С хоррором у нас складываются несколько странные отношения. Мы давно и с удовольствием пугаемся клоунов, томминокеров, левых видеокассет и мерзкой книги безумного араба Абдуллы аль-Хазреда, но своих ужасов почти не создаем. Из литературных мэтров со стихией страшного удавалось достойно играть только Людмиле Петрушевской, из современных авторов – только Анне Старобинец, причем и та, и другая пишут «не для всех». Так что «Убыру» здорово удивляешься. Оказывается, это возможно – русскоязычный роман, написанный по классической хоррор-модели и совершенно не подражательный! Впрочем, если вы не любите узкожанровых определений, можно и не называть книгу (попавшую, кстати, в списки и «НацБеста», и «Книгуру») романом ужасов. Скажем так, это действительно страшная история о детях, героизме и забытых персонажах татарской мифологии.

Четырнадцать лет – много или мало? Вроде бы не много и не мало, приятная середина. Ты уже слушаешь тяжелую музыку, можешь пререкаться с родителями, но пока рано бояться ЕГЭ и если у тебя еще нет девушки, это не катастрофа. В четырнадцать уже можно неплохо боксировать. Для сестренки ты почти взрослый, что, впрочем, не мешает ей выносить твой почти взрослый мозг всем диапазоном капризов восьмилетней мадмуазели. И разумеется, в четырнадцать лет ты вполне способен один день позаботиться об этой самой мадмуазели, когда родителям понадобится съездить в деревню на поминальный обряд. А достаточно ли четырнадцати лет, чтобы не потерять голову от страха, когда поймешь, что вернувшиеся из деревни мама и папа – уже не мама и папа, а непонятно кто? Чтобы срочно увезти сестру из дома и из города, пока эти похожие на родителей существа не сделали с ней чего-то, о чем даже думать страшно? Чтобы принять правильное – да хоть какое-нибудь! – решение, когда ВСЕ пойдет не так, и ты окажешься ночью неизвестно где с не ловящим мобильником и обессилевшей маленькой девочкой на плечах? А как насчет нырнуть в болото? А убить вселившегося в родителей убыра?

Это в диснеевских фильмах учащиеся средних и старших классов раскатывают силы зла в блин, потому что другой вариант развития событий попросту не предусмотрен. В «Убыре» все практически наоборот. Эта история начинается в обстановке «хуже и быть не может» – совершенно обычные домашние дети должны бежать в ночь и сражаться с нечистью в самом серьезном смысле слова. Об этом страшном смысле мы, как правило, почти не помним – редко перечитываем сборник Афанасьева и от души смеемся, когда в телевизоре домовенок Кузя ищет сундук со сказками, а ансамбль бабок-ёжек исполняет частушки. А про убыра, албасты и бичуру нет даже мультиков. О них в Татарстане забыли так же, как мы благополучно забыли, кто такие, например, Аспид и Кумоха. И теперь Наилю придется на практике выяснять, как спастись от душительницыалбасты, что будет, если ненароком обидеть татарскую родственницу домового, бичуру, и главное, как уничтожить убыра – плотоядную нежить, забирающуюся в человека и пожирающую его изнутри? И никакой уверенности, что все закончится хорошо – в серьезном хорроре детоубийство давно уже не считается табу. А в сказках это вообще самое обычное дело. Но есть у сказок и еще одна особенность – в них надо обязательно сдерживать обещания. А Наиль обещал Диле, что не бросит.

Есть книги о чудовищах, написанные ради чудовищ, и есть книги о чудовищах, написанные ради людей. «Убыр» гипнотизирует описаниями то сновидческивязкого, то чудовищно осязаемого кошмара, в который погружается человек, соприкоснувшийся с миром нави, – но он, несомненно, относится ко второй категории. Это сага о четырнадцатилетнем мальчике, который на наших глазах – не переставая описывать происходящее с ним почти срывающимся на стеб подростковым стилем – превращается в мужчину и совершает подвиг. Ведь, как известно, настоящие подвиги совершают не рыцари в сияющих доспехах, а смертельно усталые, промокшие, почти потерявшие надежду люди с ссадинами по всему телу и сломанными ногтями – сумевшие все это пересилить, потому что обещали кому-то близкому и любимому кое-что очень важное.

