*...Учтя ошибки анти-рецензии на «Фоллера», продолжаю по злому року критиковать и поносить на чем свет стоял труды неизвестных пиитов...*

Последние полгода из-за личного интереса и образовательной необходимости жизнь моя проходит в революциях. О нет, не переживайте — я просто изучаю статьи, фолианты, монографии, публицистику и художественную литературу, связанную с Великой Русской революцией. Если кто не знает, это период с Февраля по Октябрь, а иногда в этот термин включают и Гражданскую войну, которая есть не просто логичное следствие революционных политических процессов, но и не отторгаемая часть Революции. Ибо, скажите мне, чем гражданская война отличается существенно от революции? Так вот, хоть мне и крайне любопытна и интересна эта тематика и исторический период, чувствую, что если продолжу чтение о нем, то элементарно к нему охладею. Поэтому решил, что вот, крайнее произведение о том, как русские умеючи разваливают империю, перед завтрашним летом — и все, беру отпуск от всех этих ваших большевиков да белых офицеров. И черт меня дери, что перед долгожданной паузой я соизволил прочесть именно роман Кена Калфуса «Наркомат Просветления».

Кто вообще такой этот Калфус, спросите вы? Да я сам о нем ни слуху, ни духу был. Даже не помню, как именно обратил внимание на эту его конкретную книгу. Видимо, как-то пробегал по фантлабу в поисках революционной фантастики — и вот. Кен — американский журналист и писатель, который успел побывать в разных уголках земного шара. В том числе в нашей холодной Москве. У него даже целый сборник рассказов о России есть, художественных, конечно: «PU-239 and Other Russian Fantasies». По одной из этих историй всеми любимый за «Игру престолов», а мной за «Мир Дикого Запада» HBO даже снял одноименный фильм. О работнике из экс-секретного научного городка в России, который облучился на нашей дряхлой АЭС, из-за чего на него ополчились местные вертухаи-менеджеры, а потом он же рванул в столицу к местному гангстеру (гангстеры в России...), чтобы подсобрать деньжат за продажу энного количества «экспроприированного» военного плутония... Но мы ведь тут собрались именно из-за «Наркомата...», не так ли?

Больше всего претензий должно быть у меня к себе самому — тут сработал эффект обманутых завышенных ожиданий. Правда, я из-за аннотации, а частично и жанрового классификатора думал, что буду читать примерно следующую «историческую фантазию»... Сатирический памфлет, полный гротескностей в виде оживших Толстого и Ленина, которые сквозь объектив кинокамеры и трансгуманистическое бальзамирование преображают мир под свои фантазии. При том же ожидал чего-то доходящего то откровенного сюра. Мне представлялось именно так, во всяком: очень яркая, очень гипертрофированная там где надо, сатира на наших утопистов-теоретиков и практиков. И в принципе о Революции с уместной для подобного жанра высоты достоверности. На самом же деле оказалась эта книжка вполне себе реализмом с претензией на историческую правду и очень, очень, крайне минимальным полу-недо-фантастическим допущением, которые в синтезе дают пустоту. И вышел в итоге нефантастический не-реализм, бессмысленный в виду отсутствия каких-то авторских идей для размышления читателю в сюжете книги, с отсутствием главных героев как таковых — то есть базиса для сопереживания, а также всяческими изъянами иного толка.

Насчет не-фантастичности, думаю, я успел втолковать — ибо это элементарно не фантастика. Любого толка. Ну и бог с этим. Теперь про реалистичность, то бишь историчность. В чем заключается «историческая фантазия» Калфуса? Я так до конца и не понял. Мы еще чуть позже к этому вернемся, но вне этой фантазии историей и не пахнет. Клишированные кроваво-ужасные чекисты, всех изничтожающие, какой-то Сталин, которому я, вторя Станиславскому, кричу «не верю!», до фальсифицированности вычурные агиткиноролики, бредовый инцидент в церкви с вскрытием мощей местечкового святого, съемки одного из пропагандистских фильмов, в который добавили реалистичности с помощью расстрела массовки! Были и другие моменты, но теперь о героях. Тут крайне сложно вычленить главных персонажей. Первая часть книги, посвященная 1910 году и смерти графа Толстого, знакомят нас с тремя попутчиками по ж/д-купе — британским журналистом, русским молодым кинооператором и эктравагантно-гениальным профессором-анатомом. И думаю не мне одному показалось, что раз они являются действующими лицами в первой половине романа, то данная троица и есть главные герои. Не тут-то было. Профессор оказывается второстепенным, хоть и крайне важным для «исторической фантазии» далее, персонажем, всплывающим вновь лишь под конец второй половины текста. Британский журналист — возведенное в абсолют нарушение канонов «чеховского ружья». Ибо зачем ему была отведена одна из основных ролей в первой части книги, зачем он и его бизнес-план по брендизации личности великого не-насильника необходимы — совершенно не ясно в финале, после прочтения всего романа целиком. Вроде бы как тот самый юнец-адепт нового искусства, в итоге ставший красным комиссаром, является главным героем с наиболее широкой по наличию в сюжете аркой развития, да вот тоже не до конца с ним клеится. Грибшин частенько выпадает из повествования, давая место для замысловатых крючковатых видений автора, Калфуса. И что еще важнее, читая страницу за страницей крайне внимательно и дотошно (тут мой поклон писателю и переводчику — оба человека отлично владеют языком; строй повествования и буквенный ряд цепляют и не дают оторваться от чтения), до меня не сразу дошло, что появившийся нежданно-негаданно комиссар Астапов и есть Грибшин. На это указали лишь воспоминания из прошлого большевика-пропагандиста, которые совпали с пареньком-ассистентом французского оператора. Возвращаясь в рассуждения о том, кто же главный герой, хочется добавить, что столь же часто, вместе с мысленными потугами Кена, материализуется товарищ Кобо — не карикатурный тупой горец с злобой на весь мир, но все равно далекий от правдивости. Но к его образу все равно претензии минимальны, да и показывается он половину своих «пришествий» в повествование с позиции Астапова-Грибшина. А последний несколько повернут на будущем властителе и основателе Красной Империи. Но даже если Астапов и есть основной действующий персонаж книги, то сопереживать ему не хочется — и не от того, что плохой, а потому что все же никакой. Скажем так — бывало и хуже, так что он между никаким и плохим фанатиком.

Вот-вот, совсем немного, продолжая размышлять о выделении главных персонажей «Наркомат Просветления», и мы подходим к «исторической фантазии» и смысловой нагрузке произведения. Не знаю, насколько сильно я вас убедил, но приму как факт, что вы мне все же поверили — у Калфуса в этом романе трудно с созданием должных главных героев и единой сюжетной колеи, по которой бы те перемещались и развивались, а мы бы уже решали — кто антигерой, протагонист и антагонист и кому из них сопереживать. И принимая в расчет эту плохо связанную между собой биполярность романа (половина 1910 и половина пост-1910), приходим к тому, что кандидаты на роль главных героев все же Астапов-Грибшин и Сталин. И забудьте о них, ведь главный герой, смысл всех смыслов и действующая сила всей книги — это бальзамирование. Увы, и ах, и ах-ах-ах, но это так. Впрочем, как и «историческая фантазия», фантазийность которой заключается в наличие во вселенной Кена Калфуса эффективной технологии практически идеальной мумификации тела, создание этой технологии тем самым профессором-анатомом, применение технологии на графе Толстом, а после на Ильиче. Вот и все. А все персонажи книги, которые все еще сохранили присягу принципам чеховского ружья, функциональные дополнения к развитию этой технологии. Еще нельзя обвести стороной и Кино с большой буквы как одного из ведущих персоналиев нарратива. Хотя, если вглядеться, то и кино — лишь один из вариантов бальзамирования все еще живущих до их перехода в мертвичный мир.

И в итоге вы меня спросите примерно следующее: «так подожди, получается, что весь сыр-бор, все повествование по сути дела — огромный пролог к насильственной мумификации Ильича товарищем Кобой с посредничеством Астапова и профессора?». И я отвечу, ну, а как же иначе, если без этого все лоскутное одеяло текста просто-напросто рассыпается окончательно. Без этой связки получаются сюжетные островки вроде самого крупного — цельной первой половины романа, самой удачной и интересной, но обрывающейся определенным клиффхэнгером; мини-истории из Гражданской войны про показ фильма в деревенском храме; историю изнасилованной комиссаром Астаповым монашки и ее преображения в нечто предельно более пошлое и мерзкое, чем умеренный вариант теории стакана воды; съемки кинца с участием актера, похожего на Сталина и спецэффектом в виде настоящей стрельбы по настоящей массовки; ни к селу ни к городу натужный эпизод бальзамирования еще живого Ленина; где-то за обочиной сюжетного архипелага умозаключение-эпилог. Так что, действительно, Кен написал книженцию про создание усовершенствованной мумии Первого Вождя Пролетариата. Он не писал про Русскую революцию — ни плохую ее интерпретацию, ни хорошую, ни нейтральную, ни достоверную (цэ все же не публицистика) — во всяком случае, у него это не вышло или вышло чересчур поверхностно. Это литературная история изобретения бальзамирования Великих Русских. Ничего более. Спрашивается лишь, зачем нужна к черту эта история? На кой ее надо было выдумывать? Лучше бы я увидел еще более клюквенную сказку про зверски пьяных, обкуренных коноплей и нанюханных кокаином большевиков-матросов, берущих в свои звериные волосатые лапы бедную (право)славную Матушку-Россиюшку. А лучше бы я вообще не тратил драгоценное время на подобную безвкусицу и что еще хуже — бессмыслицу. Хотите иностранщины про наших? Лучше упейтесь чтением Муркока — «Византия сражается». Достоверные и далеко не добрые картины настоящего русского бунта с насилием и кровью невинных и любопытным антигероем, их проходящим. Или, в конце-концов, документалистику по типу Чайны Мьевиля «Октябрь» никто не отменял! Британцы, как показала практика, реалистичнее глядят на наши страдания, нежели чем американские коллеги.

Начну с (полу)умной и целиком заезженной мысли о том, что многим спортсменам суждено и очень даже возможно стать чемпионами (в соревнованиях какого-либо уровня), но не всем из них суждено стать тренерами *и политиками, аля депутатами Госдумы, Рады, конгрессменами и т.д., хах*.

Также и с учеными — многим, я уверен, из них должно и очень даже вероятно стать известными специалистами в своей области, открывать что-то настолько новое, что не стыдно дать этому чему-то свое имя. Даже быть интересными и популярными популязаторами *да-да, тавтология намеренная* своей научной дисциплины, умело доносить в простых словах и привлекательных формах сложное для обывателя, подталкивая его к изучению талмудов со сложной терминологией. Но, к счастью или сожалению, далеко не всем их этих ученых мужей (или женщин, разумеется) представляется реальным стать писателями, с приставкой «-фантаст» или и без нее.

