Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно…

Один из лучших рассказов, прочитанных мною в этом году. Покоряет уже с первых строк:

«Нищий преградил путь молодой паре, медленно идущей вниз по ночной улице.

- Сохрани нас этой ночью, — сказал он, взмахнув перед ними шляпой. Добрые люди, не могли бы вы дать мне в долг тысячу долларов? Я хочу восполнить потерю своих капиталов».

С каждым годом темп жизни все ускоряется и рассказ становится все актуальнее. Несмотря на его кажущуюся простоту и легкость, после прочтения всерьез задумываешься о том, что с огромной скоростью несешься по поверхности, но забываешь нырять.

Несмотря на все премудрости эссе, оно весьма предвзято. Дилэни и не скрывает, что «с обоими авторами я знаком лично и испытываю к ним самые теплые чувства». Когда Желязны при знакомстве говорит о своем рассказе: «Не понимаю, чего все так носятся с этой разжиженной копией «Моби Дика»», то такая скромность молодого автора окончательно покоряет сердце Чипа. А между тем Желязны, если даже и прибег, как психолог, к уловке ложной скромности, то объективно оценил себя, т.к. ни одно его произведение не переживет «Моби Дика». Показательно, что Дилэни ««Спасение Фауста» перечитывал несколько раз — и вынужден признать, что это единственная его вещь, концовку которой я нахожу не вполне ясной». Если уж такой вундеркинд, будущий профессор литературы не вполне понял мысль автора, то быть может уместно будет допустить, что и Желязны мог порой, подобно Гегелю, использовать «хитрый приём — писать темно, то есть непонятно: вся суть заключается собственно в таком преподнесении галиматьи, чтобы читатель думал, будто — его вина, если он её не понимает; между тем писака очень хорошо знает, что это зависит от него самого, так как ему прямо нечего сообщить действительно понятного, то есть ясно продуманного». Меня не покидает ощущение, что Дилэни на протяжении всего эссе пытается запихнуть весь свой литературный багаж знаний в творчество еще только начинающих писателей Диша и Желязны. В результате уже чуть ли не отдельно взятому рассказу сообщается такая глубина мысли, что даже у Нобелевского комитета нет такого лота, чтобы нащупать там дно. Обидно, когда талантливых писателей клеймят «развлекухой», но и в другую крайность впадать тоже не стоит.

Из всех рассказов-лауреатов премии Хьюго этот в свое время показался мне самым разочаровывающим, бредовым и наркоманским. С тех пор прошли годы и сюжеты большинства рассказов изгладились из памяти, но только не про вешалки, булавки и велосипеды. На днях перечитал его в антологии «Фантастические создания» и теперь он кажется неплохим. Кстати, поначалу решил, что рассказ мог не понравиться из-за некачественного перевода, как это бывало с произведениями из «Фата-Моргана». В результате сравнения имевшихся тогда переводов с оригиналом, действительно обнаружились не только неточности, но даже и некоторые опущения. Последний перевод Светланы Владимировны Силаковой отличается целостностью и является самым удачным. Таким образом, мое восприятие рассказа меняется со временем в положительную сторону, как бы мимикрируя под него.

На мой взгляд, автору больше удалась форма, чем содержание. Для семейства дикарей он придумал свой диалект, пусть и раздражающий, но не лишенный оригинальности. В сюжете меня удивило только то, что он кого-то удивил. В истории есть множество более драматичных примеров того, чем заканчиваются подобные встречи представителей продвинутой и отсталой культур. Если убрать из рассказа упоминания о другой планете, то получится сценарий для малобюджетного фильма ужасов.

Квинтэссенция многовековой мудрости, подкрепленная комментариями самого Шопенгауэра. Книга вселяет спокойствие и прививает слегка отстраненный философский взгляд на мир. Некоторые положения философ не мог доказать научно просто потому что в его время не проводилось нужных опытов, поэтому он рассуждал умозрительно, интуитивно и используя в качестве примеров аллегории. В наше время выводы Шопенгауэра подтверждаются исследованиями счастья, поэтому прав он был и насчет того, что в нас существует нечто более мудрое, нежели голова. И все-таки местами Шопенгауэр перегибает палку. Призову на помощь двух других философов:

1. Бертран Рассел: «Человечество стало такой неразрывно связанной семьей, что невозможно гарантировать наше собственное процветание, не обеспечив его для всех остальных».

