Чилийский поэт Пабло Неруда родился в небольшом городке Парраль в центральной части Чили.
Его отец, Хоcе дель Кармен Рейеc, был железнодорожным рабочим. Мать, Роcа де Басуальто, школьная учительница, умерла от туберкулеза, когда Пабло был ещё ребенком. Вскоре после её смерти отец женился второй раз, на Тринидад Кандиа. Затем семья переехала в город Темуко на юге Чили.

Неруда начал писать стихи в возрасте десяти лет. Спустя два года он познакомился с известной чилийской поэтессой Габриэлой Мистраль, во многом способствовавшей его первым поэтическим опытам.
В 1920 году молодой поэт публикует в журнале «Сельва аустраль» стихи, взяв псевдоним Пабло Неруда по имени чешского писателя Яна Неруды, чтобы избежать конфликта с отцом, не одобрявшим его занятий литературой. Впоследствии этот псевдоним стал его официальным именем.

В 1921 году Неруда поступил в педагогический институт в Сантьяго на отделение французского языка. Вскоре за своё стихотворение «Праздничная песня», опубликованное в газете «Хувентуд», он получил первую премию на конкурсе, организованном Федерацией чилийских студентов.
В 1923 году Неруда издаёт за свой счёт первый сборник своих стихов «Собрание закатов» (1923). Стихи имели успех, что помогло поэту найти издателя для выпуска книги «Двадцать стихотворений о любви и одна песнь отчаяния» (1924).
Этот сборник принёс молодому поэту большую известность в Латинской Америке.

В книге стихов «Попытка бесконечного человека» (1926) Неруда переходит от модернизма, характерного для предыдущего периода его творчества, к авангардизму.
В этом же году Неруда издал книгу стихотворений в прозе «Кольца» (совместно с Томасом Лаго) и короткий авангардистский роман «Обитатель и его надежда».

Дипломатическая работа в Юго-Восточной Азии

В 1927 году чилийское правительство назначает Неруду консулом в Бирму, куда он прибыл, задержавшись по дороге на недолгое время в Париже. Затем он был консулом и в других странах (тогда — колониях) Юго-Восточной Азии: на Цейлоне, в Сингапуре, в Индонезии.
Здесь пишутся стихи, которые впоследствии войдут в книгу «Местожительство — Земля».
Для этого периода творчества Неруды характерно состояние, которое он сам впоследствии назвал «лучезарным одиночеством».
В Батавии он познакомился с Марикой Антониетой Хагенаар Фогельзанг, голландкой с острова Бали, которая стала его первой женой.

В 1932 году Неруда возвращается в Чили. Здесь он публикует написанную в 1925-26 году книгу «Восторженный пращник», а также первый том книги «Местожительство — Земля».

Неруда в Испании

В 1933 году Неруда назначается консулом в Буэнос-Айрес.
Он знакомится с Федерико Гарсиа Лоркой, приехавшим сюда для постановки своей трагедии «Кровавая свадьба».
В 1934 году Неруда назначается консулом в Барселону, а затем переводится в Мадрид. Здесь он сближается с испанскими поэтами «поколения 27 года» и издаёт литературный журнал «Зелёный конь поэзии».
В Мадриде Неруда выпустил второй том книги «Местожительство — Земля» (1935). В 1936 году он расстаётся со своей первой женой и сходится с Делией дель Карриль.

18 июля 1936 года начинается гражданская война в Испании.
Неруда, как и многие другие деятели культуры, поддерживает республиканцев. Потрясённый ужасами войны и убийством Федерико Гарсиа Лорки, Неруда пишет книгу стихов «Испания в сердце», напечатанную в осаждённом Мадриде.
Когда Неруда в 1937 году объявил, не имея на то официальных полномочий, что Чили поддерживает республиканцев, он был отозван из Испании, однако уже через год был направлен с краткосрочной миссией в Париж, где помогал республиканским беженцам эмигрировать в Чили.

Дипломатическая работа в Мексике

С 1939 года Неруда занимал должность секретаря чилийского посольства в Мексике, а затем и генерального консула (1941—1944). В годы Второй мировой войны он пишет стихи, воспевающие героизм защитников Сталинграда и доблесть Красной армии. В это же время Неруда начинает работать над поэмой «Всеобщая песнь».

Возвращение в Чили

В 1943 году Неруда возвращается в Чили, где занимается активной политической деятельностью. В этом же году он женится на Делии дель Карриль. По пути из Мексики в Чили Неруда проезжает Перу, где посещает развалины древнего города инков Мачу-Пикчу.
Впечатления от этой поездки легли в основу цикла стихотворений «Вершины Мачу-Пикчу», вошедшего во «Всеобщую песнь».

4 марта 1945 года Неруда избирается в сенат республики Чили, где представляет северные провинции Антофагаста и Тарапака. 15 июля 1945 года он вступает в Коммунистическую партию Чили. В этом же году Неруда получает Национальную премию по литературе.

6 января 1948 года Неруда в своей сенатской речи публично назвал чилийского президента Габриэля Гонсалеса Виделу марионеткой Соединённых Штатов, после чего он был обвинен в государственной измене, лишён депутатсткого мандата, и был вынужден перейти на нелегальное положение.

Политическое изгнание

В 1949 году Неруда тайно переходит границу Чили и Аргентины, приезжает в Буэнос-Айрес, а оттуда — в Париж.
В годы изгнания Неруда ведёт активную общественную деятельность, участвует во Всемирных конгрессах сторонников мира, входит в комитет по присуждению Международной Сталинской премии, посещает Советский Сююз, Польшу, Венгрию (1949), Индию (1950), Китай (1951). В 1950 году Неруда получает Международную премию мира.

