Сильно. Мощно. Жёстко. Умно.

Давно такого не было. Было сильно. Было мощно. Было жёстко. Было умно. А вот чтоб всё вместе — давно не встречала. Последний раз, пожалуй, у Логинова, в «Свете в окошке». Только там не беспощадность, а грусть о беспощадности.

P.S. Почему язык персонажей Данихнова так напоминает язык персонажей Андрея Платонова?

Кромешник — уникальная книга. Я ее взяла в руки с омерзением — как же, криминальный роман, низкий жанр, подлое сословие. С омерзением открыла. С омерзением прочитала первые две страницы... и прочитала всю книгу. Потом открыла с первой страницы и прочитала еще раз. И еще. И это я-то, воспитанная на Чехове и Тургеневе!

Такое у меня было один раз в жизни — когда читала «Анахрона» Хаецкой.

Жанр, пожалуй, определила бы как «интеллектуальный криминальный роман». Забавно, да? Все равно что «философский иронический детектив». Но в любом случае — аналогов этому роману, по-моему, нет. Некоторые говорят, что это русский «Крестный отец», но, по-моему, это все равно что сравнивать утку с апельсином — совершенно разные категории, совершенно разные жанры.

А мне рассказ понравился чрезвычайно. В сборнике «Раковина» он стоит на первом месте, и по праву. Давно не видела столь мастерски написанной сказки. Не опуса в стиле Золушки, не произведенья а-ля «Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло лучи свои по белу светушку». И — язык. Сочный, ёмкий, и вместе с тем изящный.

И не согласна насчет травы с кладбища. Если у Андерсена Элиза и рвет крапиву с кладбища, не стоит по этой детали судить об обычаях и верованиях всех стран. А крапива на кладбищах и в самом деле сочная и мясистая, для щей самое то. Что простолюдинам до колдовства, до верований? Им бы щей... У самой из воспоминаний детства старое кладбище — на нем все время на пустых местах косили траву на сено (и кладбище почище, и скотине корм), и еще — на кладбище были самые вкусные вишни...

Надеюсь на дальнейшие произведения автора. И очень надеюсь, что автор вырастет до Мастера. Предпосылки для этого есть все.