Так прошла жизнь — в ожидании

P.S. В Ветлянской станице была все-таки не чума, а туляремия.

Множество намеков на уже забытые книги, на давние литературные направления. Даже странно, что все это написано человеком, который через несколько месяцев «выйдет на площадь».

«Усовершенствованная паровая машинка для приготовления общих мест...» — не пользуются ли этой машинкой нынешние литераторы?

«Россия известна русским меньше, чем внутренность Африки...» — все еще актуально.

Не странно ли, что памфлет, полный намеков на королей и министров, на законы, войны, религиозные столкновения, памфлет, в котором нужны примечания едва ли не к каждой строчке, стал детским чтением. Роман — пародия на многочисленные тогда книги о путешествиях, книги, в которых людям, не покидавшим родную Англию, порой трудно было отличить правду от вымысла. Заметьте, что в третьей части реальная (хоть и почти закрытая для иноземцев) Япония находится в одном ряду со странами, выдуманными Свифтом. О блаженное время, когда «мир был не открыт до конца» (с).

Только взрослый сможет оценить, например, великолепный титул императора лилипутов «Отрада и ужас Вселенной, прекрасный как весна, благодетельный, как лето, щедрый, как осень и суровый как зима». Но и не всякий взрослый задумается, похожи ли наши причины войн на великий конфликт между остроконечниками и тупоконечниками.

Как нелепы империи (двенадцати миль в окружности), как нелепы их нравы и как похожи на наши. Лилипуты соревнуются ради ниток, а европейцы идут на унижения ради орденов.

Те лилипуты, что связали гиганта, должны быть храбрецами. А как хорош протокол обыска, описания гребня, бритвы и кошелька.

Император лилипутов, использовавший гигантского пришельца как сверхоружие — не здесь ли первое зерно многих фантастических романов.

Во второй части романа, ракурс меняется. Гулливер, еще недавно определявший исход войны между империями (дюжины миль в окружности), становится ярмарочной диковиной в стране великанов, должен сражаться с осами и крысами, становится игрушкой огромной обезьяны. Пушкинское: «Судьба — огромная обезьяна, кто посадит ее на цепь, ни ты, ни я, никто» (из письма Вяземскому после смерти его маленького сына) — не намек ли на этот эпизод? Свифт описывает великанов и их короля с большей симпатией и уважением, чем лилипутов. Интересно, почему?

В третьей части мы видим пародии на многочисленные прожекты, политические и технические, намек на историю «Компании южных морей» (для нас это уже намек на «МММ»). Ткани из паутины, действительно, пытались делать, хоть и неудачно. «Солнечный свет, запасаемый в огурцах» — не предчувствие ли здесь теории фотосинтеза? Селитра из воздуха? Через двести лет люди научились связывать атмосферный азот. Самое удивительное, конечно, предсказание открытия двух спутников Марса.

Едва ли не самые страшные страницы книги — рассказ о струльдбругах. Мучения старости, продолжающиеся веками — не страшнее ли смерти.

Последняя часть — с разумными лошадьми и отвратительными человекоподобными йеху (притом, похожими внешне на англичан) — разумеется, притча. Я не могу себе представить разумное существо без пальцев. «Темой стихов служит обычно <...> восхваление победителей в беге» — не намек ли на оды Пиндара? Но гуигнгнмы не знают любви, их браки — подбор пар для выведения лучшего потомства. Из-за одного этого им невозможно завидовать. С другой стороны, они от природы не способны страдать от несчастной любви, даже смерть супруга не повергает их в глубокое горе.

Один персонаж Зощенко считал, что слово «Утопия» происходит от слова «утопить». Часто, когда я читаю старинные утопии, я готова согласиться с этим персонажем. Вот и книга Томаса Мора описывает не самое уютное общество на свете. Отсутствие частной собственности, добровольно-принудительный труд в сельском хозяйстве, затруднительные разводы, жестокие наказания за внебрачную связь, люди, воспитанные так, чтобы сами не просят лишнего на общественных складах. Есть на острове и эвтаназия. Есть и войны. «Они затевают войну <...> когда жалеют какой-нибудь народ, угнетенный тиранией». Что-то вспоминаются СССР в Афганистане и США в Ираке. Только женщины занимаются приготовлением пищи — нет ли здесь сексизма?

Но перечитаем первые страницы книги, про то, как «овцы пожирают людей». Для первых читателей Мора страна, где никто не голодает, где физическим трудом занимаются только шесть часов в сутки, где войны предпочитают выигрывать подкупом, а не кровью своих солдат, где есть сказочная свобода религии («в одном городе почитают Солнце, в другом Луну...»), где аскетизм не в чести — поистине блаженная страна.

