В.И. Ленин мечтал о романе об электричестве. «А почему бы нет? — говорил он А.В. Луначарскому. — Ваш Богданов написал же «Инженер Мэнни»? Плохой роман: необоснованная фантастика!
А если по-научному подойти к вопросу? Теперь у нас есть план ГОЭЛРО, научно-обоснованный план. Что надо ещё? Чтобы автор людей знал по-настоящему, талантливым был бы писателем...»
Литературная газета, 1955, 18 августа.
Лазаревич Э.А. Искусство популяризации науки. М. Наука, 1978
*
Александр Романович Беляев начал было писать подобный роман, но не завершил.
В общем-то, он автор 17 романов, но, видимо, такой мощный соцреализм не осилил.
«В 1932 году Беляев нигде не печатается. Когда ему говорят: «Беляев, напишите что-нибудь о колхозе», -- он отвечает: «Ну что я там буду фантазировать о колхозе? Что я там сочиню?» К предложению написать роман о фарфоровых изоляторах он отнесся с молчаливой грустной иронией.»
О. Орлов «А. Р. Беляев» (Биографический очерк) 1964
http://az.lib.ru/b/beljaew_a_r/text_1964_...
В 1933 году появилась и глава из романа об электрификации СССР. Она называлась «Пики».
Роман задумывался как фантастический — действие в нем происходит в то время, когда уже создана Единая Высоковольтная Сеть страны. Герой, о котором идет речь в отрывке, — главный диспетчер этой сети. Он командует нагрузкой и как бы видит у себя на пульте управления, что происходит с потоками энергии, куда и как она идет. Потребление энергии зависит от условий, в которых живет и трудится человек. Пики на графиках нагрузки — это своеобразная летопись жизни.
Беляев словами своего героя рассказывает о том, какими были эти пики раньше, рассказывает образно, рисуя быт, экономику небольшого провинциального городка, который постепенно преображается. Показывает писатель разные эпохи — вплоть до того времени, когда пики, моменты наивысшей нагрузки электростанций сгладились, когда стало возможным вести энергетическое хозяйство по единому продуманному плану. Этого нельзя достигнуть при капитализме — заключает автор, сравнивая энергетику капитализма и социализма.
Борис Ляпунов «Александр Беляев Критико-биографический очерк» 1967
https://www.litmir.me/br/?b=182369&p=14
В файле — известный нам фрагмент романа.
***
И ещё о Ленине и Богданове.
«Позитивная утопия должна была опираться на понимание решающего значения для коммунизма производительных сил и знание научных законов общественной жизни. Естественно, что такая утопия вышла из-под пера социал-демократа. Речь идет о романе «Красная звезда» (1908) А.Богданова-Малиновского, видного социал-демократического деятеля, философа. Некоторыми фабульными нитями и философскими построениями с «Красной звездой» связан второй утопический роман Богданова «Инженер Мэнни» (1913). Он уже отразил отход автора от революционного марксизма.
Либеральная критика иронизировала: «Не марксистское дело сочинять проекты социалистического строя», ибо фантазии о будущем якобы «принципиально отрицаются правоверным марксизмом».[69] Марксисты между тем лишь против фантазий, которые не помогают, а мешают революционной перестройке общества. Поэтому они против утопий, запоздало поспевающих к тому времени, когда пришла пора революционной борьбы, поэтому же отвергают и мелочную регламентацию будущего (чем так увлекались социалисты-утописты), ибо невозможно предугадать все детали.
В.И.Ленин порицал Богданова не за намерение писать утопический роман, а за махистские заблуждения в «Инженере Мэнни». Он сам предлагал ему тему утопического романа. Горький вспоминал, как сожалел Ленин, что никто не догадался написать книгу о расточении общественного богатства при капитализме. Беседуя на Капри у Горького с Богдановым об утопическом романе, Ленин сказал: «Вот вы бы написали для рабочих роман на тему о том, как хищники капитализма ограбили Землю, растратив всю нефть, все железо, дерево, весь уголь. Это была бы очень полезная книга, синьор махист!».[70]
Возможно, у Ленина было свежо впечатление от первого романа Богданова «Красная звезда», хорошо принятого в партийной среде. Но изданный пять лет спустя роман «Инженер Мэнни» оказался совсем другой книгой. В нем отразилась полемика с марксистами-ленинцами, которую Богданов вел с позиций эмпириомонизма Э.Маха и Р.Авенариуса. Главный тезис эмпириомонистов: внешний мир — не независимо от нас существующая реальность, а только социально организованный опыт наших ощущений стал для Богданова ступенью к его тектологии, или всеобщей организационной науке.
Богданов создал, казалось бы, стройную систему: в технике и индустрии человечество организует внешний мир, в экономике само организуется для борьбы с природой, а в идеологии организует свой социальный опыт. Организационными проблемами Богданов склонен был подменять классовую борьбу. Эксплуатируемые у него превращались в исполнителей. Эксплуататоры — в организаторов. Пролетариат, по Богданову, выступает в производстве одновременно и организатором, и исполнителем, т.е. способен встать на всеорганизационную точку зрения и таким образом внести в общество отсутствующее единство. Исходя из этого, Богданов подменял реальную классовую борьбу идеальными коллективизмом и товарищеским сотрудничеством.
