" звязана з Гігевічам і яго фантастыкай. мае цікавасці: псіхалогія, псіхіятрыя, існаванне, смерць" — В.К.
...пісьменніка фантастыка цікавіць не сама , а ў сувязі з духоўным развіццём грамадства, з маральным станам асобы. На падставе навуковых адкрыццяў ён мадэлюе, распрацоўвае пэвныя сацыяльныя сітуацыі, якія даюць магчымасць паглядзець на духоўнае будучае грамадства, на маральную забяспечанасць,, псіхалагічную падрыхтаванасць да таго, што можна чакаць, і чакае нас заўтра. Прагнозы далёкія ад аптымізму. Трэба пагадзіцца з крытыкам Галінай Тычка, яка сцвярджае: "Увогуле Ўсе творы В.Г. пазначаны адной агульнай рысай — песімістычнай наканаванасцю трагічнасці чалавечага быцця, і ня толькі быцця асобнага індывіда, але і грамадства ў цэлым. Пачуцці безвыходнасці, невытлумачальнай тугі, самотнасці і бессэнсоўнасці існавання адкрыта выявляюцца ў творах апошніх гадоў" гэтака пісьменніка. Ў дадзеным выпадку можна сцвярджаць,што песімізм творчасці В,Г, — гэта песімізм нашага часу, яго, і відаць, наступнага літаратурнага пакалення.
Гісторыя беларускай літаратуры ХХ стагоддзя. Том 4. Кн.2. Андраюк С.А.- Проза.с.32. Мн. Бел.навука. 2003.
Фантастика Василия Гигевича более разноплановая и будущее в его произведениях предстаёт не столь оптимистично безмятежным, как это происходит в книгах Владимира Шитика. Это и антиутопия «Корабль» (1988 г.) в которой замкнутое пространство космического корабля, направлявшегося на Землю и ставшего причиной Тунгусской катастрофы, предстаёт моделью тоталитарного иерархического общества. И социальная сатира на фоне трагичной истории о попытке создания новых форм жизни в романе «Кентавры» (1992 г.). И сатирический памфлет-фантасмагория «Крыбаки» (1993 г.) об искусственно выведенных учёными разумных созданиях («крыбаки» образовано от слов «крыса» и «собака»). Повесть «Марсианское путешествие» (1990 г.) написана от имени одного из последних выживших людей из управлявшейся Искусственным Разумом марсианской колонии землян. Она, пожалуй, наиболее близка к традиционной научной фантастике. В 1992 г. в серии «Приключения и фантастика» издательства «Юнацтва» вышел одноимённый сборник фантастики Гигевича на русском языке. В него вошли также роман «Помни о доме своем, грешник» об открытии разумной расы незримо присутствующей на Земле и повесть «Полтергейст», с добродушной иронией рассказывающая об удивительных событиях, произошедших в небольшом белорусском городке Берёзове.
http://fantlab.ru/blogarticle13596
http://be-x-old.wikipedia.org/wiki/%D0%9F...
ГІГЕВІЧ ВАСІЛЬ ў часопісе "Роднае слова"
VІІ
Свечнікава, А. Вяртанне да чалавека: Антыутопія «Карабель» Васіля Гігеві -'
ча. – 2005. – № 3. – С. 22.
Тычка, Г. У ценю крыжа адзіноты: Штрыхі творчасці Васіля Гігевіча. – 1997. –
№ 1. – С. 28 – 34.
Тычко (Тычка), Г. Ліха павінна быць пераможана ў нас саміх...: Аповесць
«Пабакі» Васіля Гігевіча. – 2007. – № 1. – С. 12 – 13 ( па-расейску: "Крыбакі" ).
Г. Егоренкова. Скажи только своё, наболевшее (Дружба народов, 1979, № 1) рец. на сб. Калі ласка, скажы. Мн., 1978
Е. Лецка. Первооснова добра (Лит. обозрение, 1981, № 5) рец. на сб. повестей Жыціва. Мн., 1980
Г. Айзенштат. "Змагацца да апошняга імгнення": Штрыхі да партрэта пісьменніка В. Гігевіча (Чырвоная змена, 1981, 27 снежня)
В. Козько. Возврата нет (Нёман, 1980, № 3) рец. на сб. Дом, куда возвращаются. М., 1979
Ю. Бугельский. Проблемы и "проблемы" (ЛГ, 1985, 29.5) рец. на сб. повестей Острова на далёких озёрах. М., 1984
http://www.rs.unibel.by/imgRS/pdf/1313.pdf
http://lib.ru/RUFANT/GIGEWICH/
Белорусский прозаик Василь Гигевич в книге "Марсианское путешествие"
повествует о необычных аспектах влияния научно-технического прогресса на
судьбу человека и жизнь общества. Возможна ли жизнь общества под
управлением искусственного интеллекта?
