Один из самых сильнных романов, описывающих «ÑƒÑ…од отсюда». На подобную тему написано очень много романов, повестей, рассказов. Многим авторам кажется, что они могут передать ощущение от ухода в другой мир. Причем сам сюжет весьма труден — надо обойти рифы суицидальных ассоциаций, обиженного детского мечтательства, просто депрессии — треуется показать, что этот, наш. обыденый мир чего-то принципиально не может дать персонажам (причем это должны быть полноценные персонажи, с которыми себя может ассоциировать читатель), поэтому требуется совершенно другое измерение, новый космос. Львиная доля подобных текстов, увы, это просто рассказы о том, как в соседней квартире есть дырка в «Ð¿Ñ€ÐµÐºÑ€Ð°ÑÐ½Ð¾Ðµ далеко». Но если автору удается показать этот эффект — результат стоит усилий. Фантастика проявляет себя во всем блеске. Никакая другая разновидность литературы (можеет быть, за исключнием мистической) просто не располагает этим приемом.

У Саймака получилось. И планета, и герои, и кукла. Вещь стоит прочесть. Но только не в суете, не в общественном транспорте. Если будет немного свободного времени, будут уставшие мозги, которым не хочется спать — попробуйте. Ощущене мира за углом — очень сильное.

Продолжение, которое оказалось чуть хуже первой части.

Автор в «Ð¥Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð½Ñ‹Ñ… берегах» начал разворачивать мир — в гармонии пребывало и развитие героев, и развитие сюжета, и пополнение наших знаний о мире.

Во второй части этого добиться не удалось. Тема религии вытесняет почти все, а аллюзии на наш мир, которые так хорошо смотрелись в «Ð¥Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð½Ñ‹Ñ… берегах» — вдруг становятся натянутыми, искусственными. К тому же пулемету-пулевику очень просится пулеметчик и в голове постоянно крутится образ Василия Ивановича, но понимаешь, что Василий Иванович тут совсем лишний.

Но текст сохраняет целостность, сюжет разворачивается, финал во многом неожиданный.

Вот продолжение этой дилогии я бы прочитал с интересом. Чтобы увидеть, как через двадцать лет все поменяется, что может получиться у Маркуса, а что нет. Будет ли бывыший вор «Ð³Ð»Ð°Ð³Ð¾Ð»Ð¾Ð¼ жечь сердца людей» или его слишком быстро удавят.

А то все дозоры, дозоры...

Один из самых внутренне непротиворечивых романов о вампирах.

Современный уровень биохимии, генетики и т.п. — порой может быть скучен и не слишком по зубам самому автору. Уж слишком «Ð¾Ñ†Ð¸Ñ„Ñ€Ð¾Ð²Ð°Ð½Ð½Ñ‹Ð¼», «Ð³ÐµÐ½Ð¾ÐºÐ¾Ð´Ð¸Ñ€Ð¾Ð²Ð°Ð½Ð½Ñ‹Ð¼» получается ночной охотник. И уровень современной конспирации может быть слишком занудным. А вот стилизация под научное знание викторианской эпохи — отлично совпадает с представленным образом вампира. В туман, дескать, не превращается, страдает аллергией на осину и серебро, из крови можно выделить сыворотку и сделать «ÑÑ€Ð·Ð°Ñ†-вампира». Вроде биология, наука, но картинки простые и понятные.

Плюс к этом сранительно оригинально прописана система «Ð¸Ð¼ÐµÐ½, явок, фамилий», за которой скрывались вампиры. Вообще образ Лондона самого начала ХХ-го века дан весьма искусно.

Плюс — детективная интрига на уровне.

Плюс — образы персонажей. Очень хорошо показано психическое старение вампиров — целый мир вещей прошлых веков, к которому они были привязаны, ушел от них, и они все больше походят на дремучих пенсионеров, хоть и сохраняют гладкую кожу и быстроту движений.

А минусов практически нет. Если кто хочет ознакомиться с вампирской тематикой, не ныряя в бочку с кровью — это тот самый роман. По прочтении в голове есть весь набор вампирских терминов и сюжетов, и нет ощущения напрасно потраченного времени.

Уход в субъективность с китайской спецификой.

Начинается роман как альтернативная история. Даже с легкой претензией на реализм.

Продолжается — как вариация элитной академии с переходом в школу магии.

Третья стадия — война с прямым использованием волшебных сил.

Четвертая — вмешательство божественного уровня и грядущая битва, которая будет идти в душе главной героини.

То есть автор постоянно повышает градус волшебства — и тем помогает героине выпутаться из очередной нелегкой ситуации.

Это весьма напоминает «Ð¥Ñ€Ð¾Ð½Ð¸ÐºÐ¸ Амбера», с той только разницей, что автор и не пытается балансировать между объективным и субъективным, а идет по дороге с односторонним движением — строго в себя. И быстро. Дистанцию пробегает не за пять книг, а за одну. Так что скорее — «Ð›ÐµÑ Мифаго».

