Станислав Лем «Терминус»

Чудесный рассказ,нет слов.Когда мы обсуждали его с сыном,родилась версия.Терминус явно запрограммирован на необходимость сохранять,поддерживать жизнь в ЛЮБОЙ форме(не случайны в рассказе кот,мыши).Что испытывает он (если можно так говорить о роботе),заваленный обломками,неподвижный,понимая,что угасают,умирают голоса экипажа?Программа взывает к немедленным действиям во спасение людей (думаю,что и умирающие кричали,приказывали ему помочь).А двинуться невозможно..Будь на месте Терминуса человек,я бы определил его состояние как тяжелейшую фрустрацию,где безумие-единственный выход.Ведь если стук будет продолжаться,это означает,что люди живы?Но сигнал должен приходить извне..Терминус «сходит с ума»,часть его сознания «обособляется»,металлические пальцы сводит судорога..

Перечитала весь цикл, и этот рассказ снова зацепил… Это же надо придумать такую невозможную, немыслимую идею: души погибшего экипажа космического корабля, десятки лет уже мертвого, — они все еще продолжают гибнуть, переговариваться морзянкой, метаться в агонии удушья долгие годы. И это не запись, которая механически повторяется снова и снова — ведь они ОТВЕЧАЮТ, когда Пиркс, повинуясь какому-то случайному импульсу, вмешивается в их вечный разговор, отвечают с изумлением, с надеждой на спасение! Но ведь они же призраки, их нет — их нет нигде, кроме ритма движений старого Терминуса, кроме блуждающих токов в его мозгу… Свихнувшаяся допотопная электроника, экипаж со странностями, разболтанный космический корабль — и, по контрасту со всем этим — Пиркс: уравновешенный, здравомыслящий, не склонный к мистике.

Невероятной силы и накала рассказ, очень яркий, реалистичный — при всей той чертовщине, что происходит на борту старой космической развалюхи...

Очень страшный рассказа. До слез. Страшный своей безысходностью. Цепляет за душу...эта морзянка мертвых. Сложно свои эмоции описать, но эмоции сильные. Просто потрясающе созданная, прописанная, прорисованная картина жизни корабля. Сочетание повседневности, бытовухи, мелких проблем и грандиозной трагедии бесконечно умирающего экипажа. Переплетение мертвого прошлого и серого настоящего. На грани сумасшествия.

Одна из самых сильных вещей Лема. Решение практичного и здравомыслящего Пиркса списать робота в утиль представляется наиболее человечным из всех возможных вариантов. Следуя логике действий Пиркса в других его историях, можно было ожидать некоторого расследования. Оно вроде бы и началось — навигатор попытался было ответить на отчаянные призывы погибших астронавтов, наложившиеся на электронную память робота. Получив на это шквал будто бы эмоций и надежд давно погибших людей, Пиркс вовремя отказался от продолжения этого жуткого эксперимента. Который не принёс бы ни новых знаний, ни морального успокоения.

Пока что из прочитанных — лучший рассказ про Пиркса.

Своеобразная космо-готическая история. Вместо древнего, рассыпающегося замка — древняя, дряхлая ракета. Парадоксально, она описана намного более подробно и реалистично, чем «новенькие» в прочих рассказах и это описание сразу настраивает на какой-то мрачный лад, интригующий и дразнящий. Вместо привидения — новая техническая готика — странный сбой в управляющих контурах человекоподобного робота Терминуса, позволивший не только записать последние переговоры давно погибшего экипажа, но и предоставивший записи некую непонятную самостоятельность — и от самого Терминуса, и от содержания записи. Очень непонятный, очень загадочный сбой. Блуждания Пиркса во мраке, по чреву древнего корабля — вполне себе наукообразная мистика.

Наличие кота очень оживляет повествование; а мыши, и поведение Терминуса в отношении них — прямо умиляет.

Тут действительно присутствует нравственная дилемма. Если поступок Пиркса в отношении безумного Сэтавра у меня никакого протеста не вызвал, то здесь — все иначе. Хотя и Терминус однозначно безумен, и вполне подпадает под характеристику «распад функций». Каждый сам вправе решить — прав Пиркс или нет, но, независимо от персонального решения — осадочек остается.

10 баллов.

