Джордж Стерлинг (1869-1926)
Вино Волшебства (1909)
Из авторского сборника A Wine of Wizardry and Other Poems by George Sterling (San Francisco: A. M. Robertson, 1909).
Краткая биографическая справка: Дж. Стерлинг был хорошим другом и духовным учителем Кларка Э. Смита. Вдохновлённый его «Вином», Смит забабахал своего «Гашишееда». Мотивы, мифологемы и даже ритмика обоих чудовищно-гротескных поэм пересекаются, хотя «Гашишеед», конечно, более модерновый (и куда как более громоздкий), чего не отнять.
Наконец, на этот шедевр откликнулись современные поэты, такие разные, как Ричард Л. Тирни, Брюс Бостон, Алан Гуллетт, Ли Блэкмор, Майкл Фантина, Уэйд Герман, Эрл Ливингс и Кайла Ли Уорд. Их великолепные стихи вызывают непреходящие, вневременные качества шедевров Стерлинга и Смита и дорабатывают заклинание, чтобы увлечь новое поколение в дебри фантасмагорических эльфийских измерений.
цитата
Похоже, что мы с вами живём в эпоху возрождения фантастической поэзии, о чем свидетельствует настоящий том. Поэты в этой книге нашли в своей работе достаточно вдохновения, дабы соткать гобелен странности, который является существенным вкладом в фантастический стих нашего времени. Знатоки поэзии знают, какие эстетические удовольствия ждут их, когда они читают яркую, тщательно обработанную работу, такую, как содержимое этой книги, йеас.
S. T. Joshi (автор «Сверхъестественная литература мира», «I Am Providence», H. P. Lovecraft: «Всесторонняя библиография»)
цитата
Вдохновленный Джорджем Стерлингом и Кларком Эштоном Смитом, все еще подпитываемый талантами XXI века знаменитых поэтов из обоих полушарий, этот сборник урожаев имеет что-то на любой самый болезненный и изысканный вкус. От гашишинских сновидений до экстрасенсорных экспедиций через глубокий космос-время — здесь нет опыта, который нельзя было бы найти в другом месте. Пейте медленно и наслаждайтесь полетом.
Энн К. Швадер (автор «Искривленный во сне», «Время Яддита», «Дикая охота звезд»)
цитата
Праздник фантастических стихов, особый восторг для Кларкаш-Тонцев, которым не нужно больше успокаиваться, что величественная, космическая традиция, представленная такими шедеврами, как «Звездный-Погромщик» и «Похититель Гашиша», жива и здорова.
Даррелл Швейцер (автор книги «Пути к Элфланду», «Окна воображения», «Изучение миров фэнтези»)
=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=
Перевод честь по чести: Э. Эрдлунг, 2017
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
«Когда горы были запятнаны, будто вином,
Времени рассветом,
А вином этим были моря.»
Амброзий Бирс
* * *
Извне, среди зубцов вершин закатных,
И куполов морских ветров, ярящихся прегрозно,
В чашу хрустальную вино сумрачно-тёмное
Я лью и, размышляя о святыне столь богатой,
Взираю на звезду, что всё преследует её румяный мрак.
Теперь Фантазия, императрица пурпурного царства,
Встаёт со лбом, ласкаемым цветами мака.
И в неожиданном порыве взлетают её крылья
На пряди, где опалы из раздробленного света
Блестят в всклокоченной ветрами пене, и спешат девицы
Чуть впереди размаха бурунов гремящих.
Иль же высматривают мхи морские, ржавчиной покрытые,
Иль раковины сморщенные, что манят с побережья.
И услаждают сердце же Фантазии моей; вдруг обернулась,
Вся в дрожи, к гроту розового шпата,
Где бородавчатые чудища в зевоте сторожат
Укутанного в рясу чародея, что взирает на проклятых
Сквозь виалы, в коих великолепный яд горит,
Рассеивая сатанинские борозды на челе его.
Так что Фантазия моя не будет вместе с ним глядеть на то, теперь
Свои стопы направив к айсбергу, горящему
В лучистых, ауральных вымпелах нордического края,
Туда, где зимней стужей скрыты самоцветы пылкие,
Сокровищницы стылых анадем*
Освещены там робкими сапфирами снегов.
Мечты же её были о камнях не столь холодных, потому
Направились глаза её в готовности из мест,
Откуда глубоко-лазурное таинственно мерцает,
Туда, где уголья Тартара в безлунном воздухе,
Вподобь Титанам, замышляющим Олимпа трон на штурм,
Среди пульсации горнил подземных под застывшей,
Недосягаемой небесной твердью, и блики
Циклопических печей бессолнцых.
...................................................... ..........
Затем спешит она в убежище к уединению
Сада бессмертного часов восточных,
Там, где Рассвет на грудь анютиных очей
Слезу единственную возложил, откуда ветр возлетает.
И пала тишь. Вдали от теневых бушеров
Свисают стяги гербовые, и лесная сень
С огнями из листвы и красками осенних вёсел
Прекрасный сумрак создаёт заката годового.