Писать интересно и грамотно, оригинально и красиво, свежо и притягательно, создавать литературные шедевры с проработанными и чуть ли не живыми, привлекательными персонажами, умело манипулировать и направлять взор читателя, как иллюзионисты своих зрителей, таким образом, чтобы он поразился некому сюжетному повороту, или должным образом донести до него суть своих переживаний и мыслей, изменить его мировоззрение и заставить задуматься о чем-то важном или не очень... И, в конце концов, сделать прочтение своего произведения для него приятным дано далеко не всем. Ой как далеко не всем. Вспоминая в своей голове писателей-фантастов с учеными степенями, которые были бы действительно замечательными литераторами, на самом деле не так уж и просто. Сразу приходит в голову Айзек Азимов. Кто-кто, а он и вправду умел писать. Артур Кларк, конечно, хотя не совсем уверен, что он именно ученый. Из современных — Грег Иган и Питер Уоттс. Диаметрально противоположные в плане эмоционального окраса своих работ (пессимизм морского биолога Уоттса, какая неонуарность Технологической Сингулярности, и оптимизм по очень далекому постпостчеловечному человеку, который все же остался человеком, математика Игана), схожи они в другом — оба писателя пишут хорошо. Да, не сказать, особенно вспоминая «Ложную слепоту» или не самые удачные мелкие рассказы Грега, что все у них получается замечательно и шедевриально. Во многом оба рассказчика берут именно подачей фантастических допущений и антуражем (хотя и о прописанности персонажей не забывают, слава богу) и популязаторской частью, но и это надо уметь делать! И для этого требуется талант!

А вот говоря, наконец, о романе двух ученых, математика и биолога, Йена Стюарта и Джека Коэна «Колесники» (с «ё»), понимаешь, что этим товарищам лучше оставаться просто учеными и специалистами-помощниками для других фантастов (последний, к примеру, оказывается помог в создании проработанного и реалистичного образа инопланетных видов многим известным сай-файщикам-писателям, в том числе, прошерстив Википедию, узнал о том, что Коэн помог в создании образа рептилоидной расы гуманоидов из трилогии Гаррисона «Эдем» — вещи замечательной, где иной вид, пусть и земной, представлен и максимально инако, нечеловечно, и вместе с тем понимаемым/вполне человеческим). К сожалению данный дуэт не смог создать романа, который: 1) было интересно читать; 2) содержал бы в себе интересных, живых и проработанных героев, за которыми бы хотелось наблюдать, сопереживать и т.д.; 3) оригинально и хорошо подавал бы фантастические допущения, популязаторскую часть... Короче говоря, литературности тут кот наплакал. Читал, пролетая глазами страницу за секунду, не теряя темпа и понимания сюжета. Графомании, лишних сюжетных линий — безбрежный океан. Сколь-нибудь интересных персонажей — кот наплакал. Большинство научно-фантастических идей далеко не новы. Да, юпитерианские пришельцы, их деление на искусственные машины-компьютеры и органическую жизнь — нетривиально. Но за проработанной инопланетной биологией скрываются человеческие заштампованные модели поведения, конфликты, противоречия, даже предметы обихода, что приводит всю эту чарующую инакость к нулю. К сожалению. И плюс сработал, ой как сработал, эффект завышенных ожиданий.

Заканчивая, сформулирую мысль наиболее лаконично и коротко. Ожидал новую «Космическую одиссею 2010», получил... Получил псевдолитературное, неинтересное, слабое чтиво с графоманскими замашками, пусть и интригующей завязкой. Стюарту и Коэну, в общем-то говоря, стоило нанять советника по литературной части. Ибо вышло... То, что вышло, кстати говоря, с не переведенным романом-продолжением, на который я точно время убивать не стану.

Как-то модно стало на новенькие книженции ставить ярлыки «продолжатель Дика», «последователь Филипа Киндреда»... Не спорю, диковские фильмы есть, и еще какие, включая не только экранизации его произведений. Но вот романы других авторов.

Самое диковское, что я читал, была «Дверь №3» О'Лири. «Всем стоять на Занзибаре» — уже нечто совсем иное, не столь диковское, хотя в данном случае, я не был бы против подобного штампа, но книга мистера Танни ни в коем разе не продолжатель легендарных миров и их разрушений от Филипа.

Танни в виде «Лунного мальчика» — самая что ни на есть обычная, не интеллектуальная или психологическая новинка жанра, дарующая новые идеи и впечатления. Нет и еще раз нет — наиобыкновеннейшая книжонка в виде антиутопии с кастовым (в данном случае — две касты, обычные и люди с иным цветом глаз) обществом, да еще плюс с незаконченной концовкой — ведь мы цикл хотим, а что же. Даже фантастические мыслишки романа не новы, а в чем-то до глупости ненаучны: 1. Луну терраформировать не за чем, да при том же тяжело и недальновидно — атмосферка-то быстро слетит; 2. Этот четвертый основной цвет глаз... Не думаю, что читатель и в будущих книгах получит ответ, откуда он и почему таков. Да, идея оригинальна — единственный плюс романа — но она быстро блекнет в тягомотном сюжете, который на пару сотен страниц охватывает несколько часов жизни главного героя, плюс одно-два воспоминания. И да — снова псайкеры-медиумы для корпораций, разумеется, с заговором...

Вообщем — обыкновенщина, и только. Можно спокойно пропускать.

Жизнь становится все менее совершенной. Пара работ, аспирантура, семейные сложности, которые в союзе с остальными гнетущими сторонами существования пожирают свободное время — все это моя данность. Поэтому в редкие моменты свободного времени, когда не надо уделять внимания пропорционально возросшей по отношению к художественной теоретической литературы, хочется почитать добротную, интересную, необычную и глубокую историю. Желательно фантастического содержания. Но в последнее время моя случайная выборка становится все менее и менее совершенной. И в этой неумелой игре слов уже можно понять, что «Совершенство» мне не понравилось.

Почему? Во многом относительно «15 жизней Гарри Огуста». Точнее «Первых 15 жизней...». Эта книга для меня стала в один ряд с «Концом Вечности» Азимова и «Берегом Динозавров» Лаумера. В каком-то смысле, если вспоминать мой ряд отзывов в стиле «найди постмодернизм в классической фантастике» (спойлер: здоровый постмодернистский заряд найден в «Береге динозавров» и «Дом в ноябре» Кейта Лаумера, а также в романе Баррингтона Бейли «Дзен-пушка»). Во многом роман Уэбб/Нортон о путешествиях во времени стал снятием постмодернистской точки Лаумера из «Берега динозавров», нахождением новой сферы применения в жанровой отрасли хронофантастики. Сделанное Кэтрин по-настоящему сравнимо с технической революцией или, во всяком случае, по Марксу, с революцией стоимости. Настоящая и радикальная новация, углубление темы.

А что же «Совершенство»? Очень перегруженная лишними отрывками в стиле «посмотрите, какая моя героиня умная и самостоятельная», ненужными ремарками и обыкновенной графоманией работа. И очень не похожая на ту Уэбб, которую я знал по «15 жизням...». Вроде б и необычное фантастическое допущение (эффект/суперспособность/проклятие главной героини — забываться в памяти окружающих) не особо развито. По сути оно представлено в виде многообразных, но по сути однотипных ситуаций, где эта способность — универсальная «палочка-выручалочка». Одно из немногих необычных применений — встреча с человеком с похожим даром-проклятьем. Например, то, как они поддерживали свои отношения, действительно интересно. В остальном — банальности. Главный конфликт книги, идея с этим приложением и заговором вокруг него... тоже как-то не особо захватывающее.

Как мне кажется, слабость и вторичность «Совершенства» по сравнению с «15 жизнями...» прежде всего связаны с сущностью фантастического допущения. Если мы внимательнее взглянем на прошлый роман Уэбб, то там фантдоп был, выразимся по-марксистски, некоторой абстрактной клеточкой, из которой вырастал весь роман, вся его онтология, мир, мотивы и цели героев. Здесь же фантастическое допущение не играет такой всеобъемлющей роли. Не зря и сам роман носит название по имени зловещего приложения, но не связан, за исключением пары метафорических размышлизмов, со способностью главной героини. В «Совершенстве» эффект индивидуального забывания находится где-то на обочине и в потенциале мог быть заменен чем-то более приземленным. Например, хирургическими операциями и/или особыми воровскими/шпионскими навыками героини/героя. И тогда мы бы получили чистый реализм с детективной составляющей.

Так что Кэтрин хороша, когда ее фантастическое допущение перерастает в мегапроект, в целую вселенную. Здесь же мелкотемье, минимализм, который ей, как автору, в данном конкретном случае не удался. На мой скромный взгляд.

П.с. На счет названия романа мой «косяк». Не удосужился посмотреть оригинальное название книги )

Не льстит мне писать короткие и целиком негативно окрашенные отзывы (без достаточного числа цитат, объяснений и прочих подтверждений своей оценки), но иначе сделать с «Призраком Сейди» Кэт Эллис нельзя.

Во многом проблема в том, что ожидания в очередной раз не совпали с реальностью. И представление этой реальности русскоязычным читателям — вроде меня — издатель выполнил не должным образом. Так, издатель не обеспокоился включением переведенной книги в тематическую серию. Да, перед нами триллер, но с явной пометкой «young adult». Я не имею в виду, что такой тип литературы, этот лэйбл плох априори, но в основном и по преимуществу я не отношусь к его целевой аудитории.

Жанровые вопрошания продолжаются и без книжнорыночной специализации. А именно триллер ли перед нами? Кэт Эллис, видимо, считает, что да. И российский издатель с ней солидарен. А я нет. Большая часть книги иначе, как жеванием слез главной героини, не назовешь. Психологизм какого-то ну совсем низкого разряда. И попытка передать подростковый внутренний и социальный миры кажется мне провальной чуть более, чем полностью. Автор(ка) просто жонглирует штампами, новодными сленговыми словечками и вечной темой любви и «любви». Я как человек, с подростками роботающий, говорю «не верю».

Вообще я начал читать книжку в надежде на средненькую — хотя бы — мистику для отдохновения в поездке. А получил хиленький, подростковый и натужный детективчик, где вся мистика — СПОЙЛЕР! — свелась к коварному плану дяди главной героини по скормлению ей наркоты для достижения частнособственнических корыстных интересов. Банально и неинтересно.

Может, как сценарий для короткого сериала это и ничего — добавить бы еще юмор — но а вне этого плохо. Не советую к прочтению.