Первая часть романа, что называется, часть энциклопедии французской жизни (а вся «энциклопедия» — это полное собрание сочинений Бальзака). Великолепные картинки нравов от архиепископского дворца до тюрьмы. Экскурсы в недавнюю (начиная с 1780-х годов) историю Франции. Есть и страницы, которые не укладываются в реализм — например, девушка, пораженная оспой, которая после причастия на несколько минут становится ослепительной красавицей. Трагикомическая сценка — эта девушка и найденный ей отцом жених, покрытый чудовищными прыщами, несколько минут смотрят друг на друга с ужасом, а потом понимают, что они... подходящая пара.

Вторая часть по стилю резко отличается от первой. Огромные рассуждения, например, о высшем образовании, по-моему совсем неуместны в художественном произведении. И главное, всякий, кто читал советские романы о преобразовании природы, должен заметить их сходство со второй частью романа, где ведутся работы по обводнению плато. Только вместо парторга рабочих на трудовые подвиги вдохновляет священник.

Во второй части слишком много мелодраматических ходов и слишком много совпадений.

Просто хорошая юмореска, но есть там фраза, полезная для истории медицины. «Клал на больной зуб табачную копоть, опий, скипидар, керосин». Выходит, тогда легко было достать опий и держать дома на случай зубной боли. Страшная мысль: что через сто лет будут думать, ну, например, про горчичники...

Молодой читатель только усмехнется вместе с Леилой над стариком, возмечтавшим о любви, над поздними надеждами. А читатель в летах воскликнет: «А ведь и от меня уже так много «равнодушно ушло». Леила — молодость? Красота? Поэзия? Любовь? Сама жизнь?

Какой страшный рассказ. Как жалко было

Я помню, бабушка читала мне этот рассказ вслух и говорила: «Он неправильно торгуется, показывает, как важна для него покупка».

Еще деталь, рассказ написан в 1923 году, герой копит на лошадь два года. С начала НЭПа?

Любимая фраза: «А самогону и вкус забыл, хотя вспомнить, конечно, тянуло».

Читать всем, кто

Однажды мне было очень тяжело на душе, однажды мне очень нужна была легкомысленная приключенческая книжка. Аннотация обещала именно это, я взяла книгу, а она оказалась страшной историей о людях, которые пытаются бороться с предопределением своей участи,

Книга замечательная, но ее не стоит читать, когда уже тяжело на душе.

Какое великое искушение — считать себя праведнее и добродетельнее других, осуждать чужие грехи, гордиться своим благочестием и презирать «пустых и нерадивых людей, которые говорят о любви к ближнему, о примирении с братом и проч. для того только, чтобы не молиться, не постить и не читать святых книг, и которые презрительно отзываются о наживе и процентах только потому, что не любят работать».

Повесть была бы простой притчей против ханжеской гордыни (но и такие притчи необходимы), если бы не великолепно переданная атмосфера холода (холода в природе и холода в душах).

Немногими фразами отлично обрисованы жандарм и буфетчик (считающий, что в буфете торговаться так же неприлично, как в аптеке), девушка Дашутка, несмотря на благочестие отца и тетки, растущая зверком.

Есть проблеск надежды в последней главе, но совсем маленький.

Может быть, первая в России книга о «дауншифтере». Дворянин, в девятый раз потерявший чиновничье место, идет в маляры. От него отрекается отец, губернатор увещевает одуматься, а простые люди осыпают насмешками.

«Кража хозяйской краски и олифы была у маляров в обычае и не считалась кражей» — и сейчас «принести с работы» не кража.

Чем был брак для Маши Должиковой?

В конце повести герой, можно сказать, добился успеха. Ему охотно дают заказы и он считается хорошим мастером и лучшим подрядчиком. С ним «вежливы, говорят ему вы и угощают чаем».

Запомнившаяся мне с детства фраза: слова Редьки «Тля ест траву, ржа — железо, а лжа — душу».

Удивительная атмосфера уюта и мягкой грусти. «Матерей и дядей Бог забирает на небо, а их дети и скрипки остаются на Земле.»

Очень хорошо передана психология семилетнего ребенка, еще неспособного, например, осознать законы перспективы.

Как объяснить ребенку, что нельзя брать чужое? Как старому курильщику объяснить маленькому мальчику, что курить опасно? Рассказать сказку про царевича, который заболел чахоткой от курения и умер, и царство завоевали враги... Сказать: «Я не могу бросить курить, и мне очень стыдно».

Интересно, что герой рассказа может сказать об опасности чахотки (даже не рака легких), но его наставники тридцать лет назад не могли сами объяснить, в чем вред табака, и почему они так жестоко наказывают юных курильщиков.

В рассказе одно из первых в мировой литературе упоминаний о синестезии — для мальчика «Л» всегда желтая, а «М» красная.