По историческому контексту — все начинается в очень условном Китае 19-го века, а заканчивается в окрошке времен и образов. Из «Ð±ÑƒÐ´ÑƒÑ‰ÐµÐ³Ð¾» — японский архипелаг уничтожен извержениями вулканов, состоялась нанкинская резня, японцы уже использовали химоружие, развернули преступную медицину в стиле 1940-х и т.д, и т.п. Из прошлого — китайцы резко подняли градус волшебства, стали призывать старых богов и чуть не пробудили первого императора (вот чуть-чуть не добрались до него... думаю, во втором романе пробудят).

Героиня поначалу разносила по лавкам опиум, которым торговали её приемные родители, а под конец стала повелевать стихиями.

Роман — по всем признакам подростковый, но ярче всего это проявляется в образах военной школы.

— Сегодня мы будем тренироваться — и поработаем топливом!

— Да, учитель! (хором)

— Так мы изучим устройство хитрой западной штуковины — паровоза!

— Да, учитель! (хором)

— А потом с разбегу будем садиться на острые колья!

— Да, учитель! (хором)

— Потому как надо чтить наши традиции!

— Да, учитель! (хором)

Думаете, я преувеличиваю? Не сказал бы :)

В результате жесточайшего военного отбора получаются несколько десятков «ÐºÐ¾Ð¼Ð°Ð½Ð´ÑƒÑŽÑ‰Ð¸Ñ…», которые, в итоге, не могут между собой почти ни до чего договориться. Зато у студентов есть все возможности бить другу другу морды на ринге — они же элита! Чем ребята и девчата пользуются — до полусмерти.

Автор пытается работать с китайской спецификой, но получается у неё откровенно топорно.

Есть образ самой нехорошей императрицы Цыси, конфуцианской системы экзаменов, степных кочевников, проблем с техническим отставанием и т.п.

Но все это максимально упрощено, клишированно, подано через призму современного восприятия, плюс громадные проблемы с историчностью терминов.

Провинции в стране называются как животные китайского календаря — Кролик, Крыса, Змея и т.п.

— Генерал, только что прибыло подкрепление из провинций Овца и Петух!

— Теперь нам точно кранты, — пригорюнился военачальник...

И я не преувеличиваю :)))

Ни разу не встретил слова «ÑÐ¼Ð±Ñ€Ð¸Ð¾Ð»Ð¾Ð³Ð¸Ñ», но есть масса терминов, которые никак не подходят к тогдашним китайским студентам.

Чего не знаю, так есть ли в китайской мифологии образ богатыря, который начал поднимать каждый день теленка, а потом таскал на себе быка. Героиня начала с поросенка...

В тексте только два раза действуют братья/сестры — остальные персонажи как бы из малодетных семей, что для того времени опять-таки совершенно не свойственно.

Образ коррупции, который для тогдашнего Китая был проблемой ничуть не менее страшной, чем опиум, — есть только на низовом уровне. приемные родители героини думали как экономить на взятках. Но ведь Китай страдал от эпических коррупционных деяний — и тогда чиновники предпочитали торговать именно национальными интересами.

Что касается противостояния магии и техники, то тут автор действует слишком хаотично. Огнестрельное оружие как бы под запретом (фэнтези!), потому японцы — с алебардами. Но еще с отравляющими газами и бомбами. Техника, как и волшебство — обслуживает внутренние потребности героини, появляется именно тогда и насколько, насколько это необходимо для развития её характера.

Отдельная теме — феминизм. При том, что в Китае есть традиция девушек-воительниц, и все можно было бы подать куда тоньше...

Однако, при всех этих недостатках, автор хорошо поддерживает темп развития сюжета, умеет вовремя вводить и убирать персонажей.

Образ героини, при всем её «Ñ‚инейджерстве» — динамичный. Повороты сюжета и её личные кризисы — совпадают.

Если вам нужно легко чтиво для поездки в междугороднем автобусе — это то, что надо.

Итого: типичный, сработанный по лекалам господ маркетологов, роман «Ð¿Ñ€Ð¾ Кетай и магию». 6 баллов

Неудача отличного замысла...

Допущение, которое автор установил в основании трилогии — отношение между условным «Ð¡Ð¾ÑŽÐ·Ð¾Ð¼» и таким же условным «Ð—Ð°Ð¿Ð°Ð´Ð¾Ð¼», как между живым и мертвым.

( Свернуть )

Великая Отечественная — это нашествие мертвецов, с которыми приходилось драться.

Застой — все любят «Ð¼ÐµÑ€Ñ‚вые вещи», купленные у загробного мира джинсы и сапожки, и тихонько перестают слушать стариков, которые снова и снова говорят о ненависти к мертвецам.

Кто изобретатель, а кто подражатель? У мертвых больше знаний, но каждый мертвец застыл в своем времени, а живые идут вперёд...

И как раньше жили — до проведения границы между мертвыми и живыми, когда на улице можно было встретить мертвого чистильщика обуви и это никого не волновало?

Словом, пока главные герои остаются школьниками, с детским кругозором и порой нелепыми гипотезами, с подражанием крайностям взрослых и чистым стремлением к дружбе — текст хорош.

Читатели видят в мире ровно столько, сколько нужно для маленьких инсайтов-аналогий. И очень легко прощают недостатки — ведь противоречия маскируются детским незнанием.