Контакт с внеземной цивилизацией — вот основной сюжет повести
"Полтергейст" и романа "Помни о доме своем, грешник".
Л. Р.
У кн.Вандроўкі вакол самотнага сонца І.Шаўлякова піша пра аповед Гігевіча "І сказана было"(2001):На грунце міфалагемы Часу актуалізуючы важныя для бел культурніцкай традыцыі вобразы-сімвалы дарогі, дому, пісьменнік спрабуе асэнсаваць наяўныя і будучыянаступствы ўплыву на быццё чалавека новага "божышча", сімвалічна выяўленага ў творы праз вобраз "Новай Бібліі", без якой сучаснік не можа абысціся -- тэлевізара".
В.Н.
Дык можа мае сэнс разглядваць ( альбо правесці паралелі меж фантастычнай прозай Гігевіча ды раманам Караткевіча
"Чорны замак Альшанскі" ?
А. Ю. Смирнов (Минск)
АНТИУТОПИЧЕСКИЙ ДИСКУРС В БЕЛОРУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ХХ–начала ХХI вв.
Антиутопия в современной белорусской литературе реализует себя преимущественно в рамках социальной фантастики. Фантастика как основа сюжетно-композиционной структуры становится доминантой в антиутопических произведениях конца 1980-х – начала 2000-х гг. Примером могут служить фантастические повести В.Гигевича («Карабель», «Пабакі» и др.). Так, в повести «Карабель» (1989) автор воссоздает модель романа Е.Замятина «Мы», используя в качества топоса Корабль. В государстве-корабле жизнь жестко регламентирована, там царит показное благоденствие, тайно уничтожается инакомыслие, подавляется личность. Для большинства путешественников мира вне границ Корабля не существует, а историю заменяют искусственно созданные мифы и представления. Так же, как и в романе «Мы», идеально организованный социум в действительности оказывается фикцией. В результате главный герой осознает, что у Корабля нет никакой великой цели, и все, чему он служил долгие годы, – ложь. Ошибочность социального идеала и разоблачение его антигуманной сущности, что составляет пафос любой антиутопии, показан В. Гигевичем на примере личной трагедии главного героя.
http://iuzhyk.ucoz.ru/publ/maryja_vercikh...
Опубликована новая повесть Василя Гигевича «Шчаслівая планета. Прыгоды Базыля Беларуса» (журнал «Тэрмапілы», 2006 г. № 10).
http://fantlab.ru/blogarticle13596page1#c...
http://fantastyka-by.livejournal.com/8440...
Социальная фантастика М. Булгакова и В. Гигевича
Аўтар/Автор: Голубович Н. В. Надрукована/Опубликовано: Русская и белорусская литературы на рубеже XX—XXI вв.: сборник научных статей. В 2 ч. Ч. 2 / под ред. С. Я. Гончаровой-Грабовской. — Минск: РИВШ, 2010. — C. 34-39.
Рассмотрение повестей «Роковые яйца» и «Собачье сердце» М. Булгакова и «Корабль» и «Пабаки» В. Гигевича в одном исследовательском поле не случайно. Первоначально отметим, что названные произведения объединяет научно-фантастическая сюжетная посылка: неудачный эксперимент с лучом жизни в «Роковых яйцах», во время которого Рокк перепутал яйца кур с яйцами земноводных и рептилий; превращение собаки в человека путем пересадки ей человеческих органов в «Собачьем сердце»; обнаружение на месте Тунгусской катастрофы, произошедшей, как оказалось, в результате крушения космического корабля, дневника командира («Корабль»); наконец, в «Пабаках» выведение учеными наделенных интеллектом крысособак и случайное попадание их эмбрионов в городскую канализацию («пабаки» – это гибрид белорусских слов «пацук» и «сабака»).
Заметим, однако, что наличие научно-фантастической посылки, не позволяет отнести эти произведения к научной фантастике, в которой описывается ситуация, невозможная в известной нам реальности и связанная с теми или иными открытиями в науке и технике. В то время как тема научного прогресса в научной фантастике основная и ее иносказательная трактовка невозможна, в социальной фантастике, к которой мы относим анализируемые произведения, научное допущение, сохраняя определенную значимость в развертывании сюжета, выполняет служебную задачу. Функция такой посылки – актуализировать более важную, нежели судьба научного открытия, мысль об опасности научных и социальных экспериментов, лишенных нравственного начала или основанных на псевдоидеалах.
Соответствие повестей канонам социальной фантастики не лишает их индивидуальных характеристик и даже очевидных различий. Одно из принципиальных расхождений обусловлено стилистическими особенностями художественных почерков писателей.
Несмотря на то что социально-критический элемент у обоих авторов выполняет сюжето- и формообразующую функции, стратегия художественной типизации в произведениях Булгакова и Гигевича разная.
