Лес был густой и темный. Лунный свет не проникал сквозь заросли деревьев, но Кире это не мешало. Ее глаза были как у кошки. Они видели даже в темноте. В одежду девушки вцеплялись колючие растения, но она их не замечала. Сейчас ей важно было добраться до своей цели.
Кира бежала быстро. Она уже давно устала, но не могла позволить себя остановиться и отдохнуть. Жажда заполучить Огненные крылья была сильнее, чем жажда передышки.
Лес начал редеть и неожиданно закончился. Перед Кирой появилась огромная степь, конца и края которой не было видно. Посреди нее стояла маленькая избушка. Она была так же темна, как и эта ночь.
Девушка побежала к строению. Должно быть, в ней и живет старая ведьма.
Через несколько секунд она уже стояла на пороге домика. Странно, но избушка была совсем без двери. А, впрочем, чего бояться самой могущественно ведьме этого мира?
Кира постучала об косяк, и почти мгновенно из дома донесся хриплый, но невероятно громкий голос:
— Входи, дитя Арона.
Неожиданно в стене появилось отверстие, и Кира робко зашла в дом. Первое, что увидела девушка – это огромный кипящий котел, который стоял посреди помещения, а из-под него выбивалось изумрудного цвета пламя, лаская своими языками черный металл. Удивительно, но пламя не освещало всей комнаты. Поэтому Кира не могла видеть остального. В помещении стоял мрак.
Тут из темноты вышла маленькая и скрюченная старушка. Редкие седые волосы свисали на ее плечи. У ведьмы были длинные пальцы с грязными и острыми, как пики, ногтями. А морщинистое лицо выказывало явное недовольство и раздражение. Сейчас ее маленькие черные глаза смотрели на гостью.
— Зачем ты явилась ко мне? – поинтересовалась она.
— Я хочу получить Огненные крылья, — дрожащим голосом проговорила Кира. Вся ее уверенность куда-то делась, ведь из-за такой наглости ведьма могла превратить Киру в червяка и растоптать его своим каблуком.
— И для чего они тебе?
— Я хочу летать. Мне хочется ощутить чувство полета.
Старушка хмыкнула.
— Вот, что я тебе скажу. Огненные крылья обладают магической силой. В неумелых руках они станут опаснейшим оружием. Огненные крылья предназначены для благих целей: спасти человека, убить врага. А если же ты хочешь ощутить чувство полета, то прыгни в бездонную пропасть. Горячий воздух подожжет тебя, и ты будешь лететь огромным огненным крылом. Теперь ступай. Огненных крыльев ты не получишь.
По щеке Киры потекла слеза. Она простояла еще некоторое время на пороге, в надежде на то, что ведьма изменить свое решение, но та занялась уже своими делами.
Тогда Кира повернулась и побежала. Бездонная пропасть находилась в пяти километрах пути отс
Слово «великий» не принято употреблять в отношении современника. И все же в этот раз мы взяли интервью именно у великого писателя. Борис Стругацкий рассказал, почему почти так скупо писал о женщинах, как относится к Сергею Лукьяненко и что самое страшное в нынешнем застое.
-- Вы объявили недавно, что не будете больше писать романов. Никто бы не удивился, если бы вы приняли такое решение после ухода Аркадия Натановича. Однако вы уже в одиночестве создали такие прекрасные вещи, как «Бессильные мира сего» и «Поиск предназначения». Чем вызван ваш сегодняшний обет молчания?
-- Укатали сивку крутые горки. Писать вообще трудно, а писать в одиночку – почти невозможно. Как пилить бревно в одиночку двуручной пилой. Пробовали?
-- Мы не пробовали иначе... Ваши книги в основном о мужчинах. Женщина в вашем романе практически никогда не бывает героем. Абстрактности, условности полны даже образы, которые вы списывали с реальных женщин, – скажем, Ирма из «Гадких лебедей» (Егор Гайдар, например, считает, что это точный портрет его жены – дочери Аркадия Стругацкого, Маши). Многие критики официально упрекают вас в женоненавистничестве. Вы согласны с таким определением?
-- Не только никогда не были женоненавистниками, но, наоборот, всегда перед женщиной преклонялись, подозревая в ней существо особенное, высшее, недоступное нашему пониманию. Ведь понять – значит упростить.
Писать надо о том, что знаешь хорошо; либо о том, чего никто не знает. А мы никогда не рисковали полагать, что знаем женщину достаточно хорошо. Отсюда вящая осторожность и скольжение по поверхности.
-- В ваших книгах почти нет секса. Даже для советских писателей такая демонстративная целомудренность была явлением нетривиальным. Это личное отношение к сексу или сей процесс отталкивает вас именно на бумаге?
-- С сексом у нас тоже, слава богу, было все как у людей. Но, во-первых, как известно, «секса в СССР не было», и любые, самые робкие попытки несчастных писателей его, так сказать, учредить хотя бы в тексте, выметались раскаленной редакторской метлой.