Такой уровень, увы, не выдерживается даже до конца первой книги — финал уже проседает.

Кроме того, любая альтернативка не может держаться только на переименовании привычных образов. Требуется их дополнение.

И тут хорошим примером выступают «Ð¥Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð½Ñ‹Ðµ берега» Лукьяненко:

а) не просто подать герою селедку в ресторане на газете (как алкашу у подъезда), но показать, что металла в мире мало, печатное дело только выходит на уровень 18-19 вв., потому в блюде — половину цены газета-то и составляет: увязка фундаментального допущения с конкретикой. Пересказаны, кстати, и заметки из этой газеты;

б) «Ð само название — “Давид и Голиаф”, возникло от статуй, внутри установленных... Давид стоял, опустив пращу, улыбаясь уголками рта. Скульптор все передал — и молодость безусого лица, и небрежную ловкость обнаженного тела, и хищный прищур глаз. Давид был красив, зол и красив, как в преданиях.

А Голиаф уже упал на одно колено. Могучий мужчина в доспехах, вышедший на честный бой, и сраженный подлым ударом в висок. На простом, бесхитростном лице застыла мука и удивление, он еще пытался подняться, но ноги не держали. Только Голиаф все равно вставал, каменные мышцы вздувались как канаты, и жизнь, которой в камне нет и не было никогда, опаляла любого, взглянувшего на сраженного воина. Казалось — он все-таки встанет. Дойдет до Давида, который со страху повторно окаменеет, да и опустит тяжелый кулак на кудрявую голову...»

Статуя Давида — классика, её видели миллионы. Придумать парную статую Голиафа — авторская находка.

Ничего подобного в «Ð–Ð¸Ð²Ñ‹Ñ… и взрослых» нет.

Автор снова и снова жмет на единственную кнопку — узнавание имён и простейших образов. Основной символ государства — серебряная звезда в круге. В мире мертвых есть Нью-Йорк, только называется «Ð’ью-Ёрк». Вместо колдуна-брухо будет «Ð±Ñ€Ð°Ñ…о». Это надоедает, и когда уже в третьей книги вместо юмористического журнала «ÐšÑ€Ð¾ÐºÐ¾Ð´Ð¸Ð»» — персонаж упоминает «ÐÐ»Ð»Ð¸Ð³Ð°Ñ‚ор» — остается только пожать плечами.

Отчего возникла проблема?

Имхо, автор не захотел самому себе расписывать подробности. Как вещи из мира мертвых обретают материальность у нас? Как живые платят «ÑÐ½ÐµÑ€Ð³Ð¸ÐµÐ¹» (хорошо хоть не «ÑÐ½ÐµÑ€Ð³Ð¾Ð½Ð¾ÑÐ¸Ñ‚ÐµÐ»ÑÐ¼Ð¸») — Пелевин накрутил вокруг этого идею «Ð±Ð°Ð±Ð»Ð¾ÑÐ°» и много всякого интересного. Если есть миры дважды мертвых, и трижды, и ясно, что эта линия уходит бесконечно вглубь — что с мирами жизни? Если нечисть в деле, то как там с ангелами (привет от сериала «Ð¡Ð²ÐµÑ€Ñ…ÑŠÐµÑÑ‚ÐµÑÑ‚Ð²ÐµÐ½Ð½Ð¾Ðµ»)? Если душа бессмертна, то как там с богом? Если мир мертвых так похож на Запад, то что сейчас в Америке, которую населяют живые? Что там в Индии и Китае? Самой что ни на есть яркой неиспользованной заготовкой выступает язык: у живых он один, общий, у мертвецов — сохраняются «Ð°Ð½Ð³Ð»Ð¸Ð¹ÑÐºÐ¸Ð¹», «Ñ„ранцузский» и т.п. Ситуация просто описывается (эффект узнавания с иностранными языками в Союзе) — но дальше не развивается...

Не все технические детали должны попадать в текст, но когда их слишком мало в сознании автора — это хорошо чувствуется.

Школьники могли верить или не верить взрослым (и этот момент у автора получился отлично!), однако студенты должны знать.

Но мир и сложность сюжета — остались приблизительно на уровне восьмого класса. И время там замерло в 1980-х.

Интермедии-отступления, которыми автор попытался разнообразить текст — сами по себе хороши, но каждый раз не поднимаются выше очередного эффекта узнавания (когда показаны метания интеллигента — идеалы 60-х, потом сомнение и диссиденство 70-х, потом возврат к борьбе с мертвецами).

При очень даже неплохих, живых героях — к середине второй книги обнаруживается, что ничего оригинального сказать или сделать они не могут. Для впечатляющих замыслов нет объектов, а есть лишь стандартные заимствованные блоки, из которых никак не получается собрать слово «Ð’ÐµÑ‡Ð½Ð¾ÑÑ‚ÑŒ» или хотя бы экстравагантный сюжетный ход.