В изгнании Неруда заканчивает работу над поэмой «Всеобщая песнь» — монументальным произведением, состоящим из 250 стихотворений, в котором воплощены история и настоящий день Латинской Америки, её люди и природа.
Книга, изданная в Мексике в 1950 году, была иллюстрирована Диего Риверой и Давидом Сикейросом. В Чили книга была запрещена и нелегально распространялась чилийскими коммунистами.

Некоторое время Неруда живёт в Италии.
В это время он знакомится с Матильдой Уррутиа. Матильде посвящена книга «Стихи Капитана», опубликованная в Неаполе в 1952 году.

Жизнь в Чили

Неруда возвращается в Чили в 1953 году. В 1953 году Неруда получает Международную Сталинскую премию.
В 1954 году Неруда издаёт книгу стихов «Виноградники и ветер», среди стихов которой имеется и элегия, посвящённая Сталину. После XX съезда КПСС и разоблачения культа личности Сталина Неруда отказывается от своего сталинизма.
В 1958 году Неруда становится членом Центрального комитета коммунистической партии Чили.

В 50-е годы Неруда издаёт три книги «Од изначальным вещам» (1954, 1955, 1957) и дополняющую их книгу «Плавания и возвращения» (1959). Оды в каждой книге расположены по алфавиту, что подчёркивает их равноправность. Они посвящены разнообраз­ным понятиям, явлениям, предметам и людям: Америке, атому, беспокойству, весне, вину, воздуху, глазу, древесине, звездам, зиме, жизни, книге, Кордильерам, критике, лету, луковице, маису, меди, морю, надежде, ночи, огню, осени, отдельным городам, печали, печени, помидору, поэзии, простому человеку, простоте, радости, разным вещам, Сесару Вальехо, соли, солидарности, солнцу, спокойствию, типографии, цветку, чайке, человеку в лаборатории, черепу, чилийским птицам, числам, энергии, ясному дню, ясности, и т. д.

В 1958 году выходит книга «Эстравагарио», намечающая новые направления в поэзии Неруды. Книга «Сто сонетов о любви», изданная в 1959 году, посвящена Матильде Уррутиа. Сонеты в этой книге лишены традиционной сонетной рифмовки; сам Неруда называл их «как бы выструганными из дерева». Вдохновленный победой Кубинской революции, Неруда публикует «Героическую песнь» (1960).
В эти же годы в нерудовских стихах пояяляется новая тематическая линия, которую условно можно назвать «ретроспективной». Воспоминания и самооценки характерны прежде всего для сборников «Полномочный представи­тель» (1962), «Мемориал Чёрного острова» (1964). Философская лирика Неруды собрана в книгах «Руки дня» (1968), «Конец света» (1969).

Последние годы жизни

В 1969 году Коммунистическая партия Чили выдвигает Неруду кандидатом на пост президента республики Чили, а затем снимает своего кандидата в пользу социалиста Сальвадора Альенде, кандидата блока Народного единства.
После победы Альенде на выборах в 1970 году правительство Народного единства назначает Неруду послом во Франции.

В 1971 году Неруда получает Нобелевскую премию по литературе.

В 1972 году больной Неруда возвращается в Чили. 11 сентября 1973 года в стране происходит военный переворот, в результате которого к власти в Чили пришла военная хунта во главе с генералом Аугусто Пиночетом. Сальвадор Альенде погиб при штурме военными президенсткого дворца Ла Монеда. Тысячи сторонников Народного единства были убиты, десятки тысяч — арестованы и брошены в концлагеря. Дом Неруды в Сантьяго был подвергнут разграблению. Неруда умер в клинике Санта Мария в Сантьяго 23 сентября 1973 года. Его похороны, прохоодившие под дулами автоматов, стали первой демонстрацией протеста против режима Пиночета.

В 1973-74 году в Буэнос-Айресе выходят посмертные издания восьми поэтических книг Неруды, а также книги воспоминаний «Признаюсь: я жил».

В честь Неруды назван кратер на Меркурии. Пабло Неруда — один из главных действующих лиц художественного фильма "Почтальон" (Postino) снятого в 1994 году и получившего 5 номинаций на премию оскар, в том числе за лучший фильм года.

Высказывания о Неруде

«Такое впечатление, что Пабло Неруда — это не один поэт, а целый поэтический цех. Он не столько искал новый стиль, сколько отказывался от старого. Неруда был многоголосым поэтом»
(Аластэр Рид, английский критик и переводчик).

«Всякий, кто с недоверием относится к поэту из-за его политических взглядов, совершает ошибку, поскольку, проявляя интерес только к фейерверкам случайных пропагандистских выпадов, он никогда не поймет истинного значения искусства Неруды, который стремится выразить душу латиноамериканских народов в том стиле, который достигает вершин поэзии испанского барокко» (Фернандо Алегриа, чилийский критик).


http://www.peoples.ru/art/literature/poet...


------------------------------------------------------ ----------------------------

...и самое любимое его стихотворение, в переводе А.М. Гелескула:

Осенняя бабочка


Кружится бабочка на солнце,
вся загораясь временами.

Листа коснется, остывая,
частица пламени живая —
и лист колышет это пламя.

Мне говорили: — Ты не болен.
Все это бред, тебе приснилось.
И что-то тоже говорил я.
И лето жатвою сменилось.

Печальных рук сухие кисти
на горизонт роняет осень,
И сердце сбрасывает листья.

Мне говорили: — Ты не болен.
Все это бред, тебе приснилось.
И время хлеба миновало.
И снова небо прояснилось.

Все на земле, друзья, проходит.
Все покидает и минует.
И та рука, что нас водила,
нас покидает и минует.
И те цветы, что мы срываем.
И губы той, что нас целует.
Вода и тень, и звон стакана —
все покидает и минует.

И время хлеба миновало.
И снова небо прояснилось.
А солнце лижет мои руки
и говорит: — Тебе приснилось.
И ты не болен, это бредни.

Взлетает бабочка и чертит
круг огнецветный
и последний.

