Дмитрий Быков «Орфография. Опера в трёх действиях»

Попытка Д. Быкова разобраться с причинами и следствиями русской революции. Основная историософская идея Быкова — развитие русской истории по спирали т.е. сейчас мы находимся примерно на той же исторической точке, что и в 1918 г., только на более высоком уровне. В целом роман написан талантливо, хотя и грешит излишней многословностью. В революционный Петроград 1918 г. автором введены элементы «альтернативной истории», литературных игр и мистификаций в стиле «Серебряного века». Быков человек безусловно талантливый, но и поверхностный. Поверхностность объяснима — нельзя серьезному писателю «строгать» в год по увесистому кирпичу (не считая побочных продуктов литературной деятельности). Размышления на ту же тему Галковского и или Солженицына глубже, оригинальнее, интереснее.

Если с Быковым — человеком Культуры — для меня все очевидно ( безусловный авторитет, маяк и мой Вергилий в литературных архипелагах прошлого, настоящего и будущего), то с Быковым-романистом все неоднозначно. Очередная попытка полюбить его художественную прозу привела к тому же итогу: интересные события , яркий историко-культурный фон, захватывающие размышления и — увы, как всегда — рыхлая форма, картонные персонажи, длинноты и повторы на грани графоманских. В чем же дело? Очередной раз попробую для себя сформулировать. Прежде всего, Быков — человек культуры, редкой эрудиции. Плюс к этому, он действительно любит литературу; его искренняя убежденность, что это лучшее, чего достигло человечество, превращает литературоведческие исследования ( часто засушенные под пером иного специалиста) в настоящие детективы и романы- признания в любви к культуре. Действует это на читателя очень заразительно. Именно поэтому больше всего я люблю у него нон-фикшн: «Пастернак», «13-й апостол» и — шире — все его лекции. Парадоксально, но тот же культурный багаж при написании романов выходит ему боком: Быков слишком образован, слишком культурен, слишком обременён своими знаниями и — как следствие — слишком сдержан в творческой фантазии, стеснён в вольном творческом акте грузом авторитетов. В результате его романы- очень умные и насыщенные культурными аллюзиями, цитатами и метафорами — превращаются как-бы в пересказ несуществующего более совершенного мета- романа. Пересказ без цвета, вкуса и запаха, где все герои говорят одним языком- языком автора; где сюжетные ходы искусно цитируют любимые сюжеты других писателей, где описания пейзажей — замечательная стилизация Пастернака, Окуджавы, Белого и многих других- увы!- неразгаданных мной ввиду недостаточной начитанности. Наверно можно сказать, что романы Быкова — это коллажи на тему русской культуры ( назвать его старьевщиком, как персонажа Орфографии, собирающего в своей лавке все без разбору в неодолимой любви к истории и культуре — было бы несправедливо и грубо). Быков сам очень точно определил своё место в русской литературе, назвав себя реинкарнацией Мережковского: такого же как он блестящего эрудита и автора прекрасных эссе о писателях «Вечные спутники», и такого же правильного и скучного ( по отзывам современников) беллетриста. Но! Все сказанное не отменяет удовольствия от чтения романов Быкова, как текстов прежде всего умных и чутких ко времени, всегда актуальных, несмотря на исторический флёр. В 2022 году Орфография читается как пугающее предупреждение интеллигенции и неизбежности все тех же ошибок , которые с безнадежной цикличностью повторяются на каждом витке нашей истории . Прошло 20 лет, а мы так и не можем определиться с своём отношении к этому государству, хотя казалось бы сколько жестких уроков оно нам преподнесло. Так и остаёшься в недоумении — то ли на Руси такие писатели провидцы, то ли история пугающе- повторяемая.

Я не знаю, что писать про эту книгу. Она сама про себя всё написала: много и долго, порой метко, а порой расплывчато.

Это хорошая книга со вкусом хорошей литературы. Больше поучающая, нежели развлекающая (хотя и комического там хватает).

Её нельзя читать запоем, потому что вяжет язык и путаются мысли. Её лучше в день по чуть-чуть: не как лекарство, но как некий деликатес, который может вызвать тошноту, если съесть его слишком много.

Эта книга соткана из противоречий, она про сами противоречия и есть.

Мы — это то, как мы говорим, как строим фразы, как выбираем слова, как «проживаем мысли».

Хотя кажется, что абсолютно понятно, что же именно хотел сказать автор, но меня не отпускает мысль, что он намеренно сделал так, чтобы каждый видел в этом что-то своё.

Как и главный герой книги, я не люблю выбирать из чёрного и белого, предпочитая искать третий вариант.

Я не уверен, что мне захочется перечитать «Орфографию», но уверен, что ничуть не пожалею, что я её прочитал.

Это сумбурные мысли, но других у меня нет.

попробуешь написать обстоятельный отзыв на это произведение, да и обнаружишь себя посреди стостраничного труда, который и не думает оканчиваться.

потому дам своей музе оглоблей по рукам, да и ограничусь кратким резюме.

роман — великий, грандиозный, трагичный, поэтичный, увлекательный, мудрый, словом — шедевр.

но тот же самый роман — рыхлый, расползающийся, графоманский, по-крестьянски постмодернистский, фельетонный, плакатный.

уф!, написал, все что хотел, все что у меня есть сказать про «Орфографию».

хочу только заметить, что эти два измерения, «черное» и «белое», сильные и слабые стороны в книге существуют не вопреки друг другу («талантливо, но рыхло», «фельетонно, но умно»), и не параллельно друг другу, а в неразрывном единстве.

