Каждый месяц Алекс Громов рассказывает о 9 книгах non-fiction.
Уильям Дил. Япония. Средние века и начало Нового времени
В книге описан почти семивековой период в японской истории, с 1185 г. (начало периода Камакура) до 1868 г. (конец периода Токугава), считаемый японским Средневековьем и началом Нового времени. Жизнь феодальной Японии показана не только сквозь призму жизни высших сословий (военного и аристократического), но и повседневного быта горожан и крестьян. Например, когда в XVI веке приготовление чая и предметы, связанные с чайной церемонией, стали средоточием эстетических воззрений высших сословий, скромные крестьянские домики и простая утварь вдохновили мастеров чая на использование для чайных собраний простой чайной керамики и хижин.
В феодальное время в Японии было четыре сословия (касты). Высшим было сословие воинов, которым управляли местные сегуны (аналог индийских раджей). Особое место в иерархии воинов занимали самураи. Сегодня традиция самураев нашла продолжение в якудза, часть которых действительно ведет свой род от воинов и правителей. Жизнь крестьян раньше полностью зависела от сегуна. Им было запрещено касаться оружия, рис, который они выращивали, считался священным, и питались они в основном более простой пищей. Все было подчинено правилам, включая дозволенные виды одежды, утвари, расходов и доходов, поведения и т.д. Эта система сохраняла прочность вплоть до прихода иностранцев и вместе с ними — технического прогресса влияющего на кастовость. В издании рассказывается и об изгоях феодальной сословной системы, которым и посвящена первая цитата. Изгои занимались профессиями, которые не входили в систему четырех сословий, и поэтому считалось, что занятия этих людей приносят обществу небольшую пользу. К этой категории относили не только нищих, бродяг и проституток, но уличных актеров, обитавших в злачных местах – развлекательных кварталах, в которые частенько заглядывали и представители воинской элиты.
Говорится в книге о замках и самураях, основах воинского кодекса чести и образцовых воинских добродетелях, типах мечей и способах их обнажения, доспехах и сигналах для управления армией.
Отдельная тема – японские женщины, а точнее – их роль в истории и жизни: «Документов, написанных самими женщинами, слишком мало по сравнению с теми, которые были написаны мужчинами… Обычай требовал, чтобы семейства менее значительные отдавали своих дочерей замуж в более влиятельные семьи». При этом женщин порой использовали в качестве заложников, чтобы контролировать ее родственников – врагов или потенциальных противников. Поэтому если феодал возвращался из Эдо в свои владения, то его жена оставалась при дворце сёгуна… Не забыты и гейши – вовсе не являвшиеся проститутками. Неслучайно в классическое образование гейши были включены национальные виды искусств, которыми гордятся родители, выдавая дочь замуж: игра на сямисен, танец и вокал, поэзия, каллиграфия, рисование, чайная церемония.
По дорогам Японии передвигались красочные процессии дайме (вассалов правителя), правительственные курьеры, странствующие ремесленники, торговцы, путешественники и паломники. В начале XIX века количество последних резко увеличилось – толпы людей отправлялись к священным горам и знаменитым храмам. Путешествие было единственным видом активного отдыха, доступным простолюдинам. Именно это обстоятельство объясняет моду на пейзажную гравюру. Одной из главных дорог и был Токайдо – Восточный морской путь, проходивший по побережью Тихого Океана, и связывающий Эдо (нынешний Токио) с императорским городом Киото. Этот нелегкий путь протяженностью в 500 км пешие путники проходили за 10-14 дней, но зато могли насладиться прекрасными видами. Эстетическое восприятие гармонии, цветовой гаммы, природы, у средневековых японцев носило созерцательный характер. Так божественна и почитаема гора Фудзияма, чья заснеженная вершина манит многочисленных паломников и пробуждает чувства обывателей.