«Антиутопия по Летову в платонических одеждах,

или слишком не магический реализм»

С латиноамериканской традицией и вообще иберийской современной классикой я знаком крайне слабо. Громкие имена знаю, главные произведения «магического реализма» — тоже, но до чтения их не успел дойти. Когда-то давно, в гостях у подруги, в руки попали «Сто лет одиночестве». На рассвете, по ходу наступления нового дня, в романтической не только для погружения в книги обстановке, я прочитал одну главу, но потом было не до этого. Вот и подруга ушла, и к творчеству Габриэля Маркеса давно не возвращаюсь.

Тем не менее пробел в литературном познании давно хочу устранить. А заодно и разбавить бесконечные потоки философской и иной не художественной прозы, которые последний год овладевают моим свободным и не очень временем. К сожалению, избранный для этой цели роман — «Пещера» Жозе Сарамаго — оказался не подходящим для ликбеза. Так или иначе, но одна из последних работ известного нобелевского писателя разочаровала и заняла свое место рядом с «Пчелами» Полл, «Дневником неудачника» Лимонова, «Ка» Краули, «Восхождением Сенлина» Бэнкрофта. Т.е. с той беллетристикой, которая лишь украла время и не развеяла невыносимую легкость бытия последних десяти месяцев.

Но что же не так с книгой столь номинированного и почитаемого писателя, «либертарного коммуниста» и справедливого критика действий Израиля на палестинских землях? Я не имею возможности сравнивать «Пещеру» с другими, более ранними работами автора. Знаком только с двум экранизациями и указанными регалиями. Поэтому говорить буду только о том, что я увидел и испытал в прочитанном, без ссылок на прошлые заслуги и высокие авторитеты.

Итак, «Пещера» Сарамого — одна из последних работ писателя, пропитанная глубокими философскими, религиозными, житейскими и экзистенциальными проблемами с зашифрованными на эти вопрошания ответами и критическими замечаниями автора. Во всяком Жозе Сарамого постарался, чтобы такие вопросы и глубинные ответные реплики на них были внедрены в текст. Начнем с того, что все, возможно, актуальное, необходимые и тонкое глубокомыслие умирает в муках от непомерных объемов книги. Точнее от очень нудного, затянутого и грубо размазанного по нескольким сотням страниц повествования в «Пещере». И это притом, что, по сути, особых действий в книжке и нет. Перед нами чрезмерно подробные без всякого на то резона описания каждой мелочи в походке героев и уходящих книжных суток, сюжетного времени. Зачем читателю чуть ли не сотню страниц наблюдать за неспешной поездкой Сиприано Алгора (главного героя) и его зятя, Марсала, по маршруту от окраинной халупы с гончарной к до крайности, без всякой пользы введенного, клишированного Центра, о котором чуть позже? Зачем нам три десятка страниц следить за обедом и неспешными, немногочисленными репликами героев? Зачем по четыре десятка раз слышать однообразные рассуждения Алгора о своей новой возлюбленной, если в этих речениях нет никакого прогресса и развития, а сами они превращаются в угрюмое и лишь надоедающее топтание на одном месте? Зачем читающему этот талмуд стенограммы и расшифровки километровых телефонных разговоров главного героя с администраторами из Центра, которые еще больше, чем сама фигура Центра, переполненными штампами и набившими оскомину клише?

Это — воистину главная беда книги. В «Пещере» объемы описаний и всего текста вообще никак не оправданы. Они просто не соответствуют содержанию, которое, как правильно замечают на других ресурсах рецензаторы, вполне адекватно пересказано в аннотации к книге. В принципе, ее без всяких потерь положительных впечатлений и важной информации можно редуцировать если не к этой аннотации, то хотя бы к рассказу или небольшой повести. Тогда отсутствие всякого развития сюжета и персонажей — я этого повествовательного прогресса и эволюции и вправду нет — осталось бы незаметным из-за краткого объема произведения. Но все равно остался бы вопрос — а зачем? Какова сверхзадача «Пещеры»? Что в ней есть кроме статичного сюжета, нейтральных персонажей-функций, гимна провинциализму и гармоничному, зеленому укладу жизни?

Сарамаго, на мой взгляд, заложил две основных линии в книгу. Первая — критический выпад в сторону массового потребления и «победившего пластмассового мира». Вторая — квазиплатонический, перемешанный с мифологическими вставками, гимн творцам. В принципе, обе линии эклектично входят одна в другую. Если кратко о каждой, то первая — не новинка для современности. Безусловно, критика консьюмеризма и «потреблядства», дегуманизации человека в товарном мире, господства «общества спектакля» и т.д., и т.п. — это круто, это актуально, это нужно. На мой левацкий взгляд. Но на мой же взгляд читательский, такая критика должна стараться быть новой и уж точно быть интересной. Ни того, ни другого в «Пещере» нет. Мир плохого капитализма, уничтожающего старые, простые и романтичные домики крестьян, лишающего работы стариков, выбрасывающего на помойку ручные, прикольные товары, с тоталитарными, обезличенными и бесчеловечными торговыми корпорациями вроде Центра — вот и все, что может представить Сарамого. И да, забыл добавить — еще отсылки и оммаж в сторону Кафки с его абсурдистскими нападками на бюрократию. Что в этих фразах и описаниях нового? Что интересного? Может, есть какой-то фантастический или остросюжетный, не знаю, дрматичный ряд, где все эти моменты становятся классными и окрашенными жизнью для читателя? Нет. Жозе Сарамого, уж извините, но тупо и напралом просто перечисляет все эти «удары критики» правлению капитала, даже не пытаясь их приукрасить литературностью. Это скучнее эпигонства вокруг «1984».

А с фантастическим осадком что? Во-первых, его почти и нет, а я ожидал увидеть в книжке, исходя из аннотации, любопытные сюжетные повороты с ожившими куклами и их использованием злобной корпорацией. Вот такие линии повествования можно было богато наполнить метафорами с критическими выпадами. А что в итоге? Один раз Сарамаго пересказывает пару мифов о сотворении человека из глины, второй раз добавляет к этому мотивы деизма и покинутости человека богом, третий раз намекает, что куклы Алгора — живые, и в конце добавляет совершенно на пустом месте, без всяких предпосылок к этому, супер-крутой-от-неожиданности поворот — открытие в глубинах Центра платоновской пещеры! Зачем — непонятно. Видимо, чтобы подчеркнуть мотив, что Алгор — это платоновский освободившийся творец и философ (хотя он никогда и не сковывался «пластмассовым миром»), а эти чертовы сотрудники Центра — пещеристые консерваторы и материалисты в самом грубом смысле слова! Круто — более посредственной эксплуатации философских сюжетов писателями я давно не видел. «Ка» Краули, который не сильно меня впечатлял, хотя бы старается как-то обновить ницшеанские мотивы и концепты иррационального волевого немца, а Сарамого в принципе никак не обновляет, не украшает, с делом не использует идеи ученика Сократа. Наплевательски забрасывает его в конец книги — и точка! Вкупе со всем выше изложенным перед нами — не платонический роман, а парменидовский, элеатский. Мертвенная статичность, которую в «Софисте» Платон и критиковал.

Не знаю, чем может понравиться это творение Сарамаго. Не знаю, когда вернусь к другим эпизодам его творчества. Не знаю, когда вернусь к магическому реализму. Хотя присутствовал ли он в этой книге? Или это лишь претенциозный набор слов и абзацев? Решать вам.

Скажем так, рассказ «Живая Галактика» Мэннинга — это эссе о будущем человечества, где собран ряд интересных идей, которые фантасты воплотили после него.

Тут и живая Галактика (из названия следует), даже Вселенная, краткий курс будущего людской расы, планета-корабль поколений, но... Воплощение этих идей весьма посредственно, а вступление и окончание рассказа так вообще показались мне излишними. Не идет к этому произведению подобный стиль.

Вообщем, можно обойти сие стороной, можно прочитать — но ничего нового из НФ-идей тут не увидите.

«Так вижу»

Как вижу? Что я вижу?

С первых строк мне показалось, что это русифицированный и уменьшенный аналог «Звездного десанта» одного американского мэтра. Но я ошибся. Частично.

Работа выше является оливье из историй про войны с насекомыми-пришельцами и необычного контакта с насекомыми-пришельцами же. При том же от консистенции и пропорций данных ингредиентов получившийся лит-салат отдает привкусом сумбура. Серьезно, понимание концовки для меня улетучилось. А все почему? Видимо, не самое успешное соавторство в плане того, что дуэ(т)лянты своими перьями друг дружку же и порезали. Вместе со своим творчеством. Видно, что оба автора тянут одеяло на себя и не хотят затушевывать и маскировать следы связок между своими отрывками. В итоге получается рубленный текст, который еще и плохо показывает нам героев. Особенно плохо вышел Леднев. Художник-заключенный вышел еще более-менее. Независимо от рваного повествования скажу, что и с соответствием тематике конкурса непросто у рассказа. Очень, очень отдаленно она присутствует. Но это я душой кривлю, господа писатели, да и читатели.

Больше прислушивайтесь друг к другу, создавая совместные работы. Иначе дихотомия созданного разрушит целостность от восприятия оного же.

Под конец месяца стало не везти в плане книг. В этот раз мои ожидания были растоптаны прочтением произведения Нэнси Кресс «After the Fall, Before the Fall, During the Fall» («После Падения, до Падения, во время Падения), которое я довольно долго откладывал. Лучше бы и вовсе не подступал.

Для начала скажу, что несмотря на позиционирование самой Кресс данной книги как романа (novel) и ее места в библиографии автора, полученные награды и объемы говорят, что это именно повесть. Довольно небольшая, хоть и разбитая на множество элементов, соединенных в три сюжетные линии. Но с таким небольшим на первый взгляд текстовым объемом я справился с трудом, потому что повествование у книжки вышло тягомотное, скучное и абсолютно неинтересное. Подумывал пару раз и вовсе забросить, но решил не поступиться с принципами и добить «После, до и во время...» до конца, что с успехом и сделал.

Поэтому, а также из-за наличия в данной работе Кресс тусклых и мало интересных героев, которым никак не сопереживаешь, отсутствия каких-либо интриг и ответов на все поставленные вопросы, невнятной концовки, советую обойти стороной данную повесть. Вышел ничем не примечательный очередной экологический памфлет без какой-либо новизны, в том числе и в плане фантастических допущений и построении сюжета.

«Убийство Девочки-Оленя»

К сожалению, данная зарисовка не приглянулась и мне.