Булгаков – сатирик. Именно сатирическое иносказание задает формально-содержательные параметры созданных им художественных моделей реальности. Архитектоника повестей «Роковые яйца» и «Собачье сердце» представляет собой функциональное сочетание двух типов художественной условности – сатирического и фантастического. Однако сатирическое начало является здесь ведущим. Основным становится прием пародирования приема. Пародийно поданы привычные для научно-фантастической литературы ситуации с подменой, путаницей, неожиданными экспериментальными метаморфозами, непредвиденными поворотами и развязками. В научной фантастике интрига строится на поддержании иллюзии достоверности – одного из основных критериев этого жанра. Булгаков же иллюзию достоверности намеренно разрушает. «Невозможное» в его повестях обнажает обыденное, эффект читательского сопереживания порожден соотнесением фантастики с реальностью и узнаванием за фантастическим иносказанием типичных явлений повседневной жизни. Модная в 1920-е годы научная фантастика со всеми сопутствующими ей атрибутами и штампами используется писателем как колоритное поле для сатирического разоблачения действительности.
В повести Гигевича «Корабль» преобладает трагическое начало. Автор создает аллегорическую модель тоталитарного государства с его «полицией мысли», системой доносов, тюрем, пыток и т.п.
О жизни Ёха, главного героя повести, командира космического судна, становится известно из найденного на месте падения Тунгусского метеорита дневника героя. Писатель изображает процесс духовного омертвения и жизненного разочарования Ёха: «...адчуваю, як за доўгія гады жыцця штосьці выветрылася з душы маёй, ні адчаю, ні злосці не засталося там, стала ў ёй пуста і стыла…» [2, с. 212].
Вся его жизнь с детства до глубокой старости была переходом на более высокий этаж космического корабля-государства. Расставаясь с сыном перед его уходом на третий уровень, мать рассказывает предание о прекрасной планете, где все другое, даже «песні спяваюць іншыя». Закон Стандарта, по которому все должны были говорить на одном языке, носить одинаковую одежду, иметь одинаковые привычки, принуждает Ёха сначала предать своих родителей, потом отказаться от собственных желаний, расстаться с мечтой, пожертвовать любовью, подчиниться воле Тайного Совета, стать судьей и палачом всякого, кто воспротивится идее «всеобщего равенства». В трагическом финале повести метафора «корабль-государство» превращается в сознании героя в «корабль-тюрьму».
Сопоставление повестей Булгакова и Гигевича актулизирует еще одну проблему социальной фантастики, связанную с функционированием в ее рамках различных жанровых форм.
Маркирующей чертой социальной фантастики, выделяющей ее среди других ветвей фантастической литературы, является совмещение в каждом отдельном произведении социально-философского и художественного освоения действительности. Социально-философское содержание при этом выражается, как правило, опосредованно, через иносказание. Однако сами связи между образом и значением устанавливаются различно: с акцентом либо на изображаемом, либо на подразумеваемом. Тем самым обнаруживается существование в социально-философских фантастических произведениях двояких мотивировок. Е. Д. Тамарченко называет их мотивировками «извне» и «изнутри». Мотивировка «извне» – это мотивировка со стороны изображаемой действительности, со стороны материального или духовного мира героев с их естественными или нравственными законами, со стороны ситуации, отношений между персонажами, характеров и т. д. Мотивировку «изнутри» продуцирует иносказание. По мнению Е. Д. Тамарченко, в социальной фантастике такие мотивировки равноправны [6].
Соглашаясь в целом с наблюдениями исследователя, последний тезис все же хотим уточнить: не всегда равноправны. Нам представляется, что соотношение мотивировок «извне» и «изнутри» в произведениях социальной фантастики зависит от их жанровой модификации. Преобладание же той или иной мотивировки налагает свой отпечаток на всю художественную систему и картину фантастической действительности в произведении.
Использование мотивировок «извне» и «изнутри» в качестве инструмента исследования помогает прояснить вопрос жанровой дефиниции названных произведений. В связи с этим следует указать на неоднократное использование литературоведами при жанровой идентификации отмеченных повестей М. Булгакова и В. Гигевича определений «антиутопические», «антиутопии» (о булгаковских произведениях – И. Галинская, О. Николенко, М. Шнеерсон [1, 3, 7]; о повестях В. Гигевича – белорусские исследователи Е. Свечникова, Г. Тычко и др.[4, 5]).
Действительно, формально-содержательные признаки жанра антиутопии присущи всем этим текстам. Однако в какой степени эти черты соответствуют жанровому стандарту?