Тем не менее в «Инженере Мэнни» организацию вносит не рабочий класс, а прогрессивная технократия уэллсовского типа. По-видимому, для наглядности структуры организаторы — исполнители классовые противоречия в этом романе приглушены. В какой-то мере Богданов объясняет это природными особенностями Марса. Географические и климатические условия, конечно, накладывают отпечаток на общество, но не настолько, чтобы менее резким природным контрастам соответствовала смягченность социальных отношений. На Земле, во всяком случае, самую зверскую эксплуатацию можно встретить в самых благодатных уголках.
«Прочел его «Инженера Мэнни», — писал Ленин Горькому в 1913г. — Тот же махизм=идеализм, спрятанный так, что ни рабочие, ни глупые редактора в «Правде» не поняли».[71] Роман не разоблачал, а объективно идеализировал капитализм. По свидетельству современника, он не возбудил в партийных кругах того интереса, с которым была встречена «Красная звезда».[72]
«Красную звезду» Богданов писал под свежим впечатлением буржуазно-демократической революции, гегемоном которой был рабочий класс. Тема романа — победоносная социальная революция — не была взята с философского потолка, как махистская «организация», разрешающая в «Инженере Мэнни» все вопросы. «Был ноябрь 1907 года, — вспоминал рецензент, — когда появилась «Красная звезда»: реакция уже вступила в свои права, но у нас, рядовых работников большевизма, все еще не умирали надежды на близкое возрождение революции, и именно такую ласточку мы видели в этом романе. Интересно отметить, что для многих из нас прошла совершенно незамеченной основная мысль автора об организованном обществе и о принципах этой организации. Все же о романе много говорили в партийных кругах».[73]
Вероятно, это была первая утопия, окрашенная пафосом пролетарского освободительного движения. Марсиане прилетают на Землю в связи с восстанием, подготовляемым русскими революционерами. До «Аэлиты» это была и первая в мировой фантастике революционная мотивировка космического путешествия. Богданов распространил на гуманистическую идею объединения разумных миров дух пролетарской солидарности.
А.В.Луначарский уловил, что автор «Красной звезды» противопоставляет «гармоническую и разумную культуру» марсиан «с ее рационализмом и позитивизмом бурной, юношеской земной культуре, которой гораздо труднее достигнуть гармонии, но которая обещает нечто гораздо более богатое, чем схематическая и сухая, при всей ее величавой стройности, культура марсиан... Это отчасти и научное открытие, или его предвидение и популяризация, это и пророчество. Сила поэтической мысли заключается здесь в победе над обыденным, в творческом построении прообраза грядущего целого из разбросанных и часто неуловимых элементов его, зреющих в недрах настоящего».[74] «А.Богданов сумел свою утопию написать так, — отмечала позднее советская печать, — что она представила будущую жизнь человечества с точки зрения научного социализма и показала грядущий общественный строй сообразно тому, что намечается уже в настоящее время».[75]
Централизованное производство, точная статистика труда, общественное воспитание детей — эти и другие преимущества социализма не остались не замеченными даже теми рецензентами, которые иронизировали над марксистским утопическим романом. Коммунистический строй в «Красной звезде» противостоял регламентированному царству благополучного мещанина, которое Беллами и Герцка выдавали в своих утопиях за подлинный коммунизм.
Мир, который находит русский революционер Леонид на Марсе, превосходно устроен и глубоко человечен. На пути к Марсу, когда метеорит пробил оболочку космического корабля, Леониду довелось стать свидетелем безоглядного самопожертвования: один из космонавтов своим телом заслонил пробоину, спасая товарищей и друга-землянина. Здесь каждый ко всем и все к каждому относятся как братья. В «Красной звезде» впервые в мировой фантастике блеснула сознательная мораль пролетарской солидарности. В этом мире есть свои трудности, свои противоречия, своя борьба мнений. Неблагоприятные природные условия вынуждают марсиан искать новую планету. Но «сократить размножение — это последнее, на что мы бы решились; а когда это случится помимо нашей воли, то оно будет началом конца»,[76] ибо будет означать утрату веры в коллективную силу человечества и капитуляцию перед природой.
В середине XX в. некоторые люди пытаются сочетать «марксистскую ортодоксальность» с административным регулированием рождаемости и даже не видят большой беды в термоядерной войне: оставшиеся в живых создадут, мол, цивилизацию в тысячу раз более совершенную. У Богданова общество дает отпор тем, кто пытается оправдать подобные жертвы. В рецензии на «Красную звезду» Луначарский писал: «Это лучшее в книге, это поистине прекрасно».[77]
Автору «Красной звезды» в отличие от предшественников-утопистов удалось показать коммунизм как систему движущуюся и совершенствующуюся. Однако у Богданова коллективистское начало коммунистического общества развивается в ущерб индивидуальности. Вульгаризируя коллективизм, Богданов, например, предлагал «товарищеский обмен жизни не только в идейном, но и физиологическом (!) существовании (с.80) Он представлял его в виде всеобщего обмена кровью — для обновления организма и повышения долголетия. Богданов не только писал об этом: он погиб, проводя на себе подобный эксперимент.