Читая цикл про бравого Пиркса, я как-то совсем не ожидал такого развития событий. В отличие, от остальных «Пирксов», где после хитрого фокуса обязательно последует научно-техническое разоблачение, Терминус отдаёт своёй метафизической недосказанностью. Это как посиделки поздним вечером на кухне, или ночные байки у костра, где серьёзные люди, которых ты знаешь на протяжение многих лет, люди, не склонные к лишним сентементам, вдруг рассказывают реальные истории из жизни, которым вроде и нет места в нашем рациональном мире. Но с каждым из нас, хоть раз за жизнь, наверное происходили очень странные происшествия, не поддающиеся объяснению вот так «в лоб». Рассказчик заканчивает свою историю, и слушатели, сидящие у костра, затихают совсем, пока кто-нибудь, не выдержав всеобщего молчания, не скажет какую-нибудь глупую шутку, чтоб разрядить обстановку. Такое же чувство было у меня, когда я закончил читать «Терминус». Хотелось сказать себе, что-нибудь смешное и глупое, да на ум ничего не шло...

Очень сильный рассказ. Захватывающий, напряженный, загадочный. Страшно вдруг услышать голоса давно погибших людей. Как поступить в этой ситуации: узнать, что случилось на самом деле, или избавиться от всего этого ужаса и напряжения... Лем великолепный мастер слова, атмосфера рассказа заставляет читать этот рассказ залпом до конца. Великолепно!!!

Очень сильный психологический рассказ! В мозгу старого робота идет своя жизнь, в которой души (?) погибших космонавтов ведут переговоры между собой, обсуждая катастрофу, постигшую их корабль и повлекшую за собой гибель космонавтов. Испытываешь при чтении целую гамму чувств: шок, сожаление, тревогу и абсолютную беспомощность: как помочь этим — душам. существам? — заключенным в кибернетическом пространстве — мозгу старого робота? Ведь когда произошло вмешательство извне, то эти — существа, души? -сразу же отреагировали. Значит, они понимают, чувствуют? Или же это просто таким причудливым образом перепутались логические связи в мозгу старого робота, который побывал в катастрофе? Прямого и однозначного ответа писатель не дает. Думайте сами. И мы думаем...

Очень интересный, хотя и жутковатый рассказ. Прочитан в год выхода сборника «Охота на Сэтавра», в 1965 г, а ярко помнится до сих пор.

Кошмарный, если вдуматься, рассказ. В роботе, из-за какого-то невероятного стечения обстоятельств оказались «погребены» умирающие люди — и они продолжают умирать в нем, проявляясь лишь в постукивании его ладоней при цементировании утечек.

Жанр рассказа можно определить как «космическая готика», где вместо старинного замка — обшарпанный космический корабль.

«Терминус» — рассказ, который в очередной раз подтверждает мою мысль о том, что в абсолютно любом жанре Станислав Лем мог создать захватывающую историю, интригу и при этом вскрыть интересные проблемы.

В мрачном безмолвии космической ночи ржавеющий списанный робот «морзянкой» отстукивает загадочные послания в шлюзах такого же древнего звездолёта. Он, точно пожилой дворецкий, тихонечко шаркает по утробе покинутого замка, гасит и вновь возжигает свечи ушедшей в прошлое жизни. Что означает подобная рачительность старого слуги? Привязанность ли это к месту, сбившаяся в наборе электронных интерфейсов программа или нечто большее, выходящее за пределы человеческого рацио?

Пожалуй, на сей раз загадка бытия, подкинутая пилоту Пирксу, оказалась тому не по зубам. А вместе с ним не в состоянии её разрешить окажется и читатель. Списать ли эту почти мистическую эманацию на угасающие функции робота или поверить в посмертное существование обреченного раз за разом переживать собственную гибель экипажа — личный выбор каждого.В отличие от Пиркса, решившего разрубить гордиев узел, мы оставлены наедине с муками выбора.

Понятно, что Пиркс попросту испугался. Нас вообще всегда пугает неизвестность, но когда она подпитана древним страхом неизбежной смерти и ещё большим страхом посмертного «ничто» — кто захочет разбираться с такой неизвестностью? Пиркс стал старше, Лем — пессимистичнее, ну а мы… Мы продолжаем сочувствовать ветхой машине, по стечению обстоятельств ставшей последним прибежищем людского отчаяния.

P. S. В рассказе я постоянно недоумевал, когда пилот Пиркс принимался бетонировать (а не, например, заваривать) пробоины и трещины в корпусе корабля. А пару недель назад мне попалась новость, где говорилось о новом составе бетона, который NASA будет испытывать в ремонтных работах на околоземной орбите. Пан Станислав, в моем гардеробе недостаточно шляп, которые я мог бы снять перед Вашей прозорливостью.