Этот рассказ сразу вспоминается летом, в пятницу вечером, в забитой электричке или в безнадежной пробке.

Но одна деталь в современном юмористическом рассказе немыслима.

Ничего за 120 лет не изменилось. Все так же широкая публика знает имена актеров, акробатов и шулеров и не знает имен инженеров и ученых. Все так же в газете могут не упомянуть имя строителя моста, но написать: «На освящении присутствовала, блистая красотой, любимица публики. Звезда была одета...».

Интересно, что знаменитых певиц называли звездами уже тогда.

Любовник, ревнующий любовницу к газетной славе — одно из первых упоминаний о частых сейчас проблемах, когда муж завидует карьере и доходам жены.

Приказчик в рассказе — гениальный психолог. Мало того, что

Еще интересно — как легко было в Российской Империи оружие купить. Ни справки из полиции, ни заключения врачей — нужно было только в оружейную лавку зайти.

Интересная статья о черняховской культуре (скорее всего славянской), занимавшей в III веке зону восточноевропейской лесостепи. «Черняховцы» занимались плужным земледелием, торговали с римлянами, жили в обширных поселениях без укреплений (а значит, не страдали от междуусобных войн). Можно считать, что они остановились на пороге государственности, что им достаточно было племенных союзов.

Вторжение гуннов привело к разорению, откату в культурном отношении (например, гончарный круг был забыт на века), и, возможно, возникновению недолгого государства, которое начало экспансию на Балканы.

«Черняховцы» не имели своей письменности, античные авторы о них почти не писали, о духовной жизни «черняховцев» мы, увы, можем только догадываться.

Почему у греков возникла легенда о прекрасной стране на крайнем севере.

В романе описаны три года работы в Сохнуте (в романе «Синдикат»). Под прозрачными псевдонимами выведено множество мошенников, авантюристов и городских сумасшедших. Описано множество странных мероприятий и откровенных афер. Но все это происходит на фоне терактов в Израиле и в Москве. И сквозь яростную сатиру пробивается жалость писательницы к людям.

История «знаменитого венского самоубийцы» (с. Мандельштам «Путешествие в Армению») Пауля Каммерера. Подобно булгаковскому профессору Персикову Пауль Каммерер больше всего на свете любил «голых и чешуйчатых гадов». Даже свою дочь он назвал Лацерта — «ящерица». В опыте, длившемся 15 лет, ему удалось заставить размножаться в воде жаб-повитух (в природе размножающихся на суше). Опыт был прерван, когда в послевоенной Вене не было отопления и корма для жаб.

Каммерер считал, что ему удалось доказать наследование приобретенных признаков. В это наследование в 20-е верили очень многие образованные люди, и, возможно, корни успеха Лысенко находятся в этой вере. Обвиненный в фальсификации опытов, Каммерер покончил с собой.

Незадолго до гибели он вел переговоры о переезде в СССР. Кто знает, что ждало его у нас. В СССР о его гибели был снят нелепый фильм «Саламандра» (с Луначарским в роли... Луначарского). В реальности не могло быть союза фашистов, аристократов и клерикалов, но (так считает Кестлер), возможно, действительно, интригу, приведшую к гибели Каммерера, начали фашисты. Австрия в 20-е была на грани гражданской войны, часты были уличные схватки между коммунистами и фашистами, а теория о наследовании прижизненных изменений подходит социалистам, и совершенно не подходит фашистам.

P.S. Я по этой книге в институте доклад делала.

Вот книга, которую стоит прочитать не только из-за захватывающего сюжета, но и из-за описанного в книге народа, про который почти нет литературы на русском языке.

Все в детстве читали «Хижину дяди Тома», многие читали «Унесенных ветром», но на русском почти нет сведений о свободных цветных американского юга. В Луизиане (бывшей французской колонии) их называли «gens libres de couleur».

Все они были детьми и внуками рабов, но в жилах многих из них текла кровь белых (плантаторы не брезговали своими рабынями).

Были среди них очень богатые и образованные люди, были крупные буржуа, очень чопорные, очень строгих нравов. Были бизнесмены, изобретатели, литераторы. Были и (и это поразительнее всего) плантаторы, владевшие сотнями черных рабов. Никакой расовой солидарности — внуки рабов, получивших свободу, владели соплеменниками, которым повезло меньше. Когда я читала сцены на плантации тетушки Жозетты, мне казалось, что я смотрю начало фильма «Унесенные ветром», но с чернокожими актерами.

А сцена в оперном театре — внуки рабов во фраках, внучки рабов в вечерних платьях с бриллиантовыми колье на черных шеях, но они сидят в отдельном ряду лож, не смея сесть рядом с белыми, которые, может быть, много беднее их.

Межрасовые браки были в Луизиане запрещены, но содержанки белых богачей пользовались в чопорном обществе новоорлеанских свободных цветных всеобщим почтением.