История недалекого будущего с развитыми технологиями виртуальной реальности в пейзаже затопленной Японии. Кстати, почему автор описывает технологии создания островов из мусора как причуду будущего? Прагматичные и плодовитые японцы уже занимаются этим несколько лет точно (насколько я помню — но это может быть и фантомное воспоминание; так что как придирку не воспринимайте). Так или иначе, но детектив меж двух миров вышел довольно бледным и куцым. Тайна почти сразу разгадывается, а концовка чутка отдает сумбуром и быстротечностью. Персонажи вышли блеклыми, хотя описания и авторские фантазии радуют. Впечатляет и отсутствие творческих швов внутри текста. Читается как цельное произведение — в этом писательская сизигия не разочаровала.

В итоге что выходит? Пусть и худенький, но японский колорит меня не задел, как и сюжет в целом. Задумки не без доли оригинальности, безусловно с талантом, но для другого читателя. Кстати, понимаю, почему могла возникнуть скомканность в финале — все-таки у внеконкурса есть ограничения по кол-ву знаков. И все ж, и все ж...

В последнее время стал ловить себя на мысли, что наших-то российских фантастов, да, не советских или даже российско-советских, я практически-то и не читал вовсе (хотя, снова нет, возьмем шире — современных, более-менее, русскоязычных писателей постсоветского пространства). В принципе, как и большинство, современная русская (российская-постсоветская) фантастика известна мне по Лукьяненко. Имеются в прочитанном еще по одному-двум романам от четы Дяченко, Громова, Зонис, Ешкилева, Тармашева да Ливадного... Вот и все, в принципе. Осознав, что подобная ситуация довольно печальна, что у много уважаемого С. Лукьяненко уже читать мне ничего не осталось и то, что, хотя бы по теории вероятности, в тонкой прослойке между потоками «попаданцев», «метро» и «сталкеров» должно быть что-то достойное прочтение, что-то, являющееся новой русской фантастикой, я стал судорожно искать книги, которые бы подходили под подобное описание. Выписав для себя целый ряд книг Лазарчука, а так же несколько новых нашумевших работ наших авторов, я, видимо, по велению Фатума, столкнулся и с этой, как мне показалось, недооцененной трилогией украинского (ну и что?) писателя Владимира Кузьменко «Древо Жизни» и вчера принялся за ее прочтение...

Прочитать целиком получилось лишь первую книгу романа-«эпопеи». Далее две трети второй части и всю третью я просто пролистал, не потеряв ни чуть в нити повествования и содержания в целом. И после прочтения помпезного пролога уважаемого автора, и после прочтения первого романа я все равно надеялся, что еще немного, и вот оно, начнется метафизическое, поэтическое и эпическое, обещанное Кузьменко. Но ничего подобного, разумеется, на электронных страницах этой трилогии я так и не увидел. Зато сколько всего другого «хорошего» я повстречал там... Хотя, что это я, в одну строку такой шедевр буду критиковать! Роман-событие ведь! Не, брат, списком пойдем!

1. Пафосность и нереалистичность диалогов. Какие это мытарства, читать переговоры друг с другом героев автора, особенно в первых и третьих частях «Древа...», где, так сказать, основная пафосная философичность собрана. Деревянные, плоские, понапиханные всем, чем только можно, кроме живости и реализма — вот то немногое, что можно о них сказать. Иногда слишком детские, иногда чрезмерно информативные (видимо, неизвестно было писателю Кузьменко, что все измышления героев, их монологи, а так же описания, технические и исторические подробности не нужно совать в обыденные диалоги), в основном они походят на разговоры героев дешевых боевиков и сериалов, а из-за своей скоротечности, которая создается еще и немыслимой динамики сюжета первой книги, становятся совсем уж нереальными и смешными, стоящими в стороне от литературности.

2. Сверхсветовая динамика повествования. Уже упоминал оную. Если насчет второй с третьей частей мне лично сложно что-то предъявить из-за моей беглости во время их прочтения, то про книгу номер один могу говорить уверенно. Главный герой не успевает проснуться черт-знает-где, как уже становится лидером сопротивления биологической цивилизации (выпало уже название ее из головы), находит там себе бабенку-другую, успевает стать ее частью, настроить ее против себя, а потом снова, и... Как-то так. Ну, не бывает так, в жизни. Даже в жизни фантастической. Ну, а если и есть такое, то подобное за вряд ли кто посчитает серьезной и интересной литературой.

3. Шаблонность что сюжета, что главного героя. Опять же, снова говорю о первой части «Древа...». Главный герой, Сергей Владимирович — типичный мастер на все руки, гений, коих свет не видывал, альфа-самец и просто первоклассный космический первопроходец, да еще и специалист по организации сплоченного и успешного сопротивления против зловредов, поминая Сергея Снегова, ну и просто порядочный семьянин. Да еще и скромный! «Сергей понимал, почему пользуется такой популярностью у женщин. Так уже заведено эволюцией, что их взгляд способен за человеком отыскать настоящего мужчину». Сильно! И таким же «сильным» выдался весь сюжет — без всяких интриг и загадок, зато с ясностью того, что произойдет в следующей главе.

4. Отсутствие новизны, новаций и инноваций для жанра. Абсолютно ничего нового в плане фантастических идей (да и вообще) в этом романе-трилогии Кузьменко читатель для себя не найдет. Виртуальная реальность? Фашистская диктатура будущего с ограничением рождаемости и искусственным деторождением? Проблема искусственного интеллекта? Нетехническая цивилизация? Матриархат? Все это уже не просто было до данного творения, но и повторялось и подавалось после своих родоначальников гораздо более лучше. Тут и Снегова можно вспомнить, и Гаррисона, и Хаксли, и много кого еще. Кстати, Азимова с его роботехническими законами автор упоминает. А вот с еще одним писателем и его упоминанием в тексте вышло поинтересней...

5. Калька со Снегова или дань уважения советскому мэтру? Вот не уходит из головы этот вопрос, хоть убей, ибо вся первая книга — либо отсылки, либо параллельность мышления, извиняюсь, «заимствования» из романа-эпопеи Сергея Снегова «Люди как боги» (хоть тут можно не сомневаться в верности употребления слова «эпопея»). Ведь как думать иначе, вспоминая расу свистунов, у которых есть мозги-компьютеры, как у разрушителей и другие черты от них. Ну, или та же биологически направленная цивилизация с позабытым мною названием — не галакты ли это? А союз рас Галактики, который появляется в финальном романе трилогии? Не исключаю, что все это и вправду дань великому Мастеру и его Творению, которые отображаются еще и в имени главного героя, Сергей, и, как мне не правильно скорее всего кажется, в аббревиатуре СС — сверх-какие-то системы — не инициалы ли это Сергея Александровича? А так, кто ж его знает, может, и калька все это... Ну, а теперь последний и главный пункт(ик):

6. Псевдофилофичность, завернутая в пафосность невиданной доселе мощи... Уже в прологе Кузьменко доносит до нас, что тут, де, будет о поисках бессмертия для всех и для каждого, о его цене, борьбе Разума со Вселенной. Читатель, то бишь, я, сразу стал ожидать чего-то по-настоящему эпохального. И пусть допустил уже в самом предисловии автор ошибку фактическую (что Вселенная, оказывается, из Хаоса к упорядоченности движется, а не наоборот), но, подумалось мне, мало ли, не знал человек про сингулярность и т.д. Но никаких поисков и борьбы я не встретил в «Древе...». Зато нелитературности высшей пробы (нет, не подумайте, не об эротических сценах и более серьезных идет речь, которых, правда, даже на самом чернушном уровне не получилось подать, — тут я имел в виду все выше стоящие пункты) — хоть отбавляй с недофилософствованиями бытового уровня, которые и к основному писательскому посылу не приходят. И самое ж обидное, что если бы было хоть что-то отдаленное похожее на действительные рассуждения по заявленной тематике, хоть немного достойные внимания, можно было бы слегка и прикрыть глаза на все остальные минусы. Но нет того — зато есть моя любимая для полнейшего снижения и разнесения на прищепки псевдофилософия, пафосная и возвышенная, которая задает вопрос и говорит, что «ну, все и так ясно — ответа давать не буду, оставлю вот это только...». Последним зарубежным примером для меня была «Вера» Лава. Вот и в постоветской подобный же пример появился.

Так что, друзья, не тратьте время на эту чушь, шаблонную и скучную. Тот же «Агафонкин и время», который мне жутко не понравился некоторыми посылами и деталями, по многим перечисленным выше пунктам выигрывает с чрезвычайным перевесом у «Древа Жизни». Тем более превосходит сию работу украинского автора уже трижды упомянутая трилогия Снегова, которая достойна прочтения в большей степени, нежели всякие «древа» с «агафонкинами»...

*Заранее прошу прощения, дорогие друзья, господа и товарищи, но в этом отзыве будет вновь обилие политоты, исторических споров с автором и т.д. А также определенная критика в адрес Вячеслава Рыбакова. Поэтому если и будете ставить мне минусы за данную «критическую работу», то только за последнее! Политоту придется принять*

Попросив прощения у всех, кто будет читать эту попытку социально-исторической рецензии, хочу сделать еще одно обращения. Хочу извиниться перед отечественным писателем-современником Юрием Арабовым. В другом критическом отзыве (https://fantlab.ru/work547852#response342099), уже на его роман, я обвинил авторское произведение в чрезмерной нереалистичности. В абсолютной невозможности описываемой альтернативности. Так вот, прошу за это милости и снисхождения ко мне. Юрий Арабов, ваш роман «Столкновение с бабочкой» — самая настоящая реалистическая проза, историческая публицистика и красивый худлит по сравнению с творящимся в книге Рыбакова «Гравилет «Цесаревич»«!

Итак, собственно, о самом романе и моем негодовании. Я первым делом постараюсь объяснить, почему в первом же абзаце был введен негативный критерий «нереалистичность». Речь же идет о фантастическом произведении, альтернативной истории, в конце-то концов! По какому такому праву я вменяю упреком фантастической литературе фантастичность же?! А я отвечу, что есть разница между нереалистичностью и фантастичностью. Для меня это две разные дефиниции. Постараюсь обрисовать их различие для меня. Вот есть научная фантастика. Некое абстрактное произведение в вакууме. Что мы от него ожидаем? Прежде всего, некое фантастическое допущение, которое вместе с тем будет реалистичным в сути самого придумываемого мира, его логики, и желательно нашей современной науке. Все-таки фантастика научная ж рассматривается. Но реалистичность должна быть и в других участках архитектоники литературного произведения. В действиях героях, их взаимоотношениях, психологии и т.д. В наличие здравого смысла, если он, конечно, не аннигилируется вездесущностью фантастического допущения. А в «Гравилете «Цесаревич»» именно реалистичность в перечисленном и отсутствует. Да и само фантастическое допущение чересчур нереалистично...