«Сказка – способ освоить местность»

Наиль Измайлов – псевдоним писателя и журналиста Шамиля Идиатуллина, знакомого читателю по социально-фантастическим «Татарскому удару» и «СССР™». Автор «Убыра» ответил на несколько вопросов «КО» о литературе и мифологии.

— Шамиль, ваш роман можно увидеть и в списке детской премии «Книгуру», и в лонг-листе «НацБеста». Какое «попадание» больше радует?

— Очевидно, что книжки пишутся не для премий. Главное – чтобы нашелся читатель. Если премия этому поможет – отлично, нет – так и Господь бы с ней. «НацБест» – премия довольно специфическая, и ее приоритеты мне не вполне ясны. Что касается «Книгуру», то попасть в нее – это была с моей стороны наглая авантюра. Конечно, дело автора простое – написал и помалкивай, а читатель сам разберется, но если мне будет позволено выразить свое мнение, то было бы ошибкой считать «Убыр», во-первых, детской книгой, во-вторых, книгой ужасов. На мой взгляд, это нормальная проза, а то, что главный герой – подросток… В «Повелителе мух» тоже все персонажи дети. В «Книгуру» я так уверенно вписался, поскольку был уверен: на первом этапе книга отсеется, потому что никаких шансов у нее нет. Но книга не только не отсеялась, но и вышла в финал, что наполняет меня диким недоумением и надеждой на благоразумие детей, которые прочитают «Убыр» и скажут: «Нет, такая книга нам не нужна».

— Но дети, как известно, любят ужастики и, скорее всего, несмотря на ваше предупреждение, «Убыр» читать будут. И если уж предотвратить это не получится, то с какого возраста вы бы посоветовали знакомиться с романом?

— С 14 лет – тем более что главному герою столько же. Что же касается любви к ужастикам, то «Убыр» очень сильно отличается от детских ужасов, ставших литературным явлением благодаря Эдуарду Успенскому, его продолжателям и подражателям. И младшего школьника, с удовольствием читающего, как бегут, бегут по стенке зеленые глаза, и убежденного, что он вполне подготовлен к тому, какой страшной может оказаться жизнь, «Убыр» может разубедить.

— Сложно представить себе русскую продленку, где учительница разыгрывает с детьми по ролям сказку о Медведе Липовая нога или «Морозко» в неотлакированном варианте. А герой именно благодаря сказке, услышанной сестрой в школе, начинает понимать, что столкнулся с миром нечисти. Можно ли сказать, что в Татарстане приобщение детей к фольклорному наследию осуществляется более честно?

— Нет, массированного преподавания фольклора там нет. Сложилось так: у каждого народа есть фольклор, и по степени насыщенности и разносторонности он у всех народов более-менее одинаков. Просто одни начинают изучать его с одних сторон, другие с других. Если бы не множество фильмов и мультфильмов, то Баба-яга и Кощей были бы в нашем сознании очень страшными. Они ведь действительно очень страшные и с людьми делают беспредельно страшные вещи, если смотреть исконные описания, у Афанасьева. Если бы в советской культуре не было этой работы по размыванию сказочных образов, любая школьная постановка такой жути бы нагоняла… В Татарстане фольклор не очень сильно вовлечен в культурный слой. Есть поэма «Шурале» главного татарского классика Габдуллы Тукая – вот этого шурале, лешего, который защекотывает до смерти любого, кто попадается к нему в лапы, знают все. А другие фигуры, коих множество в татарской мифологии, задействованы слабо. В русской мифологии так же – мы хорошо знаем Бабу-Ягу и Кощея, русалок и мавок – хуже, а совсем хтонических ребят, которыми 200–300 лет назад русские бабки действительно пугали русских деток – не знаем вообще. У татар такая же ситуация, только более запущенная. Мы не знаем, чем наши прадеды пугали наших дедов. А ведь мог бы быть такой педагогический момент…

— У человека пугливого душевного склада после прочтения «Убыра» может сложиться весьма мрачное представление о татарском мифологическом бестиарии. Но ведь должны же там быть и «хорошие парни»?