Идеи «черное — прекрасно» еще не было, очень ценились женихи и невесты, внешне похожие на белых.

В Луизиане боялись «свободных цветных», они не имели права голоса, было много унизительных дискриминационных законов, а освободить раба было очень сложно (это обыгрывается в главе, где

В книге много говорится и о восстании рабов на Гаити.

Много страниц посвящено искусству краснодеревщиков и дагерротипистов. И верится, что это именно искусство.

Странно, что четырнадцатилетняя девочка — уже невеста.

Но и сюжет книги крайне увлекателен, запретные страсти, борьба за любовь, верность и предательство, поиски места в жизни.

Интересно, читала ли Райс «Подростка» Достоевского? Двусмысленные отношения Марселя и мсье Филиппа похожи на двусмысленные отношения Версилова и Аркадия.

Патриотический любовный роман. Как любовный роман — довольно мило. В книге так много восторженных описаний русской природы и русских нравов, что это меня когда-то очень умилило и заставило поставить целых 7 баллов.

Эта книга написана очень верующим автором про царя, который почти не правил, а лишь молился за свою страну, за свой народ.

Царь Федор Иванович — один из самых добрых наших царей. И страна при нем получила передышку между кровавым царствованием Иоанна Грозного и кровавой смутой. Русские стремительно продвигались в Сибирь, основаны были Тюмень, Тобольск, Сургут, Архангельск, Воронеж, Саратов, Самара. На севере возвращены были новгородские земли, на юге успешно отражались нападения крымцев. Было учреждено патриаршество, Москва стала наравне с Иерусалимом и Константинополем. Было возобновлено книгопечатание, в Москве был выстроен Белый город, основан Донской монастырь.

Володихин доказывает, что Федор Иванович не был (как считают многие историки) клиническим слабоумным. Просто у него было чистое сердце и разум, хоть и неспособный к тонким интригам, но отличающий добро от зла.

Рассказывает автор и о личной драме царя. Его единственная дочь не дожила и до двух лет. Кто знает, как повернулась бы история России, если бы царевна Феодосия осталась бы в живых.

20-е годы. Британская империя (над которой не заходит солнце) еще стоит, хотя восстания туземцев все чаще. Империи нужно, чтобы представители имперской нации вызывали почтение у туземцев, чтобы они не смели выглядеть трусами. Для такой высокой цели несколько представителей элиты не остановятся перед тем, чтобы разрушить счастье замечательной девушки, на свою беду полюбившей человека, не подходящего под имперский идеал,

Другой писатель написал бы яростную сатиру про

P.S. В позднесоветское время роман читался совсем не так, как сейчас, когда мы знаем про Евгения Родионова, и когда видим репортажи об ИГИЛ.

Удивительное сильное и страшное чтение. С одной стороны, роман — великолепная сатира на, так сказать, религиозную индустрию в США, индустрию, приносящую мошенникам — деньги, властолюбцам — власть над слабыми душами, фанатикам — гордостью собою, своим служением Богу (быть может, мнимым). И для нас это актуально, и у нас достаточно тех, кто под разговоры о вере отбирает у слабых деньги и свободу.

Но это лишь часть романа. Основное — рассказ о человеке, который разговаривал с Богом, и которого Бог оставил.

В книге есть несколько уютных страниц — про жизнь семьи Викери до того, как девочка Эльза, добрая, но не слишком умная, подверглась групповому изнасилованию. Мне, увы, непонятно, какую смысловую нагрузку играет чудовищная сцена охоты на собак.

Натан Викери, родившийся от этого чудовищного преступления, уже в семь лет переживал видения, уже в семь лет Бог разговаривал с ним (или ему казалось, что Бог разговаривает с ним), подростком он стал проповедником. Он так и не закончил школу, но ему это было не нужно — тысячи людей внимали ему как пророку.

А самое страшное в книге — страницы, где Натан пытается жить после того, как перестал слышать Бога. Каким ледяным ужасом веет от этих страниц!

Как трактовать видения Натана — как безумие или как истинные видения? Каждое видение все страшнее, все больше похоже на кощунство. Читатель должен сам решать, от Бога ли они, от дьявола или от безумия. Муки Натана после того, как Бог оставил его — клиническая депрессия или Божья кара за гордыню и кощунство? Пусть читатель решает сам.

Добрейший доктор Викери впервые за тридцать лет открыл Евангелие, читал всю ночь, к утру вскричал: «Да это же психопат» и вскоре умер от инсульта. Совпадение? Божья кара? Пусть читатель решает сам.

Вот еще одна книга, где нет ни Христа, ни «великого грешника, объявившего себя Царем-Спасителем», ни «демона, поднявшегося из адских бездн, дабы проповедать душевредную религию». Еще одна (после «Царя Иисуса» Грейвза) книга про интриги Иродовой династии.