«Представители богатых сословий предпочитали передвигаться на паланкине (каго). Это транспортное средство представляло собой переносную кабинку из дерева или бамбука на двух длинных шестах, отходящих от нее вперед и назад. Роскошные деревянные паланкины часто лакировали. Обычно паланкин был рассчитан на одного человека…»
А. А. Хисматулин. Сочинения имама ал-Газали
Издание посвящено глубокому научному рассмотрению трудов известного правоведа и философа ал-Газали (1058-1111). Он был уроженцем города Тус на территории современной иранской области Хорасан. Его перу принадлежат многие труды, признанные классикой средневековой восточной философии. Ал-Газали преподавал в учебных заведениях Багдада и Нишапура, и среди его учеников были те, кто впоследствии в свою очередь стали выдающимися мыслителями. Но при этом произведения ал-Газали были переведены на латынь и обрели известно не только в странах Востока, но и в Европе, где о нем с особой похвалой отзывался Фома Аквинский.
Внимание автора данного исследования сосредоточено на работах ал-Газали, относящихся к жанру назидательной литературы и написанных им под конец жизни, рассказывающих о том, какими нравственными принципами должен руководствоваться достойный правитель и его приближённые. Эти произведения, от небольших трактатов до коротких записок, как и переписка учёного с различными государственными деятелями, сподвижниками и учениками, анализируются в первой части книги, среди них можно отметить такие сочинения как «Зад-и ахират» («Путевой припас для грядущей жизни») и «Насихат ал-мулук» («Совет правителям»). Все они снабжены подробными комментариями. Вторая часть книги посвящена текстам, авторство которых, преднамеренно или нет, было приписано ал-Газали. Наглядно показано, как появлялись подделки под его настоящие сочинения, разъясняется, какими соображениями могли руководствоваться их авторы, а также какие случайности приводили к ошибочному определению авторства подобных произведений.
«Ануширван сказал своему сыну: «Уважай своего министра, ведь если он увидит в тебе что-то недостойное, то не станет тебе вторить». Вазир должен стремиться к добру и остерегаться зла. Если падишах добросердечен и сострадателен к подданным, то он должен помогать ему в этом. А если тот не сострадателен, то он должен незаметно побудить его встать на правильный путь. Он должен знать, что долговечность падишаха зависит от него, а долговечность мира — от падишаха. Он должен думать и поступать только во благо, зная, что он первый, в ком падишах нуждается».
Энтони Блант. Теории искусства в Италии: 1450–1600
Автор книги — один из легендарной «Кембриджской пятёрки». В 1939 году Блант поступил на службу в британскую контрразведку МИ-5, принял участие в военных действиях во Франции, был награжден орденом Почётного легиона и стал помощником одного из руководителей английской разведки. Рукопись этой книги была закончена Блантом в январе 1940 года в штаб-квартире Британского экспедиционного корпуса в Булони. После окончания Второй мировой войны Блант стал хранителем картинной галереи королевы, профессором Лондонского университета, членом Британской академии.
По мнению Бланта, происходившие в искусстве изменения неизбежно сопровождались и изменениями в теориях искусства, его трактовавших. Это было связано и с изменением роли художника. В XV веке мир вступал в новую эпоху – после эпидемий и войн Европа, получившая первые печатные книги, открывшая Америку, отправившая корабли к африканским и азиатским берегам, казалось, переживает полное перерождение. В это время художники перестали быть безликими членами профессиональных корпораций, обычно выполнявших заказы Церкви и государей. У них появились богатые, просвещенные заказчики, и в соответствии с их пожеланиями (и региональными «особенностями») возникли многочисленные художественные течения. Особенностью итальянского Ренессанса было существование одновременно множества художественных центров.
Но менялись не только заказчики с их «спецификой», но само отношение к искусству. «В конце Средних веков народные идеи выражались в искусстве посредством реализма, однако наивный реализм вовсе не тождественен научному реализму Возрождения или реализму, который часто встречается в сочетании с чисто средневековыми элементами фантастики и символизма, отраженной в творчестве таких художников, как Босх или Грюневальд. Поэтому в народном искусстве Позднего Средневековья следовало бы ожидать смешения идеализма и простых натуралистических взглядов».