Я не собираюсь верить в такой мир. Казалось бы, какая великолепная утопия! Просто сказка, которая вот для всех прям. Рыбаков пытается угодить всем. Великодержавникам всех мастей, националистам, патриотам, коммунистам, даже в чем-то либералам. Ну, а как же не может быть прекрасной и блестящей вселенная, где войн от франко-прусской до Второй Мировой включительно и как минимум отродясь не было! А что уж говорить про всякие там революции что у нас, что у них. Вон, и Парижской коммуны не было! Про Февраль с Октябрем я вообще молчу. Все глянцево, мирно и красиво! Крестьяне не голодают, не бунтуют, помещиков не убивают, землю их не отбирают. Хотя, быть может, недоедают, но все же люди добрые! Добрые идиоты-терпилы, без всякой потенции к действиям. Абсолютно статичные полудурки, ни на что не способные. Тут, черт подери, мать вашу, большевики — милые белые кролики! Они ведь, оказывается, чуть ли не толстовцы с не-насилием или там, не знаю, буддисты. Не переживайте, никаких обобществлений и экспроприации средств производств! Ленин, миролюбивый бездейственный не-радикал, просто заявил о «обобществлении интересов» (это авторское, но что это, простите, за галиматья, ни писатель не объяснил, ни я не понял). И все вместе эти добряки-коммуняки создали свою религию, без блэкджека, но с патриархом! Вот серьезно, прямо вспоминается следующая цитата: «Коммунистическая идеология, она очень сродни христианству на самом деле – свобода, равенство, братство, справедливость – это все заложено в Священном Писании, это все там есть» (с). Только вот забывает не-товарищ писатель, что коммунизм (уточнять надо — большевизм, марксизм-ленинизм; это и есть коммунизм, о котором говорят все вокруг и, в основном, снаружи) — это если и религия, пусть, ладно, бог с этим, но религия действия! Не лоялизма и и царского лоббизма, не соглашательства и смирения. Смирение — это христианское. А коммунизм — это революционизм и борьба с устоявшимся режимом. Да, в итоге, коммунизм (ленинизм) стал соглашательством с ЦК КПСС, но изначально это ни коем образом не идеология смирения. Да толстовцы в таком случае, закидайте меня, вульгарного порнографа, гнилью, мужики с большими яйцами. Здоровски Церковь критикуют и говорят послать государство с призывом в армию на три прекрасные эвфемистичные буквы. В общем и целом, идеальная планета для слюнтяев. Зато какая замечательная Россия — империя, здраво-рациональный-человеколюбивый капитализм, отсутствие угнетения по религиозному и национальному признаку, альтруистичная аристократия и просвещенная монархия. И вообще держава наша впереди планеты всей. А теперь просто феерическое фантастическое допущение от автора! Почему все это так? Откуда такая утопия! Да потому что все люди в нашем мирке одурманены агрессией. Вот были бы не под влиянием этого опиата, все было бы по-другому. А революции только на деньги Рейхстага и Госдепа делаются! Народу не может нравиться власть, тем более помазанная самим Господом. И да, еще всему виной франко-прусская война и Парижская коммуна. Вот не было бы в дьявольской триады — зажили бы! Никакого крестьянского малоземелья, революционных настроений и расстрела царской семьи... Про изобретение в 19 веке мини-модели Солнечной системы я молчу.

А главные герои? Герой, точнее. Трубецкой этот. Князек-коммуняка. В России-матушке так все православненько и просто славненько, а он направо-налево трахается, изменяет своей жене с несколькими женщинами. В повествовании упоминаются именно несколько. Жена его прощает, продолжает любить, все ему позволяет. Классный мужик, что сказать. Доблесть и честь Российской галактической империи и религиозного коммунизма. Некоторые пассажи этого аристократа, например, его любовнице о самцах и самках, и вовсе убивают всю возможную симпатию к нему. Прочие герои же... А они вообще есть? Блеклые функции. Пустота. Как и вся книга. Вот серьезно, о чем «Гравилет «Цесаревич»»? Мы же литературоцентричная страна. У нас литература заменяет философию. Мы если и пишем фантастику, априори развлекательный книжный жанр, все равно о высоком через текст говорим, о великом, о вечном. Остросоциальном. А здесь? Вячеслав Рыбаков хотел показать, что наш мир — это экзистенциальная тюрьма? До него это делали, мы знаем. И не только в литературе обыкновенной, но и в нашем любимом литературном гетто, где с этим лучше всего справился Филип Дик. Но не вышло это даже вполовину у российского автора. Ибо описывает он по большей части утопию снаружи нашей адской тюрьмы. Да и при сопоставлении нашего «ада» и рыбаковской лучезарной «России, которую мы потеряли» для идиотов я выбираю наше мироздание. Не хочу я мир подобных слабаков. Может, нечто другое хотел писатель показать нам? Хм... Не-а, он просто написал про мир русских добряков без милитаризма, но с порядочным царизмом, где можно построить развитый социализм без индустриализации, коллективизации, Русской Революции и Гражданской войны. А мы — всего лишь испражнение этого рая. Но, смотря на главного героя, я лучше останусь в фекалиях имперской утопии.

Таким образом, простите, но я невзлюбил эту книжку. Мне было неинтересно и практически противно ее читать. Я постарался абстрагироваться от взглядов Рыбакова и даже в чем-то собственных. Просто смотрел на героев книги через призму нормальной истории и человеческого поведения. И увиденная мною калейдоскопная ахинея разочаровывает. Смело пропускайте этот гравилет. Расстрелять и даже не задумываться! Военно-революционный трибунал решений не меняет. Никакой жалости... И вообще, заскучал я, что-то, по «Столкновению с бабочкой». Видимо, когда-нибудь перечитаю.

Из рук вон плохо.

«Фоллер» Уилла Макинтоша, без всяких обиняков в сторону давеча незнакомого автора, максимально плохая и неумелая вещь. Безынтересная, скучная и непомерно затянутая. Но постараюсь высказать свое негодование, мягко говоря, по порядку.

Целую неделю я провел в интеллектуальном голоде — без книг. По определенным обстоятельствам. Даже дописал в своем своеобразном «изгнании» на обрывках блокнота главу для собственного творческого «произведения». А вернувшись сразу упал одновременно и в болото столь желанной сетевой прокрастинации, по которой тоже соскучился за несколько дней, и в неотложные дела. Но голод-то остался! И нагулявшись да напившись, я обрадовался, увидев у себя в руках книгу «Фоллер». Данный роман я давненько приметил в обозреваемых англоязычных новинках фантлаба. Необычная аннотация, доводящая вроде бы как историю с недурным потенциалом интересности и оригинальности. Даже не думал, что увижу ее на русском! И тут, на тебе, перевод в таком прекрасном издании, в такой хорошей серии и со столь привлекательной обложкой. Да-да, я порой забываю про правило «не суди по обложке» + «по аннотации». И при каждом подобном забытьи получаю по сусалам. Как и в этот раз.

С авторского же предисловия Макинтош погружает нас в чудную историю сего опуса. Мол, его первая литературная идея, долго им вынашиваемая и взращиваемая. Столько времени не мог ее вывести в свет, и вот, с помощью всяких-разных знакомых писателей и ученых, доведя ее до ума, таки издал эту книжку. Оно, конечно, понятно, почему для Уилла «Фоллер» столь важен не как просто идея и первый литературный эксперимент, заключенный навеки в столе. Первый опыт, как мы все знаем, самый важный, волнительный и незабываемый. Вот и решил Макинтош его увековечить. А, наверное, лучше б было оставить его в закромах того самого стола для писанины автора. Счастье любит тишину, ибо.

Итак, собственно, о «Фоллере«! Чересчур графомански растянутый текст с наличием полностью блеклых, не цепляющих и не вызывающих интереса/сочувствия/т.д. героев, которые по сути просто персонажи-функции. Я их имена уже успел забыть. К слову, «уже» в данном случае — через пять минут после прочтения книги. Искусственно растянутый всяко-разной водой сюжет для коротенькой повести не соизволит даже предоставить нам интригу. Может, она бы была, если Макинтош додумался на заигрываться с параллельным повествованием, сделав отрывистые флэшбеки и разбросав их равномерно по основной линии романа. Постоянные перевороты нарратива в прошлое с самой первой главы просто убивают всякую интригу при дальнейшем чтении. Может, конечно, это я просто стал чрезмерно опытным для таких вещей, насмотревшись уже всех возможных фильмов с неожиданными финалами и начитавшись соответствующих же книжек, а также не забыв курс логики из института. Да, такое возможно, но по мне так тут кичиться и чванствовать резона нет. Ибо «Фоллер» — недоработанная, однообразная, не впечатляющая, нудная и ненужная история с серыми персонажами. Даже засчет мира не получилось у Макинтоша выехать — мультсериал, который, если я не ошибаюсь, назывался «Охотники на драконов» гораздо интереснее, динамичнее, драматичнее и даже логичнее и поумнее будет. Ведь как смешно читать про российские беспилотники, бомбящие Соединенные Штаты, и наши же танки там, разносящие «этих пиндосов» в пух и прах. Что за аляповатый новый «Красный шторм»? А уж о физической подоплеке происходящего помалкиваю. Я захудалый гуманитарий, но чувствую тут ненаучность и непроработанность.

Итог таков — пропускайте «Фоллер» Макинтоша. Даже не раздумывайте. Серая и графоманская, утомляющая скукотища. Ни оригинальности, ни неожиданности в сюжете, ни динамики, ни персонажей, с которыми себя можно интерпретировать, сопереживать или хотя бы за которыми было возможно с интересом наблюдать. По всем статьям писатель пролетел, так еще и собственноручно, в самом начале романа, убил всякую интригу. Читать смысла не имеет никакого, даже на полнейшем безрыбье. В мире столько всего более прекрасного, особенно хороших книг и женщин, что на этой безвкусице не надо останавливаться.

»- Вы считаете себя агрессивным писателем?»

»- Давайте зайдем с другой стороны ... Я работал редактором в газете N. И когда я заходил в комнату с книгами для рецензий, мне становилось физически плохо. Там стояли тома соцреализма. И я стал работать с ним. Я расчищал себе место. Потому что чтобы сделать что-то новое в языке, чтобы он был адекватен времени, которое наступило за крахом Совка, надо было обновить инструментарий. ... И я работал топором» (Владимир Сорокин, ТВ-программа «Апокриф»)

Я довольно часто рассуждаю (в том числе и на фантлабе) о постмодернистской литературе и вообще состоянии постмодерна, но в основном применительно к творчеству Виктора Пелевина. Конечно, и зарубежных писателей я не избегаю, но вот другой столп российского постмодернизма, Владимира Сорокина, довольно долго обходил стороной. Порой случайно, но в основном нарочито. Слишком много успел наслушаться об (пост)отце-основателе данного жанра «хорошего». Но месяца два назад, услышав его речь в записи передачи «Апокриф» («Постмодернизм как стиль жизни»), все-таки решился на прочтении хотя бы одной книжки Сорокина. Ибо не высказаться после его слов сталось невозможно. А уж после прочтения «Нормы» — так тем более.

Наверное, данный роман (или «роман», или антироман, или...) все же относится к постмодернизму. Даже безусловно относится — игра с формой, хаотический стиль повествования, разнообразие способов подачи текста и др имеются. Это все замечательно. Именно это активное взаимодействие с читателем в игровом формате с нарушением канонов, сводов догматики литературы меня впечатляет в постмодернистской прозе. Но вот только одно «но». Кроме этого экспериментирования и манифестации против конформизма лично мне в литературе интересны и смыслы. Конечно, одна из парадигм постмодернизма в литературе — это отсутствие зацикливания на содержании. Да-да, Пелевин частенько применяет к своим прекрасным талмудам «произведения без смыслов» или нечто похожее, но черт, постаравшись, самую малость постаравшись, можно найти целый смысловой Эверест в его работах. В причудливо и изворотливо извращенной форме «Нормы» Сорокина никакими смыслами и не пахнет.

Нет, я не согласен с существованием термина «дегенеративное искусство». С этим фашистским омерзительным определением, которое пытается делить творческое самовыражение на должное к жизни и должное к уничтожению. Это отвратительно и непозволительно, заниматься подобным словоблудием и введением относительно к какому-либо проявлению искусства «не-искусство». Но как выходки арт-группы «Война» не сочетаются в моей голове с понятием искусства же (даже с водоразделом культуры и контркультуры, с отведением эстетики от искусства), так и это первое хронологически творение Владимира Сорокина для меня подобным не является. Ведь как позерство и инсталляции «Войны» по сути своей лишь политические заявления (которые мало что меняют, но приносят Имя своим «творцам»), так и «Норма» является чем-то подобным. Просто взгляните на цитату, приведенную выше из интервью с автором. Где борьба с пафосом? Сам Владимир Сорокин в этой же телепередаче заявляет, что это основная цель постмодернизма. Но разве он ее исполняет? Ради интереса взгляните на это и любое иное его выступление. Каждое его слова, вся манера говорения (как мне кажется, все же искусственная) с постоянными причмокиваниями, общее поведение и содержание фраз — разве это не пафос? Ах, да, это же постирония. Только, по-моему, мы слишком запутались в иронизированиях и их родственниках с «пост-«'ами. И эту невнятность понятий используют такие, как Сорокин, которые «топором» боролись с «Совком». «Топором», видимо, это вездесущей ни к селу ни к городу нецензурной бранью, абсолютной бессодержательностью повествования, всяческим отсутствием сюжета и регулярными упоминаниями штампов о злобных чикистах-гэбэшниках, которым лишь бы кого-нибудь посадить.

Это уже так надоело, так вездесуще, так... Пошло? Пафосно? По-моему, постмодернистская борьба с пафосностью стала новым пафосом. Иронично (или постиронично), но к этой же мысли пришел другой писатель упомянутой ТВ-программы. Деконструкции и борьба со смыслами стали новой догматикой, новой нормой. Той самой, которую так яростно, но до невозможности неуклюже, скучно и неубедительно высмеивал Владимир Сорокин. Серьезно, «Норма», если мы даже забудем про сюжет, про смысловую нагрузку, даже в плане игры с формой, задействования читателя — неудачная вещь. Меня не завлекли приемы писателя. Не вызвали ни толики интереса. Разве что стихотворная часть романа приглянулась. В остальном же возникает впечатление, что «Норма» — пошлый в своей напыщенной анти-пафосности политический памфлет, который ни какой из возможных функций культуры или контркультуры не выполняет. Это идеологический выпад, но не более. Притом не впечатляющий. И у меня есть ответ, почему. Дело не в том, что Сорокин — плохой писатель. Даже в «Норме» мелькают моменты, в которых видится определенная небесталанность. И умение писать в принципе. По эротическим зарисовкам можно как минимум назвать Сорокина неплохим порнографом. Но он направляет свои творческие фибры не в постмодернизм искусства, а в постмодернизм политики. Гниющего болота, которого искусство не должно касаться. Оно ведь вне политики, не так ли? Искусство может говорить о политике, о правильном и плохом, но не должно являться политическим образованием. Именно поэтому антисоветские выпады Пелевина — искусство, а антисоветчина Сорокина... Лишь политика.

По-моему, уже все, что только можно о посредственности этого романа, — извините, забылся, — «романа» М. Юрьева «Третья империя» уже сказали. Порадовало, что вспомнили Дугина и его «третий путь» (хотя из истории третьим путем вроде бы был фашизм, ну да ладно). Постоянно крича про евразийство все, кроме самого определения данного термина, который существует и является интересной политико-экономической доктриной, но никак не чем-то, что встать в ряд с коммунизмом и либерализмом, Дугин никогда не отвечал на вопрос, а что же такое его, дугинское, «евразийство». Ответ меня очень порадовал — «дескать, ответ очень сложный и длинный, так что дать его не могу». Очень разборчиво и увлекательно объяснил.

А вот книга Юрьева все доходчиво объясняет. Значится, нужно переформировать постсоветское пространство в Российский союз, а потом в Империю, начать войну со Штатами, но запугать тех силовым щитом, который защитит наши родные берега от заокеанского врага и его ядерных боеголовок, разделить весь мир на несколько других империй (самое интересное, что от Антарктиды нашей родной отказались — ну, да ладно). Установить выборную монархию, ввести чикисто-опричников и проч. и проч. (у Соболева в отзыве и в конце книжки все, в принципе, перечислено). Как-то так.

Книженцию я эту от корки до корки не прочел — лишь некоторые места вычитывал, а все остальное старым добрым скорочтением. Ничего литературного я так не упустил, т.к. ничего подобного в книге и нет. Сравнить сие можно не с лозунгами «ура-патриотов» (вообще, этот термин ненавижу и считаю его довольно глупым и оскорбительным, т.к. в русском языке таких личностей можно называть по-другому, а лучше просто все объяснить) или их опусами, а просто с банальным отсутствием адекватности.

И да, напоследок — не поставил что-то ниже «пяти баллов» просто потому, что таких оценок еще не ставил и начать стаивть побаиваюсь. Еще сильнее критиковать сие «произведение» не хотелось — можно забрести в политические дебри и, простите, срач, где у разных сторон есть свои идиоты и недоучки с одними лишь придурковатыми идеями в головах и чувством униженности в сердцах, а так же желанием все переделать «по-большевичьи».

П.С. Справедливости ради — в Империи Юрьева все были равны, если у этих всех было «православие». То бишь, стать можно было с распятием кем угодно. Насчет духовных оргий честно не помню, а вот про три государство образующие народы помнится.

С этим и удаляюсь. Спасибо.

Около полугода назад, как и последний рецензент, я, прочитав первые комментарии и аннотацию к роману ныне почившего (земля ему пухом) Феликса Дымова «Дети Твира», решил приобрести данную книгу. И где-то четыре месяца назад начал ее прочтение. Долгое, нудное, неинтересное, полное разочарований прочтение данной работы.

Как же я так ошибся с покупкой произведение Дымова, и, что еще страшнее потери денег, и похоронами тонны количества свободного времени на столь убогий роман? Не знаю. Видимо, я до сих пор не отучился от идеализации самиздата (ну, не совсем самиздата...) и взгляда лишь на аннотацию. Как бы то ни была, «Дети Твира» мне не понравились абсолютно и полностью. Все темы избиты. Ничего нового Дымов не привнес. Очередные попаданцы в подземно-инопланетный мир, где буржуи-варвары-диктатуры, которые двое-спелеологов умудряются свергнуть и провернуть мировую гуманистическую революцию. Никаким духом Фармера тут и не пахло. Эротические моменты? Курам на смех. В принципе, даже если брать их в расчет (а всего подобных кусков текста штуки две, то бишь несколько абзацев), роман все равно выходит уровнем ниже даже подростковой литературы, против которой я ничего плохого не имею. Штамп на штампе, предсказуемость, благодаря которым я мог просто с небывалым КПД скорочтения пролистывать несколько страниц за минуту, выцепляя оттуда по несколько слов, не теряя сюжетной линии.

Вообще-мс, дело дрянь. Честно. Может быть, МОЖЕТ БЫТЬ, в лет десять книга бы зашла. Опять же, эти эротические моменты не делают книге не то, что ограничения в +18, а даже в +10. Но в моих «старческо-премудро-опытных» летах, когда уже прочитаны десятки и десятки схожих произведений, вид очередного штампованного коллажа с замудренными под инопланетянский слэнг языком не вызывает никакого удивления или какой-либо положительной реакции. Не покупайте и читайте — не тратьте свое время понапрасну. Я лишь следовал принципу дочитать до конца любой ценой. Миссия выполнена. Более постараюсь не лажать так с выбором литературы, которую я еще и покупаю за свои деньги.

ПС. Вот так и не переставай быть книжным пиратом :)

Предуведомление: отзыв не о триптихе-эссе Умберто Эко «Растительная память, или почему книга помнит все», а об одноименном русскоязычном издании 2018 года из восемнадцати заметок автора.

И теперь о самом сборнике.

Почти два с половиной года назад, в момент совпадения сразу нескольких кризисов — и личного, и внешнего (который, в т. ч., выразился и выражается до сих пор в катастрофе на российском книжном рынке) — начался небывалый рост моей домашней библиотеки. Все-таки осознание «проблемы безбилетника» (в моем случае — слишком активного пользователя электронных пиратских библиотек) привело меня к необходимости расширения количества собственных бумажных книг. И вот, спустя уже годы, когда пределы роста практически достигнуты (к сожалению для моего внутреннего, не успевшего вырасти, коллекционера), в мою коллекцию попало по сходной цене эссеистическое семикнижие Умберто Эко от издательства «Слово».

Позже я обнаружил, что информации что об изданиях, что о самих эссе на сайте не так много, я решил ее дополнить. Частично выполнив первый пункт, приступаю к частичному выполнению второго, после прочтения первого из семи томов-сборников Эко.

В отличие от многих и пользователей фантлаба, и, шире, читающей публики вообще, я до сих пор не ознакомился с ключевой работой итальянского писателя-медиевиста, от которого сиречь пошла и популярность автора, и концепция отрытого произведения, и т. д., и т. п. Хотя я и смотрел две экранизации этой книги, интервью с ее переводчицей, Еленой Костюкович, иные материалы по творчеству автора, по большей части этот пласт современности был от меня скрыт. И вот, делая заход сбоку, я хочу рассказать о части публицистического наследия Умберто Эко, рассказать, кому оно может быть интересно и полезно, кроме поклонников автора, и не только.

Кроме статей из триптиха, сформировавших заглавие этого сборника, все очерки и эссе в нем так или иначе связаны с вопросами библиофильства, книгоиздания, историей литературы, особенно литературы о литературе, отдельными значимыми лицами в этой связи. Возможно, из общей колеи выбиваются две около-борхесианские статейки, «Перед гибелью» и «О проблеме порога», но об этом ниже.

1. «О «растительной» памяти». Наверное, наиболее интересное и важное эссе в книге. Умберто Эко здесь рассказывает (именно рассказывает — это текстовый вариант лекции) о том, что обобщенно, как мне кажется, можно обозвать «современными проблемами вокруг общественной памяти» или же «общественная память как глобальная проблема». Что я имею в виду, сивая воедино столь различные темы, поднимаемые писателем в своем выступлении? Начиная с ремарки на «Фунес, чудо памяти» Борхеса, продолжая типологизацией (коллективной) памяти с выведением органической (как индивидуальной, хранящейся в одном мозге, так и коллективной, во многих мозгах, но так или иначе она появилась в языковой дописьменный период), минеральной (не только архитектура и письменность глиняных табличек и на прочей твердой долгохранящейся основе, но и, как ни странно, компьютеры) и растительной (собственно, книги), добавляя множество запоминающихся и примечательных афористичных мест (даны в конце отзыва), Эко постоянно останавливается на проблеме сохранения книжного наследия. Да, память — это всегда селекция, всегда это и забывание. Мы всегда делаем это на индивидуальном уровне, и человеческие сообщества на уровне общественном занимаются тем же самым. Но с каждым новом шагом движения в будущее, со все большим ростом знания, книг и информации мы на индивидуальном, политическом, экспертном или даже рыночном-экономическом уровне не имеем никакого критерия выбора полезного или бесполезного для сохранения или несохранения потомкам. Что будет ценным и значимым что в близком, что в далеком будущем, пачка комиксов «Марвелл» или труды Данте, окутано завесой неведения. И дело нас, живущих, сохранять как можно больше, что в наших силах. Разрабатывать способы в лабораториях и научных круга, пытаясь найти «лекарство» для массового пользования, и, на чем настаивает Умберто Эко, заводить свои собственные личные библиотеки, коллекционировать. Оба пути имеют право на существование и должны друг друга дополнять. И, в конце, добавлю, что итальянский мыслитель в этой и других работах остается удивительно современным и идущим в ногу со временем: он не боится Интернета и новых технологий, не считает, что молодежь читает мало и т. д.

2. «Размышление о библиофильстве». Открыв один из путей преодоления кризиса общественной памяти (современные книги из-за способа производства бумаги хранятся меньше и хуже, чем книги старые, создаваемые при помощи переработки тканей и т. д.) в виде распространения библиофильства, Эко продолжает обсуждение этого феномена, его содержания, схожих явлений и полезности его для общества. Ну и отсюда же мы можем узнать о тонкостях книжного аукционного дела, а также его подводных камней. Писатель отграничивает библиофильство от библиоманства (собирать книги любыми способами, включая воровство, чтобы в итоге не показывать их никому), библиоклазма (целенаправленного уничтожения целостности книг — в основном, для продажи тех или иных ценных частей единой книги за большие суммы) и обычного коллекционирования (собрать все возможное по теме). Библиофил собирает не только ради себя, «в стол», в тайник, но и показывает свои сокровища обществу, взаимодействует с ним, расширяя границы знания и чувства публики. Ну и красивый образ червивых кружев в старинных книгах — мое почтение.

3. «О трудах и днях коллекционера». Менее интересное, чем первые два, но тоже любопытное эссе, с как всегда широким эмпирическим материалом, включая и историю, и личные наблюдения Умберто Эко. Если первая заметка отвечает на вопрос, зачем нужны библиофилы, а вторая — кто они такие, то третий очерк объясняет, как быть библиофилом.

4. «О Линдисфарнских Евангелиях». О гисперийском стиле — удивительном памятнике раннего Средневековья, слишком изящной словесности, понять которую необходимо через ее противоречивое отношение к существовавшим догматам в эстетике и при помощи семиотического инструментария.

5. «О «Роскошном часослове герцога Беррийского»». Содержание этого эссе — в его заглавии. Об одной из самых прекрасных книг позднего Средневековья, со всем ее внутренними противоречиями чувственного и духовного, которые, как правильно заметил Эко, лучше всего раскрываются при параллельном прочтении «Осени Средневековья». И, что тоже замечательно подметил автор, «Часослов» предназначен для исключительно медитативного чтения, в чем-то сходного с сеансом в кино.

6. «Почему Кирхер?». Заметка об Афанасии Кирхере — предтече французских энциклопедистов, экспериментальной науки и египтологии. И, видимо, первый и последний представитель «веселой науки», у которого строгая и сухая рациональность смешивается с животворной, даже слишком, фантазией.

7. «Мой аббат Минь и кое-что еще». Небольшая справка об аббате Жаке Поле Мине, авторе многих десятков работ компендиумного характера по христианской философии. Притом он, насколько я понял Умберто Эко, помимо своих заслуг и заслуженной издательской славы оказывается с такой же оборотной стороной, что имелась и у Александр Дюма.

8. «О странном случае издания Ханау 1609 года». О таинственном первом издании и без того таинственной книги духовного алхимика, Генриха Кунрата, «Амфитеатр Вечной мудрости». Но не даром Эко — не только интеллектуал, писатель и библиофил, но и детектив-самоучка. Через тернии, каталоги, сравнительный анализ и критический обзор экспертных мнений, он добирается до истины.

9. «Varia et curiosa». Отличная заметка про вечную отрасль в массовой литературе — литературе безумцев, конспирологов и иже с ними. Миниатюрная энциклопедия безумной фантазии безумных писателей, которых, на самом-то деле, уже по мимолетному перечислению безумно же хочется прочесть. Но, жаль, это почти всегда достояние для избранников с огромными кошельками, которые могут скупить старые или не очень манускрипты непопулярных еретиков из аукционных каталогов... А нынешние безумцы, в виду слишком доступного доступа в Интернет, перестали стараться создать изысканное безумие!

10. «О шедевре неизвестного». Немного семиотики с применением терминологии «пара-«, «пери-« и «эпитекста» к одноименному нововременному произведению.

11. «О макулатурной чуме». Сатирическая фантастика о мире, в котором макулатурная чума выкосила все книги, сделанные из ткани. Т. е. от времен Гуттенберга до середины девятнадцатого века. Помимо самих раритетных книг, исчезли книжные аукционы и прочие институции библиофилов. Чем-то напоминает ряд рассказов и повестей из научной фантастики с похожим допущением (мне сразу вспоминается предисловие к роману Лема «Рукопись, найденная в ванне»), но здесь все создано для комическо-поучительного эффекта: рынки книжных раритетов возродились, продавая современные нами книги эпохи сверхмассовой печати, а больше всего цениться стали книги без авторских подписей.

12. «Перед гибелью». По сути, то же самое, что Артур Кларк и ироничнее, и веселее, и лаконичнее передал в рассказе «Экспедиция на Землю».

13. «Внутренний монолог электронной книги». Что, если порицаемая общественностью электронная книга психически здоровее, чем книга традиционная? Представьте, каково переживать один и тот же сюжет вечно...

14. «А не был ли Шекспир Шекспиром?». Есть три вечных или не очень вопроса у исследователей литературы и истории литературы: гомеровский, шекспировский и шолоховский. Как понятно из заглавия, Эко останавливается на втором из них. А именно на известной дихотомии, что Шекспиром мог оказаться Бэкон. Правда, исследовательская библиография дополняет эту позицию гипотезой того, что и произведения Бэкона могли выйти из-под пера Шекспира... В конце концов, решить как минимум этот сегмент литературоведческого спора при помощи доведения этой проблемной диады до абсурда, где в итоге именно Шекспир и окажется Шекспиром.

15. «К реформе каталогов». Небольшая хохма, в которой на примере некоторых аукционных домов, форматирующих книжные каталоги под новомодные вкусы (на оккультизм, когда неоккультистские трактаты оказываются в списках оккультных), эта тенденция доводится до абсурда.

16. «О коде Темешвара». Продолжение искусной литературной обманки Эко, начатой еще в «Имя Розы» (о том, что Темешвар — именно обманка, смотреть в книге «Не надейтесь избавиться от книг!»), на этот раз — в виде реконструкции якобы созданной этим вымышленным писателем сложного заговора закулисных мировых элит...

17. «Об аукционе книг, принадлежавших Рикардо Монтенегро». Т. к. этот очерк располагается в разделе «Гетеротопии и фальсификации», перед нами именно гетеротопическая фальсификация. Или просто фальсификация, забава, розыгрыш, но исключительно для своих, ведь впервые она была опубликована в журнале «Альманах библиофила». В общем статья содержит подробные, библиометрические, описания несуществующих изданий несуществующих книг для несуществующего аукциона. Но это настолько для своих, что вспоминается известная сцена из «Американского психопата» с визитками.

18. «О проблеме порога. Эссе по параантропологии». Написанная хохмы ради пародия на элеатов и, шире, на рациональные реконструкции, действие которой разворачивается в альтернативной реальности, где философия как самостоятельная духовная сфера не возникла, ее заменяет экономика, а единственными философами были дикари, размышляющие о Пороге всех порогов...

Заключение: зачем и кому нужен Эко-публицист?

Помимо Эко-романиста, есть и Эко-публицист, притом оба они не обделены русскоязычными переводами и отечественными изданиями. Вспоминая одного из ключевых героев «Имя Розы», при выборе сравнения публицистики итальянца просто не может не возникнуть рядом фигура аргентинского писателя, литературоведа и эссеиста, одного из моих любимых авторов, Луиса Борхеса. Да, конечно, различия в стилях, да и в материале, заметна, но оба они — писатели от книжного мира, ум которых сплетен из лабиринтов внимательно прочтенных, аккуратно подчеркнутых и тщательно запомненных строк. Во многом Эко-публицист для тех, кто истосковался по чему-то похожему на Борхеса, но все еще не изученному, не исследованному. Не сказать, что Умберто Эко идеальная ровня маститому аргентинцу — фантастическая сатира первого не дотягивает до магической иронии второго. Но спрессованные в небольшие статьи годы эрудиции, интересные мысли и неизвестные факты, непоколебимая вера в Книгу — все это плоть от плоти борхесовский след в творчестве итальянского интеллектуала. А на что еще нужны интеллектуалы, если не для передачи любезно и искусно сжатого до самой сути потока знания в несколько минут или часов чтения многолетнего опыта читателю? В конце концов, как писал еще Брехт, опыт тоже необходимо обобществлять. А когда это обобществление происходит по взаимной приятности обеими сторонами — разве это не прекрасно?

П.С. Из приведенных выше очерков особо выделю под рекомендацию номера 1, 2, 5, 6, 8, 9, 13 и 14. Остальные — постольку-поскольку.

Цитаты:

«В первобытном племени старец вещал: «Это случилось во тьме времен, о чем рассказывает наше предание, передаваемое из уст в уста до наших дней», — и племя с доверием относилось к преданию. Сегодня наши старцы — это книги»

«Нам трудно даже вообразить, насколько мы богаче неграмотного человека (или грамотного, но не читающего), ведь он живет и проживет лишь свою жизнь, тогда как мы прожили их множество. Однажды Валентино Бомпиани придумал издательский слоган: «Человек, который читает, стоит двоих». На самом деле он стоит тысячи»

«У некоторых (к примеру, у Ницше) в результате сложилось впечатление, что, едва родившись, мы становимся невыносимыми стариками. Но большей развалиной представляется неграмотный человек (не научившийся грамоте или позабывший ее), который с детских лет страдает атеросклерозом и не помнит (ибо не читал), что произошло в Мартовские иды»

«Естественно, книги могут засорить нашу память множеством небылиц, но они хотя бы отличаются тем достоинством, что противоречат друг другу, уча нас критически относиться к содержащейся в них информации. Чтение помогает также не верить книгам. Неграмотный, ничего не ведающий о чужих ошибках, не знает и собственных прав»

«Проблема, затрагивающая и книги, заключается скорее в их изобилии, в трудности выбора, в риске утратить способность к различению: это естественно, так как растительная память обладает всеми недостатками демократии — политического устройства, при котором ради того, чтобы все имели возможность высказываться, приходится давать слово и безумцам, и негодяям. Научиться выбирать — это, конечно же, насущная проблема, и если мы не решим ее, нам грозит опасность оказаться перед книгами в положении Фунеса, не умевшего разбираться в собственных ощущениях: когда все представляется достойным запоминания, то нет больше ничего достойного и хочется все забыть»

«Коллекционирование, пусть и в скромных масштабах, даже когда его предметом является «модернариат», часто является актом милосердия — я бы даже назвал это заботой об экологии, ибо мы должны спасать от исчезновения не только китов, белобрюхого тюленя или апеннинского бурого медведя, но и книги»

»...политика переизданий, подчиненная законам рынка, гарантий [сохранения книги] не дает. Но было бы еще хуже, если бы комиссия мудрецов принимала решение, какие книги следует сохранить через переиздание, а какие обречь на забвение. Когда говорят, что современники зачастую ошибаются в оценке значимости той или иной книги,

в этом повинны и «мудрецы», то есть критики, выносящие ошибочный приговор. Если бы в XVIII веке прислушались к мнению Саверио Беттинелли, книги Данте были бы отправлены на переработку»

«Бойтесь тех, кто уничтожает, подвергает цензуре и запрещает книги: они стремятся уничтожить или подвергнуть цензуре нашу память. Когда притеснители замечают, что книг слишком много и их невозможно охватить контролем, а растительная память сохраняет свою устрашающую силу, они приступают к уничтожению животной памяти, мозгов, человеческих тел. Все, как всегда, начинается с книг, а затем открываются газовые камеры»

«С теми, кто книги утаивает, следует бороться, ибо они представляют не меньшую опасность, чем черви, поедающие книги. Мы не будем прибегать к газу «Циклон», а используем более адекватные методы политического и гражданского воздействия. Но мы должны четко сознавать, что они — враги нашей коллективной памяти»

«Книга — это не машина для записи и отключения мыслей. Это машина, предназначенная для того, чтобы порождать интерпретации и, стало быть, новые мысли»

«Если общение с книгой все еще вызывает у вас чувство робости, начните не смущаясь читать книги в туалете. Вы обнаружите, что и у вас есть душа»

»...черви, портящие страницы, тоже имеют отношение к увлечению библиофила. Не все из них обесценивают книгу. Некоторые, когда они не затрагивают текст, образуют подобие тонкого кружевного узора. Могу сегодня сделать признание: я люблю и их. Разумеется, торговцу, продающему мне такую книгу, я демонстрирую свое возмущение и брезгливость, но это чтобы снизить цену. Я же говорил вам, что из любви к хорошей книге мы готовы на какую угодно низость»

Книжный эпос о расколотом на две части мире... Мужском, диком и патриархальном и женском, демократическом и феминистическом. О странном явлении природы или чего-то совершенно неестественного — Черного потока, который диковинным образом разорвал человеческий род и уготовил мужской его части участь сухопутных крыс. И, наконец, эта литературная трилогия о героях, которые решили рискнуть и таки перевернуть игру, объединить разорванное целое и узнать, что же лежит за природой Червя и вселенной вокруг их родного мирка.

Наверное, по этим трем предложениям можно вообразить, что цикл Йена Уотсона, не самого последнего фантаста на Западе, является чем-то как минимум интригующим, необычным и интересным. Тем более сравнение и рекомендации, отсылающие некоторые составляющие трех романов автора к, не побоюсь этого слова, великому и классическому циклу Фармера «Мир Реки» как бы намекал мне вот уж пару лет, что прочитать эти несколько небольших книжек надо обязательно. И вот, оказавшись впервые в горах, в студенческом туристическом лагере, в осетинских красотах на целых семь дней, я отдался семидневному же запою, который в горной местности отметает всякое дурное опьянение. Самовольные экспедиции к ледникам, веселые шумные вечера, отличная компания, романтика, немного любви и безудержное веселье — время было занято до самых последних минут ночи. Но тем менее когда выбор лежит между Шопенгауэром и книжками Уотсона, я подумал, что перед сном лучше все-таки для должного усвоения почитать последнего. И знаете, даже откидывая алкогольные путешествия и празднества, горы Осетии, люди и юмор, которые я пережил за семь дней, дают просто небывалый разгон и удовольствие по сравнению с чтением «Черного потока» Йена Уотсона, ибо романы его — откровенная скука. Нудный слог, непонятно какая целевая аудитория у сего творения, скучные и медленно тянущиеся события, неинтересные двухмерные герои — что в первой, что во второй книге. И впервые за свою жизнь, я нарушил святое для себя правило — плюнул и не дочитал до самого конца. Решил отринуть третью, заключительную книгу «саги». Ничего из заявленного эпохального и фантастического на страницах двух книг я не встретил. И дело тут не в переводчике. Главная героиня никакой симпатии не вызывает от слова совсем. Поначалу она обычная вздорная девчонка с радфемскими замашками, потом резко повзрослевшая особа, потом — просто функционал автора для «развития» сюжета. Еще в первой книге есть ее брат, который хочет выйти на другой берег, но почти сразу там умирает, а она идет за ним, но почти сразу про него забывает, и еще дает тамошним плохим белым цисгендерным парням способ поработить свой мир — ну, чисто случайно, не со зла. И весь сюжет оставшийся в первой книге и во второй, самой большой из трех, примерно такой, как в моем кратком пересказе. Действия просто идут, герои просто что-то делают, забывают как-то развиваться и интересовать читателя.

Единственное, что я ставлю плюсом — некоторая фантазия автора. Все-таки очертания мира, шаблон, так сказать, неплох и мог бы стать чем-то интересным. Также большой плюс за неплохую идею сциентистской религии у патриархального берега, а также за ту реальность, которую она отражает. В остальном крайне скучное чтиво для непонятно какой аудитории с не проработанными персонажами. К сожалению, лично меня эти книги не смогли никак увлечь, развлечь и предоставить какую-либо эстетическую сладость. Лучше съездите в Осетию, нашу, северную — укромный и безумно красивый уголок, который незаслуженно остается далеким от российских и любых других туристов. Эти виды стоит узреть, а вот прочитать данный цикл Уотсона — все-таки нет.

Повторюсь, что хоть блиц действительно оказался и сильным, и интересным, но во второй тур не пробрались некоторые действительно стоящие вещи. К примеру, как минимум, «Я есть дверь», «Клеточки», «Имплементация и контейнеризация по-марийски», «Тихо», «Обратная сторона пентакля», «Личинка», «Подарок», «Правки» и «Когда пройдут века», в конце концов! Это качественные, красивые и самобытные работы, которые почему-то проглядели и... И в итоге в полуфинале оказались «Нет ничего хуже плохой погоды», «Окошко», «Я — Псиса», «Предельное число» и еще несколько. Без обид авторам, которые и старались, и таки понравились читателям, но эти рассказики где-то не доделаны, не доведены до кульминации, где-то избитая тема не получила достаточного развития, а в некоторых случаях шутка-текст оказался ну слишком в лоб. Это мой субъектив, конечно. А также, повторюсь, в недоумении по поводу присутствия «Конца Андрея Ильича». Да, хорошее и тонкое произведение, но не фантастическое ведь! А конкурс-то фантастических новелл и зарисовок... В связи с этим прошу прощения у автора «Голубя белого», что внес свою лепту в вашем исключении. Виноват, дурак, у вас фантастики-таки больше, нежели чем у «Конца...». Но, собственно, к основному блюду!

Итак, майне топ:

1. Калки (с дней чтения Артура Кларка полюбил литературу о дельфинах, да и сам рассказ во всем хорош — так что держу за вас кулачки!)

2. Статистика (другой отличный рассказ, с посылами и смыслами; лично для меня идет вровень по уровню с «Калки«!)

3. Крохобор (ухх, очень увлекательный и даже жуткий фантдоп в повествовании, от которого хотелось б больше развития персонажей, но цэ конкурсные лимиты!)

4. Пряник (милая новелла о самоконцентрации, морали и любви :-))))

5. Кот (как и на предыдущие рассказы, на данный также отписывался и высказывал ему свои похвалы; отличная вещь, которая берет настоящей оторопью)

6. Копировальщик (лифт как машину времени и одновременно дубликатор масс вроде б еще никто не использовал!) но просьба — больше конкретики!)

7. Синий Лорд (как рассказу, который заподозрили в принадлежности моему перу 8-))

Всем спасибо, все способны!