Героям «Красной звезды» кажется, что различие между марсианской (коммунистической) и земной (капиталистической) культурами «составляет непроходимую пропасть для отдельной личности и преодолеть» это различие «может только общество» (с.138) как целое, в котором личность растворяется. Противоречию между общественной и индивидуальной моралью Богданов придавал надклассовый характер и оттого переносил его в коммунизм.
Можно понять богдановского героя Леонида, человека, несущего в себе пережитки капиталистической психологии, страдающего к тому же нервным расстройством, когда он убивает автора бесчеловечного плана «очистить» Землю от людей. Но невозможно допустить, чтобы такой план вообще мог зародиться в голове ученого в обществе, где каждый готов прийти на помощь товарищу. Невозможно допустить, чтобы в таком мире могли стать обыденными и самоубийства, даже среди стариков, — когда человек не может работать в полную силу и «чувство жизни слабеет и притупляется» (с.77).
Богданов не считал противоестественным уход из жизни, видимо, с точки зрения индивидуальной свободы: «Если сознание пациента и его решение твердо, — говорит один из его героев, — то какие же могут быть препятствия?» (77). Препятствие, конечно, в нравственной ответственности личности: истинный коллективист не может подать своим братьям пример духовной капитуляции.
Не лишен противоречия и отклик в богдановской «Красной звезде» на споры о нравственной основе любви, брака, семьи, разгоревшиеся в русской печати в связи с романом М.Арцыбашева «Санин» (1907). Богдановский социалист Леонид теоретически исповедует ничем не ограниченную свободу любовных связей: «Многобрачие, — философствует он, — принципиально выше единобрачия, так как оно способно дать людям и большее богатство личной жизни, и большее разнообразие сочетаний в сфере наследственности» (с.8-9). Но когда многобрачие задевает Леонида лично, теория терпит крах. Во имя любви к нему, любви «до гробовой доски», марсианка Нэтти отказывается от своих нескольких мужей, потому что это делало Леонида несчастным. Леонид же в отсутствие Нэтти принимает «нежную дружбу» ее подруги Энно.
В книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ф.Энгельс пришел к выводу, что будущее за моногамной семьей. Он прослеживал историческую эволюцию форм семьи и брака. Врач А.Омельченко, сопоставляя отношения полов в «Красной звезде» и «Санине», пришел к тому же выводу, беря этический критерий. Богданов, писал он, допустил в свое коммунистическое общество многобрачие, но показал вместе с тем, что оно, вопреки теориям, которые заботятся якобы об общественном благе, приносит несчастье индивидуальному человеку. «Социалистический строй не только не уничтожит старую форму «мещанской» морали (единобрачия, — А.Б.), но подчеркнет всю ее принципиальную глубину»,[78] потому что социализм непременно включает идеал личного счастья. Ложная этическая установка не выдержала поставленного Богдановым мысленного эксперимента.
В «Красной звезде» разбросано немало интересных фантастических идей в области естествознания и техники (некоторые из них уже реализованы): синтез белка, синтетические материалы, склеивание вместо шитья при производстве одежды, минус-материя, отрицательное тяготение и т.д. Профессор Н.А.Рынин писал, что Богданов, «правильно оценивая недостаточность энергии существующих взрывчатых веществ.., заставляет применять в ракетном двигателе своего корабля разложение атома и, таким образом, впервые (!) высказывает идею использования внутриатомной энергии»[79] для межпланетных полетов.
Богданов, философ, разносторонне осведомленный в физических и биологических науках, медик по образованию, экономист и социолог, высказал интересные суждения об ущербе, наносимом целостности знания анархией капиталистической цивилизации: «Нынешняя наука такова же как и общество, которое ее создало: она сильна, но разъединена, и масса сил в ней растрачивается даром. В ее дроблении каждая часть развивалась отдельно и потеряла живую связь с другими... Каждая отрасль имеет свой язык — привилегия для посвященных, препятствие для остальных. Много трудностей порождается тем, что наука оторвалась от жизни, забыла о своем происхождении, перестала сознавать свое назначение, отсюда мнимые задачи и часто окольные пути в простых вопросах... Надо преодолеть ее дробление, надо сблизить ее с трудом, ее первым источником».[80]
Перспективы науки и техники интересовали Богданова не сами по себе. Автор «Красной звезды» первый в русской фантастике соединил талантливую техническую утопию с научными представлениями о коммунизме и идеей социальной революции. В «Красной звезде» был очерчен первый контур того нового, революционного научно-фантастического романа, образец которого с таким талантом дал через несколько лет Алексей Толстой.»
Подглава 7.
Глава «Страницы предыстории».
А. Бритиков. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (1917-1991 годы). Кн.1. НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА — ОСОБЫЙ РОД ИСКУССТВА. 2005