Одна из глав – «Тридентский собор и религиозное искусство» посвящена роли католической церкви в искусстве и самого религиозного искусства, признанного еще до окончания собора (который длился с 13 декабря 1545 года по 4 декабря 1563 года!) одним из наиболее ценных орудий пропаганды. «Отношение Церкви к еретическим картинам менялось в разные исторические периоды, однако до Контрреформации оно было на удивление либеральным. В Средние века могущество Церкви было столь велико, что она могла позволить себе подобную небрежность. Вместо того, чтобы исключать людей из своего лона, она предпочитала дозволять народным устремлениям выражать себя в широком юморе мистерий и свободном воображении готической культуры. Она позволяла представлять или пересказывать истории, даже если они были легендарными или вымышленными, при условии, чтобы они не выступали прямо против каких-то фрагментов церковного учения или практики. Та же широта взглядов отличала и эпоху Возрождения».
При обсуждении вопроса о пристойности главной мишенью стал «Страшный суд» Микеланджело. Микеланджело первым среди своих современников прославил красоту обнаженного человеческого тела — для него нагота и искусство стали равнозначными. Знание анатомии человека – вот непременное условие высокого мастерства не только скульптора, но и художника. Но никто не отменял условности – даже для гениев. Мастера, возводившего гробницу папе, руководившему строительством величайшего собора, росписью капелл, многие (и не только священнослужители) называли «изобретателем непристойности».
31 октября 1541 г. в Систинской капелле сняли леса, и папа Павел III пришел отслужить вечерню. Но верующие его не слушали – они замерли в изумлении и восторге, наслаждаясь зрелищем «Страшного суда» Микеланджело, в котором он отразил свои страхи, сомнения и свою веру. «Некоторые замечания Джилио (прим. священника и профессионального теолога) к «Страшному суду» заслуживают того, чтобы остановиться на них подробнее… Микеланджело, по его словам, изобразил ангелов бескрылыми. Некоторые из фигур развеваются ветром, несмотря на то, что в день Страшного суда ветра не будет… Фреска подверглась нападкам не только на бумаге. В некоторых случаях работе грозило полное уничтожение, и сохранить ее удалось только ценой значительных исправлений. Павел IV угрожал уничтожить фреску и в итоге повелел Даниэле да Вольтерра прикрыть некоторые фигуры одеяниями. Пий V также выразил свое недовольство, и число одежд на фреске возросло».
А.М. Панченко. Парадоксы русской истории
В издании, написанном академиком, филологом и исследователем культуры, дается подробный анализ роли как непростых и часто неоднозначных исторических деятелей, так и типажей, когда-то обитавший на Руси. Среди них особое место занимают юродивые, чье значение возрастало в кризисные для Церкви времена. Но с течением веков роль юродивого менялась. Панченко описывает, как резко менялось отношение самого патриарха Никона к юродивым, от лояльного до отрицания юродивых как института, предвосхитив тем самым их неприятие последующим реформатором государства и Церкви Петром I. Но эта реакция царя на юродивых вполне объяснима – ведь тем не только было все равно, кого обличать, но наоборот – царя надо было обличать еще суровее, «потому что преступления царя и заметнее, и ужаснее по своим последствиям. В таком случае нравственный по форме протест достигает максимальной социальной остроты».
Кроме того, Панченко упоминает и существовавший на Руси определенный культурный стереотип, возросший на почве фольклорных традиций. Что же было одним из черт этого стереотипа? Немного нимало, как прямой контакт царя и юродивого. Достаточно вспомнить часто упоминаемую в бытовых сказках ситуацию, когда происходит встреча справедливого царя (естественно, у которого — злые советники и жадные бояре) с простолюдином, как правило, бедным, но сообразительным крестьянином.
В чем же причина изменения отношения к юродивым царя Алексея Михайловича, славившегося своим благочестием? При нем начал меняться дворцовый быт, появился первый театр, придворные поэты. Ведь именно при его наследниках богомольцы и юродивые исчезли из государевых хором… Что представляли собой самозванцы на Руси? «...самозванство – это народная оболочка бунта. Почти всякий бунт XVII в. имел своего самозванца. Только в Смуте их участвовало до полутора десятков…».