Но надо быть гением, чтобы написать про Христа, чтобы не получилось ни кощунства, ни сентиментального сиропчика, ни просто глупости («Мой друг, когда бы ты был Бог, то глупости такой сказать бы ты не мог» (с)). Нужна гениальность и для книги про Лже-Спасителя, чтобы не получилось просто оскорбления чувств верующих. А для романа про мир без христианства нужна огромная эрудиция и огромное понимание «духа народов».

Очень хотелось бы прочесть роман с комментариями историков. Что подтверждается источниками, что выдумка Лазарчука, где параллели с современностью — натяжка, а где — жуткая правда. Дебора, хвалящая Ирода, похожа на современных сталинистов.

Оценка 7 — за то, что нет ни Спасителя, ни великого грешника Лже-Спасителя, ни демона, поднявшегося из адских бездн, дабы проповедать душевредную религию.

Гоголь так и не написал роман. Мы никогда не узнаем, что дальше случилось с князем, «потомком фамилии, составлявшей когда-то честь, гордость и бесславие средних веков» и красавицей Аннунциатой. Но как интересны, какой любовью дышат описания Рима, его окрестностей, карнавала и римских художников. Как интересно читать про горожан, которые «считая себя потомками древних квиритов, никогда не вступают в брачные союзы с другими».

Гоголь в повести смотрит на Рим любящими глазами и описывает его любя. И мы заражаемся этой любовью, и мы хотим увидеть город, где «вдруг среди ничтожного переулка возносится дворец, дышавший строгим, сумрачным величием... или вдруг нежданно вместе с небольшой площадью выглядывает картинный фонтан». А вот Франция описана с иронией, «вся нация была что-то бледное, несовершенное, легкий водевиль, ей же порожденный». Боюсь, здесь отразились политические взгляды Гоголя, ведь Франция — страна революций, а в Риме остался средневековый строй. Гоголь рад, что «европейское просвещение не коснулось римского народа и не водрузило в грудь ему своего холодного усовершенствования». Интересно, как читают восторженные описания Рима и римского народа Гоголя сами римляне? Ведь в ту эпоху, о которой Гоголь пишет с таким восторгом, Рим был очень бедным городом и в политическом строе его было много несправедливостей.

На последних страницах слог резко меняется. Нет уже восторженных описаний и философских рассуждений. Мы видим юмористическое (но и здесь любящее) описаний бедного римского квартала и его обитателей. Потом подобные сцены появятся в фильмах неореалистов. «Тут все живо, все кипит: летит из окна башмак с ноги в шалуна сына или в козла, который подошел к корзинке, где поставлен годовалый ребенок, принялся его нюхать, и, наклоня голову, готовился ему объяснить, что такое значат рога».

В основе рассказа подлинное происшествие, случившее с епископом Иркутским Нилом. В начале рассказа много смешного, печального, а иногда просто гнусного («крещение с угощением») из жизни православных миссионеров в Сибири. Как объяснить фразу «Будьте мудры, как змеи, и кротки, как голуби» людям, которые никогда не видели ни змей, ни голубей?

В рассказе едва ли не единственное в русской классике описание Севера, езды на собачьей упряжке, быта сибирских племен.

Как замирает сердце от описания «крылатой гигантской фигуры, облеченной в хитон серебряной парчи», но это

Вот книга, которую, может быть, не следует давать юным девушкам. Начитается и убежит с иракским беженцем Ирак освобождать.

Много писали о том, что сюжет глубоко символичен. То, что прекрасная девушка выбирает чужеземца, мол, символ того, что для храбрых и гордых нет дела в России. Но в основе романа подлинная история, действительно, была девушка, против воли родителей вышедшая замуж за болгарского беженца, отправившаяся с ним на восстание и пропавшая без вести. Книга мне, увы, показалась слишком сделанной. Слишком много говорится, вместо того, чтобы быть видным из текста, а Инсаров, может быть, и правда, слишком похож на образцового патриота, чтобы его полюбил читатель.

Почему, говоря о «тургеневских девушках», представляют себе нежные, эфирные создания? Героини Тургенева отважны и независимы, смело идут на войну, как Елена в «Накануне» или в революцию, как Марианна в «Нови».

Какая жуткая книга. Я раньше чувствовала: «Скины вечером из болота вылезают, утром в болото возвращаются, кто ночью не спрятался, скин не виноват». А тут скины совсем как люди — с девушками знакомятся, с родителями ссорятся,

Я видела мнение, что Нестеров мог бы стать писателем-анималистом вроде Сетон-Томпсона, такие сильные у него сцены с кошкой, но... не сбылось.