День рождения Константина Бальмонта.

БАЛЬМОНТ, КОНСТАНТИН ДМИТРИЕВИЧ (наст. фамилия Бáльмонт; (1867–1942), русский поэт, прозаик, критик, переводчик.

Родился 3 (15) июня 1867 в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии в семье земского деятеля.

Формирование личности Бальмонта прошло этапы, традиционные для отпрысков помещичьих «гнезд» последней трети 19 в. «Моими лучшими учителями в поэзии были – усадьба, сад, ручьи, болотные озерки, шелест листвы, бабочки, птицы и зори», – сказал писатель о себе в 1910-е годы.

Как и сотни мальчиков его поколения, Бальмонт рано заражается революционно-бунтарскими настроениями. В 1884 его даже исключают из гимназии за участие в «революционном кружке». Гимназический курс в 1886 заканчивает во Владимире и сразу поступает на юридический факультет Московского университета. Через год из университета его также отчисляют – за участие в студенческих беспорядках. Следует непродолжительная ссылка в родную Шую, затем восстановление в университете. Но полного курса Бальмонт так и не закончил: в 1889 бросает учебу ради занятий литературой. В марте 1890 впервые переживает острое нервное расстройство и пытается покончить в собой.

В 1885 дебютирует как поэт в журнале «Живописное обозрение», в 1887–1889 активно переводит немецких и французских авторов и, наконец, в 1890 в Ярославле на свои средства издает первый Сборник стихотворений. Книга оказалась откровенно слабой и, уязвленный небрежением читателей, Бальмонт уничтожает почти весь ее тираж.

В 1892 совершает путешествие в Скандинавию, там знакомится с литературой «конца века» и восторженно проникается ее «атмосферой». Принимается за переводы сочинений «модных» авторов: Г.Ибсена, Г.Брандеса и др.

Переводит труды по истории скандинавской (1894) и итальянской (1895–1897) литератур. В 1895 издает два тома переводов из Э.По.

Так начинается деятельность Бальмонта как крупнейшего русского поэта-переводчика рубежа веков. Обладая уникальными способностями полиглота, за полвека своей литературной деятельности он оставит переводы с 30 языков, в том числе балтийских, славянских, индейских, санскрита (поэма древнеиндийского автора Асвагоши Жизнь Будды, изд. в 1913; упанишады, ведийские гимны, драмы Калидасы), грузинского (поэма Ш.Руставели Витязь в тигровой шкуре).

Но более всего Бальмонт работает с испанской и английской поэзией. Еще в 1893 переводит и издает полное собрание сочинений английского поэта-романтика П.-Б. Шелли.

Однако переводы его очень субъективны и вольны. К.Чуковский даже назвал Бальмонта – переводчика Шелли «Шельмонтом».

В 1894 появляется стихотворный сборник "Под северным небом", с которым Бальмонт по-настоящему входит в русскую поэзию.

В этой книге, как и в близких к ней по времени сборниках В безбрежности (1895) и Тишина (1898), Бальмонт, сложившийся поэт и выразитель жизнечувствования переломной эпохи, еще отдает дать «надсоновским», восьмидесятническим тонам: его герой томится «в царстве мертвого бессильного молчанья», он устал «напрасно весны ждать», боится трясины обыденного, что «заманит, сожмет, засосет».

Но все эти знакомые переживания даны здесь с новой силой нагнетания, напряжения. В результате возникает новое качество: синдром упадка, декаданса (от фр. decadence – упадок), одним из первых и наиболее ярких выразителей которого в России и стал Бальмонт.

Смерть, убаюкай меня, – эта бессчетно повторенная в модных на рубеже веков строка молодого поэта – характерный пример той эстетской «игры гибелью», которое отличало декадентскую музу. Преображение романтического в декадентское, присущее лиризму «конца века», отчетливо видно в переосмыслении поэтом мотива корабля – одного из любимейших у романтиков от Байрона и Лермонтова до Рембо. Так, в стихотворении Бальмонта 1893 Челн томленья героичности лермонтовского «паруса», который «просит бури» под «лучом солнца золотым», противостоит «Черный Челн», тщетно ищущий «светлых снов чертог» в мире мечты под исполненным «горькой грустью» ночным месяцем.

Лермонтовскому мажору отвечает в стихах Бальмонта элегический минор, вообще свойственный русской поэзии «старшего» символизма.

Бальмонт задает образец самоощущения и восприятия мира декадентом-символистом.

Воплощение жизни как мечты, иллюзии, фантазии и взгляд на мир сквозь призму «я» поэта – все это провоцировало крайний субъективизм. Все окружающее подчиняется прихотливой подвижности лирического «я».

Я – облачко, я – ветерка дыханье, – пишет Бальмонт и возводит в культ изменчивость, текучесть настроений и чувств, их мимолетность: Я не знаю мудрости, годной для других. / Только мимолетности я влагаю в стих, / Только в мимолетности вижу я миры, / Полные изменчивой, радужной игры.

Лучше всего такие эфемерные, вибрирующие ощущения передавались живописной импрессионистической техникой, как бы разрушающей зрительный образ.

Впечатления ценны в своей первичной неясности, их объединяет не логическая связь, а ассоциативное сходство. И в стихи они ложатся как бусины на нити однородных членов: Неясная радуга. Звезда отдаленная. / Долина и облако. И грусть неизбежная.

Наряду с А.Фетом, Бальмонт наиболее яркий импрессионист русской поэзии. Даже названия его стихов и циклов несут в себе нарочитую акварельную размытость красок: Лунный свет, Мы шли в золотистом тумане, В дымке нежно-золотой, Воздушно-белые.

Мир стихов Бальмонта, как на полотнах художников этого стиля, размыт, распредмечен. Здесь господствуют не люди, не вещи и даже не чувства, а бесплотные качества, образованные от прилагательных существительные с абстрактным суффиксом «ость»: мимолетность, безбрежность, всегласность и т.д.