Старый добрый пилот Пиркс... начинающий пока. Старый корабль — ржавчина, пыль, текущая гидравлика, все системы, дышащие на ладан. Его выпускают в рейс с огромными нарушениями, стремясь выжать из него «последние жалкие экю», пока первый встречный инспектор не поставит его на прикол. Старый скрежещущий ремонтный робот и старый корабельный кот. Экипаж, собранный кое-как.

И вдруг — морзянка! Переговариваются люди, которые давно и трагично погибли в катастрофе. Которых не может быть на корабле, и вообще нигде. Что же это такое?...

Нет, никакой мистики. И Пиркс вовсе не испугался, хотя и был шокирован поначалу. И он вовсе не поступил, подобно завхозу, как тут кто-то написал, не подумав. Просто надо уважать память погибших, и не заниматься вивисекцией «призраков» прошлого.

Коллекционный рассказ. Браво, Лем!

Жутковатый рассказ. Несколько портит впечатление обычная вещица из «золотого века» — как я это называю: ржавый меч и бластер на одном поясе. Сильное несоответствие — старая, трещащая по швам посудина и обслуживающий её реактор такой же древний автомат, НО — с искусственным интеллектом, до которого ещё расти и расти нынешним суперкомпьютерам. Он понимает любые задаваемые ему вопросы и отвечает, используя лексикон, совершенно излишний для робота-ремонтника. Ну, иначе ничего не срослось бы...

Наверное, лучший рассказ о Пирксе. Потому что совсем не такой, как остальные. В коридорах легендарного корабля веет лавкрафтовской жутью, робот Терминус, ухаживающий за мышами и стучащий по трубам морзянку от давно умерших космонавтов — бр-рр... Очень впечатляет. И Пиркс, так жестко поступивший с ожившей памятью погибших, представляется уже совсем не таким, как раньше — не мечтательным юношей с монетками в карманах, а мрачным командором, легко жертвующим чем-то «эфемерным» (но таким человечным!) ради практической цели.

Очень сильная и запоминающаяся вещь. А как создано настроение! Все это описание старого, летящего «на грани фола» корабля, — так реально, буднично, словно о чем-то абсолютно заурядном и привычном до боли каждому читателю...

А эта морзянка с того света — просто мурашки по коже. Мне даже немножко помешали раздумья Пиркса о том, как это можно объяснить. Хотелось, чтобы это просто был такой артефакт... Потрясающей силы артефакт.

Бесспорно лучший из рассказов цикла. И, в первую очередь, из-за своей роскошной эмоциональной составляющей: каково это — на корабле, одиноко несущемся в космическом пространстве, вдруг услышать людей, погибших более девятнадцати лет назад. А потом ещё и понять, что с ними можно общаться....

Кроме этого, в «Терминусе», пожалуй, лучше всего передана атмосфера космических будней, какими они представлялись людям в далёких 50 — 60-х. И пусть то, что описывает Станислав Лем, уже порядком не совпадает с нашими, современными представлениями о полётах в Солнечной системе, космосу пилота Пиркса, так талантливо нарисованному паном Станиславом, веришь гораздо больше, чем своим нынешним представлениям о полётах в космос.

Ну и, наконец, ещё одно, что нельзя не заметить: если предыдущие четыре рассказа цикла были написаны, как совершенно серьёзный вещи, то в «Терминусе» нет да нет, да и проскальзывают отдельные иронические нотки: здесь и бардак при загрузке корабля и оформлении полётных документов, и диспетчера, всеми правдами и неправдами собирающие штрафы со стартующих кораблей, и радиомеханик-кок, не способный приготовить хоть что-нибудь съедобное... :). И это делает рассказ ещё более привлекательным.

И опять меня сумел удивить великий поляк. На этот раз — со знаком плюс. Вот уж чего я не ожидал встретить у Лема, так это хоррора. А ведь «Терминус» (название-то какое!) — хоррор и есть. По огромной, пережившей катастрофу с человеческими жертвами, космической барже бродит единственный уцелевший в той катастрофе — робот — и сам того не осознавая, выстукивает морзянкой послания погибших. Причём, послания эти не лежат в нём мертвым грузом, а каким-то образом преобразовались в программы, с которыми можно вести общение. Фактически, разговаривать с призраками. Ну кому ещё, кроме Лема, могло такое прийти в голову? А уж дополнительные штрихи — поиски кота, сцена с рыбками — придают рассказу такой жути, что мороз по коже.