До чего же светлая и в чем-то наивная повесть. Проповедь классового мира, единства народа,

Интересное допущение, в этом мире колокольный звон действительно спасает от нечисти. Подробное описание отливки колокола напоминает одну из самых сильных сцен фильма «Андрей Рублев».

А сказка-то феминистская! Катерина не просто стойко ждет любимого. Она родным не повинуется, она одна живет, учится ремеслу, которое мужским считается, добивается мастерства, на равных с мужчинами-мастерами конкурирует.

Читайте эту сказку вслух маленьким дочерям, если хотите, чтобы они умели жить самостоятельно.

Слова «детектив» в 1885 году еще не было. Но массовая публика зачитывалась «уголовными романами». «Драма на охоте»

Интересная деталь народной религии: Оленька говорит: «Погибшие на войне, умершие от родов и убитые молнией сразу попадают в рай». Так действительно верили на русском Севере, но церковь так не учит.

Вторая (после

Сказал поэт: «Не возвращайтесь к былым возлюбленным». Книги, обожаемые в детстве, не всегда стоит перечитывать. В девять лет я, как завороженная, читала про людей с именами почти из одних гласных, про человека, для которого участь моряка дороже власти, про пришельца, затерянного в чужом и жестоком мире, про храм Священного Угря, «библиотеку» из дощечек кохау-ронго-ронго, про Нан-Мадол и Мохенджо-Даро.

Перечитала — слишком много красивых слов, слишком откровенен и примитивен злодей, слишком много штампов из старинных приключенческих романов (которые я в девять лет еще не читала).

Развалины Нан-Мадола стоят до сих пор, но остров Пасхи вряд ли осколок недавно затонувшего континента.

Оценка — пусть останется десять, на память о девятилетней девочке, с замиранием сердца следившей за странствиями Тингола по безбрежному океану, за сражением за Нан-Мадол,

Интересно, завязка повести — антисоветское преувеличение или вполне правдоподобна?

Непонятно,

Повесть о том, что бесполезных знаний не бывает. Прочла я эту повесть в 10 лет. На всю жизнь запомнила,

Римская империя, конец IV века, христианство уже государственная религия, но еще есть рабство.

Всегда и везде были женщины, которые любят слишком сильно и

Может быть, юным девушкам будет полезно прочесть эту книгу, но боюсь, что мудрость не рождается от прочтенных книг, мудрость люди вырабатывают сами (если смогут и если успеют).

Особый интерес книге придают примечания автора, позволяющие связать реалии древние и современные (например, курорт, который существует уже тысячелетия).

Несмотря на увлекательный сюжет и на очень интересные детали древних нравов, оценка только 7 из-за слишком большой нравоучительности.

Рассказ женщины, которой повезло. В мире, где женщины полностью зависят от мужчин, ей достался любящий, нежный муж. Такой любящий и такой нежный, что не отказался от старой традиции своей семьи —

Героиня не представляет себе другой жизни, она счастлива, а я прочла —

До чего же страшная книга. Ужасы провинциальной нищеты (одна битва на танцах чего стоит), ужасы в армии, ужасы милиции, безрадостные пьянки, и настоящая война в последней части романа (потому что Костя посмел полюбить женщину и страну).

Третья часть книги как-то не вписывается в роман с его глобальным размахом (где Костя губит Сталина, Берию, Лумумбу и советскую лунную программу), но сама по себе очень хороша. Третья часть — это «роман с ключом», и знаток позднесоветской фантастики не раз улыбнется, разгадывая намеки.

Я долго не хотела читать эту книгу. Боялась, что Войчемир или погибнет или озлобится. Но взялась, наконец, надеясь, что Войчемир «разумом некрепок, но сердцем чист», благодаря своему мудрому сердцу станет

По-моему, есть вещи, которые неуместны в такой серьезной и страшной книге, как эта. По-моему, неуместен намек на ворота Расемон и на «По дороге в Мандалай».

По-моему, совсем неуместны (но сами по себе хороши) страницы про Полуночную Сурь,

Уже в 70-е появились ультранационалисты, искавшие арийские корни Руси. В 90-е таких стало очень много. Поразительно, как Валентинову удалось написать совсем не националистическую вещь, сильную и страшную, используя понятия этих ультранационалистов. Ория (Ария), Кеи (титул персидских царей), рахманы (брахманы), даже Куры и Панды (Кауравы и Пандавы). А вот то, что кочевники угры (венгры) — прототип страшных огров из сказок, доказывают многие серьезные ученые.

Нет мира в этой «колыбели праарийской», брат идет войной на брата,

Самое отрадное в книге — странствие рахмана Ужика и кея Войчемира, который «разумом некрепок, но сердцем чист». В сценах в Тустани — слишком много намеков на нынешнюю политику. Зато

Про

Какая отрада — читать добротную советскую фантастику. Про XXII век, когда отомрут государства и денежная система, когда войны и «вражда племен» (с) станут немыслимы, когда людьми будут двигать жажда познания и творчества, служение науке, искусству и благу человечества, а не алчность и властолюбие. А вот от безответной любви люди будут страдать и при коммунизме, да и какое-то стремление к славе может остаться.