Остановимся подробнее на самом известном и удачливом – Лжедмитрии I. 31 июля 1605 года состоялось торжественное венчание на царство Лжедмитрия I под царя «Димитрия Ивановича». Венчание проходило в Кремле – поначалу в Успенском соборе, где на голову Лжедмитрия новый патриарх Игнатий, являвшийся креатурой самозванца, водрузил венец русских царей, а избранные заранее самозванцем бояре преподнесли ему скипетр и державу. Кроме того, церемония была по «царскому» приказу продублирована и в Архангельском соборе, у захоронений «предков» Лжедмитрия, который уверял всех, что является законным продолжателем рода Рюриковичей. После вспыхнувшего через несколько месяцев в Москве мятежа и убийства самозванца начались так и не прекращающиеся среди историков споры – кем же был на самом деле Лжедмитрий? А царевич Димитрий был в 1606 году прославлен Русской православной церковью как страстотерпец, его святые мощи были признанны нетленными и перенесены в Москву, где они и пребывают в Архангельском соборе Кремля.
Лжедмитрий, по словам Панченко, относился к типу самозванцев – нарушителей канонов: «он демонстративно нарушал царский и православный этикет, т.е. вел себя как реформатор, а со старозаветной московской точки зрения как вероотступник, еретик, чернокнижник и колдун».
Елена Морозова. Робеспьер
Максимилиан Мари Изидор де Робеспьер – фигура неоднозначная: инициатор кровавого террора и борец за равноправие, снискавший себе прозвище Неподкупный.
В издании описано возвышение Робеспьера, революционные события во Франции, борьба между различными фракциями и расправы с проигравшими, многие из которых ранее были видными деятелями Французской революции.
В своей речи «О Принципах Революционного Правительства», произнесенной в Национальном конвенте 25 декабря 1793 года, Робеспьер заявил, что «теория революционного правительства также нова, как и революция, её породившая. Её не нужно искать ни в книгах политических писателей, которые не предвидели этой революции, ни в законах тиранов, которые, довольствуясь злоупотреблением своей властью, мало заботятся о её законности; поэтому для аристократии слова «революционное правительство» являются лишь предметом ужаса или клеветы, для тиранов — лишь позором, для многих людей — лишь загадкой. Эти слова нужно объяснять всем, для того чтобы приблизить, по крайней мере, добрых граждан к принципам общественной пользы.
Функция правительства состоит в том, чтобы направлять моральные и физические силы нации к поставленной цели. Цель конституционного правительства — сохранить Республику; цель революционного правительства — основать её. Революция — это война свободы против её врагов; Конституция — это режим победоносной и мирной свободы».
Затем Робеспьер провозгласил необходимость революционного террора. Одержимый манией заговоров, он обвинял англичан в подготовке подкупом восстания и клеймил своих противников как агентов иностранных государств. Сам Робеспьер продолжал разоблачать и обвинять, устраняя врагов. Иностранные газеты называли его «Максимилианом Первым». 10 июня 1794 года был принят закон «22 прериаля», устанавливающий смертную казнь по всем делам, подлежащим ведению революционного трибунала.
«Четко отработанный ритуал казни – начиная от отрезания волос в Консьержери, тюрьме, которую называли «прихожей гильотины», и до выверенного маршрута, которым телеги с осужденными следовали к площади Революции, где стояла гильотина, — напоминал масштабную театральную постановку и привлекал толпы народа… По мнению психологов, тогдашние зрители воспринимали казнь осужденного как реализацию акта справедливости и с падением ножа гильотины испытывали своеобразный катарсис… Как сказал кто-то из современников, якобинцы дали народу головы вместо хлеба. Однако любой театр может наскучить…»
Чан Цзюн. Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835-1908
Император Сяньфэн одобрил заключенные великим князем Гуном договоры Вскоре он скончался, а с регентами расправилась мать нового малолетнего императора. Почти полвека эта женщина правила из-за кулис китайской империей, проводила в стране, отставшей в развитии промышленности от Запада, необходимые реформы. В издании, основу которого положены исторические документы, содержащиеся в архивах, которые большей частью стали доступными после смерти великого кормчего, подробно рассказано о жизни императорского двора и управлении державой.
«Императрицей Цыси стала не сразу. Ее назначили наложницей весьма низкой категории. В императорском гареме существовало восемь категорий наложниц, и Цыси досталась шестая категория. То есть она относилась к низшему «сословию» (шестому из восьми). Цыси не полагалось собственной коровы… В ее расположении находилось четыре личные служанки, тогда как у императрицы их было десять в дополнение к многочисленным евнухам». В книге рассказывается об обреченной любви императрицы, войне с мировыми державами, борьбе с мятежниками, заговорщиками, японцами.