Особенно большой проблемой это становится в отношении загробного мира — мертвецы живут в неизменном времени, у них мир поделен на зоны, и в каждой ничего не меняется — условные 70-е, условные 90-е (откуда они берут новое, ведь чтобы сделать новый компьютер, надо построить новый завод, то есть изменить мир вокруг себя!). Если каждый мертвец застыл в своем возрасте — может ли он учиться? Как он не сходит с ума? И снова ответы на детско-подростковом уровне.

Наконец, можно просто воспроизводить аромат времени, а можно подумать — отчего там такая странная отдушка?

В реальности Союз во многом держался на ощущении подвига очередного поколения — и одновременно как бы сокращенном «Ð¾Ñ‰ÑƒÑ‰Ð°ÐµÐ¼Ð¾Ð¼ периоде истории». Вот революция, вот первое поколение, вот второе поколение — каждое из них со своим подвигом, и в рамках этого подвига существуют люди-образцы. Что было до революции — стало картинкой (там тоже есть образцы, но именно что «Ð½Ð°Ñ€Ð¸ÑÐ¾Ð²Ð°Ð½Ð½Ñ‹Ðµ»). Остывание памяти о подвиге (это у автора получилось просто здорово!) требует перейти не просто к потребительству, но к каким-то устойчивым схемам, которые могли существовать столетиями, или к большим и сложными схемам, где этот подвиг — один из эпизодов истории. Автор лишь сказал, что мир будет меняться

Это была бы великолепная детская повесть, относительно неплохой первый роман (и он бы не уступал «Ð˜ÑÑ‚Ð¾Ñ€Ð¸Ð¸ с кладбищем» Геймана), но получился жуткий провал трилогии, когда с каждой прочитанной страницей становится всё скучнее.

Трилогия еще целиком не переведена, и как будут сведены все сюжетные линии, не очень ясно.

Но увы, термин «Ð³ÑƒÐ¼Ð°Ð½Ð¸Ñ‚Ð°Ñ€Ð¸Ð¹» употреблен тут в отрицательной коннотации. Хоть я сам и преподаю философию, но прекрасно понимаю, что люди должны хорошо учить матчасть вещей, о которых пишут.

Структура фантдопущения:

Катастрофа — результат экспериментов с лекарствами. Нашествие вампиров.

Нечто среднее между чистым дракулизмом — когда все живые мертвецы привязаны к единственному мастеру — и чисто биологическим распространением вируса. Первая дюжина зараженных обладает мегапреимуществом над остальными, управляет их психикой, хоть и довольно хреново.

Велико влияние «Ð’Ð¾ÑÑ…Ð¾Ð´Ð° Эндиминиона» — у девочки Эми значимая задача работать с душами умерших, девочка именуется «ÐºÐ¾Ð²Ñ‡ÐµÐ³Ð¾Ð¼». Множество библейских аллюзий.

Проблемы подачи:

а) напластование сюжетов и постоянная склейка Double Cut — то есть часть уже как бы рассказанных событий освещается с немного другого ракурса и другими персонажами. Идея не самая плохая, но когда у вас первая книга подходит к финалу (между прочим, 92 года со времен вирусной атаки прошло), все отматывается назад, и вы начинаете все с той же лаборатории — просто с немного другими персонажами. Плюс — стилистика «ÑÐµÐºÑ€ÐµÑ‚Ð½Ñ‹Ñ… материалов» — рваная подача, постоянная недоговоренность

б) есть довольно наглая слезодавилка — мелодраматическое подкрашивание повествования. Эпиграфы из Шекспира — претенциозны.

в) есть «Ð¼Ð°Ñ€Ñ‚иновское» жульничество с ложной смертью персонажей: нож вроде как опускается — переход на другую сюжетную линию — ах, нож не опустился, героиня жива. Но если в «ÐŸÐµÑÐ½Ð¸...» это сделано масштабно, то здесь — в первую голову медроматично.

г) много воды — автор местами откровенно выжимает листаж

д) автор несет фигню в массы по следующим векторам:

1) речь об американских солдатах в городе Грозный, как о чем-то актуальном (первая книга вышла в 2010-м). Надо внимательнее отслеживать актуальную политическую обстановку. Далее: идея, что при вампоапокалипсисе, прямо во время первых недель и самых жарких боев, от США отпадут Калифорния и Техас. Она, мягко говоря, выглядит совой, натянутой на глобус. Что выиграют сецессионеры, если только вместе сражаясь с толпами прыгучих вампов можно хоть как-то организовывать оборону?

2) обыкновенная американская шутка с исчезновением остального мира. То есть Канада и Мексика тоже поглощаются толпами вампов. А прочий мир? Автор немедленно прибегает к эвфемизмам и умолчаниям. То есть когда США рушатся, кто-то из чиновников думает, что теперь их будут презирать. Вроде как вводят карантин. Но что потом? Во втором томе отсутствуют слова «Ð•Ð²Ñ€Ð¾Ð¿Ð°», «Ð Ð¾ÑÑÐ¸Ñ», «ÐšÐ¸Ñ‚ай», «ÐÐ·Ð¸Ñ», «Ð¯Ð¿Ð¾Ð½Ð¸Ñ». Островные территории, вроде Ньюфаунленда, которые должны были стать крепостями? Или Новой Зеландии? Исландии? Кубы? Нет, не слышал. При том, что зараженные не могут действовать на воде, о чем автор сам пишет — герои наслаждаются безопасной морской прогулкой на яхте. Кроме того, после начала эпидемии прошли десятки лет — и что, внешний мир не вмешался? Не раздолбали атомными бомбами ту колонию, что склепали себе вампиры в штате Айова?

3) описание того, как современные автомашины запускают через 92 (девяносто два) года... не учитывает деградации многих деталей, а так же топлива :(

4) почти бесконечная вера в аккумуляторы, при нежелании знакомиться литературой по энергосбержению. Суть: есть некая маленькая изолированная колония, которая уже без малого сотню лет каждый день заряжает аккумуляторы (химические), а каждую ночь освещает периметр, чтобы вампозомби не сигали через ограду. Часть персонажей печалится, что аккумуляторы деградируют. А гравитационные накопители энергии сделать не судьба? Чтобы у вас за день поднималась многотонная гиря, которая будет спускаться всю ночь... Таких примеров в мире уже сейчас много — гугл в помощь. (и это не поднимается вопрос о запчастях для прожекторов!)

5) Проблемы с описанием военных действий. Есть толпы вампов — это гигантские стаи (десятки тысяч) дышащих существ. Тушки сравнительно быстро регенерируются, бегают и прыгают, кусаются. Эпидемия начинается в Колорадо. Лаг до полного заражения территории США несколько недель. Официально введено военное положение, идет мобилизация. Нормально. Но вот как максимальное усилие — армия пытается бомбить эти толпы «Ð¼Ð°Ñ‚ерями всех бомб», а потом дело доходит до ядерного оружия. И это уже фигня. Если у вас регенерируется живой организм, то задача — остановить его регенерацию. Это классические зомби «Ð¿Ð¾Ñ‡Ñ‚Ð¸ не дышат». А все, у кого задействованы легкие и горло — уязвимы к действую удушающих газов. Где клетки возьмут кислород, если он не будет поступать в организм? Армия США готова на всё, что угодно, а промышленность еще не уничтожена? Здравствуй друг дифосген! И присный его — декафторид дисеры. И просто цианистый калий. Не говоря уже химических соединениях, которые могут быть особо удушливы для существ с повышенной температурой тела.

6) автор пытается показать действие коллективного омраченного разума вампов против государственной машины, а так же предателя — чиновника, который возжаждал вечной жизни, обратился, хотя и сохранил разум. Но противостоять им будут структуры интернет-эпохи с возможностью чрезвычайно быстрого распространения полезной для борьбы с угрозой информации. То есть вопрос надо изучать хорошо, и моделировать хотя бы парочку ходов, на которые решатся/ до которых додумаются миллионы отчаявшихся специалистов

7) и, конечно, если бадабум назначен автором на вторую половину 10-х годов, и уже упоминаются беспилотники, то можно представить себе объемы использования роботехники? Вампы очень хорошо видны в инфракрасном диапазоне. За сколько часов хороший программист выдаст программу, которая будет выявлять все человеческие силуэты с повышенной температурой тела и давать беспилотнику команду на уничтожение? И нет ли уже таких программ у штатовских военных на случай обычных эпидемий?

8) в городе, который контролируют вампы (причем не первая дюжина, но подручные чиновника) — сопротивление представлено в виде терактов. Каждый раз это почему-то один человек. Бомбист. А другим путем люди ходить не пробуют.

К чем весь этот разбор?

Трилогия выиграла большой приз — экранизацию. Первые серии уже на торрентах.

При этом текст откровенно слабый.

Нет ни веселой чернушности «ÐÐ°ÑÑ‚Ð¾ÑÑ‰ÐµÐ¹ крови», ни филигранных подводок Кинга, ни серьезных социальных наблюдений, ни захватывающего биологического эксперимента, ни добротной работы с мистикой и темой откровения.

Позитивная мораль тут лишь одна: если вы уже начали эксперименты с лекарствами/веществами такого уровня воздействия на людей — охраняете лабораторию и не останавливайте получение новых знаний об этих веществах. Иначе любая утечка обвалит мир в бездну, а лекарства/антидота/противояд ия у вас не будет.

Имхо, сюжет оказался подходящим даже не для прямой экранизации, а на для переделки в сценарий. Вторичность мира и расхлябанность сюжета дали свободу рук «ÑÐ¾Ð·Ð´Ð°Ñ‚ÐµÐ»ÑÐ¼ сериала». Надеюсь, у них получится лучше...

Со «ÑÑ‚Ñ€Ð°Ð½Ð¾Ð¹ никогда-никогда» есть всем известная проблема — попасть туда всё труднее.

И уходить ведь будет не титан духа или супермен, но вполне обычный человек, у которого чайник на кухне закипает и по кредиту просрочка капает.

При том обыватель очень капризен — он ведь жаждет уходить по собственной тропинке :)

На простом самолёте туда уже не долетать — в 40-е исчезли последние врата на Земле (Шангри-Ла), а в космос мы еще так далеко не научились.

Рационально и добросовестно вырастить в своем сознании — это надо быть вторым Толкиеном. И не всякий захочет к эльфам...

Можно попасть в прошлое — но там уже тесно, другие попаданцы перепахали все вплоть до неолита.

Употреблять вещества — значит идти вслед за Кастанедой...

Словом, Роберту Холдстоку надо было изобретать какой-то свой путь.

И получилось как в мультфильмах — плеснули из кружки воду на бетонный мол, и бульк в лужу, а она бездонная. Так и уплыть можно.

Что за вода и пол?

Официозный британский фольклор и наследственные психические заболевания.

Есть некий остаток громадных британских лесов, рядом с которым живет семья. Отец становится все более чудаковатым на почве увлечения фольклором и этим лесом. Неделями пропадает, возвращается грязный.

В итоге исчезает совсем.

Тут как раз младший брат возвращается с войны и длительной поправки здоровья — лечился на юге Франции — а старший уходит вслед за отцом.

В итоге похожие дела начинают твориться и с младшим братом — вот он читает дневник отца, там, естественно, недостает некоторых страниц, и все заверте...

Я не психиатр, но тот процесс медленного погружения в лес и одновременно в глубины мифов — уход в Плутонию старика Юнга, населенную архетипами — будит какие-то совершенно терапевтические ассоциации.

Любые препятствия, которые стоят на пути героя — в итоге рассыпаются. Все, кто мог держать его в этом мире — либо заняты собой, либо помогают ему в уходе, либо думают о своем собственном отказе от действительности. Мечты о счастье — воплощаются и развеиваются. Вокруг сгущается миф. Прямо кажется, что герой стал добрым и благородным вариантом Джека Николсона в «Ð¡Ð¸ÑÐ½Ð¸Ð¸» — но что мрачное безумие, что любовно-героическое — уводят из дома. И в этой постепенности, в неторопливой последовательности превращения человека в образ — главное очарование романа.

Герой не крутит головой, как Орфей — тем более, что Эвридика-то впереди. Он не оборачивается. Уходит в себя и одновременно в британское мифологическое пространство, будто ничего ценного не оставляя за спиной.

Что сказать?

Конечно, можно съязвить.

https://www.youtube.com/­­watch?­v...

Но только язвительностью ответить не получается. Слишком велика жажда обывателя прикоснуться хоть к чему-то уникальному и чудесному. Не просто свистнуть камень с Парфенона (завозят тоннами), не только прыгнуть с тарзанки (в очередь!). Но обрести смысл жизни через прикосновение к чуду.

Чтобы ушел это мерзкий экзистенциальный ужас, когда миллион-миллиардному человеку дают в руки винтовку и отправляют умирать на колючку, или же продают айфон.

И юнговская Плутония — она будто платоновское царство эйдосов. Причем не столько благое, сколько наделенное смыслом. Всё в единственном числе, всё уникально или уж точно неповторимо. И всё будет всегда.

Эта иллюзия (Юродивый! Патлы расчеши! Лазишь тут у заправки! — презрительные голоса на заднем плане) — она ведь утешила очень многих людей.

Потому действительно серьезной претензией будет вторичность, засаленность тех самых мифаго — овеществленных архетипов. Да, они не могут быть целиком оригинальными. но если уж претендуете на работу со всебританскими архетипами, то надо искать подход. Между штампом и неизвестностью. А для этого надо хорошо поработать с образами героев-людей. Чтобы они были настолько оригинальны, чтобы во взаимодействии с ними штампованные архетипы дали что-то необычное.

Тут удался разве что образ пары — девушка-мифаго и главный герой.

Даже главный герой и его брат — куда хуже, не говоря про отца.

И, разумеется, где архетипы, которые мы чувствуем, но почти не знаем?

Восьмерка. Но твердая, и прочесть — стоит. Это этапное произведение 80-х, своя дорожка. Как «ÐÐ¼ÐµÑ€Ð¸ÐºÐ°Ð½ÑÐºÐ¸Ðµ боги» Геймана для нулевых.

Хотя автор сам пишет о первоисточниках его вдохновения — «Ð¡Ð°Ð¿ÐºÐ¾Ð²ÑÐºÐ¸Ð¹ + Darkest Dungeon» — я бы повел речь о немного других ассоциациях.

В первую голову это сталкерство и Зона, который как ни маскируй XV-м веком — будут они именно сталкерством и конкретно Зоной.

Во вторую — попытка сделать историю про попаданца-Сварога не в гламурно-пастельных формах, но в брутально-реалистических. То есть сказочный мир, где все необычного понатыкано под каждым кустом, и есть самые фантастические сочетания технологий, но здесь и сейчас у вояк в руках мечи, а не пулеметы.

Дальше автор сообразил, что тысячепервый мужик, суровый и небритый, который шляется по зоне за «ÐŸÑ€Ð¾Ñ„Ð¸Ñ‚Ð¾Ð¼», пусть даже с мечом — интересен разве что узкой аудитории. Потому мужика превратил в барышню-попаданку. И немедленно оседлал конфликт между штампами женского фэнтези и ожиданиями от мужского. А именно — как будет вести себя попаданка, будет ли она удачливой неубивайкой или плаксой, а есть ли у неё способности к колдовству и т.п...