Удивительна и нетипична для советской фантастики одна линия романа. В книге в 2104 году уже нет государств, есть колонии на других планетах, но еще есть православная и католическая церковь и исламские структуры (хоть с очень небольшим числом прихожан). Герои рассматривают церковь вначале как курьез, живописный реликт далекого прошлого, а потом как опасную соперницу науке, с которой надо бороться за умы людей. Что ж, давно отмечено, что в советской идеологии наука стала квазирелигией, требующей преданности и служения, но дающей взамен картину мира и смысл жизни.

Герой книги как нечто очевидное говорит: «Сверхцивилизация должна означить и высокую мораль, и высокую этику». В советской фантастике звездные войны немыслимы.

Сюжет увлекателен, гипотезы остроумны, психологические проблемы актуальны и для нас.

Читать как памятник эпохи, как один из последних советских фантастических романов. Уже в 90-е такие книги — с верой в светлое будущее и силу человеческого разума — уже были почти невозможны.

P.S. Забавная деталь — в романе упоминаются перфоленты, в реальности они перестали использоваться уже в середине 80-х.

Сменилась эпоха. Нынешние молодые уже не могут представить себе время, когда пакет гречки или кисть бананов можно было купить раз в год (если повезет).

Очерк Логинова — страшное чтение. Про драку старух из-за пачки творога, про человека, рискующего жизнью, чтобы украсть коробку бананов.

Описание всяких манипуляций с гнилым товаром может надолго отбить аппетит (впрочем, в нынешних супермаркетах, боюсь, дела не лучше).

Покупатели презирают торговых работников, а торговые работники приговаривают: «Ничего, быдло все сожрет».

Одна из самых ярких страниц — история Леши Морячка,

Бывает, что ростки будущего зла современники или не замечают, или не видят в них зла. Никто из первых читателей «Дуэли» не мог предвидеть фашизма, попыток истребить целые народы и уничтожения инвалидов. Первые читатели «Дуэли», наверно, в чем-то соглашались со словами «Человечеству грозит опасность со стороны нравственно и физически ненормальных» и «есть сила, которая если не выше, то сильнее нас и нашей философии <...> и когда, она, например, хочет уничтожить хилое, золотушное, развращенное племя, то не мешайте ей вашими пилюлями и цитатами из дурно понятого Евангелия». Но зоолог фон Корен еще не расист, еще не презирает Евангелие («Христа распяли слабые, а не сильные») и еще не призывает убивать слабых. А вот добрейший доктор Самойленко «почти не встречал немцев и не прочел ни одной немецкой книги, но твердо знал, что все зло от немцев» — теперь эти строки не забавны. Фон Корена слишком волнует чужое целомудрие — нездоровая черта.

Действие повести происходит в Сухуме. Другой писатель написал бы «колониальную повесть», но у Чехова только несколько строк о кипарисах и эвкалиптах и абзац, где дьякон видит контрабандистов.

Лаевский мечтал о новой трудовой жизни на Кавказе, о винограднике и кукурузном поле, а теперь рвется на север, к березам и елям, к интеллектуальной жизни. Тем, кто сейчас мечтает об эмиграции или просто о резких переменах в жизни, стоит прочесть «Дуэль» и подумать об опасности просто испортить жизнь себе и родным. Лаевский ведь не один на Кавказ отправился, он увез на Кавказ женщину, для чьего здоровья сухумский климат не слишком подходил.

Странно, что такой слабый и жалкий человечек, как Лаевский в повести, два года назад сумел увезти чужую жену. Или два года назад он не был таким жалким? Тогда сухумский климат для него действительно опасен, тогда ему действительно надо бежать из Сухума, пока есть силы на побег. Или он всегда был слабым и жалким, и даже чужую жену увез каким-то слабым и жалким образом.

Самый симпатичный персонаж — дьякон. Человек не слишком образованный, но с правильным сердцем. Слова «Лаевский не украдет, не плюнет громко на пол, не попрекнет жену: «Лопаешь, а работать не хочешь», не станет бить ребенка вожжами или кормить своих слуг вонючей солониной, неужели этого недостаточно, чтобы относиться к нему снисходительно?» очень много говорят об условиях его детства. А о военных врачах конца XIX века много говорят слова Самойленко (в ответ на оскорбление): «Я русский врач, дворянин и статский советник» (сначала — врач!).