И в честь него устроят феи танцы, эльфы гик поднимут,
Внутри лощины, где одна безумица раз обронила
Браслет свой, что у ящериц пятнистых вызывает страх —
Костры багряные приглушенного света! Ах!
Увы, Фантазия моя отвращена
Весельем, и тропами коварными Востока,
И маяками берегов Сольдана,
Когда в сокровищнице Сирии она опорожняет
Из сундуков богатых и урн из аметиста
Огни потухшие яхонтов пыльных, что связали, друг,
У обнажённой Ашторет её бровей изящный полукруг.
Иль успокоившись, в паденьи некой страшной ночи,
Когда закат, подобно алой жерловине в ад,
Весь кавернозен, следит она полёт к морским краям
Драконов путеводных, чьи чешуи на Западе темнеют,
Пока не захватят её легенды, рассказываемые океанскими ветрами,
И, онемелая от красот своих исканий,
В какой-то красный город Джиннов она вдруг резво улетает,
И, затерявшись во дворцах безмолвных, видит
Внутри порфирового склепа смертоносный свет
Из ламп гранатовых, под которыми сидят
Ряды людей смятённых, трепещущих при звуке,
И думы коротающих над смыслом жуткого пергаментного свитка,
Кровью гадюк написанного, чтоб шептать в ночи,
Указы инфернальные, мощь Сатаны поющие,
Или хвалящие Дракона в его круговращеньи.
Но будет обесчещена она, вспомнив один лишь вид того кошмара,
И ищет уж запёкшиеся сумерки на Юге,
Где гномьё коварное, сверкая красными глазёнками, толкует
Как лучше охладить ожесточённый жар Альдебарана,
Низко сверкающий сразу за устьём их пещеры
Над нечестивой усыпальницей злой королевы.
Там бурые лишайники, скептичные ко славе,
Шепчут цветам, сплетающим узор вокруг позора её тлена,
Среди затишья всей этой напыщенности флоры
Внутри скрываются шары, что заграбастали себе угрюмо монстры.
Рубины красноугольные, в потёмках тлеющие,
Отверженные лампами, что нянчят пламя мрачное,
И корчи корневищ недобрых, в тисках своих сжимающие мрамор,
Подобно стонам струй воздушных, что призывают ржавь
На шлемы горделивые владык, уравненных во прах.
Извне, где злые кипарисы насыщают
Кровавого светила фантазмические пятна,
Где фитили поганок сумеречной ведьмы
(Замечены летучей мышью над бездонными прудами)
И лилии тигровые, известные безмолвным гулям,
Чьих царь однажды раскопал отмрачный карканец**
И ожерелья лихорадочных опалов, вот стервец.
Но Фантазия, в испуге от его пригляда,
Уже стремится к фиолету мыса Запада,
На ложе коего пылают солнцем залитые волны,
Окончив в драгоценной пене свой фатальный квест,
Как далеко внизу иссиня-тёмные океанические формы
В волненьи вод и гальки полированной крошеньи,
Подёрнутые слабым полумраком гиацинта,
Со сферой зимней лунного кристалла,
Трескучие коралловые прутья и влажные винные агаты,
Прозрачность яшмы, складки
Оникса и вермильоновые груди
Циннобара. Близ песков оранжевых,
С носами бронзовыми, в патине морской, галеры отдыхают там,
И с ними смуглые матросы с берегов чужих
Глядят на алый горизонт, ведь глаз их взор
– Он созерцает буй, горящий в небесах вечерних,
Как словно бы напившись масел кровоцветных с приходом ночи.
Вперёд от этого Фароса сияние исходит,
Чтоб просочиться в виноградный блеск румяных палуб;
И по ту сторону, когда нахлынут вздрогнувшие волны,
И пузыри малиновые воздымутся с обломков затонувших кораблей,
Тогда не знающие покоя гидры, призванные отблеском кровавым,
Нырнут в фосфоресцирующие бездны океана.
...................................................... ...
Так шхуна моей Грёзы ищет острова вдали,
Ведомая алеющей звездой созвездья Скорпиона,
Пока не улыбнётся вдруг она в краях покойных,
Где благовоний чёрных свет и краснобрюхих змей
Поползновенья к звукам золотистых флейт.
Там жрицы в фиолетовых одеждах, каждая возносит
Гранат душистый к солнцу, связанному с морем,
Или прям пред ликом утренного рденья сотрясает
Великолепием на рубиново-песчаном побережье,
Мистическое слово заклиная к Бетельгейзе.
Но Грёза, вечер любящая очень,
Полёт свой направляет в рощи, где искристые ключи несутся,
Сквозь гиацинт, чтоб стену монастырскую обтечь,
Где в драгоценном мраке притихшего собора,
Перед возвратом Веры и чадом от кадил лазурных,
Она торжественно колени преклонит, дабы отметить
День умолительный близ узорчатых альковов в вышине.