Устремляясь, подобно другим символистам, к «синтезу искусств», Бальмонт наполняет русский стих беспрецедентной музыкальной инструментовкой, напористым потоком аллитераций и ассонансов, т.е. созвучиями согласных и гласных: Лебедь уплыл в полумглу, / Вдаль, под луною белея. / Ластятся волны к веслу, / Ластится к влаге лилея... (Влага, 1899).

Мастерское обыгрывание звуков Л и У создает здесь звуковой образ мягко плещущей воды, подобный некоторым эффектам импрессионистической музыки, и одновременно вызывает в памяти текучие извивы живописи и архитектуры стиля модерн.

Бальмонт выступил и наиболее ярким из символистов реформатором русской поэтической ритмики, особенно «длинных», «замедленных» размеров.

Я – изысканность русской медлительной речи... / Я впервые открыл в этой речи уклоны, / Перепевные, гневные, нежные звоны... / Я – изысканный стих. – сказал он о себе. А как экспериментатор в области жанра Бальмонт позднее, в 1917, создал не знающую себе аналогов в мировой поэзии книгу Сонеты солнца, меда и луны. Песня миров, которая содержит 255(!) образцов этой труднейшей поэтической формы.

Звучные и нередко слишком неуемные в своей «красивости» эксперименты Бальмонта, разумеется были оценены и восприняты большой русской поэзией.

В то же время уже к концу 1900-х они породили немыслимое количество эпигонов, прозванных «бальмонтистами» и доводящих до предела пошлости пышную декоративность своего учителя.

Зенита творчество Бальмонта достигает в сборниках начала 1900-х Горящие здания (1900), Будем как солнце (1903), Только любовь (1903), Литургия красоты (1905).

Здесь резко меняется интонация: на смену былым элегичности и минору приходит пафос приятия жизни во всех ее проявлениях, упоение ею, восторг и дерзость порыва ввысь, волевого агрессивного напора. Сказывается общее мистическое воодушевление русской поэзии предреволюционной поры. В центре поэтического универсума Бальмонта этих лет – образы стихий: света, огня, солнца.

Поэт шокирует публику своей демонической позой, «горящими зданиями» (образ, восходящий к «мировому пожару» Ф.Ницше). Автор поет «гимны» пороку, братается через века с римским императором-злодеем Нероном. Большинство соратников по перу (И.Анненский, В.Брюсов, М.Горький и др.) сочли маскарадными «сверхчеловеческие» претензии этих сборников, чуждых «женственной природе» «поэта нежности и кротости».

И лишь Вяч. Иванов оправдывал бравады Бальмонта желанием резкими метафорами подчеркнуть силу неприятия любых правил и норм, стремлением «утвердить бытие в крайностях тьмы и света».

Многие современники в напористости бальмонтовского голоса усматривали революционные смыслы. Бальмонт, действительно, отдал дань социальному протесту. Однако его «революционность» – не следствие сознательной и крепкой общественной позиции, а скорее анархический бунт «негодующего при виде несправедливости» поэта, – бунт, способный принести скандальную славу. Так было в 1901, когда за стихотворение Маленький султан, отклик на разгон студенческой демонстрации, Бальмонту запретили два года проживать в столицах.

Так было и со сборниками периода революции 1905–1907 Стихотворения (1906, конфискован полицией) и Песни мстителя (1907, вышел в Париже, в России запрещен к распространению). Тогда же Бальмонт сближается с М.Горьким, сотрудничает в большевистской газете «Новая жизнь» и в издаваемом А.Амфитеатровым социалистическом журнале «Красное знамя».

В 1907–1913 Бальмонт живет во Франции, считая себя политическим эмигрантом. Много путешествует по всему миру: совершает кругосветное плавание, посещает Америку, Египет, Австралию, острова Океании, Японию.

В эти годы критика все больше пишет о его «закате»: фактор новизны бальмонтовского стиля перестал действовать, к нему привыкли. Техника поэта оставалась прежней и, по мнению многих, перерождалась в штамп.

Однако Бальмонт этих лет открывает для себя новые тематические горизонты, обращается к мифу и фольклору. Впервые славянская старина зазвучала еще в сборнике Злые чары (1906). Последующие книги Жар-птица. Свирель славянина (1907) и Зеленый вертоград. Слова поцелуйные (1909) содержат обработку фольклорных сюжетов и текстов, переложения «былинной» Руси на «современный» лад. Причем основное внимание автор уделяет всякого рода чародейским заклинаниям и хлыстовским радениям, в которых, с его точки зрения, отражается «народный разум».

Эти попытки были единодушно оценены критикой как явно неудачные и фальшивые стилизации, напоминающие игрушечный «неорусский стиль» в живописи и архитектуре эпохи. В.Брюсов подчеркивал, что былинные герои Бальмонта «смешны и жалки» в «сюртуке декадента».

Неуемная тяга к поэтической «беспредельности» заставляет Бальмонта обратиться к «первотворчеству» иных, неславянских, народов и в сборнике 1908 Зовы древности дать художественные переложения ритуально-магической и жреческой поэзии Америки, Африки, Океании.

Февральскую революцию 1917 Бальмонт встречает с воодушевлением, но Октябрьская революция заставляет его ужаснуться «хаосу» и «урагану сумасшествия» «смутных времен» и пересмотреть свою былую «революционность».

В публицистической книге 1918 Революционер я или нет? представляет большевиков носителями разрушительного начала, подавляющими «личность». Получив разрешение временно выехать за границу в командировку, вместе с женой и дочерью в июне 1920 навсегда покидает Россию и через Ревель добирается до Парижа.

