь пережить эту фашистскую болезнь, таящуюся за фасадом революционности? Это серьезный вопрос. Сказочный Карлсон был воплощением детства, которое Малыш проживает и перерастает, вступая на путь взросления и в финале уже посмеиваясь над своим несерьезным другом. Современный Карлсон — спутник героя в завершении его жизненного пути, в ситуации застоя и тупика.

Потому горечь и безысходность — завершающие впечатления от странствия по мрачной прозе Захара Прилепина. Безысходность тем большая, что она превосходит сам авторский замысел и особенно остро прочувствуется при критическом отношении к его творчеству.

«Не по плису, не по бархату хожу, А хожу-хожу по острому ножу...»

Лаборатория. Кузница перековки. Ад. Цирк в аду — по разному называют СЛОН в книге... Читайте, судите, думайте...

А вот в этом романе мы видим и знакомимся уже с новым Захаром Прилепиным. Повзрослевшим, заматеревшим, помудревшим и более выверенным в своей любви к родине и к памяти своих предков. И, как и свойственно Прилепину, мы снова уткнёмся в несколько смысловых слоёв, в несколько содержательных структур.

Авторское предисловие к роману объясняет нам появление этой лагерной темы в его творчестве. Причём не просто лагерной, ГУЛАГовской, а именно Соловки, и именно СЛОН конца 20-х — прадед Прилепина б_ы_л там, т_я_н_у_л свой срок... И кое-что из его рассказов и воспоминаний (дошедшее до Захара в пересказе деда) и легло в основу самого романа, и одновременно послужило отправной точкой, стало тем минимально необходимым воздействием, которое переломило спину верблюда из простого интереса к судьбе прадеда вытянуло сюжет романа. Читайте, судите, думайте...

Исторический пласт книги основан на реальных фамилиях чекистов и чекисток СЛОНа, на фамилиях и судьбах реальных людей, вершивших суд и закон, чинивших бесправие и самоуправство в первом советском концентрационном лагере. И на судьбах тех из сидельцев, о которых сохранилась какая-то память и конкретные сведения в государственных и ведомственных архивах, а также в рассказах людей, так или иначе причастных к Соловецкой «обители» в ранге лагеря. Читайте, судите, думайте...

Социально-политический смысловой слой плавно вытекает из переплетения первых двух упомянутых. Потому что конечно же за конкретными событиями и случаями спрятана общая тенденция, спрятаны общие закономерности и общий портрет и власти, и государства. И принципов и ценностей, которые эта власть исповедует и к достижению которых стремится, и механизмов, приёмов и методов, которыми эта власть и это государство пользуется и применяет для достижения своих целей. Читайте, судите, думайте...

Для того, чтобы передать все свои чувства и эмоции, а также возбудить в читателе своё собственное, читательское отношение к описываемым событиям, Прилепин пишет роман совсем не от лица своего пращура (которого он вводит в содержание буквально полутенью-полуобразом где-то к середине романа и который так до конца книги и мелькает порой — крайне редко— на страницах книги). А в качестве главного героя берёт судьбу совсем другого человека, не злобно-кровавого уркагана и не контрреволюционную сволочь какую-нибудь, а обыкновенного бытовика, совсем не врага советской власти, Но ведь здесь, на Соловках «Нет власти советской, есть власть соловецкая». И наш герой, лихой и удачливый, самолюбивый и даже где-то рисковый парень Артём, так и ведёт себя — стараясь просто приспособиться к лагерному быту и не стать ни лагерной пылью, ни лагерной сволочью.

Для обострения сюжетных и событийных моментов автор вводит в книгу любовно-эротическую линию (основанную вообще-то не на личных своих пристрастиях или авторских писательских фантазиях, а на судьбе конкретной женщины и на её личном дневнике). И переплетя и завязав всю эту вакханалию событий и происшествий — реальных, реконструированных, дополненных и выдуманных — в одну связку, Захар Прилепин выдаёт нам Книгу. Читайте, судите, думайте...

Язык романа великолепен, сочен и точен. Образы героев и персонажей яркие, чётко прорисованные, с выпуклыми характерами и принципами. Прилепин умело держит напряжение, создавая и поддерживая огонёк интереса к событийному ряду, заставляя интерес к книге превращать в нетерпеливое безотрывное чтение — как сказала моя супруга, читая этот роман «От него хочется скорее избавиться, но не потому, что он плохой, а потому, что тяжёлый». И таки прочитала эту совсем не тоненькую книгу всего за неделю, хотя обычно чтение таких объёмов растягивается на месяцы... Читайте, судите, думайте...

Это была седьмая книга автора в моём послужном читательском списке. Одну книгу я прочитал в 2013, остальные 6 в 2014 году. Можно сказать, что этот год прошёл под знаменем Прилепина. Потому что книги его я брал осознанно и целенаправленно. И не ошибся в своём выборе — Захар Прилепин определённо становится явлением в современной русской литературе. И точно стал открытием для меня!

Читайте, судите, думайте...

Стыдно признаться, но я только сейчас познакомился с творчеством этого замечательного автора. Был наслышан, книги уже давно стояли на полке и ждали своего часа, но вот наступил этот самый «час» только несколько дней назад. Ну что я могу сказать...на данный момент этот авторский сборник — лучшее, что я прочитал в 2014-м году. Один из тех редких случаев, когда получаешь удовольствие не столько от захватывающего сюжета, колоритных и «живых» героев, сколько непосредственно от самого текста. Не хочется выделять какой либо рассказ из сборника, каждый был прочитан с большим интересом и нашел отклик в душе. «Восьмерку» — однозначно в список любимых книг, а Захар Прилепин — однозначно один из близких мне по духу авторов. Конечно преждевременно делать такие выводы, прочитав одну- единственную книгу, но я почему-то уверен, что другие произведения тоже не разочаруют.

Острые как ожог и жгучие как порез короткие повести Захара Прилепина читать равнодушным глазом просто невозможно. Не получится. Если вы ещё живой, думающий и чувствующий человек. А если они не вызывают в вас никакой реакции, то можно уже начинать вызывать труповозку, потому что вы точно умерли — даже если ещё дышите, едите и пьёте, спите и испражняетесь, справляете малую нужду и любитесь, работаете на предприятии тяжёлой или лёгонькой промышленности, или офисно пялитесь в монитор своего двухъядерного компа, заполняя цифирьками и буковками чрезвычайно важные отчётные ворд-бумажки и эксель-бланки или же изображая гиперзанятость и одновременно перетирая за жизнь в соцсетях, а то и гоняя танки по виртуальному танкодрому...

Неважно, отчего происходит этот постприлепинский жгучий порез и постзахаровский острый ожог — вариантов много, тут вам и острейшая социальная несправедливость, или самое бессмысленное чувство на свете, именуемое Любовью, или же война-мать-родна — важно, что просто не заметить эту макротравму у вас не получится. Ни не заметить, ни проигнорировать, ни залечить.

Автобиографическая книга народного и любимого миллионами Олега Басилашвили называется «Неужели это я?! Господи...». Когда читаешь вот эту ли книгу Захара Прилепина, или любую другую, то это же самое выражение невольно само собой всплывает в разбалансированном и раскуроченном безжалостным Захаром сознании. Потому что наверное практически каждый человек из нашего времени отыщет в героях книги кусочки или частички самого себя, своего Ид-Эго-Суперэго, приметы своей реальной непоказушной жизни, обрывки и лохмотья своих истинных мыслей и чувств.