После смерти императора власть перешла к Совету регентов. Но эти восемь человек и не подозревали о честолюбии и уме Цыси, которая, рискуя жизнью, устроила государственный переворот, приведший её к власти. Одного из регентов, схваченного в постели с двумя наложницами (т.е. откровенного предававшегося плотским утехам во время сопровождения гроба императора), казнили. Двум другим Цыси приказала покончить с собой. «Для этого им прислали длинные белые шелковые шарфы, с помощью которых им предлагалось удавиться. Такое достаточно часто поступавшее императорское распоряжение получило романтическое название цыбо – «наградной шелк». Когда речь шла о смертном приговоре, такой исход считался монашеской милостью: ведь предлагалось покончить собой без публичной казни, и уход из жизни можно было обставить в частном порядке».
Нет никакого сомнения, что Англия с помощью денег будет стараться возбудить против нас Бухару, Хиву и туркмен и, может быть, южных киргизов оренбургского ведомства. Центром враждебной России пропаганды, вероятно, будет английское посольство в Персии и консульство в самом северном персидском городе Мешхеде».
«Большая игра» в Центральной Азии: «Индийский поход» русской армии: сборник архивных документов, сост. Т.Н.Загородников
В сборник в хронологическом порядке включены 156 документов из архивов, датированные 1878- 1880 годами и носившие на момент составления гриф «секретно». Первая цитата – из «Записки генерал-майора А.К. Гейнса о политическом положении и англичанах в Индии, о численности и состоянии ее войск, ее населении», датированная 3 апреля 1878 года. Но, несмотря на заявления русского генерала, вряд ли последний могольский падишах переписывался с владыкой Персии Насреддин-шахом о совестных действиях против англичан, с которыми до 4 апреля 1857 года (когда был подписан мирный договор) персы вели войну. На самом деле Бахадур Шах (Сирадж уд-Дин Абу-л-Музаффар Мухаммад Зафар) — последний падишах Империи Великих Моголов, официальный правитель Индии с 28 сентября 1837 по 14 сентября 1857 года, не имел реальной власти, находившейся в руках Британской Ост-Индийской компании. А после поражения восставших сипаев, во время которого Бахадур-шах подписал воззвание, где говорилось о восстановлении имперской власти и звучал призыв ко всем индийцам объединиться в борьбе за свою родину, британское правительство объявило о ликвидации института Могольской империи.
Английские эмиссары неоднократно наведывались в среднеазиатские ханства, собирая разведывательные данные и по возможности лоббируя интересы Британии. Развернувшееся между Российской и Британскими империями соперничество и сложная политическая обстановка в Европе, связанная с победоносной для России русско-турецкой войной 1877-1878 годов, явились причиной того, что в Российской империи было принято решение начать поход войск Туркестанского военного округа на юг в сторону Афганистана и Индии – так называемый «Индийский поход».
Судя по архивным документам, этот поход с самого начала планировался как отвлекающий англичан маневр, для пресечения их замыслов, направленных против России в Средней Азии. 20 января 1879 года датирована «Докладная записка полковника А.Н. Куропаткина по поводу депеши военного агента в Великобритании Свиты Его Императорского Величества генерал-майора А.П. Горлова». В ней будущий военный министр Российской империи пишет следующее: «Наиважнейшая для противодействия англичанам наша новая граница, по-видимому, должна заключить в районе наших владений ханство Бухарское (до р. Аму-дарьи) и кочевья туркмен с Мервом и верховьями р. Мургаба. Мы тогда примкнем нашими границами к Персии и Афганистану и будем в силах не пропускать английское оружие и инструкторов в Бухарские владения и, что еще важней, в кочевья туркмен…
Наше движение в туркменские степи выгодно для Персии и эти выгоды должны быть сознаны персидским правительством. Поэтому при наших важных операциях, по-видимому, лучше отказаться от занятия, напр., верховьев Атрека, чем дать повод Персии отнестись враждебно к нашему движению вглубь туркменских степей…
Утвердившись в Текинском оазисе, но не желая одним ударом покончить с Мервом, возможно начать подготовлять средства для борьбы с Англией путем дипломатических переговоров с Персией.