Во Франции ощущает боль отъединенности от прочей русской эмиграции, и это чувство усугубляет самоизгнанничеством: ищет пристанища вдали от Парижа и поселяется в маленьком местечке Капбретон на побережье провинции Бретань.

Единственной отрадой Бальмонта-эмигранта на протяжении двух десятилетий оставалась возможность вспоминать, мечтать и «петь» о России. Название одной из посвященных Родине книг Мое – Ей (1924) – последний творческий девиз поэта. Эмигрантские стихи Бальмонта о России для поэзии русского зарубежья столь же значимы, как для прозы романы Лето Господне Шмелева или Жизнь Арсеньева Бунина.

До середины 1930-х творческая энергия Бальмонта не ослабевала.

Из 50 томов его сочинений 22 вышли в эмиграции (последний сборник Светослужение – в 1937). Но ни нового читателя, ни избавления от нужды это не принесло.

Среди новых мотивов в поэзии Бальмонта этих лет – религиозная просветленность переживаний. С середины 1930-х все отчетливей проявляются признаки душевной болезни, омрачившей последние годы жизни поэта.

Умер Бальмонт 24 декабря 1942 в Нуази-ле-Гран во Франции, слушая чтение своих стихов, в богадельне близ Парижа, устроенной Матерью Марией (Е.Ю.Кузьминой-Караваевой).

http://www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obr...

------------------------------------------------------ --------------------------------

Фернандо Пессоа

21.01.2016


Фернандо ПессоаСамый именитый португальский поэт XX века. Писал произведения на португальском и британском языках, подписываясь различными гетэронимами, которых некие исследователи насчитывают более 72-х, каждый со своим голосом, биографией и эстетической программкой.

Более известные из их –(Alvaro de Campos, Ricardo Reis и Alberto Caeiro.

Полное имя – Фернандо Антонио Нугейро Пессоа. Родился 13 июня 1888 года в Лиссабоне. В возрасте 5 лет будущий писатель потерял отца, который погиб от туберкулеза, а скоро и младшего брата, которому не было даже года. В 1895 году его мама выходит замуж во 2-ой раз за консула Португалии в Дурбане, и они переезжают в Южную Африку. Там он получает образование и обнаруживает ранний талант к литературному творчеству. Там же знакомиться с произведениями В. Шекспира, Э. По, Дж. Милтона, Дж. Г. Байрона, Дж. Китса, П. Шелли, А. Теннисона и других. Британский язык играет значительную роль в жизни поэта.

В 1905 году, оставив семью в Африке, Пессоа возрощается в Португалию, чтоб учить литературу. В 1906 г. он поступает на Высшие литературные курсы (в текущее время филологический факультет Лиссабонского института), но не выдерживает и 1-го года. В это время он знакомится с крупнейшими португальскими писателями. В будущем году умирает бабушка поэта, благодаря маленькому наследию которой Пессоа открыл маленькую типографию, которая, правда, стремительно разорилась. С 1908 г. и до последних дней поэт занимается переводами коммерческой корреспонденции, ведя достаточно скромную общественную жизнь.

С 1912 года. Пессоа начинает выступать в повторяющихся изданиях как эссеист и литературный критик. В 1915 г. вкупе с другими поэтами, он издает литературный журнал “Орфей”, который основал модернизм в португальской литературе. В 1918 г. выходят две англоязычные книжки – поэма (Antinous и 35 Sonnets). Вкупе с 2-мя компаньонами Пессоа основывает ещё одну типографию, в какой в 1921 г. выходят еще два сборника его английской поэзии – “Английские стихи I-II” (English Poems I-II) и “Английские стихи III” (English Poems III). Пессоа переводит несколько книжек с британского на португальский, также стихи Э. По “Ворон” и “Аннабель Ли”.

С тех пор, как он вернулся из Африки в Португалию, он очень изредка выезжает из Лиссабона. Конкретно более увлекательным местам и атмосфере этого городка посвящена “Книжка беспокойства”, очередное значимое произведение, написанное четвертым из самых узнаваемых псевдонимов Пессоа – Бернарду Суаресом. Но и он не был опубликован при жизни писателя.

Фернандо Пессоа умер практически неизвестным 30 ноября 1935 года, напечатав только одну книжку на португальском языке – “Послание” (Mensagem) и оставив огромное наследие стихов и листов, которые до сего времени исследуются и готовятся к печати.

Сам Ф. Пессоа насчет собственной биографии высказывался так:

“Если после того, как я умру, кто-то захочет написать мою биографию, нет ничего проще. Вот две даты – моего рождения и моей смерти. Всё другое принадлежит мне”.

http://glavbuk.ru/fernando-pessoa/

------------------------------------------------------ ---------------------------------




ФЕРНАНДО ПЕССОА. РАЗРОЗНЕННЫЕ СТРАНИЦЫ.

Из письма к Франсиско Косте

Лисабон, 10 августа 1925 г.


...Искусство для меня — это выражение мысли через чувство, другими словами, выражение общей правды через частную ложь. Не обязательно в самом деле чувствовать то, что выражаешь: напав на ту или иную мысль, достаточно, если ты сумел убедительно изобразить свое чувство. Может быть, Шекспир и не величайший поэт всех времен, поскольку никто, по-моему, не превзошел тут Гомера; но он — величайший из живших на земле мастеров выражения, самый неискренний из когда-либо существовавших поэтов, почему с одинаковой яркостью и выражал самые разные образы жизни и чувства, с одинаковой глубиной воплощал любой душевный тип — общую правду человеческого, которое его и занимало.

Поэтому искусство для меня театрально по самой сути, а величайший художник — это тот, кто средствами своего искусства (любое из них, с поправкой на его природу, можно сделать «театром», театрализовать чувства) и с наибольшей сложностью сумеет выразить не себя — то есть самым напряженным, самым глубоким и самым сложным образом выразит все, чего взаправду не чувствует или, другими словами, чувствует только для того, чтобы выразить.