И светочей алтарных, бессмертную искру хранящих;
До сей поры мечты её обогащались пылкими оттенками,
Она идёт внимать с обрыва огненного рва
Наполненные заревом вечерним королевства,
Гору дозорную, караулящую ночь —
Чьи вскрытые гробницы предают их жуткое доверие,
Пока крови напившиеся геммы мрачные не станут, будто похотливые глазища.
Теперь же ведом ей стал блеск агатовых порталов,
Как Цирка со своими зельями жилище обрела,
Из цельного рубина сруб, что обронил Титан,
Где эликсиры хладные, клокочующие алой пеной,
Среди шипенья масел в кипящих полированных котлах,
В то время, как обильно жизни сок её добычи вытекает.
В мутных испаринах, её чертога купол пыток что пятнают,
Хитро же свои росы гиблые колдунья подбирает,
С закланьями оковными, что не под силу и жене Плутона изготовить,
Иль слушает стон жертвы, и потягивает томно
Своё вино мрачнейшее, с ухмылкою злых губ.
И нет там божества с достаточною силой, чтоб сломать
Алембики кровавые, откуда дым лихой
Отваров глянцевитых тянется, как аспидная али сумчатая пена,
К туманам смертоносным, чьи пары клубящиеся
Предвестие неясное творят, пока не явятся людей фигуры,
Что указуют, плача, на ужасные грядущие угрозы,
Когда столпотворённые помпоны и престолы выйные содрогнутся,
Став зыбкими подобно пенным грёзам моря.
Но чу! Фантазия моя ещё стремится вдаль, и вот уж повернула
К пещерам, где демонический алтарь горит,
И Сатана, зевотою давясь на медном троне,
Ласкает вещь вопящую, что его дьяволы уже освежевали,
Покамест не пришла Лилит приветствовать Его Лентяйство,
За нею свита из лилейнейших царевн Аида, выстроенных в ряд,
В цепях, нагретых их хозяина огнём,
Один новопроклятый принял что за яркие одежды
Из самого коралла, пока слепящий танец не узрел,
Столь страшный, что их блеск усилился стократ.
Однако ж моя Грёза ещё не получила пресыщенья, и скоро
Уж ищет тишь куда обширней ночи,
Где силы колдовства, с прерывистым виденьем,
(Когда часы ползут всё дальше от полудня)
С пособью фонаря из червя-светляка, холодно-тусклого,
Алкают паука багряного, скрывшегося в череп.
Или лозу пятнистую с белёсыми цветами ищут,
Где воды сонные бормочут к прибывающей луне,
Там, облачённая в саваны из злокачественного света,
Больная чародейка мрак пронзает, дабы проклясть,
Рядом с котлом, кровью блудницы полным,
Те звёзды красного Созвездья, что пророчат ей погибель.
Тогда Фантазия моя раскалывает пальмовое небо, враждебное
Заката баррикадам.
С потопом Ганга
Зрит она, как в храме её тёмном Шива ткёт узор,
И вот, рубин чудовищный увидев, взгляд стремит
На дальних сумерек вуаль, где гор огнистые отроги
Мерцанием костров освещены, что кажутся глазами
Её червей-драконов тошнотворных, что несут
Поветрие чумное, Смертью сотворённое во мраке.
...................................................... .....................
Тогда уносят крылья Грёзу прочь от неба азиатов,
Теперь же её сердцу любопытны залы,
В которых обезьяна Мерлина умершего пролила
Флакон призёмистый, откуда красный яд ползёт
По направленью к шифрам ясным и ужасным, что вещают
Грехи былые демонов и провинности из склепов,
Что выдыхают призрака, по коему кричит сова,
Зловеще приглушённая над полночи колодцем,
Тоскливо, а Геката поднимает капюшон,
Пробормотать чтоб угрожающую руну.
И до тех пор, пока не стихли эха из могилы,
Вампыр голубоглазый, ея пиршеством пресыщен,
Кроваво ухмыляется навстречу лепрозоревой луне.
...................................................... ......................
Но вот вечор настал, и Грёза уж сложила
Великолепных перьев складки, больше не способна
Продолжить странствие своё по замершим краям-морям,
Бежит она к звезде, что над закатными дрожжами,
Над ониксовыми водами, застывшими от масел пятен чудных,
Что в сумерки преображаются в спирали расписные,
И я, хоть и сказал мне как-то Мерлин-маг,
«Гадюка в кубке прячется твоём вина, простак»,
Гляжу задумчиво вослед, коим ушла она,
Пью из её купели, и улыбаюсь над напитком я.
цитата
*Анадема (греч. anadema, от anadein — повязывать, обвязывать) — повязка древних королей, похожая на митру.Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка.- Чудинов А.Н., 1910.
**Карканец — женский головной обруч/диадема, часто украшенная жемчугом и золотом.
цитировать
свернуть ветку
Врать не буду, так как книга библиотечная была, вот такая:
