В русскоязычном фэндоме есть один бродячий мотив касательно Желязны. Это легенда о том, что когда Желязны слышал или читал новое определение фантастики, он писал рассказ, который опровергал это определение и, тем не менее, являлся фантастическим. Названия рассказов при этом, что характерно, никогда не фигурируют.
На русском языке эта легенда впервые прозвучала в книге Т.А. Чернышёвой «Природа фантастики». Поскольку эта монография основана на её же докторской, со ссылками там всё в порядке. Чернышёва ссылается на эссе Питера Альтермана The Surreal Translations of Samuel R. Delany. Альтерман излагает примерно ту же картину, только с использованием выражений «science fiction» вместо «фантастика» и «story» вместо «рассказ», что в первом случае сужает, а во втором — существенно расширяет рамки. Альтерман тоже делает ссылку, звучит она так: разговор с Желязны в Альбукерке в августе 1975 года. Казалось бы, на этом расследование можно закрывать, поскольку есть живой свидетель, уверяющий, что именно так Желязны ему и сказал. Но как же быть с тем, что больше Желязны эту мысль никогда не высказывал, не говоря уж о списке произведений?
Точно такую не высказывал, зато высказывал другую: I intentionally set out to destroy whatever distinction may exist between science fiction and fantasy. I have never come across a really satisfactory definition of that distinction—and if I were to, I would attempt to violate it in my very next story (Я намерен стирать любые различия между научной фантастикой и фэнтези. Я никогда не встречал действительно удовлетворительного определения этих различий, но если встречу, я обязательно попытаюсь его нарушить в своей следующей истории, письмо к мисс Баррафорд, 11 сентября 1975, цитируется по «...and call me Roger», часть 2, стр. 538). Совпадение времени и лексики (у Альтермана говорится о «разумном определении») заставляет думать, что именно эту мысль Желязны высказал в Альбукерке, а Альтерман его недопонял. Тем более, что похожие мысли Желязны высказывал и раньше, начиная с его первого эссе «Sundry Notes on Dybology and Suchlike». И можно назвать как минимум один роман, который написан в соответствии с этой мыслью.
Одним из признаков, отличающих НФ от фэнтези, и их скопом от мэйнстрима, в 60е и 70е годы называли вполне определённый стиль (скажем, Урсула ле Гуин в эссе «From Elfland to Poughkeepsie», на которое Альтерман ссылается двумя абзацами позднее, называет признаком фэнтези чистый возвышенный стиль, и ругмя ругает Желязны за то, что тот может писать возвышенным стилем, но постоянно смешивает его с обыденным). И Желязны говорит: "Lord of Light was intentionally written so that it could be taken as a science fiction or a fantasy novel. On the one hand, I attempted to provide some justifications for what went on in the way of the bizarre; on the other, I employed a style I associate with fantasy in the telling of the story. I wrote it that way on purpose, leaving some intentional ambiguity, because I wanted it to lie somewhat between both camps and not entirely in either» ("Князь света» специально писался так, чтобы читаться как НФ или фэнтези. С одной стороны, я пытался предоставить обоснования для происходящих странностей, с другой — я использовал стиль, который ассоциировал с тем, как в фэнтези рассказывается история. Если не считать некоторых личных задач, основной целью было написать нечто, что лежало бы между лагерями, не относясь целиком ни к одному из них», интервью Даррелу Швейцеру, цитируется по «...and call me Roger», часть 2, стр. 538).
Так что прямо как в анекдоте, не рассказы, а роман, и нарушающие не внешнюю границу фантастики, а её внутреннюю границу между НФ и фэнтези.
Ну и напоследок уточню время и место разговора. Скорее всего, это был традиционный обед писателей штата Нью-Мексико, происходивший в Альбукерке в каждую первую пятницу месяца (через несколько лет Желязны затащит на эти обеды Джорджа Мартина).
цитировать