Чтобы жизнь медом не казалась, одного из центральных персонажей, сурового «Ð±Ñ€Ð¸Ð³Ð°Ð´Ð¸Ñ€Ð°», под началом которого попаданка огребает свою долю приключений — автор фактурнейшим образом обозначил как лицо нетрадиционной ориентации. То есть как «Ð±Ð¾ÐµÐ²Ð¾Ð³Ð¾ пидараса». Причем, как гласит известный анекдот, «Ð² хорошем смысле» — бригадир всегда отдает долги, адекватен обстановке и мыслит вполне здраво. Тем более, что иногда автор вкладывает в уста бригадира свои собственные сентенции — отчего тот резко становится философом.

Получается, первая рабочая лошадка, на которой выехал текст — это «ÐµÑ€Ð°Ð»Ð°Ñˆ» с образами.

Вторая — вполне традиционный «ÑÐ¿ÐµÐºÑ‚Ð°ÐºÐ»ÑŒ» с описанием-узнаванием нового мира, попыткой зачерпнуть из исторических источников, найти незатасканные образы и т.п. Тут реализм и консультации (автор начинает книгу с благодарственного списка) делают своё дело, читать местами интересно.

Третий конь в упряжке — темп развития событий. Там где читать неинтересно, там увлекательно и динамично.

Теперь о проблемах.

Понятное дело, что просто «Ð±Ð°Ñ€Ñ‹ÑˆÐ½Ñ с айфоном» там бы не выжила. Потому помнится ей дедушка, который много чего рассказывал о полевой хирургии. И сама она немного фехтованием увлекалась. Фехтование не пригодилось (усмешка автора), «Ñ€ÑƒÐºÐ¸ девушки оказались ее капиталом. Чувствительные, не 'забитые' многолетней работой до потери мелкой моторики, но в то же время достаточно сильные» (потому стала работать в аптеке). Отлично себя показал навык умножения в столбик.

Но проблема образа — в том, что автор не желает до конца смотреть на мир глазами девушки из современного города. Громадное количество сравнений, характеристик, образов и деталей, которые барышня могла бы припомнить — начисто отсутствуют. Я не требую, чтобы в голове у неё был модный бутик, но из прошлого она вспоминает практически только полезные и правильные в данный момент вещи. Её собственной биографии в нашем мире — не чувствуется.

Очень большие вопросы к тому, как тот мир мог восстанавливаться после катастрофы, что там было, каковы допустимы уровни расхождения технологий и т.п. Но я читал только половину текста в бесплатном доступе — а будет ли написана вторая... Потому скажу, что нестыковки, мягко говоря, присутствуют.

И, главная проблема, это вторичность.

Вещь более чем откровенно написана в качестве коммерческой, потому автор не стал рисковать, да и сроки поджимали — не будет же он 100500 лет сидеть над одним проектом? Смачная боёвка и подробности исторические есть — а чего еще ждать?

Итого: книга выглядит куда лучше, чем продолжения «Ð¡Ð²Ð°Ñ€Ð¾Ð³Ð°». Как фантастический боевик — свою роль исполняет.

О форме:

Бумага, твердая обложка, хороший переплет, подходящий формат – мне понравилась грубо-вещественная, осязаемая и обоняемая сторона издания. Такой и должна быть хорошая научно-популярная литература, не претендующая на фундаментальность. Три сотни страниц, чтобы полистать в дороге, а потом не выкидывать, оставить на полке.

Тираж в 600 экземпляров — скорее коллекционный, но всё равно приятно. Есть в интернете.

А вот с видимой стороной — уже начались проблемки. Особенность дизайна этого издательства — помещение на обложку имени лишь составители сборника и ничьего другого. Ну ладно, перетопчемся. Слава — пыль, а настоящий читатель всегда посмотрит оглавление, там фамилии присутствуют. Правда, имеются очепятки.

О содержании

Я и своей-то статьёй не совсем доволен — а уж в других текстах находил такие перлы, которые надо бы осветить... Если кто будет огорчен или даже проявит недовольство — милости прошу расчехвостить мою работу :)

Итак:

Часть 1. Сингулярность – разрыв в развитии цивилизации

Андрей Болдачёв «Ð¤Ð¸Ð½Ð¸Ñ‚а ля история – политико-культурно-эконоичес кая сингулярность, как абсолютный кризис человеческой цивилизации»//

Автор указывает на два вида прогнозирования: моральное – сейчас живем плохо, всем каюк, если не станем жить правильно, и рациональное – почему все происходит и к чему приведет.

В этом смысле сингулярность — неизбежна, но при том совершенно не факт, что произойдет какое-то сказочное, стремящееся к бесконечности изменение показателей. Вот с демографической сингулярностью – уже не состоялось (по графикам роста населения с неолита – мы должны получить бесконечность в 2007-м году. Но нет – просто изменились процессы). Поэтому надо искать качественные изменения в своременных отраслях. Которые с одной стороны, все перевернут, с другой стороны – не будт откровенно фантастичны.