На первый взгляд кажется, что в литературе такой критерий подходит прежде всего поэтам «разнообразия», а не поэтам «строя» — Шекспирам и Браунингам, а не Гомерам, Данте или Мильтонам. Это не так. Рядом с Шекспиром Гомер, Данте, Мильтон, а вместе с ними, пусть в меньшей степени, и Камоэнс, — поэты заметно более ограниченные в том, что они выражают. Еще заметней, насколько они мельче его в средствах выражения. Но именно поэтому они сложней. Им приходится выражать чувства через конструкцию, архитектонику, «строй». Шекспир же — и, как совершенно очевидно, без малейшей суеты и раздражения по этому поводу — поразительно лишен способности к сложным постройкам...


Из «Книги неуспокоенности» Бернардо Соареса

***

Сердцем я романтик, но настоящий покой нахожу только в чтении классиков. Сама их обозримость — воплощение ясности — как-то странно умиротворяет. Ловишь это счастливое чувство нестесненной жизни, когда взгляду открываются широкие пространства, которые нет нужды истаптывать. Словно сами языческие боги отдыхают от таинств.


Дотошнейший анализ ощущений (когда иной раз, кажется, и впрямь начинаешь что-то испытывать), узнавание собственной души в окружающей природе, обнаженность — почти анатомическая — каждого нерва, жажда в образе воли и влечение под видом мысли — все эти вещи слишком привычны для меня самого, чтобы могли удивить или утешить в другом. Всякий раз их чувствуя, я хотел бы — именно потому, что чувствую их, — почувствовать что-то совсем иное. Это «что-то» я и нахожу в классиках...


Читаю и чувствую свободу. Растворяюсь во внешнем. Меня как личности больше нет. «Я» исчезло. Передо мной — не мое же собственное облачение, которое чаще всего не замечаешь и тесноту которого лишь иногда чувствуешь, а сам окружающий мир в его небывалой ясности, открытый весь целиком: солнце, видящее каждого, луна, узорящая тенями беззвучную землю, широкие, уводящие к морю поля, литая чернота деревьев, посылающих зеленые знаки в небо, налитые покоем усадебные пруды, виноградные лозы вдоль дорог, спускающихся по склонам.



Читаю, словно отрекаюсь от престола. А поскольку венец и мантия никогда не значат так много, как в тот единственный миг, когда уходящий король бросает их наземь, я складываю на мозаичный пол в преддверии тронного зала трофеи всех своих разочарований и снов, чтобы ступить на парадную лестницу во всемогуществе взгляда — и только.



Читаю, словно отправляюсь в странствие. Лишь за чтением классиков, которые всегда спокойны и если мучатся, то не делятся болью, я чувствую себя священным путником, помазанником и пилигримом, бескорыстным созерцателем бессмысленного мира, Князем Великого Изгнания, который, уходя, подает последнему нищему беспредельную милостыню своего отчаяния.


***
К концу дня остается одно — то же, что оставалось вчера и наверняка останется завтра: неутолимая, ни с чем не соразмерная жажда быть собой и другим.


***
Материя оскорбляет меня изо дня в день. И тогда все во мне — как пламя на ветру...


***
Дать миру скользить между пальцев, как нитке или как ленте, которой играет женщина, замечтавшись у окна.


Все в конечном счете сводится к одному: научиться переносить разочарование не мучась.


Занятно было бы почувствовать себя двумя королями сразу (не единой душой их обоих, а, напротив, двумя разными душами).


***
День за днем в мире происходят события, которые не объяснишь известным нам ходом вещей. На миг обретя слова, они день за днем забываются, и та же тайна, которая вызвала сказанное к жизни, уносит его в небытие, обращая загадку в забвение. Таков уж ход тех вещей, которые обречены забыться, поскольку мы не можем их объяснить. При солнечном свете видимый мир снова выглядит нормальным. Необычное подстерегает в темноте.

***

Возможность похожа на деньги, которые, в свою очередь, тоже всего лишь возможность. Для того, кто действует, возможность — это каждый раз новое испытание воли, а меня воля не интересует. Для тех, кто, вроде меня, отказался от действия, возможность — это погибельная песня сирен. Пренебречь ею, но со всей страстью, воздвигнуть громаду безо всякого смысла — вот соблазн бездеятельного.

Возможность... Памятник отказу от тебя я бы воздвиг посреди этого поля.


О бескрайние поля под солнцем! Тот, для кого вы живы, смотрит на вас из темноты.


О хмель громких слов и пышных периодов, которые волнами распирают дыхание, подчиняя его своему ритму, со смехом рассыпаются иронией змеящейся пены и тают в грустном великолепии сумерек!

***

Мысль о путешествии соблазнительна переносом. Она тем и хороша, что соблазняет уже как бы не меня, а кого-то другого. Все необъятное зрелище мира проходит перед глазами волной многоцветной скуки, воображение очнулось, накатывает желание больше не шевелиться, и только преждевременная усталость от мысленных просторов неловким ветром задевает самое сердце, замершее, как водная гладь.


И точно так же — чтение, и точно так же — все остальное... Воображаю себя эрудитом, в немой непринужденности живущим среди древних и новых авторов, обновляющим свои чувства чувствами других, полным разноречивых мыслей противоречащих друг другу мыслителей и того большинства пишущих, в ком едва проклюнулась мысль. Но желание читать развеивается, как только передо мной на столе книга: сама физическая необходимость ее прочесть уничтожает всякое удовольствие от чтения... Точно так же вянет во мне и мысль о путешествии, стоит лишь приблизиться к месту, откуда я мог бы отправиться в путь. И опять возвращаюсь к двум ничтожным вещам, на которые я — еще одно ничтожество — всегда могу положиться: к своим будням безвестного прохожего и к своим сновидениям — бессонным часам, неспособного уснуть.