А во-вторых, как бы это попонятнее объяснить... Ведь мы же писали вдвоем. Оговаривалась, «обживалась» и редактировалась каждая предлагаемая фраза. В этой ситуации любая попытка сконструировать сколько-нибудь сексуальную сцену превращалась в некую имитацию этакой «групповушки», которой никто из нас любителем отнюдь не был.
И кончалось это всегда одинаково. Кто-нибудь говорил, морщась от неловкости: «Да ну его в задницу! На фиг нам это сдалось? Короче! Короче и суше! Взрослые сами поймут, что к чему, а детям еще рано».
-- Когда блистательный Румата из «Трудно быть богом» пытается для пользы дела вступить в связь с придворной красавицей доньей Оканой, его в последний момент тошнит – и он бежит с ложа разврата. Вы считаете, это нормальная реакция мужчины, которого пытается соблазнить красивая женщина?
-- Ну, это вопрос вкуса, я полагаю. На мой личный вкус предложенная в романе ситуация мало располагала даже к самому примитивному сексу.
Меня бы, например, затошнило. Правда, я отнюдь не Казанова. Но ведь и Румата тоже отнюдь не Казанова. Это человек вполне умеренных сексуальных способностей, все главные таланты которого сосредоточены, как бы это сказать... совсем в другом участке его спектра достоинств.
-- Вы всю жизнь были женаты на одной женщине. Вы можете что-нибудь рассказать о ней? Кто она, жена Бориса Стругацкого?
-- Без комментариев.
-- Чем старше вы становились, тем мрачнее и антиутопичнее становились ваши произведения. Как вы думаете, житейский опыт непременно приводит к мизантропии или можно быть мудрым и одновременно счастливым, влюбленным в жизнь и людей человеком?
-- Жизнь дает человеку три радости: дружбу, любовь и работу. Пока все это у человека есть, он вполне может быть счастлив, добр, оптимистичен, даже если и понимает при этом, что мир лжив, подл, сумрачен, а судьбы человечества отнюдь не радужны.
Такой менталитет не противоречив. Прежде всего, потому, что своя рубашка ближе к телу, а «гвоздь в моем сапоге...» и так далее.
Конечно, бывают и исключения, сколько угодно исключений – «печальники за человечество», посвятившие себя какой-то общечеловеческой идее целиком, без остатка, пожертвовавшие собой и счастливые своей жертвенностью. Именно для них «во многая мудрости многая печали». Святые своего времени, они воспринимают мир как часть себя, а себя – как неотъемлемую часть мира. И это совсем уже другой менталитет – менталитет героев и святых.
-- Вы всегда говорили, что вам близок и дорог «мир Полудня» – почти идеальный мир будущего в ваших с Аркадием ранних романах. От прочтения книг «Полудня» действительно остается светлое ощущение: это общество братства, любви, взаимовыручки и, прежде всего – творчества.
Тем не менее, нередко говорят, что вы обрисовали, по сути, фашистский социум: тотальный контроль над мыслями, судьбами и чувствами людей; дети, которых в шесть лет забирают у родителей и отправляют по интернатам; отсутствие права на свободный выбор профессии. Вы по-прежнему считаете, что у общества должно быть право так властно управлять личностью?
-- Чушь какая-то. Никакого тотального контроля над мыслями там нет. Вообще никакого контроля. Над судьбами и чувствами – тем более. Зачем? Кому это могло бы понадобиться?
Детей у родителей вовсе не забирают. Родители сами, абсолютно добровольно и с удовольствием отдают их в интернаты, потому что прекрасно понимают, что воспитанием (не обучением, а воспитанием) ребенка должны заниматься профессионалы (как и лечением, например). Вы можете не отдавать свое чадо в интернат (пожалуйста!), воспитывать его дома, но вы при этом рискуете вырастить чучело гороховое себе же на горе. Кому это опять же надо? Зачем?
И нет там никакого отсутствия права на свободный выбор профессии. Профессионалы определяют достаточно узкий круг профессий, которые соответствуют главному таланту ребенка, и предлагают ему, ребенку, выбор – по его вкусу. Он может, конечно, сделать и неправильный выбор – что ж, флаг ему в руки, – но он должен ясно представлять себе реальную перспективу... Где здесь «властное управление личностью»?
Мир Полудня как раз мир очень мягкий, мир свободного выбора, царство всепобеждающей добровольности, если угодно. Только не надо за образец брать судьбу Льва Абалкина – это же совершенно особенный, специальный случай. Случай-беда.
-- Знаете, мы в редакции порой так упражняемся: обдумывая будущее интервью, ищем абсолютную противоположность нашему герою. Как бы антагониста. Когда мы заговорили о вас, почти все единодушно решили, что ваш антагонист – Стивен Кинг. Как вы думаете – почему?
-- Представления не имею. Впрочем, о Стивене Кинге я знаю только, что он дьявольски плодовит, великолепно мастеровит и замечательный выдумщик. Знаю, что в США его самым серьезным образом считают гением. А Стругацких, наоборот, не считают. Может быть, именно в этом и заключается антагонизм?
-- А как вы относитесь к творчеству Лукьяненко? Он ведь в чем-то идет именно по вашим стопам. Реминисценциями работ АБС, вольными или невольными, полны все его произведения.