2. Франсуа де Ларошфуко: «Презрение философов к богатству было вызвано их сокровенным желанием отомстить несправедливой судьбе за то, что она не наградила их по достоинствам жизненными благами; оно было тайным средством, спасающим от унижений бедности, и окольным путем к почету, обычно доставляемому богатством».

Как и все остальное, философию Шопенгауэра по отношению к людям не стоит принимать слишком близко к сердцу, памятуя о том, что он был обеспечен наследством и мог позволить себе быть мизантропом, окольно идущим к почету, у людей же без наследства обеспечить себе достойное существование и старость без взаимодействия с другими не получится. Ну, вот, я уже рассуждаю похожим на авторский метод образом, а значит и чтение принесло пользу.

Вырезанный финал рассказа на русском. Переведено специально для Фантлаба.

Гватемала в романе Астуриаса — солнечная страна, где солнце не греет. Где деревья имеют уши и невидимые нити ведут от каждого листка к Сеньору Президенту. «Да здравствует Президент!» Где арестованные предстают перед пьяным трибуналом без всякой надежды на обжалование (Нe болтайте ерунду. Никаких жалований и обжалований; у нас здесь маху не дают!). «Да здравствует Сеньор Президент!» Где прокурор подрабатывает продажей арестанток в публичный дом. «Да здравствует Сеньор Президент Республики!» Где, пока невиновных потчуют палками, выбивая признания, их будущие вдовы завтракают и обедают мокрым от слез платком. «Да здравствует Сеньор Конституционный Президент Республики!» Где заключенные руками мешают негашеную известь, а ногами собственные испражнения в ожидании расстрела. «Да здравствует ныне и во веки веков Сеньор Конституционный Президент Республики, Спаситель Родины, Вождь Великой Либеральной Партии, Истинный Либерал, Покровитель Примерной Молодежи!» Где за все это бедному люду обещают царство небесное, за то, чтобы терпеть здесь всех этих подлецов.

Мчится бесконечность. Мчится она, Мигель Анхель. Все, что было в ней неподвижно, – мчится куда-то. И вот уже на небе сияет звездная диадема, божественный свет побеждает тень черной ночи, озаряя новую страницу летописи истории и жители Гватемалы приходят в себя от сюрреалистичного кошмара.

Повесть о славных временах дорожной романтики начала-середины 60-х с мрачноватым мистическим сюжетом. Много внимания уделено автомобильному быту тех лет (машинам не только давали женские имена, но и хоронили при отсутствии запчастей в земле с цветами). Автору удалось короткими предложениями «нарисовать» картины той эпохи, настолько четкие и отражающие дух времени, что мощный атмосферный фон удачно скрадывает тривиальность сюжета.

«С ценами на бензин, войнами и слухами о войнах все машины в наши дни — сплошная подвеска. В поворот вписываются, как кошки, но ни когтей, ни ярости у них нет, а может, оно и к лучшему. Штат ставит меньше крестов.»

Дешевая китайская подделка под «Вавилон-17» Сэмюэла Дилэни.

Не умаляю писательских достоинств Хайнлайна, но в данном эссе он показал себя предубежденным фанатиком:

«Действительно ли в ракете находился лишь манекен, как теперь утверждает pravda? Или же в космосе сейчас летает мертвый русский космонавт — ставший оруэлловской «неличностью» в тот самый момент, когда стало ясно, что вернуть его не удастся?

Я уверен в одном: в полдень 15 мая группа курсантов единодушно утверждала, что ракета была пилотируемой. И эта pravda стала другой лишь к вечеру того же дня.»