И точно так же все остальное... Стоит только пригрезиться чему-то, угрожающему и вправду прервать обычное течение дней, как я с тяжелым чувством протеста поднимаю глаза на свою неразлучную сильфиду, эту бедняжку, которая, наверно, была бы сиреной, научись она петь.

***

Какая разница, даже если меня никто не прочтет?!. Я пишу, чтобы отвлечься от жизни, а печатаю потому, что таковы правила игры. Если завтра мои листочки исчезнут, это причинит мне боль. И все-таки, я уверен, не ту пронзительную и безумную боль, которую кто-то может предположить, думая, будто в написанном — вся моя жизнь...


Огромная земля, хранящая свои горные громады, сохранит, пусть не с таким материнским чувством, и эти разрозненные страницы. Мне все равно. Я убежден в одном: что открытыми глазами смотрел на жизнь, которая не слишком терпеливо следила за своим отпрыском... и с великим облегчением вздохнула, когда он наконец отправился спать.


Из «Книги песен» Фернандо Пессоа


**

Задувает сильнее
И сильней за окном.
И душа, цепенея,
Позабудется сном.

И поймет затаенно,
Как морозно в бору,
Где пластаются кроны
На высоком ветру.

И поймет, о чем прежде
Догадаться мечтал,
Когда слушал в надежде
То, что ветер шептал.


***

Откуда тот бриз мимолетный
Донесся, цветеньем дыша?
Обласкана и беззаботна,
Ответа не просит душа.

Сознание замерло втуне.
Лишь музыка правит одна.
И так ли уж важно, колдунья,
Что сердце пронзаешь до дна?

И что я такое на свете,
Неверном, как сон наяву?
Но слушаю отзвуки эти
И — хоть ненадолго! — живу.


***

Мы лишь тени от мира другого,
Где доподлинно живы душой.
Там не лгут ни движенье, ни слово,
Здесь, для темного глаза людского,
Оставаясь гримасой чужой.

Так туманно и неуследимо
Все, чем кажемся, суть затая
И маяча химерою мнимой —
Зыбче отсвета, призрачней дыма
От пылающего бытия.

И лишь кто-то из нас на мгновенье
Угадает, стряхнув миражи,
По кривлянью уродливой тени
Потайное, прямое движенье
Непритворно задетой души.

И увидевший глубь за личиной,
Что застыла, ужимкой дразня,
Пробуждается он от кончины,
Сберегая хоть отблеск единый
Ослепившего вчуже огня.

И не ведает больше покоя —
Как изгнанник, той явью клеймен,
Что, зарницей блеснув колдовскою,
Отшвырнула томиться тоскою
В лабиринте пространств и времен.


Перевод с португальского БОРИСА ДУБИНА


http://magazines.russ.ru/inostran/1997/9/...

------------------------------------------------------ ---------------------------------

Известный американский прозаик, писатель-фантаст Роберт Янг родился 8 июня 1915 года в небольшом городке Сильвер-Крик, штат Нью-Йорк.
Здесь, в собственном доме на берегу озера Эри, и прошла почти вся его жизнь.
В годы Второй мировой войны Р.Янг служил три с половиной года на Тихоокеанском флоте.
Судьба бросала его на Соломоновы острова, Филиппины и даже в Японию, но от участия в боевых действиях уберегла.

После окончания войны будущий писатель сменил несколько профессий: трудился простым рабочим, машинистом, литейщиком, инспектором в литейном цехе.
Одно время работал швейцаром одного из высших учебных заведений г.Буффало.
Узнав об этом факте в самом конце жизни Янга, американский писатель-фантаст Барри Н. Малзберг заметил, что если он был писателем, работающим швейцаром, то он жил грустной жизнью, но если он был швейцаром, который, случалось, писал, он жил удивительно и радостно.
В 1982 году Р.Янг ушел на пенсию.

Первыми фантастическими книгами, которые прочитал будущий писатель, были «Люди как боги» Герберта Уэллса и романы о Тарзане Эдгара Берроуза.
Отсутствие систематического высшего образования не помешало Янгу стать одним из самых ярких представителей романтически-возвышенной американской фантастики 1950-60 годов прошлого века.

В 1953 году Сэмюэл Майнз, писатель-фантаст и редактор журнала «Startling Stories», опубликовал в июньском номере рассказ Роберта Янга «The Black Deep Thou Wingest».
Несомненной заслугой журнала является то, что он открыл дорогу в большую литературу многим великим писателям-фантастам и этот дебют не стал исключением.

Писательская карьера Янга охватывает период более 30 лет, он издал более ста рассказов во многих журналах, включая такие известные, как «The Saturday Evening Post» и «The Magazine of Fantasy and Science Fiction», в последнем он был всегда желанным автором.

Успех и известность Роберту Янгу принесли сборники его повестей и рассказов «The Worlds of Robert F.Young», вышедший в 1965 году и в последствии неоднократно переиздававшийся и «A Glass of Stars», вышедший в 1968 году.
Писатель, которого называли «поэтом от научной фантастики», знаком нашим читателям по повестям и рассказам «В сентябре тридцать дней», «Звезды зовут, мистер Китс», «Срубить дерево», «Механический фиговый листок», «Девушка-одуванчик», «На реке», «Хмельная почва» и другим, которые печатались в газетах, журналах, сборниках и антологиях.
Одним из лучших лирическо-приключенческих произведений считается повесть «У начала времён», позднее переработанная в роман «Eridahn» (1983).

Роберт Янг написал немного романов и, как считают критики, именно поэтому он не был известен широкому читателю, как того заслуживал.
Его первый роман «La Quete de la Sainte Grille», написанный в 1975 году на основе рассказа «The Quest of the Holy Grille» вышел только на французском языке. У романа «The Last Yggdrasil» более интересная судьба: переработанный из повести «Срубить дерево» в 1982 году он понравился читателям и заинтересовал студию «Уолт Дисней», которая выплатила аванс за право съемок фильма по оригинальному сюжету, но работа над фильмом не состоялась.
На русский язык переведен роман «Вторая дочь визиря» написанный в 1985 году в жанре юмористической фэнтези.

