Выдалось тут давеча три выходных, когда можно ничего не делать, только в интернеты тупить да и игрушки играться. Попробовал так полдня и понял, что не получается.
А раз так, то остаётся только одно — в очередной раз делать то, чего то тебя никто не делал.
Тойсть продолжать переводить стихи Смита и может даже наконец осмелиться на его учителя, Джорджа Стерлинга. А то что-то ПрестижБук его сборник пару лет назад объявил и по привычке задвинул в ящик неизвестной длины.
Чтоб не размениваться на мелочи, сразу решил ограничить объём работы стихами не меньше чем в три десятка строк. С малой формой успешно справляется Tígh Phanguir, за что ему низкий поклон, честь, хвала и слава.
Потом надо как следует повеселиться. Патетика и невыразимо прекрасные бездны ада конечно хороши, но в какой-то момент Спит стал сам на себя пародии писать. Ода сигаретному окурку вроде как даже переводилась, но я ее что-то потерял и пока не нашёл даже оригинал. Зато при разборе его стихов попалась не менее прекрасная Консервная банка на вершине горы. Парадоксальный энкомий или травестия — так это называется.
А Соблазн... Это вообще жёсткое порно — разумеется, в лучших традициях автора. С гниющими богами, огуливающими нимф, титанессы и дриады, творящие невообразимый дендролесбосекс и прочая красота. Уильям Берроуз весело отдыхает под кустом похотливого непентеса
Narcissus (1945). Первая публикация — 1965, сборник Poems in Prose.
*
*
Ипохондрический, бледнеющий Нарцисс, ты видишь в мертвенной зелёной глубине какого-то гниющего пруда, как отражение твоё со дна всплывает раздувшимся утопленником вверх под разложенья радужною пеной, изменчивой, прекрасною и яркой, точно узоры на дамасской стали зловонных вод. Или же в бронзовых бесстыжих зеркалах, изъеденных голодной ярь-медянкой, давным-давно принадлежавших королевам, невинным, страстным, жадным, роковым и ненасытным до любви и боли, чьи царства древние поглощены давно пустыней, узришь в зерцалах их порок неумолимый, нимфолепсию лика своего. Или в проржавленном наследственном щите воителя забытого, на коий ты бросишь вскользь свой любопытный взгляд, увидишь, что в прозрачных омута́х, средь повсеместно тусклой древней стали отобразились лишь твои глаза, а в них мерцает маленькая искра, которая, казалось, пала вниз из умирающего факела; и там заметен отблеск, отсверк ярый, бравый, костров походных воинских, чей пепел обильно удобрял поля чужие для тысячи грядущих урожаев с той стародавней осени багряной, последней легендарной страшной битвы.
In Cocaigne (1922). Первая публикация — 1922, сборник Ebony and Crystal.
*
*
В безветренный апрельский день, пополудни, под небесами, что были нежны, как улыбка Любви самой, мы вышли в путь с тобою, ты и я, чтоб отыскать владенье сказок и чудес, страну легенд счастливую, Кокейн[1]. Оставив за спиной своей дубы с листвой из бронзы и из хризолита, пересекая многоцветные поля из жёлтых, белых, алых, пурпурных цветов, словно пейзаж сей виделся сквозь призму, мы шли вперёд, питаемы надеждой в трепещущих сердцах, забывши обо всём, храня мечты, лелеемые нами.
***
И наконец вступили мы в уединённый лес; под сосны, чьих теней благоуханье и свежесть, милосердная свята для духов этих мест. И там я, дерзнув впервые взять тебя за руку, увлёк нас на приютный тихий склон, где лилии лесные с лепестками в оттенках белых, жёлтых и слоновой кости поблёскивали средь опавшей хвои. Будто во сне, я обнаружил тут, что мои руки осязают твоё тело; и словно в нежной дрёме, я целовал твои уступчивые губы, лаская бледность пылкую твоих ланит и шеи. Недвижна, приникала ты ко мне, и чувственной стыдливости румянец под поцелуями моими восставал, и его цвет не торопился покидать твоей нежнейшей кожи. Твои глаза в мои глаза глядели, как смотрит лес вечерний в тёмные пруды, и в них, как в необъятности твоей сияла трепетно и непоколебимо звезда нашей любви. Подобно кораблю, скитавшемуся долго под яростными, буйными солнцами и гибельными лунами, но вот, достигшему в конце концов объятий спокойной гавани, глава моя теперь лежала на возвышеньи ласковом твоей изысканной груди, и ведал я, что мы нашли Кокейн.
*
______________
Примечание:
1. Кокейн — в средневековых легендах: сказочная страна изобилия и праздности
The Caravan (1922). Первая публикация — 1922, сборник Ebony and Crystal
*
*
Мои мечты подобны каравану, который в путь отправился давно, в волнении мятущихся знамён и копий никогда не знавших страха, под рёв рогов и бравурные песни авантюристов храбрых, чтоб достичь опасных окоёмов и границ неведомых варва́рийских земель и необъятных королевств, где города по слухам все прекрасны и роскошны, подобно градам Рая, и глубоких долин эдемских пальм, и мирры и корицы, лежащими под первозданным небом, пропитанным лазурной тишиной. Чтобы достичь краёв таинств и дива, пройтись по рынкам в дальних городах, что не представить в самых смелых грёзах, увидеть полисы, лежащие отсюда за миллионы миллионов лиг, на горизонте небыли последнем, мои мечты растаяли вдали, как караван, ведущий тяжёло нагруженных поклажею верблюдов. С тех пор минуло много долгих лет, дни пролетали мимо, точно стаи летящих к югу ласточек небесных; бесчисленные луны умножались в своём вечнобегущем серебре, несчётные солнца приумножали всеускользающее золото дневное. Увы и ах, сей караван мечтаний назад доныне так и не вернулся. Был ли он погребён под массами вихрящихся песков в сердце самума, когда пустыня, вздыбилась как море и бросила свои коричневые волны на ограждённый сад, зелёный и цветущий в земле благоуханной? Или все они погибли, снедаемые демонами жажды, средь алчных гулей и стервятников пустыни? А может быть, они ещё и живы — как пленники в темницах иноземных, о чьём расположеньи не узнает никто и никогда на этом свете; иль скованные чарою кудесной в чертогах, что поднялись властью джиннов, средь городов причудливых и дивных, из сказок Тысячи и ещё одной ночи?
облако тэгов