-- Он очень талантлив. Я с удовольствием читаю у него все, что попадается мне в руки. По-моему, он сейчас считается самым популярным отечественным фантастом. И совершенно заслуженно.
-- Вам нравится то, что происходит у нас в стране в последнее время? Нет ощущения, что СССР возвращается?
-- Мне очень не нравится то, что происходит у нас в стране в последние несколько нет. У меня есть ощущение (и совершенно определенное), что СССР возвращается. Происходит огосударствление всего и вся. Власть бюрократии (читай – номенклатуры) вернулась полностью. Застой смотрится как неизбежность.
А самое страшное – это нравится большинству. Вместо того чтобы хотеть счастливую справедливую страну, они опять хотят великую державу. И ни за что не желают понять, что эти две социальные структуры принципиально несовместимы.
-- В последнее время стало обычным делом ностальгировать по советской эпохе. Как человек, много поживший при СССР, вы хоть в чем-то разделяете эту ностальгию?
-- СССР был империей лжи. Как и всякое тоталитарное государство. Ложь простить невозможно. Тотальную государственную ложь – тем более. Все попытки доказать, что то-то, мол, и то-то при Советах было хорошо, живо напоминают мне досужие разговоры о том, какие замечательные при Гитлере были построены автобаны.
-- Вы хорошо помните блокаду? Вам было восемь-девять лет, вы тоже видели эти ужасы, трупы на салазках, живые скелеты на улицах... Или мама сумела вас уберечь от полного осознания апокалиптичности происходящего?
-- Я помню блокаду неплохо, и почти все, что я сумел запомнить, я описал в романе «Поиск предназначения». Никакой, кстати, апокалиптичности в памяти не осталось. Это просто была такая жизнь. И не более того. Но и не менее!
-- Вы несколько раз в интервью обмолвились, что мы стоим на пороге войн цивилизаций и что XXI век войдет в историю как мир кровавого, средневекового противостояния между исламом и христианством. Как бы вы попытались справиться с этой ситуацией, будь вы многомогучим прогрессором, посланным на Землю?
— Никакие всемогущие прогрессоры с ходом истории справиться не способны в принципе. В лучшем случае они способны только заменить реальное человечество виртуальным – более разумным, более счастливым, может быть, но другим. Я не уверен, что это есть решение поставленного вами вопроса, но ничего другого представить себе не могу.
Прочитал этот роман удивительно быстро и с удовольствием. Язык показался мне достаточно простым для восприятия. Сюжет достаточно оригинален и необычен.
Можно ли четко сказать к какому жанру относится это произведение? Исторический роман? Нет. Фантастика? Врят ли. Детектив? Да тоже не то. Сомневаюсь, что кто-то сможет мне ответить на этот вопрос.
Меня поразила реальность всех запахов в романе. Читая книгу, я чувствовал вокруг себя эти ароматы. Иногда становилось противно, иногда приятно… Но это не имеет значения. Имеет значение то, как автор смог их описать. Так точно, так утонченно…
Гренуя, главного героя произведения, интересует только запах. Он воспринимает мир при помощи обоняния. И это помогало ему выжить.
Сложно описать свое отношение к этому безжалостному убийце. В какой-то момент я почувствовал ненависть, в какой-то отвращение, в какой-то жалость. Но я не мог не восхищаться его гениальностью! Только поистине гениальный человек сможет создать самый совершенный аромат в мире — аромат любви!
Как говориться талант не пропьешь. Надеюсь, у Зюскинда не хватит средств на такое количество алкоголя…
Темные Начала – это замечательный фантастический сборник романов не менее замечательного английского писателя Филиппа Пулмана. Он наглядно показывает, как обычная жизнь может превратиться в захватывающее приключение, которое полно опасных, но безумно интересных приключений!
По ходу развития действия, Лира, главная героиня всех произведений, начинает взрослеть. Я не имею в виду половое созревание. Нет. Я имею в виду духовно. Вы взгляните на то, как построена трилогия? Роман Северное Сияние написан более простым, понятным для ребенка языком. Потом уже пошли сложности. Автор начинает использовать слова, которые не всегда встретишь в детском лексиконе.
Так же очень понравилась идея изобразить душу человека в виде маленького (а может даже и большого) зверька, который всегда находится рядом. В детстве он имеет способность изменяться, превращаться в кого угодно. Думаю, Филип хотел показать, что у детей жизненная позиция и взгляд на жизнь еще не сформировался. Ребенок потерян, он еще не нашел себя. Но когда дитя взрослеет, его деймон принимает постоянный вид. То есть человек уже полностью сформировался как телесно, так и духовно.
Роман Северное Сияние напомнил мне приключения маленькой девочки Герды, из знаменитой сказки Снежная Королева, которая отправилась в зимнее царство злой колдуньи спасать своего брата. Она, как и Лира, прошла множество испытаний, но все же достигла своей цели!
«Детская книга для взрослых сердец». Действительно. Трилогию полюбили во всем мире! И самое интересное это то, что полюбили ее не только дети, но и взрослые читают книгу с большим удовольствием!
облако тэгов
