Может быть, сказывается февральское настроение. Впрочем, я никогда не претендовала на то, что высказываю нечто большее, чем личное мнение. Прошу в этом качестве и воспринимать.
В последнее время глубокое отвращение и неприятие вызывает целое сформированное и ставшее практически мейнстримом направление. Для себя я называю его «победившей психиатрией». Это когда в подкорке помнят дедушку Фрейда, неплохо разбираются в поведенческих теориях и всех нас, людей, полагают недообследованными. Уточняю. Мотивацией и первопричиной действий принимается негатив. Сама психика рассматривается как мозаический набор диагнозов, развитых в различной степени. Понятия позитивизма, гуманизма и просто душевного здоровья не принимается и остается за скобками. Вы радуетесь? (одолели врага и выиграли) Вы в депрессии? (проиграли и попали под влияние детских стрессов и страхов). Вы готовы протянуть руку помощи другу? (заметили выгоду или имеете прицел использовать этого «друга» в игре) Вы влюблены? (да отымейте и уймитесь, человек по природе полигамен) Вы мечтаете о чем-то? (взыграла мания величия) Вы взялись помогать людям? (формируете свой новый имидж) Вы простили обидчика? (готовите тайный удар)
Я не люблю и не ценю детерминантности в душевных и духовных порывах. Полной, внятной и механистичной. Не все имеет обоснование и не все зависит от среды, как теперь модно признавать.
«Черный лебедь» — типовой пример такого подхода. Не желаю обсуждать качество режиссуры или работы оператора/актеров. Я говорю только об идее и посыле.
Чем было «озеро» исходно? ну глобально, даже не вникая в дрязги сюжета? Музыкой, способной раскрыть душу, раскроить этот панцирь нашей неготовности испытать боль — и подарить сопереживание, тот катарсис, столь любимый Лукьяненко... Принимая чужую боль и позволяя себе прожить там несколько часов мы допускаем право для своей души расти. Оно болит — и растет, это именно так.
Белый лебедь — что это за феномен? Это доброта, не способная мстить. Это любовь, увы, не угасшая даже после предательства. Это целый мир, можно долго подбирать поределения, хоть всю жизнь.
Фильм опустил все ниже плинтуса. Психиатрия не понимает такого слова «духовность». Его нет для данного направления науки. Есть фригидность. Инфантильная механистичная балеринка способна на «ура» станцевать белого лебедя и никто в данном её таланте не усомнился, поскольку она невинна = фригидна. Я часто утрирую. Так виднее позиция в целом. Но просто на минуту задайте себе вопрос: а как этот ребенок, не обладающий именно духовной взрослостью, не понимающий ничего в той любви, которой горела королева лебедей, в идее самопожертвования и чисто христианской проблеме отказа от мести и порой непосильности бремени прощения — как она может танцевать Белую??? А так вот. Потому что духовности нет, любовь же придумали русские, чтобы денег не платить.
Черный лебедь превратился из исходного крайне сложного образа в примитивный ( и остро привлекательный для автора фильма, центральный и главный, затмевающий белого) продукт шизофренического состояния, мании. Духовная дилемма, противостояние света и тьмы, сложнейший вопрос жизни каждого — что выбрать и во что выбор обойдется, кому в итоге платить и что страшнее, оплата или отказ от неё — схлопнулся до метаний больной девочки, уродующей себя методами бытовой городской чернухи...
Духовность исчезла. Осталась эротика. И история болезни...
Если бы это был разовый эксперимент, я, возможно, назвала бы его интересным. Но увы — это, повторюсь, мейнстрим. Он прекрасно читается в литературе, в том числе в фэнтэзи, с переходом, скажем, идеологически от Толкиена к Мартину.
И этот переход меня пугает. Потому что он — нисхождение от Нового завета к Ветхому, если угодно принять такое сравнение. Толкиен прошел войну и осмыслил её, как человек высокодуховный, сложный и тонкий. Он понимал и пытался для читателя сформулировать то, за что его нынешние адепты психиатрии и поругивают. Человек сложнее, чем набор душевных недугов. Человек не создается из комплексов, заложенных в раннем детстве, из фобий и маний, зависти и ревности. Человек не функция разума и не логический продукт голого рационализма. Понятия характера, морального выбора, внутреннего стержня и смысла жизни — они вполне даже важны, а часто они куда важнее всего прочего. Наконец, человек в условиях крайних обстоятельств и человек в мирной жизни — это два разных существа, демонстрирующие совершенно разные качества и склонности. И, что весьма важно, человек не может развиваться, отказавшись от базовых ценностей. Как вид, как существо духовное.