Вообще по мере чтения книг Захара Прилепина постепенно вырисовывается и складывается воедино некий гипертекст. Фирменный, захаровско-прилепинский. Открывается некий гипермир, совсем не отличимый от нашего реального современного мира, и вместе с тем чуточку гиперболизированный, чрезмерно выпуклый, слегка искажённый и драматизированный до чрезвычайности. Жить в таком мире и страшновато и не совсем приятно, но что делать, ведь этот мир ничто иное, как отражение нашего «доброго, тёплого, ласкового, уютно организованного» реального мира. И кто виноват в том, что этот самый «уютный безопасный и ласковый», официально признаваемый и «назначаемый» таковым мир отбрасывает такую корявую, уродливую и жутковатую тень? Наверное всё-таки ответственен за это не Захар Прилепин, который видит эту тень и понимает, какие красивые финтифлюшки мира реального дают эти ужасающие теневые корявости и рогатости-хвостатости-копытости...

Шестая книга Захара Прилепина, и вновь попадание в яблочко, в центр мишени, в самую серёдку души...

Много пафоса, пустословия. Описание женщины у меня вообще вызвало неприятные ощущения. Финал, конечно, непредсказуемый. Но это и есть самоцель автора — удивить. А то, что подобный выверт должен быть чем-то мотивирован, проявиться заранее (это ведь законы психики человека) — автору ни к чему. Читателю же этот рассказ — ни к чему (ни уму, ни сердцу).

Я не любитель лагерной прозы, и если бы эту книгу написал не Прилепин, читать её я бы не стал. Прилепин же – определённый знак качества, и взяв в руки томик размерами с кирпич, я знал, что держу живую историю – дышащую, страдающую, равнодушную, неприкрытую. Писаную-переписаную, штопаную-перештопанную, многократно заклеймённую и давно ждущую кого-то сочувствующего. Типа Прилепина. И он не подвёл. Гражданская позиция его не помешала показать время и место честно – ничего не преуменьшая, никого не оправдывая, но всё-таки отвесив несколько увесистых оплеух любителям сгустить краски и демонизировать Советский Союз. Спойлерить не стану, но для меня эта информация и этот взгляд были неожиданными и интересными. Разумеется, такой подход вызвал пенообразование во рту ряда либеральных критиков, заявивших, в частности, что Прилепин специально выбрал конец 20-х годов, чтобы смягчить ужас лагерной системы. Странное заявление, потому что уже в предисловии Прилепин написал, почему выбрал именно это время – оно непосредственно коснулось его семьи; именно об этих событиях он слышал с детства. Естественно, его заинтересовал конец 20-х, а не 30-х. Роман позиционируется, как основанный на реальных событиях и реальных людях. Каждый из них имеет свою точку зрения, и автор уважает всякую из них.

Язык, как всегда, великолепен – образный, метафоричный, льющийся. Он течёт, он рисует, он вживляет читателя в стылое блеклое небо, в скупую соловецкую землю, в корявые сердитые деревья, в святые неухоженные стены, в белое от холода море, бесконечное во все стороны, как одиночество. Нечеловеческая злоба к ближнему, отчаянное желание тепла – людского, печного – в какой-то момент это становится неважным, непосильная работа и неутолимое чувство голода — читая роман, постоянно хочется есть!

В отличие от постмодернистской «Черной обезьяны», «Обитель» максимально реалистична, при этом современна – мы видим Соловки через погружение в одну конкретную личность.

Как всегда у Прилепина, личность эта мне несимпатична. Но в этот раз меня хотя бы не призывали ею любоваться! Да, Артём позиционируется как «сильный человек»: не ищет опоры ни в сокамерниках, ни в Боге. Особенно – в Боге. Условно-положительные герои (к слову, неверно сказать, что черно-белых в романе нет. Нет белых, а черных – полно: «блатные» и откровенные палачи) нет-нет да сделают ГГ невнятный комплимент в том смысле, что он не поддаётся лагерной деградации. Но не поддаётся ли он на самом деле? Когда в прологе Прилепин описывает своего прадеда (с любовью, это же родной дедушка, но мне, постороннему человеку, очень не хотелось бы с таким общаться), понимаешь, что это – будущее ГГ, если по сюжету у него будет будущее. Другие заключенные могут не замечать этой деградации, потому что Артём вообще мало общается, да ещё судьба постоянно мотает его по разным закоулкам островов – вот и не замечается то, чего перед глазами нет. А он просто плывёт по течению, в какой-то момент попав в правильную струю, а в сложных ситуациях пассивно складывает ручки и тупо ждёт, когда за него примут решение – перекладывая всю работу и ответственность на человека, который по какой-то причине оказывается вовлечённым в ту же неприятность.

К слову, у героя низкая стрессоустойчивость. На внезапный стресс он реагирует истерически-психотическим ответом, столь противоречащим инстинкту самосохранения, что со стороны может показаться геройством. Похоже, что в основе этого лежит болезненно обостренная гордость, но она явно лишь симптом более глубоких комплексов. Свидетельства об этом разбросаны по всему роману (чего стоит хотя бы «Прости – слово, которое он презирал и никогда не употреблял» — за точность цитаты не ручаюсь). Именно такая реакция, к слову, и привела его на Соловки, и именно эти комплексы не позволили открыть во время следствия часть правды, являющуюся «смягчающими» наказание обстоятельствами. Попадая же в условия длительного стресса, ГГ валится в депрессивно-бредовое расстройство с псевдогаллюцинациями.

Так в чем же его «сильная личность»? В том, как во время массовой исповеди перед лицом приближающейся смерти он не присоединяется к другим заключенным, а с наслаждением НЕ раскаивается во всех перечисленных грехах? В том, как он калечит символ их веры? В том, с какой жестокостью он периодически кидается на тех, кто ему не нравится, в том, как безразличны ему те, кто должен вызывать жалость или хотя бы сочувствие у любого другого?

Вот вам «сильная личность» ГГ «Обители»:

«Психопатия — психопатологический синдром, проявляющийся в виде констелляции таких черт, как бессердечие по отношению к окружающим, сниженная способность к сопереживанию, неспособность к искреннему раскаянию в причинении вреда другим людям, лживость, эгоцентричность и поверхностность эмоциональных реакций.

Понятие «психопа́тия» подразумевает бессердечие по отношению к окружающим, сниженную способность к сопереживанию, неспособность к искреннему раскаянию в причинении вреда другим людям, лживость, эгоцентричность и поверхностность эмоциональных реакций[1]. Субклиническая психопатия, наряду с макиавеллизмом и субклиническим нарциссизмом, входит в тёмную триаду «дурных характеров», которым свойственны бессердечие и манипулятивность[2]. Психопатия является гетерогенным синдромом, который, согласно триединой модели, представляет собой комбинацию следующих фенотипических доменов: «расторможенность», «смелость» и «подлость»[3]. В перечни официальных психиатрических диагнозов, DSM-5 и МКБ-10, психопатия не включена. Согласно альтернативной модели DSM-5 (Section III), психопатия может проявиться как особый вариант антисоциального расстройства личности.»

Прилепин пишет ему иной анамнез: это человек, который убил Бога. Не как Ницше, а скорее, как Лонгин. Копьем в подреберье. Но Богу не нужна наша вера, а вот нам Его вера очень даже нужна, и Артём однажды во сне просит Его оглянуться, максимально приближаясь к тому, что можно назвать «просить прощения». Бог давит его пальцем, как тех клопов, чем сам Артем недавно развлекался. И просыпается он совершенно пустой оболочкой, бессмысленно и ожесточенно цепляющейся за существование, и единственную радость находящей в том, чтобы издеваться над сломанными людьми, пусть и подонками.

Вот и вся сила. Тюрьма ломает душу. Как можно сломать то, чего нет? Мни оболочку – ей всё равно. Оказывается можно, потому что можно доказать, что выкрутасы твои небезобидны для тебя же. «Сильная личность»-Артём всю книгу прогнозирует это, вроде как серьезно, но все действия его говорят, что до конца он не верит. И только когда ухнуло – вот тут он осознал. И сломавшись/смирившись вдруг стал человеком.