Роберт Янг скончался 22 июня 1985 года на семьдесят первом году жизни.
Он продолжал писать даже в день своей смерти.

http://calebin.ru/literaturnyy-kalendar-2...

День рождения Пушкина.

Великий русский классик, поэт Александр Пушкин, родился в Российской Империи в период правления императора Павла Первого.
Дата рождения Пушкина в исторических источниках обозначается двояко: 26 мая и 6 июня 1799 года.
Так какая же из них верна?
Все дело в том, что 26 мая – это день рождения Пушкина по римскому (старому) календарю, а 6 июня – по современному – Юлианскому. В любом случае, сегодня все поклонники таланта гениального русского поэта ежегодно отмечают день его рождения именно 6 июня.
Место рождения Пушкина — нынешняя столица нашей родины, город Москва. Однако в те годы она считалась вторым городом страны после Санкт-Петербурга.

1799 год для России

Конец 18-го века для России был очень трудным.
Народ не очень-то любил действующего императора Павла Первого. За короткое время своего правления он настолько опротивел своему народу, что в день его смерти люди не скорбели о нем, а поздравляли друг друга. Однако в период его царствования Россия смогла расширить свои границы, и все благодаря великим полководцам. Кстати, в день рождения Пушкина русские войска одержали победу и взяли город Турин. И вообще, этот год был наиболее удачным для русских войск, он был полон громких и доблестных побед и атак, а также серьезных для России завоеваний.
Итак, год рождения Пушкина Александра Сергеевича – последний год 18-го века — был ознаменован победами русской армии и рождением великого гения – самого талантливого из всех русских поэтов.

Родословная

По происхождению А. С. Пушкин – дворянин, его корни идут от нетитулованного разветвлённого рода Пушкиных, восходящего, согласно легенде, к Ратше — «мужу честну», который являлся современником Александра Невского.
Прапрадедом поэта по матери был африканец Абрам Петрович Ганнибал – воспитанник Петра Первого, впоследствии ставший генералом. Его дед по отцу – Лев Пушкин — был полковником артиллерии, но вот отец писателя был далек от воинской жизни. Он был светским человеком, поэтом-любителем и слыл великим острословом.
Еще одним достаточно известным стихотворцем в роду был дядя по отцу, Василий. Однако в день рождения Пушкина его родственники наверняка и не предполагали, что у них в семье родилось «светило русской поэзии» – поэт, чьи произведения будут знать наизусть во многих странах мира даже через несколько столетий после его смерти.

Детство

День рождения Александра Сергеевича Пушкина — 26 мая 1799 года.
В метрической книге Елховской церкви Богоявления 27 мая, то есть через день после того, как появился на свет будущий поэт, была сделана запись о том, что у Сергея Пушкина родился ребенок мужского пола, которого назвали Александром.
Через 10 дней после этого мальчик был крещен в этой же церкви. Лето маленький Саша обычно проводил в имении у своей любимой бабушки Марии Алексеевны Ганнибал. Почтенная дама жила в Подмосковье, близ городка Звенигорода.
Уже в 14-15 лет Пушкин стал сочинять свои первые поэмы: «Монах» и «Бова»; в 1815 году 16-летний Пушкин написал стихотворение «Послание к Юдину», а через год — «Сон».
В лицее в Царском селе Пушкин проучился около 6 лет, во время которых последовательно раскрывался его дар поэта. Здесь он также приобрел верных друзей и единомышленников. В этот период для него служила вдохновением французская поэзия. Особенно нравились ему произведения Вольтера и Парни.
Из русских поэтов он боготворил Жуковского и Батюшкова. К лицейскому периоду относится множество стихотворений великого поэта. Позже, когда его поэзия приобрела общественно-политический окрас, его произведениями заинтересовался Державин.
Каждый год в день рождения Пушкина его друзья-однокашники устраивали творческие вечера и декламировали в честь него стихи.
После лицея, который он окончил в 1817 году, Пушкин стал служить в коллегии иностранных дел. В эти годы он приобщился к театральному искусству, не пропускал ни одного спектакля. Пушкин также посещал литературное общество «Арзамас» и литературно-театральное сообщество «Зеленая лампа». Здесь он сдружился со многими из декабристов, хотя изначально и не подозревал об их основной деятельности.

Взрослая жизнь

Дальше в жизни поэта начинается период ссылок и гонений. И всему виной его свободолюбивый нрав и тяга к справедливости.
Многие из его произведений пропитаны борцовским духом, нежеланием мириться с тем положением дел, которое было присуще России в период правления Николая Первого. С этим связана близость поэта со многими декабристами, его свободолюбивые стихи и поэмы.
И именно из-за этого обостренного чувства справедливости произошла его гибель.

Гибель поэта

Зимой 1836 года в свете прошел слух о связи супруги Пушкина Натальи с императором. А затем, для того чтобы отвести подозрения от царственной особы, уже сплетничали о любовной связи между Натальей и царедворцем, бароном Дантесом.
Пушкину ничего не оставалось, как заступиться за честь своей супруги и вызвать барона на дуэль. Их поединок состоялся 27 февраля 1837 года, за четыре месяца до 38-летия поэта. Ведь дата рождения Александра Сергеевича Пушкина — 26 мая (6 июня) 1799 года.
В результате дуэли писатель получил смертельное ранение. Он скончался через два дня, и русская литература осиротела, лишившись гениального поэта и прозаика в столь молодом возрасте. Похоронили Александра Сергеевича на Святогорском кладбище, близ родного Михайловского.

http://fb.ru/article/140149/den-rojdeniya...