— В «Убыре» это бичура. Она не на стороне людей, но с ней можно жить. Она как кошка, только царапается сильнее, чем кошка, и может весь дом разнести, но если с ней дружить, то она несет в дом добро и достаток. Если верить мифологии, всегда можно было узнать, у кого в деревне живет прикормленная бичура – это был самый богатый дом с самым большим стадом, а хозяева ходили толстые, веселые и лоснящиеся, потому что все за них делала бичура. Среди мифологических существ есть однозначные хищники, относящиеся к людям как к кормовой базе, а есть, так сказать, симбиотические существа, которые предпочитают жить с людьми. Но они все равно нелюди. Есть явь, и есть навь. Они – навь. Любая нелюдь – нечисть, не чистая по умолчанию. В романе «Посмотри в глаза чудовищ» есть замечательная телега о том, что раса бывших хозяев земли, звероящеров, пока что отошедшая от дел, скоро проснется и всех сожрет, а пока идет моральная подготовка – фильмы о хороших динозаврах, йогурты «дино», черепашки-ниндзя. Людей готовят к тому, что смотрящие на тебя глаза с вертикальным зрачком и пасть, распахнутая ниже – это не страшно, это прикольно. И если переводить телегу уважаемых авторов на наши рельсы – кто знает, что готовят нам те, кто прикрывается веселыми домовичками Кузями?

— В «Убыре» можно найти немало «практических рекомендаций» по общению с этими существами – надо сказать, весьма жестких. А как вы относитесь к людям, которые увлекаются неоязычеством, налаживанием дружественных дипломатических связей с домовыми и лешими?

— Мой главный герой вышел на тропу войны. Он бьется за семью, и тут не до нежностей. Ну, а что касается тех, кто пытается с нежитью договориться, то дело это не очень здоровое. Договориться с нечистью нельзя просто потому, что она не разговаривает – этим нежить от жити и отличается. Кстати, если бы мы с вами разговаривали лет 150 назад, таких вопросов бы не было: для любого крещеного человека любая языческая фигурка – от лукавого.

— Сегодня в Татарстане можно встретить людей, верящих в убыра, бичуру, албасты?

— Эта книга как раз о том, что в них мало кто может верить, потому что о них мало кто помнит. В реальности Наиля нет людей, которые ему помогут, – люди благополучно потеряли часть своих корней, которая 300 лет не была нужна. В Интернете, конечно, можно найти информацию о бичуре и албасты, но как в фигуры, существующие во плоти и что-то меняющие, сегодня в них никто не верит. У меня родители считают, что убырлы-кеше – это сумасшедший. Когда я писал книгу, экзаменовал маму: «Что такое албасты?» – «Ну, это из сказки… чудовище». А ведь сказка – способ освоить местность и выжить в ней. Раньше ребенок рос и ему объясняли: писать-читать – так, дрова колоть – так, печку топить так, а вот туда не ходи, потому что там убыр, а там албасты. И за каждой из этих фигур что-то было. За убыром было болото, которое может засосать, за албасты – стога, которые они имеют обыкновение проседать и могут задавить забравшегося под них ребенка. Плохо, что мы все это убрали. Мы ведь не удивляемся, если идем гулять в Южное Бутово, романтическим тоном спрашиваем у первой попавшейся группы парней, как пройти в библиотеку, – и получаем неприятные последствия. А когда забываем сказки, то почему-то удивляемся последствиям.