Противопоставлением – личности священников, не только сохранившие «образ и подобие», но и стремящиеся поддержать всякого нуждающегося, не робеющие отстаивать свои взгляды перед сильными мирка их и при этом не утратившие самокритичность. Вот это – сильные люди, заслуживающие уважения.

Вообще, христианская тема пронизывает весь роман, создавая что-то вроде вуали, как в фильмах Тарковского, но эта тема так сложна, что рассуждать на неё я не решусь. Скажу одно – меня проняло.

И конечно, эта странная любовь… Настоящая любовь. «Настоящая» — не в романтическом, а в бытовом смысле. Она измеряется не мыслями, а поступками. Мысли безобразны: плотское желание, эгоистические мотивации, а в промежутках ГГ смотрит на свою даму в лучшем случае как на что-то постороннее, ненужное, а то и с какой-то неприязнью. Ох, как меня бесило это его отношение! В эссе «Дочка» Прилепин показывает собственную любовь, полную нежности и заботы, так почему же он лишает её своих персонажей?! Приходилось встряхивать себя и напоминать, что ты читаешь на тёплом диване, накушавшись котлет про человека физически вымотанного и эмоционально истощенного. Да еще и страдающего аффективным уплощением, что ярко показано на примере его отношений с матерью.

Впрочем, дама сердца относится к своему мужчине не лучше. На словах. Поступки же говорят иное. Именно поступки, особенно финальный, конечно, примирил меня с этим героем и его странной любовью.

Желающим подискутировать — милости прошу на мою страничку, там будет дубликат отзыва.

Мне книга определенно понравилась и, по совести, Прилепин совершил шаг вперед. Прежде всего тем, что вытравил из романа свою чрезмерную тягу к мужскому кокетству — всяким рубленым афоризмам, претензиям на джеклондонство и ношение «кодекса». Для наглядности в концовке романа есть главка про встречу с дочерью Эйхманса — как же она контрастирует с текстом в целом ( тут и суждение относительно здороваться с офиицианткой и месте в ресторане , чтобы спиной к входу, и и запоминающиеся.советскую власть он не любит, а вот тех, кто ее ненавидит, еще больше и прочая типа пацанская мура). Доводилось встречать претензии к бесцветностии главного героя — но альтернативой «бесцветности» выступает только маскулинистость в духе традиционных прилепинских мужичков с ботинками, полными горячей водки, и не факт, что альтернатива была бы лучше. Пара значимых персонажей рядом выписаны совершенно славно. Мой любимец — владычка, но и бывший белогвардейский контрразведчик и еврейский тенор прекрасны. Женский образ центральный очень сложен для исполнения и, наверное, сделан так добротно и соразмерно, как это возможно в предлагаемом антураже. Более персонажей Прилепину удались сцены ( от расстрелов до скитаний вдвоем на лодке), драматургически выписанные. Автор отнюдь не полемизировал с Солженицыным и Шаламовым, но известный маатериал расцветил, написал увлекательный в том числе отчасти приключеенческий роман о выживании и пределах человеческой деградации. Отдельные шероховатости ( ну там без биографической справки Эйхманса, вполне себе доступной по фактуре можно обойтись) не отменяют позитивного впечатления от книги, в которой автор избавился от маннерности и рассказал о близком ему, но не о себе, любимом. Последнего в последнее время во всяких интервью много и не так, чтобы заслуженно.

05.01.2014.

Спустя более чем 7 лет перечитал роман. После осмотра сериала ( достойного) и посещения этим летом Соловков ( не потрясших, к слову). Повышаю оценку на 2 балла, прекрасный и безоговорочно увлекательный роман, который автор при всяких оправданных инвективах в его адрес может класть на иную чашу весов.

Начало 20-х. То ли самый конец Гражданской войны, то ли первые годы после. На Соловки – по сути, первый советский исправительный лагерь, попадает осужденный за убийство 27-летний Артем Горяинов. Мир Соловков мы видим его глазами – глазами полными силы, жизни, какой-то невероятной дерзновенности, радости и воли. Интересно, что положительным персонажем Артема назвать язык не поворачивается. Достаточно вспомнить за убийство кого именно он попал на Соловки.

Что видят эти глаза? Они видят, как в соловецком котле смешались и варятся (толи до готовности, то ли до смерти), индийские чертежники и русские проститутки, поэты и шпионы, послы и священники, писатели и белогвардейцы, казаки и проштрафившиеся чекисты, блатные и актеры, купцы и анархисты, студенты и коммунисты, беспризорники и чеченцы…

«Фабрика людей» — так называл Соловки их первый начальник Федор Эйхманис (прототип в романе реального советского сверхчеловека эпохи Троцкого Федора Эйхманса, чья биография, изложенная в приложении к «Обители», сама по себе достойна романа).

В Соловецком лагере выращивают шиншилл, ищут клады, стараются сберечь бесценные иконы и заживо скармливают людей гнусу. Здесь есть театр и библиотека, но также карцер и штрафной изолятор. А прямо над расстрельным помещением торгуют мармеладом.

«Цирк в аду», — как говорит о Соловках один из героев романа.

Но не стоит путать Соловки 20-х годов с концентрационными лагерями, каторгами, колониями и в целом ГУЛАГом, которым впоследствии так прославился Союз. Всем этим они стали несколько позже. Задумывались же Соловецкие лагеря как кузница, лаборатория, в которой будут перевоспитывать, переплавлять и создавать человека нового. Вот этот период перековки и описывает Прилепин. Причем так точно и проникновенно, так заразительно и мастерски, что к середине романа у читателя, сиречь меня, произошло полное погружение в реальность Соловков — очень чувствуется упоение, увлеченность, с которым роман писан. Тем более что вместе с героем, мы попадаем практически во все уголки СЛОНа – от обычных бараков и лисьего питомника до баланов (подвид лесозаготовки) и карцера. В этом, конечно, есть некая искусственность, экскурсионность, дань сюжету, и тем не менее…

Сравнение Прилепина с Шаламовым и Солженицыным неизбежно. Хотя бы потому, что автор «Обители» играет на их поле. И не то чтобы выигрывает, скорее, играет по своим собственным правилам. Если ГУЛАГ Солженицина – это, в первую очередь, муки ума, а лагеря Шаламова наоборот – ад плоти, то у Прилепина это скорее некая особая, лабораторная среда, в которой тоже можно жить. Правда, предварительно как следует умерев.

Захар Прилепин воевал в Чечне, и именно оттуда привез свои «Патологии» – роман, куски из которого мне периодически снятся. Его второй роман – «Санькя», тоже в какой-то мере автобиографический (Прилепин был членом национал-большевистской партии), прочтения более чем достоин. Особенно бы я его советовал молодым и горячим, тем, которые «дух, що тіло рве до бою».

Дальше же с Прилепиным произошло странное. В «Грехе», «Ботинках полных горячей водки», «Черной обезьяне», «Восьмерке», как по мне, качество, размах, да даже объем его прозы заметно пошли на убыль. Казалось, Прилепин-писатель просто отделывался от читателя и критика подачками, стараясь при этом сохранить свое реноме. Зато всевозможные награды и премии так и посыпались на писателя.

Теперь же, «Обителью», все выданные авансы Захар Прилепин не просто отработал. Мы, читатели, ему еще и должны оказались. Я так уж точно.

Наверное, не зря до сих пор нет на эту работу аннотации: даже нет желания определять, о чём это написано.

Общее впечатление однозначное — да, это очень неплохо стилистически. Причем, сначала в глаза бросалась некоторая искусственность такой манеры, едва ли не натужность, но затем автор «расписался» и читать было уже достаточно комфортно. Что же касается содержания... При том, что при чтении остро ощущаешь атмосферность, чуть ли не кинематографичность, текста, буквально через полдня я не смогла вспомнить, о чем был роман. Ощущение (или послевкусие) двойственное: помнится, что здорово написано и — что неприятное содержание. Нет, я отнюдь не считаю, что не должно быть жёстких и «чёрных» текстов. Но здесь осталось ощущение какой-то тёмной пустоты. И досады, что литературный талант создает то, что мне — пожалуй, не нужно.

И, кстати, да — фантастической составляющей я здесь не уловила. Уж сюжетообразующей — точно.

Сильное произведение. Вряд ли может оставить равнодушным, каковы бы ни были отношения читателя со своими родителями. Мне так кажется.

Очень выразительная история. Классно написанная. А если самым примитивным образом резюмировать происшедшее:

Думайте, как хотите: та же это женщина, или не та. А и неважно, между прочим.

Узнаваемо, ярко, честно и... грустно. Как грустно практически любое воспоминание о прошедшей, проскользнувшей жизни. Которая, в сущности, всегда несправедлива.

Жуть, конечно. В одночасье рушится весь мир, — и при этом человек понимает, что всё это едва ли не закономерно. И, как в любой экстренной ситуации, другими глазами видит и происходящее, и близких людей, и всё происходившее с ним... Страшно и при том до страшного же обыденно.

Не поняла я такой выбор названия... А история хорошо рассказана, абсолютно «вживую».

Да, я абсолютно верю в то, что это абсолютный реализм. И, возможно, даже описанный с натуры. Но до чего же он омерзительный! Буквально все персонажи этой повести, включая ГГ, от лица которого и идет повествование. Все — одного уровня, одного пошиба.

Для чего это написано, чтобы в очередной раз осознать, что бандюки и менты суть птенцы одного гнезда?

Пожалуй, самый удачный из прочитанных рассказов. Точный, искренний, живой.

Тяжкий рассказ. Всё перемешано, чёрное и белое, и чёрного больше. Белые — двойнятки в животе, да и тех дурной болезнью мазнуло...

Едва ли не первый из прочитанных рассказов автора с полноценным сюжетом. Вполне себе запоминающимся, прямо скажем. Очень атмосферно прописанным.

«...и так безудержно тошнило от происходящего.» Очень точная характеристика. И выясненное (честно ли?) в финале происхождение мяса ничего не меняет.

Ловишь себя на попытке узнать, угадать звезду. Но я не знаток, и ничего не получается.

Понравилось описание концерта. Всё остальное, бесконечное описание процесса выпивки... неинтересно.

Такая вот история. Ни о чем, собственно, То есть что-то происходит, но это не событие, так, зарисовка. восприятие может быть, конечно, разным, но лично мне вся эта компания активно неприятна. И ничего, кроме раздражения по этому поводу, в душе не возникает. Написано хорошо, спору нет, но — ни за чем. ИМХО.

Что это — история пустой никчемной жизни или философски равнодушный взгляд на эту жизнь? Очень объемно выписанный персонаж, да и вся атмосфера маленького городка.

Вроде и хорошо написано, выпукло и ярко... а неинтересно. Послевкусие никакое. Нет события, не сочувствия, нет эмоций.

Яркая и страшная история. Очень точная психологически. Мастерское сочетание детского и взрослого восприятия окружающего.

Абсолютно реальная и узнаваемая, темная, недобрая, неумная жизнь. Ни одного позитивного героя. Ну, разве что появляющаяся в финале жена с дитятей? Всё жестко и депрессивно. И, пожалуй, беспросветно.

Квинтэссенция депрессивной мерзости. Да, это небесталанно написано... но зачем? Искренно не понимаю. Такая визуализация (весьма объемная) жизни малоприятного героя. И всё.

Тяжелое, депрессивное описание. И всё. Если есть вкус к подобному чтению — неплохо. Но не удивлюсь, если любителей не очень много. Я скорее любитель, потому что стилистически написанное мне нравится.

О чём этот рассказ? Да, собственно, незачем формулировать. О таких говорят — «про жизнь». Нет сюжета, нет ярких событий, нет юмора. Атмосферное бытописание. Мне в таком жанре не хватает, пожалуй юмора. Или иронии. Желательно, само-.

Долгое, тягучее, подробное... как бы это назвать? — эротическое изнывание. Литературное упражнение в атмосферности. Удачное, наверное, хотя мне понравилось не очень. Но последняя фраза хороша.

Хороший эмоционально наполненный рассказ. Жизнь, смерть, любовь, подлость... всего понемножку. Впрочем, нет: больше всего любви. Казалось бы, замечательно, но какое-то возникает тоскливое чувство, потому что понимаешь, что эта невероятная влюблённость тоже обречена...

Огроменный роман Захара Прилепина о Соловецком лагере особого назначения, а точнее о жизни его обитателей на протяжении одной долгой и холодной осени. Мучения и нечеловеческие условия жизни вперемешку с маленькими радостями и море смертей в финале. Впору вешать крупный предупреждающий знак 18+ прямо на обложку! Хотя если вдуматься, то, что еще ужасного можно написать про лагеря после Шаламова? И поначалу создается впечатление, что Прилепин просто разворачивает рассказы Шаламова в одну длинную романную цепь. Само по себе это может и не так плохо – читающие только современных авторов хоть так ознакомятся с этой страницей нашей истории. А учитывая политические взгляды автора, ознакомятся его поклонники, идеализирующие то время. Но в итоге роман содержит много больше, чем бытописание лагерных ужасов. Так что и читавшим Шаламова будет над чем подумать.

Второй момент, который поначалу скорее мешает чтению это личность рассказчика. Персонажей, за чьей судьбой следит автор, тут несколько десятков, но все происходящее мы видим глазами лишь одного героя. А учитывая, что одной из задач автора было показать масштаб личности первого коменданта Соловецкого лагеря Федора Эйхманса, герою приходится мотаться по всем кругам этого ада, то возвышаясь над товарищами по несчастью, то падая на самое дно. Из-за этой чисто сюжетной необходимости автор наделяет героя полным отсутствием инстинкта самосохранения и конфликтным характером. С такими чертами характера реальный человек вряд ли выжил бы в предложенных условиях (что косвенно подтверждается автором в послесловии) и, при чтении романа мысли, о нереальности происходящего, постоянно лезут на первый план.

Однако узнав прошлое героя, осознаешь, что его предыдущая жизнь действительно не подготовила его к ситуациям даже чуть напоминающим те условия, в которые он попадает. У него просто нет готовой программы действий и импульсивный поступок, совершенный на первых страницах, становится универсальной программой действий, которую он копирует в любой новой ситуации. Ну а уж когда каждый раз «прокатывает» кажется, что сам Бог благоволит герою и действовать следует именно так.

Погружая читателя в лагерную жизнь, автор формирует критическую массу знаний, которую он периодически упорядочивает монологами своих персонажей. То Эйхманс разразится разоблачительной речью в адрес «раскачивающих лодку» -- мол, не мы тут вас мучаем, а вы сами себя, мы же наоборот – пытаемся вас спасти. То один из заключенных проводя исторические параллели, показывает, что насильственные изменения сознания в итоге всегда оборачиваются против самих «мучителей». То священник рассуждает о веках отрицательной селекции в истории России и репрессиях как уже врожденной программе действий. Эти монологи в итоге порождают самый очевидный смысловой пласт романа – зло оно в людях, а не идеях. Так что любую, даже самую светлую идею можно извратить, а уж мы в этом плане очень опытный и безнадежный народ.

Самый интересный для меня смысловой пласт романа связан с христианством. Попытки советской власти создать новый тип людей привели к созданию экспериментальных лагерных поселений, где этих людей и пытались «воспитывать» в ускоренном темпе. Но если Бог, создав людей по своему образу и подобию, за тысячи лет селекции не добился успеха, то могли ли большевики рассчитывать на иной результат? Почему вообще мораль и нравственность не приживаются в нашей стране? Не потому ли, что мы все происходящее с нами уже воспринимаем как наказание за грехи наших предков? А раз мы уже грешны, то какой смысл чтить заповеди? Если же грех можно замолить, то зачем сдерживать себя? Соверши проступок, а потом получи прощение!