Принятая нами на себя оборона этой богато одаренной от природы полосы привела бы ее в цветущий сад. Принятие подобного взгляда Персиею было бы для нас чрезвычайно выгодным.
Обязавшись защищать Персию от туркмен, мы могли бы добыть право занять нашими гарнизонами Мешхед и Серахс».
Сергей Зверев. Военная риторика Новейшего времени. Гражданская война в России
Если сравнить между собой речи красных и белых военачальников, то в части из них, невзирая на противоположные политические взгляды, можно найти похожие лозунги и выражения. В текст включены и биографии полководцев, и анализ их речей. «Лексика и фразеология военной риторики Фрунзе тоже представляет собой смесь из широко распространенных в советское штампов социального пафоса, вроде пресловутых «помещиков и капиталистов» и выражений, характерных для самого Михаила Васильевича. К таковым можно отнести переходящее из приказа в приказ упоминание о бое, тяжбе или счетах «труда и капитала», выражения «Трудовая Русь», «Россия труда», «сермяжная Русь». Но если сравнивать речи Фрунзе и Троцкого, то у первого – она более метафорична, поскольку чаще задействованы средства выразительности.
Разбирая военную риторику Гражданской войны, можно отменить, что советскому полководцу нужно было быть не только (и не всегда) выдающимся профессионалом военного дела, прославленным своими победами. Необходимо было и показывать близость к революционным воинам, произнося перед ними громкие речи со звонкими политическими фразами, демонстрирующими в первую очередь единство целей.
Кроме того, красным командирам необходимо было бороться с вражеской пропагандой – дабы сохранить контроль над своими войсками, часть из которых представляло собой не добровольцев, насильно мобилизованных, плохо обученное военному делу ополчение, среди которых были и представители алых народов.
7 октября 1919 года Фрунзе издал приказ по войскам Туркестанского фронта № 03587: «Вы, доблестные войска 1-й армии, многомесячными усилиями в бездорожном районе, через горы, леса, по степным степям очищали путь в Красный Туркестан, где ваши братья вели упорную борьбу за свою свободу, где был приготовлен для окруженной кольцом врагов Советской России столь нужный ей хлопок, чтобы одеть нашу пролетарскую семью… Ваш могучий дух воинов-революционеров, воинов великой Рабоче-Крестьянской Красной Армии дал вам славные победы. Вы захватили за последний месяц свыше 55 тысяч пленных, много орудий, около 150 пулеметов, большое количество военной добычи…
Свершилось! Путь в Туркестан свободен! Совет Обороны РСФСР, высоко ценя услуги, оказанные Советской Республике вашей доблестной боевой работой, постановил:
1. объявить вам в лице красноармейского и командного состава благодарность отечества;
2. выдать всему составу 1-й армии, участвовавшему в победоносном наступлении на соединение с Туркестаном, месячный оклад жалования.
Еще раз сердечно поздравляю вас с блестящим боевым успехом; твердо уверен, что вы навсегда закрепите свои победы там, в Красном Туркестане…»
Франко «Бифо» Берарди. Новые герои. Массовые убийцы и самоубийцы
Известный итальянский философ и социолог, анализируя феномен убийств и самоубийств, рассматривает аспекты как технологически-лингвистической нестабильности, эпидемии самоубийств, социальная цивилизация, нейроэксплуатации и ловушек идентичности, объясняет роль современного западного мира, утверждая, что в 1977 г. привычные герои исчезли, переселившись в мир виртуального моделирования и нервной стимуляции. По словам Берарди, пытающегося определить состояние мира в терминах всеобщей гражданской войны, современный человек вынужден каждый день начинать с чистого листа, поскольку он находится в состоянии постоянной конкуренции в сфере труда и языка.
Преступность стала усилителем и концентратором известности, для чего используется видео и интернет. «Поздний капитализм трансформировал военную логику мобилизации в сферу экономики: работа, производство и обмен – все превращается в поле битвы, единственное правило на котором – конкуренция. Все наши коллективные энергии служат одной цели войне всех против всех. Мобилизация уступает исступлению и в конечном итоге может привести к панике, после чего следует депрессия».
цитировать