Даже первичное знакомство с повестями обнаруживает их жанровую неоднородность. Если повести В. Гигевича более или менее согласуются с канонами антиутопии (заметим, однако, что вопрос их жанровой принадлежности требует более тщательного изучения с учетом появления таких разновидностей антиутопии, или, по мнению некоторых ученых, самостоятельных жанровых разновидностей социальной фантастики, как дистопия, какотопия, постантиутопия и др.), то в случае с булгаковскими повестями «Роковые яйца» и «Собаье сердце» определение «антиутопия» вряд ли применимо. Правильнее, как нам кажется, говорить о наличии отдельных элементов антиутопии, встроенных в структуру этих сатирических повестей. Так, М. Булгаков тестирует на соответствие нравственному эталону современные социальные утопии, разоблачает посредством гротеска и фантастики псевдоидеалы новой эпохи. Есть здесь и другие составляющие антиутопической модели. Однако в повестях отсутствует главный жанрообразующий признак антиутопии – тема социальных отношений как особая художественная задача произведения, его эстетическая самоцель.
Булгаков в вопросе о соотношении в художественном образе жизненного содержания и иносказательного смысла ставит на первый план непосредственную правду образа, пусть даже фантастического, а в истолковании его предоставляет читателю свободу. Опора на жизненный материал, сатирическое изображение алогичной действительности и гротескное обыгрывание ее парадоксов, привязка к конкретным, легко угадывающимся событиям современной писателю жизни, яркая характерность главных героев, многоплановость смыслового прочтения произведений не укладываются в достаточно жесткую жанровую модель антиутопии. Целью М. Булгакова является не моделирование какой бы то ни было социальной схемы, а осмеяние невежества, дилетантизма, самоуверенности, бескультурья «созидателей» новой жизни.
В. Гигевич, в силу жанровой специфики антиутопии, конструирует реальность, создавая образы, наиболее точно воспроизводящие социально-философскую мысль. В его произведениях художественный образ – это материал для размышлений; его задача – сделать наглядной и доступной авторскую идею. В содержательном плане, как всякую антиутопию, повести Гигевича характеризует тяготение к морализаторству, в формальном – специфическая поэтика, исключающая описательность: вещи, окружающая обстановка обозначены контуром, схематично, упоминаются лишь попутно, по мере необходимости, не являясь объектами специального художественного изображения. Предметы внешнего мира, в том числе и природа, становятся декорацией происходящего, служат акцентированию идеи. Действующие лица (Ёх, Альмина, родители, Наставники в «Корабле», академик Зоркин, кандидат наук Зоськин, Тамара Ивановна – виновница происшествия, учительница биологии, машинист метрополитена, наконец, пациент городской психиатрической больницы в «Пабаках») не имеют не только портретных черт, но и более или менее индивидуализированных характеров: герои предстают не как объекты художественного наблюдения, а как субъекты этического выбора.
Повесть «Пабаки» представляет для исследователя интерес и как закономерный этап литературной эволюции антиутопии, обусловленный постмодернистским дискурсом. Свидетельством тому служит композиционная фрагментарность, жанрово-стилистическая разнородность текста, составленного из дневниковых записей, служебных записок, идеологических лозунгов и призывов, выписок из постановлений, газетных публикаций, отрывка докторской диссертации. Желание автора самоустраниться реализуется, однако, не полной мере из-за присутствия в тексте иронии, «зашифрованной» в дневниках сумасшедшего «летописца» – пациента психиатрической больницы. В тексте наблюдается не только «смерть автора», но и «смерть героя». Здесь вообще нет главных героев. Персонажи повести являются лишь носителями определенных идей, суммарно представляющих «массовое сознание» общества потребителей.
В исследуемых произведениях Гигевича велик удельный вес мотивировок «изнутри». Как правило, художественная значимость таких произведений определяется значимостью идей, в них иллюстрируемых, что согласуется с художественным кодом антиутопии как прогностического жанра. Впрочем, это обстоятельство не лишает повести Гигевича художественной оригинальности, свидетельствующей о мастерстве писателя.
________________________
1. Галинская, И. Л. Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях / И. Л. Галинская. – М., 2003.
2. Гігевіч, В. Карабель: Аповесці, раман / В. Гігевіч. – Мінск, 1989.
3. Николенко, О. Н. От утопии к антиутопии: О творчестве А. Платонова и М. Булгакова/ О.Н. Николенко. – Полтава, 1994.
4. Свечнікава, А. Вяртанне да чалавека: Антыутопія “Карабель” Васіля Гігевіча// Роднае слова.– №3.– 2005.
5. Тычко, Г. Ліха павінна быць пераможна ў нас саміх: Аповесць “Пабакі” Васіля Гігевіча//Роднае слова. – №1 – 2007.
6. Тамарченко, Е. Д. Мир без дистанций// Вопросы литературы.- 1968.- № 11.
7. Шнеерсон, М. «Лучший слой в нашей стране». Заметки о Булгакове // Новый журн. – New rev. – Нью-Йорк, 1993. – Кн. 192–193. – С. 274–298