И только главный герой ведет себя иначе. Да он грешит, но происходящее воспринимает как испытание, с которым он по слабости своей иногда не справляется. Но ведь если ты получил двойку за контрольную ты не бросишь из-за этого учится?

Где то ближе к финалу у Прилепина есть просто блестящая сцена. Когда кажется, что героя окончательно сломили, он неожиданно совершает Поступок и оказывается Бог все еще благоволит ему. Очень светлая сцена после довольно жестокого финала дарящая надежду на чудо. А ничто другое нас уже и не спасет…

Мне кажется, книга написана языком 30-х годов. Таким пёстрым и мутным, как тогда многие писали. Почему так Прилепин написал? Наверно, потому что своего стиля не имеет.

Есть страницы написанные жёстко, но в целом такое впечатление, что он просто выплеснул весь негатив, какой у него был, на страницы. У кого — праздничное слово, а тут — как будто слово с бодуна... Не мой выбор.

Кажется, книга получила какую-то премию как фантастика? Где здесь фантастика? Если только, исходить из соображений, что всякая повесть и всякий роман есть выдумка, сиречь — фантастика...

Вам когда-нибудь хотелось оказаться в каюте тонущего корабля? Изнутри увидеть, как вода, захлестывая палубы, затягивает в глубины громоздкое железо? Через круг мутного стекла рассмотреть бьющиеся волны, а потом, шевеля мокрыми пальцами, видеть подступающую кромку и знать, что в потолок коридоров уже плещет, и единственный кусок воздуха на 3-5 минут здесь и сейчас. Хотелось? Тогда читайте.

Через осыпающийся, рушащийся мир, сквозь разъезжающееся по швам повествование надо продираться, заставлять себя читать дальше и дальше. Герой словно идет по стеклянному коридору в мерцающем белом свете электрических ламп. Под тихое неотвязное жужжание ему слышатся невнятные голоса «с той стороны». Воркование детей нынешних, воспоминания о детях прошлых, выламывающиеся в неестественных позах и гримасах взрослые. Коридор разветвляется и петляет, уводя то в одну, то в другую сторону. Нет повествования, есть напряженное, болезненное всматривание в детали. Обычные предметы, действия, явления становятся ярким выпуклым сюром; заварка в стакане – женский лобок, «ало саднящая зарешеченная лампочка», «раскрытые кривые рты откидных стульев». Деформируются время и пространство, нивелируя общее, выпячивая частное.

С одинаковыми отчуждением и усталостью описываются Кремль и убогая деревенька, где живьем палят в печке котят – не по злобе, от лени – топить долго. Милые, живущие рядом родные дети, даже не знаемые по именам, любовница, журналистское расследование идут белым шумом. Не интересным и не значимым фоном.

Медленно, но верно скатывающийся в безумие человек тонкий, образованный, в меру обычный, такой, как мы свами, тянет за собой трепыхающегося на ветру терпких сравнений читателя.

Это первая книга, читая которую, то и дело вспоминалось: «Поднимите мне веки! Не вижу!» До последних страниц, я не могла осознать, что стержень романа, его посыл – деструкция. От начала и до конца. В отстраненной жестокости, в будничности боли, в безразличном трепете кровавыми жилками деталей – везде. Чтобы хоть как-то разглядеть книгу, ощутить ее целостность, приходится отодвигаться. Намеренно отстранятся и охватывать глазом, нюхом, слухом. Потому что вблизи – то же, что полотна Монэ в размерах «Явления Христа народу» — муторно и бессмысленно.

В последние сто страниц чтение, словно ползающего по полу таракана оставить уже нельзя. Оно беспокоит и раздражает. Его нельзя не заметить, нельзя прекратить. Нужно раздавить. Дохрустеть. Дочитать. Чтобы не зудело. Чтобы отпустило.

Резонный вопрос: почему я не бросила читать в первую сотню? Все просто – это отменно написанная книга. Удивительный, звучный, сочный необыкновенно живой и пульсирующий прилепинский язык увлекателен и манящ. Он завораживает и пьянит, заставляя листать вглубь.

Впрочем, уверенного чавкающего хруста в финале он не глушит, отчего желание узнать «что же все так это было!» становится еще более острым. К счастью, Прилепин, в отличие от большинства классиков жив и здоров, и с удовольствием высказывается относительно своих произведений. Из его интервью: «Здесь нет сюжета. Он был намеренно мной извлечен в определенный момент. Изначально роман был больше раза в полтора. <...> Бессюжетный морок. Человек встал посреди жизни и идти ему некуда. Начинается все, как сюжетная вещь, а потом рассыпается в прах. Это было для меня важно. <…> Из своего витального рая человек может осыпаться в полный кромешный ад».

Стиль автора – понравился, лёгкий и реалистичный. А дальше – грустно… персонажи – необузданное хулиганьё и прочий неприятный народ, главный герой – рефлектирующий бесбашенный отморозок, сюжет – ряд антисоциальных поступков. Читал с интересом, но погружаться в такой мир было неприятно. Не приемлю я принцип «цель оправдывает средства»! Тем более и цель у «партии» я увидел только одну «революция ради революции». Послевкусие от прочитанного — горькое. К прочтению рекомендовать не буду, разве только, как пример того, до чего доводит анархия в головах молодёжи.

Человек сформулировал то, что я думаю, но не могу высказать, потому что, в меня пятнадцать лет забивали, что Сталин — АБСОЛЮТНОЕ ЗЛО. И об эту мантру разбивается неоформленная мысль, и говорить оппонентам приходится коммунистическими передовицами. И мне заявляют: «Я прекрасно вижу, что твоя позиция — наносное». Не наносное, но я прекрасно понимаю, что ты СЛЫШИШЬ, и возразить тебе не могу, поскольку вдруг становлюсь косноязычен. И вдруг я читаю гениальные строки, где — краткость, сестра таланта — на пальцах объясняется моя позиция. Как я могу этому не рукоплескать? Я, яростный либерал-демократ 90-х, твердокаменный социалист сегодняшних? Нет более верного последователя, чем раскаявшийся недруг. Единственное, чем могу дополнить «Письмо...» — тем, что Он оставил в наследство своим детям (не касаясь страны, чего они вообще не понимают!) — лишь трубку да стоптанные сапоги. Что оставят нынешние? Какие счета, какие виллы на тропических островах? Пассионарность — главное качество лидера. Но пассионарий может придти к власти только во времена смуты или, чудом!, по наследству. В условиях продажных демократических выборов — никогда. Вот, мы имели у власти пассионария. Либералы визжат о его жестокости. Но мы видем ее плоды. Она не была бессмысленной! Она была за ради нас, сегодняшних. Тех, что предали само его имя.

Никогда не забуду историю одного старика, который в начале 50х поднимал наш ядерный щит. Они строили вышки РЛС, а над ними, на высоте, недобиваемой зенитками, ходили Б-52. Однажды он, инженер-лейтенант, оказался самым старшим на стройплощадке, главным над зеками. И ему пришлось принимать решение — очередной этап шел с нарушениями техники безопасности. Но условий не было, ждать состава с оборудованием означало надолго заморозить строительство узловой вышки. А, повторяю, над головой постоянно напоминали о важности стройки, и каждый(!) заход бомбардировщиков мог оказаться боевым! Он принял решение продолжать. Вышка упала. Погибли зэки. Деда судили. Ему вменили срыв сроков (не людские потери!) и осудили на десятку. Он собрался, он уже знал локацию лагеря и номер барака. Тут умер Сталин, всеобщая амнистия. Знаете, что говорит дед, старший научный сотрудник института твердых тел, зам.директора института? Он говорит: «Правильно меня осудили! Я поставил под угрозу обороноспособность Родины!»

Где сегодня такие люди? Нет их. Потому что нет Вождя, который бы воспитал такое поколение.

Потрясающе искренние размышления. Что-то , конечно, прошло мимо, но столько он рассказал родного, столько поведал мне обо мне, местами даже нелицеприятно, но честно, что я читал, как завороженный. Я, никогда ранее не читавший эссе, считавший этот жанр непонятным вообще и ненужным никому... Я случайно заимел этот сборник, и был поздний вечер, и начинать новую книгу было уже поздно, а тут рассказики по пять-десять страниц... Ну я и взял «на сон грядущий». Ага, до трёх ночи. Самое главное — сборник о счастье. Человек, по распространенному мнению пишущий чернуху, патологически верит в счастье здесь и сейчас. В счастье, как основопологающую структуру нашего бытия. И доказывает, что это так и есть. И ведь доказал!

Собственно, все хорошее, что есть в дебютной книге Прилепина поддается определению боевой публицистики. Наблюдения в дневниковой форме о буднях отряда на войне, особенностях быта и атаки на школу вполне уместно вобрали бы в себя авторские достоинства — эмоциональность, умение достоверно показать реакцию на неестественное, внимание к деталям. Увы, организация материала в виде романа не пошла материалу на пользу. Схематичная конструкция по типу война-мир с абстрактной девушкой Дашей и малосимпатичной прилепинской маскулинистостью в мирных условиях не порадовала вовсе, хуже ее только пассажи в виде диалогов о Боге или шлюхах. Давно отмечена неадекватность в духе блатной мифологии женских образов у Прилепина: первый роман задает общую тональность. Не по душе тяга к красивостям, рядом с точной деталью Прилепин всегда упомянет вычурный оборот, а уж про волосинку на члене преподавателя точно не умолчит. Материал сухой, а автор так сочно его расцветил, что литературная избыточность во вред собственно истории. Я специально оставляю в стороне всю мужицко-братскую составляющую и эмоциональный накал событий, описанных в романе, моральное право писать о войне ветерана, но вот «Асан» в исполнении не воевавшего в Чечне Маканина литературно, эмоционально и интеллекутально много выше и интересней. Инструментарий Прилепина , в общем-то , неизменный и только от того, что он приложен к событиям в Чечне книжка сама по себе яркой литературой или событием для меня не стала. Допускаю, что для узкого круга причастных к событиям, она имеет большое значение, но ведь и Покровский писал не только и не столько для моряков.

Противоречивая книга. С одной стороны — читалась интересно, язык простой. Но с другой — о чем она? Несмотря на небольшой объем в ней много лишнего. Зачем нужна история с судьей я вообще не понял.

Деревенские главы хороши, но, опять же, к чему они?

Некоторые персонажи прописаны неплохо, а некоторые совсем не понятно зачем введены в повествование. Например Яна. Что есть она в книге, что ее нет.

Позиция и идеология «Союза» тоже непонятна. Хотим вернуть Россию себе, сделать ее лучше — а как, в чем, какими способами?

Главный герой на каждой странице курит, а на каждой третьей странице пьет водку.

Итого: читать интересно, но особого смысла нет.

Собственно говоря, вся эстетика, стиль и круг интересов Прилепина ранее встречалась у Стогоффа. Рассказы Прилепина во многом очерковые, основанные на личном опыте, яркие зарисовки. У Прилепина прекрасный глаз. острое чувство юмора и профессиональные навыки автора новелл. Порой, правда, кажется, что автор перечитал эссе Веллера на тему того, как писать рассказы. Пару раз встречается откровенный прием обрубить концовку, пару раз — финальная реплика контрапунктом. Выглядит это несколько механически, да и доверительные авторские интонации копировать несложно. Никакой разницы между рассказами Прилепина и Рубанова ( хорошими рассказами) я не вижу. То есть совершенно никакой разницы. Витальная маскулинистая автобиографическая ( у Прилепина чаще завуалированная) очерковая проза. Такие вещи интересно читать плюс малая форма не предполагает авторской рефлексии. В случае с Прилепиным она была бы лишней. Ряд житейских наблюдений, пара афоризмов — вполне достаточное.

В Прилепине есть что-то от Марина Идена: нюхнувший жизни лоботряс на каком-то этапе выбрал плоды с дерева познания и стал описывать все то, что видел и видит. Пределы его творческих возможностей совершенно очевидны и наглядны. Они с Рубановым сейчас аналогичны авторам «деревенской прозы» семидесятых -, только пишут не о деревне, о мужской доминанте в обществе, а социальная критика и наблюдательность при них. «Нацбест» за сборник рассказов дали вполне себе заслуженно, но утверждать, что «Грех» книга десятилетия, по меньшей мере смешно. Отчего достижения так легко и без натуги воспроизводятся Рубановым? Прилепин, при всем обаянии его рассказов, все же писатель второго эшелона, не чета Быкову, Шишкину, Юзефовичу. Список можно продолжить.

Очередная «переводная картинка» от Захара Прилепина, в жанре «типа, пацанских рассказов». Написал первое предложение и понял – надо объясниться, произвести дефиницию: смыслом нагрузить слова, определится с ними.

Начну, пожалуй, с «типа»: типа, — это внешняя стилизация, в данном случае (как и весь сборник рассказов), под «пацанский трёп». А трёп пацанский, как водится, под водочку, которую не прочь затем отшлифовать пивком, и, как известно, этот трёп зацикливается (…как веревочка не вейся…), по расхожему выражению, на «.…. и деньгах»: бухло, бабло и «ищите женщину»…. Но, стилизация, ещё и стиль – вот здесь, как «рояль в кустах» и «бытоописатель» — писатель Захар Прилепин, и трехсложный (в три, не более аккорда застолья в подворотне) «пацанский трёп» превращается в литературу, в русский язык, «великий и могучий», в слог, обремененный не только ироничным, горьковатым смыслом, но и неповторимой авторской рифмовкой и слов, и этих смыслов.

А, Захар Прилепин, это не то что бы фотографическая, порой до беспощадности, лаконичная точность и характера героев, и ситуаций, их «всосавщих», но и градус «достоевщины» надрыва – надрыва сюжета и жанра, и языка, и чувств, — того всего, вернее, для выражения чего и пишется рассказ: он просто не может написаться – иначе просто вырождается в тот, ещё не пьяный, но уже нетрезвый и почти пустопорожный трёп – без обязательств, без обстоятельств, так, на две трети лживый трёп, для заполнении лакун в процессе пития….

А «переводная картинка», décalcomanie — это когда, пуская даже и в последней фразе, с «картинки» рассказа сползает, — как оказалось, вот только что, — мутная плёнка, такого незатейливого бытия, и – «…небо в алмазах…». Это высшее авторское мастерство, это то, о чём у Юрии Буйды, в автобиографических фантазиях «Вор, шпион и убийца»: «…И если ты однажды заглянешь в душу человека, грызущего семечки, и не найдешь там ни любви, ни ненависти, ни пропастей, ни высей, ни дьявольской тяги к саморазрушению, ни страсти к божественному полету, — грош тебе цена». Пацан – человек грызущий семечки.

Но, помянув décalcomanie, как честный человек, вернее читатель русский, слово Мандельштаму:

«Сегодня можно снять декалькомани,

Мизинец окунув в Москву-реку,

С разбойника Кремля. Какая прелесть

Фисташковые эти голубятни…»

Кого читать? Да без вопросов: Захар Прилепин, Юрий Буйда, Осип Мандельштам.

Разочарован. После психоделического нуара «Черной обезьяны» с поисками нравственности в пыльных закоулках разума, «Санька» — конкретный железобетонный «реализм», а следовательно, вся чернуха его – просто чернуха. После удивительного конструкта, где все до единой детали заточены под раскрытие авторского сакрального замысла (даже в ущерб физическому сюжету) – постоянные лужи «воды». Да, я ожидал несколько другого текста. Более совершенного.