Значит ли это, что, если бы в ракете действительно находился космонавт, то об этом объявили только в том случае, если он успешно вернется? Нет, он все равно был бы первым человеком в космосе и стал героем посмертно. Ведь годом позже Гагарин мог так же погибнуть, но за его полетом следили в прямом эфире, а не дожидались возвращения, чтобы сообщить всем. Что касается группы курсантов, то этому есть логичное объяснение космонавта Георгия Гречко:

«На этих беспилотных кораблях надо было проверить прохождение волн. Земля-Космос-Космос-Земля. На корабле ставили магнитофон и смотрели, какие волны лучше проходят. Любители ловили эти сигналы и думали — о, человек в космосе. А потом говорят не было, значит, погиб.»

Глупые предубеждения чуть было не лишили меня удовольствия от интересной, комплексной истории. «Книга написана афроамериканкой про афроамериканцев же. Я не знаю ни их мифов, ни легенд, ни фольклора. Да и вообще мы разные». Аргументы посерьезнее (любимая книга Барака Обамы, премия Национального круга книжных критиков, рекомендация «Книжного клуба» Опры Уинфри, упоминание при вручении Нобелевской премии) позволили мне их преодолеть и подтвердилась простая истина «Это безразлично, пока мы не делаем различий». Следует отдать должное прекрасному переводу Екатерины Васильевны Коротковой и ее примечаниям — ни разу не пришлось выходить в интернет за дополнительными разъяснениями. Правда, некоторые места я все же перечитывал несколько раз — магический реализм в действии: фантазия и реальность настолько искусно переплетены, что между ними незаметно переходов. Книга начинается сразу со сцены готовящегося суицида путем полета с крыши и кажется, что предстоит продираться со своим источником света сквозь густую, расходующую внутренний заряд, беспробудную тьму и, наконец, завернув за угол предпоследней, 378-й страницы, глубоко вздохнуть, после чего на какое-то время забыть о чтении. Но нет. На самоубийстве не акцентируется внимание, оно преподнесено чуть ли не в форме мифа и служит фоном для других событий. В романе хватает забавных и просто смешных моментов, разряжающих атмосферу:

«Прислонил ружье к подоконнику, расстегнул брюки и стал мочиться прямо на головы стоящих внизу женщин; те с криком разбежались — дробовик такого ужаса у них не вызвал».

Сюжет развивается также и в прошлом, переосмысление событий которого с помощью стороннего взгляда, влияет на настоящее. Детальные описания и мудрые размышления перемежаются с живыми, яркими диалогами. Надо лишь отдаться роману, и он тебя подхватит.

P.S. В единственном на данный момент русскоязычном издании есть предисловие, которое начинается весьма безобидно с общего обзора творчества писательницы, незаметно перетекает в спойлеры и вот уже перед вами разбирается концовка. Рекомендуется читать в качестве послесловия.

Запах костра и привкус кислых ягод. Грусть и ирония. Терри Биссон пишет просто и красиво, его искренность очаровывает: «Я понимаю, что мой рассказ сбивчив и то и дело перескакивает с одного на другое, но по-другому не умею». Медведи познали огонь. А люди его потеряли.

Из вступительной статьи Харлана Эллисона к сборнику Дэна Симмонса: «Чтобы быть писателем, нужно слышать музыку. Лучше не могу объяснить. Нужно просто слышать музыку. Пусть синтаксис хромает, пусть ошибок миллион, пусть тема сырая, но ты читаешь и понимаешь — это писатель. Сбивчиво, слова подобраны неверно, но страницы наполняет музыка».

Данный рассказ «звучит», как красивая, романтическая, грустная мелодия саксофона. Музыка ведет, но не уводит читателя в направлении «зомби-трэш», откуда доносится лишь ласковое дуновение мистицизма. Сыграно с душой, без единой фальшивой ноты. Мои аплодисменты.

Душевная, вдохновляющая вещь. Автор не занимается замысловатыми объяснениями сверхъестественных явлений, а делает вид, что они уже происходят и предлагает читателю свой комментарий. В рассказе нет ничего шокирующего и претенциозного, Уотт-Эванс не старается удивить неординарностью стиля, угодить (для него номинации и премии стали полной неожиданностью). Написано просто и искренно, этим и подкупает. Оставляет в сердце теплый след рассказанной у камина истории.