Почему вторым я упоминаю Мартина? Потому что он весьма осознанно убрал духовную «шелуху» и дал читателю продут истинно римского толка. Хлеб и зрелища. Достоверно, проработано, старательно — и без всяких там глупостей о сверхидее и гуманизме.
Но мы-то живем в наше время. Мы живем в мире, готовом рассыпаться, как карточный домик под ударами ксенофобии, расовой и религиозной нетерпимости, да и просто кровной мести и дикости. И мы уходим от Толкиена, чтобы с восторгом принять Мартина. Мы убиваем в балете высшее, низводя Чайковского до банального эротизма. Это страшновато на мой взгляд.
Вся философия столетней войны сегодня — это философия «око за око» и «власть стоит любых жертв» — она убийственна для нас. Глобально, для всех. Но мы наблюдаем и наслаждаемся достоверностью псевдоистории, мы охотно погружаемся в грязь и кровь средневековья. Оно ведь, если верить авторам века 21-го — исключительно грязь и кровь...
Трудно поверить, что тогда же, в период войны роз, гуманизм, именно он, зарождался в своем современном виде. Тогда, среди этого ужаса — он был нужен людям. Скажем иначе — пришло осознание необходимости перестройки сознания на позитив. В 15-17 веке пришло. А сегодня что — уходит?
В книге все прекрасно прорисовано. Интриги двора и предательство, месть и часто по-панкеевски упоминающиеся «трахаться» и «иметь». Дикие темные времена. Простые нравы.
Читая Мартина, я уже не верю, что Назими писал именно в это время, как и Хафиз. Что Ботичелли уже взрослел. Что «Задонщина» была уже, пожалуй, написана. Что обитель Сергия уже стояла оплотом веры.
Немало сторон жизни человека, важных и ценных — искусство, литература, вера и так далее — оказываются по сути вне основной прорисовки. И все же образы по мнению читателей остаются цельными. Значит, не важно, что читали, у кого учились и во что верят? Мне от такой простоты жутковато.
В эпопее Толкиена я знала и принимала (в той или иной мере) именно духовную и философскую, нравственную и идейную составляющую, она была стержнем Средиземья, именно она, а никак не эльфы и гномы, явление коих в любой книге теперь вызывает вопль «клон Толкиена». Глупости. Профессора нельзя клонировать. ДНК — ничто, душа его с ним и она — уникальна. (Правда, как я понимаю, психиатрия не принимает понятия «опыт», что особенно занятно)
В эпопее Мартина надо запоминать и отлеживать иное. Родственные связи. Кровные узы. Интриги и месть, союзы и альянсы.
Вы можете назвать хоть одного большого художника в теле времени ПЛиО? Великого философа? Выдающегося проповедника? Поэта или сказителя? Учителя с большой буквы? Выразителя идей, отличных от кипежа во дворце и при нем? Я как-то затрудняюсь.
Но я знала все это относительно Средиземья. Я знала, что Элронд был не просто воин. Что Арагорн вырос и сформировался не под влиянием детских травм (например, ранней смерти матери), а под влиянием множества факторов, огромного, как духовный мир любого большого человека. Я понимала бремя и выбор вечных. Основу их веры и некие внятные указания на культуру и обычаи. Мне была интересна книга именно наличием духовного стержня — неустаревающего, жизнеутверждающего, формирующего вечные ценности, неустаревающие. Династичность Средиземья — это не только право крови, но право духовной преемственности, и второе куда выше первого.
Мне очень горько думать, что детали быта стали важнее. Что натурализм и зрелищность сделались ценнее идей. Что закон силы и мести снова поднят и делается знаменем. Как нам всем ужиться в мире при этом законе, под таким знаменем? Да никак. Армагеддон — это не война на истребление. Это угасание света в душе. Мы делаем очень много для того, чтобы Бог в нас перестал верить, такой вот парадокс.
Можете как угодно относиться к моим рассуждениям, но для меня нынешний вектор движения действительно выглядит нисходящим. Я не преемлю психиатрию, как основу проработки характера. И я предпочитаю истории о здоровых людях. Уточню: меня устраивает роль Горлума, второй план и второе «я», но первый и не главное... «Мир сошел с ума» как идея произведения — это слишком плоско-цинично, ИМХО
цитировать
свернуть ветку
?