Еще меня удивила политическая составляющая книги. Я во многом разделяю позиции Прилепина. Я люблю эту страну и ненавижу это государство, я социалист, сочувствую националистическим течениям, слово «либерал» для меня – ругательство. В книге же представлен полный спектр аргументации либералов, и полностью отсутствует платформа левого движения. За ради чего бьются эти дети? Чего они хотят? Революции? Согласен. А потом? Что строить на развалинах? Без этого конструктивизма все их акции, и без того хулиганские, становятся вообще бессмысленными. А ведь оно так и есть, на самом деле. Эти люди, они именно – такие. Это просто вопль бессилия. Молодежь, в ярости от окружающей социальной несправедливости, кидается в любое попавшее на глаза экстремистское движение, подпитываемое только ненавистью, но не любовью. А самое страшное, что государству того и надо. И партии, подобные описанной, и «порицаемое» движение скинхэдов (несколько лет назад) – все это тайком поощряется государством, этакий «взгляд сквозь пальцы». Это прекрасный клапан для «сбрасывания давления» народного гнева, для создания картотеки «деструктивных социальных элементов» и, главное, для дискредитации Идеи! И книга Прилепина (потому, наверное, и пропущенная в печать) в конце концов служит той же цели.

Но это тоже полбеды, в конце концов, культовый фильм «Romper Stomper» («Скины» в русском прокате) тоже показал скинхэдов именно такими, какие они и есть, и вроде как показал их крах и несостоятельность всех их идей, но он до сих пор — флаг скин-движения. Больше всего мне не понравился ГГ. Откуда они выползли опять, эти самовлюбленно-аутодеструктивные нелогичные подонки, которых автор позиционирует как «сильную личность»? Стоит взять в руки книгу, относящуюся к Литературе, как вот он, нарисовался! У Прилепина, у Иванова, часть – у Рубанова, у Кузнецова-Тулянина, да, блин, везде! Наследие Печорина-Онегина-Базарова? Так Онегин хотя бы пощечину в конце такую получил, что абсолютно понятна стала порочность его жизненной позиции (по крайней мере, мне)! А эти если и гибнут в конце, то «в силе и славе»! И мне предлагают брать с них пример. Вокруг них почему-то кучкуются остальные герои, заглядывают им в рот или очень серьезно дискутируют, незаметно вытирая с лиц плевки, которыми эти хамы-ГГ отвечают на доводы оппонентов. Вообще не понимаю! Он сидит на шее у нищей матери, осознает в свете этого свою ничтожность, и НИЧЕГО не делает, чтоб исправить положение! Депрессирует с гордо задранным подбородком, о судьбах Родины рассуждает… Чего я здесь должен зауважать?

Далее, все поступки этих «сильных» людей диктуются не разумом-логикой-целесообразностью (я не с позиции рыночных отношений и приспособленчества говорю, с позиции их собственных целей нелогичны! Возьмите подготовку акции в Риге – он же ужратый в хлам на нее идет!), нет, все их действия диктуются их же сиюминутным настроением (и обласканная всеми сцена похорон отца – вопиющий пример: это же аутодеструктивное истеричное решение, более подобающее кисейной барышне – переться в снега, когда вас могут довести до деревушки с лошадьми и санями). А я, уж извините, отказываюсь считать «сильным» человека, который раб своих эмоций. Антитезой – Гумилев. Его сборник «Костер». Написан во время разрыва с любимой. Гумилев тогда страшно страдал, но в стихах – ни словом, ни межстрочьем, ни атмосферой не выказал своих «соплей с сахаром»! Вот это – Мужик. А эти – рефлексирующая, разрушающая все близкое злокачественная опухоль.

Я описал общего ГГ современной русской Литературы на примере «Саньки». Почему их опять позиционируют как «героев нашего времени»? Презираю. Бесят. Похоже, на этом романе мое знакомство с Прилепиным приостанавливается на неопределенный срок.

Поначалу — ага, полная чернуха.

Мрак копится, копистся, и вдруг зашкаливает так, что становится понятно: никакого отношения к «реальности» книга не имеет. Тогда — отпускает. Понимаешь, что герой живет в иной реальности. Практически — в параллельной. Но не фантастической, а созданной неким фильтром в его мозгу. Такой фильтр есть у каждого из нас, он окрашивает окружающее в разные оттенки серого и в результате одно и тоже место мы видим по-разному и , даже контактируя, проживаем свою жизнь каждый в своей личной вселенной — триумф солипсизма.

Вселенная ГГ — погружение в полный мрак постоянного самоистязания. Стоит ГГ чего-то добиться, как он начинает свои успехи разрушать. Уворачивается от направленной на него любви. Нарывается на физическое насилие. Любит ли он сам кого-то кроме себя? Любит, но настолько глубоко, что и себе в том не сознается — вот и приходится не жену любить, а «проститутку, похожую на жену» искать, и к детям вроде как тянется, но какие-то они назойливые, и места им не находится в его крутящемся колесом аду, и любовницу вроде как впускает в личную сферу, но раздражается и тут же отталкивает, ни то наслаждаясь, ни то презирая ее, бегущую за ним собачонкой. Не человек — квинтэссенция бытового мелочного порока. И все равно в центре его внимания — я, любимый и великий, гадина, но своя, родная. И поиск в конце — чтобы почувствовать себя нужным.

И только последним проблеском уже животного разума — я кому-то нужен.

Он уже не смог.

Расследуя аморальность мира, оскотинился в хлам.

Если бы он только свою жизнь разрушал, беды бы не было — так, любопытный экземпляр, потаращиться на него сквозь стекло террариума, но солипсизм — это еще и формирование Вселенных окружающих тебя людей. Особенно тех, кто близок тебе, кто от тебя зависит. И мы получаем вскользь упомянутую трагедию. Автор не акцентируется на ней, как не акцентируется и на многих других деталях, не утруждает себя развитием физического сюжета, развязкой интриги с детьми. Потому что книга — совсем не об этом. Она о месте нравственности в нашем мире. Дети без понятия добра и зла, кто они — абсолютное зло или Чистота, посланная истребить носителей зла — нашу цивилизацию? Где граница меж сумасшествием и рассудком? «Когда смирение из святого человека делает опустившееся ничтожество»? В какой момент бытовые грешки выносят тебя за скобки «добра и зла», а точнее — социума?

«Когда я потерялся?..»

Ответ на предпоследний вопрос — жестко зависит от ответа на первый.

Абзацем выше я написал: «последним проблеском уже животного разума — я кому-то нужен». Мне кажется, это — один из ключей, которые дает автор: даже инстинкты, сам наш базис, заставляет нас жить ДЛЯ кого-то. Вот он — «0» на шкале координат, а не внеморальные дети. Поиск «сверхчеловека» — в себе ли, во вне ли — приводит к отторжению человеческим сообществом, к бунту собственной природы, к саморазрушению, аутодеструкции.

Вторично? Многие это говорят. Может и так. Возможно, какие-то древние когда-то об этом писали, но я не читал их и никогда не прочту. К примеру, потому что «их тяжелое детство прошло вдалеке от вещей, тех, которые так переполнили доверху нас»(ДДТ). Я хочу современных, родных декораций. Я хочу себя узнавать в этих героях. Я хочу современной прозы. А вторичность... Чтож, если вопрос не решен вот уже тысячу лет — предлагаете о нем замолчать?

И ЗЫ: мрак-мраком, чернуха-чернухой, а я стал добрее к окружающим, особенно — родным.

Ну что, плохая книга?

Занудная книга про нацболов. Безликие герои симпатии не вызвали, монотонное повествование, путаный сюжет, по-дилетантски восторженные игры автора с языком совершенно не стимулировали интерес к произведению. Не скажу, что роман плох, скорее он просто «никакой». Отражение внутреннего мира милиционера Прилепина, «звенящая пустота».