Я до сих пор не знаю, кто прав — Самойленко, когда говорит, что в семейной жизни главное терпение, или Лаевский, когда говорит, что для упражнений в терпении годятся гири, а не живой человек. Примечательно, что Самойленко говорит Лаевскому о семейной жизни, хотя прекрасно знает, что Надежда Федоровна, строго говоря, не жена Лаевского. Имеет ли право Самойленко рассуждать о семейной жизни, ведь сам он одинок, только вздыхает: «Послал бы мне Господь хоть кривобокую старушку, только добрую и ласковую».

В конце повести чувствуется — не то чтобы фальшь, скорее жалость автора к героям (так сочинительница дамских романов все-таки выдает свою героиню замуж). Надолго ли хватит раскаяния Лаевского? Или он просто слаб от природы? Тогда его нелепая жизнь — «вопрос не этики, а физиологии».

P.S. Слова дьякона: «А вот прискачет из Аравии новый Магомет с шашкой и полетит у нас все вверх торамашкой, и в Европе камня на камне не останется» звучат теперь не так, как сто лет назад.

Это не один роман, а целых три. Можно читать отдельно историю Гвендолин и Грандкурта и отдельно еврейскую линию романа (некоторым читателям интересна или только линия Гвендолин или только еврейская линия). А можно попытаться понять, как перекликаются между собой две параллельные истории.

История Гвендолин — история женщины, вышедшей замуж без любви,

Роман часто сравнивают с «Хижиной дяди Тома», но у Бичер-Стоу, увы, чувствуется небольшой великодушный расизм, а у Элиот, хотя и есть несколько комических лавочников, но евреи для нее вполне полноценные люди.

В еврейской линии, пожалуй, слишком много публицистики (например, сцена в еврейском клубе). Есть вещи, которые, по-моему, хороши для трактатов, исторических и политических, а не для художественной книги.

Читать — и как очень хороший психологический роман и как памятник истории идей.

Мне не повезло. Я прочла этот рассказ уже после «Лестницы из терновника». Рассказ нужно читать непременно прежде романа и читать два раза. Первый раз — как замечательную приключенческую историю, второй раз (после того как станут понятны причины поведения Юкки), как столь же замечательный юмористический рассказ. Мы очень часто видим то, что ожидали увидеть.

Спойлер-эпиграф ко всему циклу:

Мы ничего не знаем о Рюрике. Мы не знаем, происходил ли он из скандинавов или из балтийских славян, был ли Игорь его сыном или внуком, как звали его жену (имя Ефанда появляется только в поздних летописях), что он делал в юности, интересовался ли он христианством или был верен отеческим богам, мы даже не знаем, призвали ли его или же он «сам призвался», а, может быть, он — лишь персонаж легенд. Мы знаем только имя — то ли от славянского «raroh» — «сокол», то ли от скандинавского «hroerekr» — «царственный славой».

Илья Бояшов воспользовался именем Рюрика, для того, чтобы написать роман о вызове богам, о борьбе с судьбой, о подлинной свободе, о «мече воина и топоре плотника».

Конунг Харальд Косматый действительно собирал земли мечом, но Бьеорк-гора неизвестна в сагах. Все, что Бояшов пишет о детстве и молодости Рюрика, о его славных походах, о его женитьбе и об его вызове богам — вымысел.

Язык романа — стилизация под скандинавские саги.

Как старается Рюрик бросить вызов богам, на что он идет, чтобы покорить Бьеорк-гору, а потом —

«Куда нам плыть, конунг?» Мы в России знаем, куда поплыл Рюрик.

Очень сухой тон, повествование без эмоций и завораживающий сюжет. Другой писатель написал бы много больше о племени Лесных, «Пастухов зверей» с их «не колдовством, а человеческим умением» и еще больше о братстве (чудовищном, но братстве) Оборотней. Но смог бы другой писатель написать так сильно? Чем суше слог, тем с большим замиранием сердца читаем мы про

Разве можно не радоваться, когда люди побеждают хищных зверей?

Мальчик Краш еще дальше идет по дороге то ли расчеловечивания, то ли обретения мудрости. Учится не доверять ни трактирщикам, ни деревенским бабам, ни

Удивительное уютное чтение. Книга, над которой можно развлечься и отдохнуть душой. Даже некроманты и разбойники в этой книге не могут по-настоящему напугать.

Злобные дураки не прощают, когда над ними пытаются подшутить. Юный маг Эрвин за две месяца до выпускного экзамена отчислен из магической академии и должен найти себе какое-то место в жизни. Он изгоняет чудовищ, исцеляет безнадежно больных, находит друзей, спасает из капкана кикимору (и до чего же очаровательную кикимору) и становится седоком огненной кобылицы.

Роман — цепочка эпизодов, почти не связанных друг с другом, в каждом Эрвин может проявить свою доброту и находчивость, над многими можно улыбнуться.