неразделимы гениальный и графоманский пласты текста.

одно порождает другое.

быть может потому, что книга для Быкова очень уж личная.

полезно прочитать всем, кто не оставил еще мечты о собственном писательстве, для размышления над природой творчества.

ps. а историю Революции и Гражданской Войны изучать лучше по учебникам, а не по «Орфографии», которая есть роман-опера (последним определением автор как бы делает бесполезными все обвинения в чрезмерности, патетичности и отсутствии бытового правдоподобия).

М.М. Бахтин высказывался в том смысле, что романист (в отличие от автора рассказов) тяготеет к незамкнутым, незавершенным структурам. Прочитав этот роман, добавим: и к непостигнутым. Если «Оправдание» — не вполне роман, хотя бы пот.что его сюжет может быть адекватно пересказан вкратце, то второй роман Быкова хорош уже тем, что ставит большую проблему, причем такую, что вкратце даже пересказать ее невозможно: ибо вкратце будет «как прожить жизнь?», а наиболее честным ответом будет проживание ее. Или, как выражается Грэм, есть истории, которые без пули в конце не закончишь. Написать такой кирпич, это, конечно, не то, но это менее не то, чем свести проблему жизни к некоей теореме, воплотимой в нескольких словах. Быковский Ять, понимая, что жизнь нестатична, бессмысленна, тупо циклична — выбирает отказ, но те, кто остался внутри отвергнутой им жизни, по сути, и выполнили задачу проживания жизни, как бы ничтожны ни были их результаты. У Ятя же единственный результат — это давшееся ему наконец прочтение книги Клингенмайера, из которой он узнает, что все это бессмысленно. А то он этого не знал?

Только сейчас заметил, как роман Д.Быкова «Орфография» в чем-то схож со знаменитой эпопеей Максима Горького «Жизнь Клима Самгина».

То же густое переплетение действующих лиц, неожиданно возникающих, говорящих фразы и пропадающих куда-то надолго; те же неожиданные встречи знакомых в густой жизненной круговерти, те же внезапные, мелькающие пейзажные зарисовки для обозначения места действия и характеристики морального состояния героя.

И главный герой — мятущийся, чувствующий гниение и упадок старой эпохи и подход эпохи новой, еще невиданной, нераспознанной... Герой — пытающийся найти свое место в жизни, свою идею, свой моральный жизненный стержень.

Только у Максима Горького все значительно глубже. Больше философских изысканий, отсылок к Библии, к мировой философской и художественной литературе, к теоретикам народничества, социал-демократии, марксизма. Клим Самгин видит вокруг себя чаще всего людей мелких, себялюбивых, ничтожных, малодушных и редко когда достойных. Как и Н.Гоголь, М.Горький рисует Россию тех лет, исполненную «рож и харь»(выражение Н.Бердяева).

Дмитрий Быков рисует и тех и других. Он идеализирует представителей старой, уходящей в небытие, обреченной интеллигенции. Именно их и защищал Горький от расстрела в своем письме к В.Ленину. С другой стороны Быков не жалеет сатирических красок для тех, кто принял новую власть — советскую.

Горький блестяще в своей эпопее о Самгине обрисовал эпоху рубежа веков.

Быков попытался это сделать с эпохой 1917-1919 годов. Что-то у него получилось, что-то нет.

Исследование людей советской эпохи будет продолжено в «Остромове» и «Оправдании».

К сожалению не смог осилить всего огромного текста в своём сознании. Где-то смог понять о чём говорит автор, где-то нить его повествования ускользала от меня. Самое главное жутко запутался со всеми этими фамилиями второстепенных героев. И кроме того, опера иногда переходила в оперетку и не всегда было понятно зачем это автору. Наверное, в моём случае, можно было последовать совету автора и попробовать прочитать только основной текст, уж больно застревал я в описаниях и терял смысл написанного. Только под конец начал разбираться кто и что из литературы здесь представлены и поверьте мне это требует не школьного уровня знания литературы (его я знал неплохо), а необходимости пойти и поискать первоисточник.

Тяжелый текст требующий работы и многое зависит от настроения в момент прочтения. Возможно, что перечитав леть через десять, как всегда выявятся другие моменты и будет другая оценка написанного.

Книга удивительная. В ней так хитро сплетены самые важные и интересные вопросы, что читать её можно в любое время и каждый раз находить среди героев — себя и близких, а при чтении описаний событий и настроений людей испытываешь дежа вю, потому что видишь что-то подобное в современности. Реформа орфографии — лишь ось, вокруг которой вращаются события. В какой-то момент о реформе вообще забывают все, потому что орфография — это такая условность, когда решаются вопросы жизни и смерти, любви и ненависти, правды, предательства, совести.

Роман можно читать и перечитывать, потому что ни с одного, ни с двух прочтений невозможно найти всё то огромное количество параллелей с реальными событиями, какие имеют место быть; невозможно распознать все ходы автора, который соединяет быль и небыль, вымысел и реальность.

Авторский искромётный юмор заставляет смеяться над невероятно комическими ситуациями, в которые попадают его герои, и этот смех перемежается горечью событий 1918 года. И это и есть жизнь: горькая и смешная, смешанная, противоречивая.

Увлекательный сюжет, хороший язык. На память приходят Грин и «Алмазный венец» Катаева. Предполагает хорошее знакомство читателя с реалиями и персоналиями литературной среды первых лет революции. Осторожно — фантастикой является не более чем Грин или Гофман.

К сожалению, а может и не к сожалению, не смог осилить этого текста, хотя с огромным удовольствием прочитал «Эвакуатор» и «Оправдание».