Не знаю, не очень мне понравился роман. Хотя написан хорошо, ярко, упруго. Просто остается такое ощущение, будто бы Захару Прилепину очень хотелось взять, наплевать на гендреные стереотипы да и написать женский роман по-мужски: о женах, любовницах, детях и кризисе среднего возраста. Без всякой лишней чернухи, только с той чернухой, которая в обычной жизни обычного замученого бытом благополучного человека. Но нет, сознательно или же бессознательно, показалось это автору стыдным, и появилась в романе интригующая тайна нечеловечески жестоких, непобедимых детей, и не просто появилась, а прямо как центральная профигурировала в самом начале (и в аннотации, чего уж там). И хороши ведь эти дети до безобразия, и так чудовищно архетипны, будто вылился в этом тексте весь ужас патриархального общества перед непонятным миром унижаемого и подавляемого им ребенка, и мог бы быть такой мощный, жуткий, провидческий почти текст, если бы не отвлекался Прилепин на свою любовь-морковь так сильно. А то по идее любовь-морковь должна была стать фоном для жуткой загадки карающей детской десницы — а вышло наоборот. А вот решись Прилепин написать отдельно про детей, а отдельно — честный, безбоязненный мужской женский роман, и было бы два отличных романа. А так раз — и ни одного.

Когда читал произведение, очень сильно сосредоточился на детях, и не понимал почему эта тема практически не развивается по ходу повествования. В итоге я не понял книги. Может кому мое предостережение будет полезным

Писать книгу о таком сложном человеке, как Леонид Леонов — дело трудное и неблагодарное. Слишком сложна, глыбообразна личность, слишком отпугивает от себя Леонов читателя своим «миром непомерным», своей строгостью, чопорностью и труднопознаваемыми глубинами. Честь и хвала великолепному Захару Прилепину, взявшему на себя сей тяжкий груз и донесшего его до финиша с честью.

Леонов всегда писал сложно, густо, тяжело, но, по своему, прекрасно. Книга о нем написана просто и искренне, как журчащий ручей в высоких горах.

Эта книга о талантливом, загадочном человеке «прекрасных кровей», который умел буквально все.

Он был талантливым и оригинальным писателем. Его книги «Барсуки», «Вор», «Дорога на океан», знаменитая «Пирамида» не имеют аналогов в мире. Их читали практически во всех развитых странах. Леонов существует на многих языках и интерес к его творчеству не ослабевает. Леонов умел видеть сложнейшие проблемы, как в русском обществе, так и в мировом масштабе и отображать их глубоко, оригинально, с неподдельной болью и тревогой.

Он писал о гибели прекрасного прошлого, о преобразовании прошлого в будущее. Он писал о «лишних людях». Он подавал свой голос в защиту природы задолго до того, как об этом заговорили все. Он подавал свой голос в защиту Цивилизации. Он пытался пронзить время и увидеть Будущее Человечества.

Леонов был хорошим драматургом. Он умел замечательно рисовать и фотографировать так, что если бы не стал писателем, то стал бы великим художником или фотомастером. Он был отличным садовником, цветоводом, его сад всегда привлекал внимание современников.

Леонов был интересным философом и его «Пирамиду» можно обсуждать и разгадывать годами, как таинственную шкатулку с секретом. Его статьи удивительны и глубоки.

Человеком Леонов был жестким, желчным, но при этом очень интересным собеседником. Хочется верить, что интерес к его творчеству не ослабеет.

Во многом, это может произойти благодаря прекрасной книге З.Прилепина и Д.Быкову, который надоумил его сесть за этот гигантский труд.

Прилепин — он вот такой. На примере этого рассказа можно посмотреть: шло-шло повествование, вроде, неплохо, интересно и тут — бац! концовка — для чего? почему? Вот, к прочитавшим обращусь: кто мне скажет

я пока не понял.

И вот Прилепин он пока для меня такой — интересный, читабельный, но не совсем понятный.

Леонид Леонов — советский классик, герой социалистического труда, лауреат Ленинской, Сталинской и Государственной премий, оказывается, в 1919 году сражался в рядах белой армии. Во многих его книгах есть персонаж — белый офицер, затаившийся, но не примирившийся. Что это — игра со смертью, вызов судьбе?

Леонов вошел в литературу уже в 20-е, с «Барсуками» и «Вором»; его роман «Русский лес» — книга неудобочитаемая, со всеми штампами советских «кирпичей», но кто-то должен был вступиться за русский лес, варварски уничтожаемый десятилетиями. Написал Леонов и киносценарий «Бегство мистера Мак-Кинли». «Ах, как нам хочется, ах, как же всем нам хочется — не умереть, а именно уснуть» (песня Высоцкого для этого фильма). Последние десятилетия своей жизни он работал над романом «Пирамида», вышедшим в 90-е и почти не замеченным читателями. «Пирамида» — роман то ли религиозный, то ли богоборческий, то ли неузнанный шедевр, то ли великая неудача.

– Вы сами для себя решили что-нибудь, глядя на все это? – заторопился я с вопросами. – Где кончается рассудок и начинается сумасшествие? Что более органично человеческой природе – смирение или буйство? И когда смирение из святого человека делает опустившееся ничтожество? И когда буйство делает из национального героя припадочного психопата?

(из диалога с главврачом)

Иди ко мне! – суровый мужской голос; ну-ка, ну-ка, а теперь иди ко мне! – ласковый женский.

Куда к тебе? Зачем ты меня звал, художник, пахнущий табаком, с порыжелыми от красок руками? Зачем ты звала меня, пахнущая молоком, с руками, побелевшими от стирки? Я пришел – и что теперь? Рисовать, стирать?

(описание рождения)

Книга — внутренний диалог героя с самим собой. Борьба сумасшедшего и здорового внутри человека. На протяжении повествования «ненормальное» и «нормальное» несколько раз меняются ролями. В роли системы координат, ориентироваться на которую предлагает автор, выступают «недоростки» — дети, с отсутвующими понятиями добра и зла, хорошо и плохо (то есть чистый лист, абсолютный ноль).

В книге, на мой взгляд, основными являются три вопроса: стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить, вопрос сверхчеловека и вопрос относительности «нормальности». Но Прилепин, изливая бумаге свою душу, принципиально нового ничего не пишет. До него были А.Камю, Ф.Ницше и произведение «Я легенда», которые рассматривали каждый по отдельности из вышеперечисленных вопросов и делали это намного глубже и осмысленнее. С точки зрения философской составляющей и психологичности книги — провал. Любой читатель, знакомый с классиками философии, после прочтения «Черной обезьяны» Америку из выводов Прилепина не откроет.

Сборник просто шикарный! Некоторые рассказы по стилистике напоминают Буковски или Уэлша.

Детские воспоминания.Они всегда самые сильные ,самые яркие и самые счастливые даже если это воспоминания о не самом весёлом дне в жизни. Ведь наши родители в них ещё такие молодые ,сильные и красивые.

Захар Прилепин очень умело всё это описал чем напомнил мне мои собственные детские переживания, может быть не столь драматичные но столь же нежные.

Автору спасибо за приятные переживания.

И ещё:

Папа, я люблю тебя.

Книга не рекомендуется к прочтению беременным, детям, пенсионерам, склонным к суициду личностям, эмо, впечатлительным и тонким натурам.

Книга написана очень интересным стилем изложения, жестким и юморным. Книга без света в конце тонеля. Книга во время прочтения которой, ты недоволен всем и всеми кто и что тебя окружают. Книга — неудовлетворенность.

Не знаю как те, кто прочитал эту книгу к ней отнеслись. Но я своему другу не дал бы ее прочитать, если бы хоть на секунду возникло у меня чувство сомнения о том, что книга изменит его жизнь или отношени к той жизни, какой он сейчас живет. Так как мне кажется ни к чему хорошему эта эмоция, что возникнет, а то что возникнет это точно, вряд ли приведет.

Вам решать!