В экономике – идеальное согласование производства и потребления – что снимет часть кризисов, но не уничтожит саму экономику. Автоматизация: количество человеко-часов в производстве – сводится к нажатию кнопки «Ð·Ð°ÐºÐ°Ð·Ð°Ñ‚ÑŒ». Учитывая автоматизацию покупаемых изделий, получаем: переход от потребления товаров – к потреблению функций.

В политике – переход от выборов субъектов – к выбору результатов (до нуля сократится время между выбором субъекта и оценкой его деятельности).

Культурная сингулярность – одновременно существование и развитие всех художественных стилей (продолжительность моды – сокращается но нуля).

Сингулярность в философии – некое интегральное понимание мира у образованных людей. И постнаучная рациональность: компьютеры автоматизируют часть логических решений, часть исследовательских функций – человеку надо будет создавать амальгамы и мозаики из допущений.

В итоге, когда технологическая сингулярность породит сверхразум – то люди останутся, человечество останется – как шимпанзе на окраине эволюционного процесса.

За идею и часть рассуждений – отраслевые сингулярности! — мои аплодисменты автору. Но когда он говорит, что с людьми ничего особенного не случится – это смотрится несколько странно, учитывая объем тех ресурсов, что потребляют люди, и учитывая то массовое исчезновение видов, которое устроил человек.

Аналогично, сингулярность в философии — это сейчас сытое общество может позволить себе содержать почти неограниченное количество картин мира, и каждую считать разнозначной. Если физическая картина мира снова становится очевидно-значимой для государства и общества (а не как сейчас, когда промышленные державы отказываются от АЭС!) – почти неизбежно создание каких-то метасистем, которые, не зачеркивая все предыдущие рассуждения, создают регламент их использования (исторический пример – преподавание философии в Византии – использовались тексты древних авторов, в том числе и с упоминанием языческих богов, но именно как учебные).

Андрей Мирошниченко «Ð§ÐµÑ€ÐµÐ´Ð° сингулярностей. Этика сверхличности и сингулярнсоть-2» /41/

От освоение космоса люди отказались – интереснее осваивать виртуальность, нанотехнологии и прочее. Потому интереснее, что это приближает к победе над смертью – вечной мечте человечества. В итоге будет сверхличность: личность человека на компьютерном носителе плюс все технологические знания мира, доступные в реальном времени…

Этические задачи новой личности – это полнота самореализации. А этом можно сделать только через распространение себя, через изменения космоса вокруг – в итоге «Ñ€Ð°ÑÐ¿ÐµÑ€ÑÐ¾Ð½Ð°Ð»Ð¸Ð·Ð°Ñ†Ð¸Ñ волящего разума».

Возникают вопросы: этика вырабатывается, как нормирование правил жизни в обществе. Мартышка в одиночестве этику не создаст этики. Потому возникает проблема (среди прочих авторов и немного её покопал) о противоречии межу моносубъектом и полисубъектом. Что мы получаем в результате сингулярности? Потому что тактически моносубъект выгоднее, но на длительном периоде развития он сталкивается с проблемой – личность не нужна, потому что нет значимых угроз, останавливается развитие и т.п. (океан планеты Солярис) А вот полисубъект, сохраняя межличностные противоречия – воплощает через них те противоречия, которые служат источником развития…

Сергей Кричевский «Ð–Ð¸Ð²Ð¾Ðµ универсальное разумное существо: гипотеза пост-постчеловеческого будущего» /61/

Тут все просто, надо пройти трансформацию ЧР в КБЧ, а из КБЧ в ЖУРС: автор с восторгом говорит о возможности переноса сознания с биологического носителя на новый, технологический. Предполагает космическую экспансию новых разумных существа, уповает на помощь пришельцев, но опасается их слишком высокого технологического развития. Наконец, говорит о том, что вселенная возможно, разумна, надо просто научиться жить по её правилам...

И всё это на неполных четырех страницах текста. Будь гипотезы свежи, оригинальны и дерзновенны — такая краткость бы впечатляла. Но все это я читал раньше, начиная от «ÐÐ¾Ð²Ð¾Ð¹ космогонии» С. Лема...

Часть 2. Футурология информационного общества.

Андрей Скаленко. «Ð“лобальная трансфинформационная сущность цивилизационного процесса» /с.65/

Автор назойливым курсивом /выделена треть объема текста/ пытается сказать, что все и каждое предложение в его статье — важны. А говорит он о том, что информатизация на дворе, времена в технологическом отношении, революционные. Надо совершенствовать наше общество и пополнять знания о нём. Всё хорошо, но мне показалось, что я читаю статью из 1980-х, годика 1986-го...

Андрей Мирошническо. «ÐžÑÐ²Ð¾Ð±Ð¾Ð¶Ð´ÐµÐ½Ð¸Ðµ авторства. Адаптемы медиа». /с.73/

Автор удачно использовал термин «Ð°Ð´Ð°Ð¿Ñ‚ÐµÐ¼Ð°» — теорема и короткое суждение о новизне.

Исходная посылка: на пространство публикационных площадок вышли 2-4 млрд. личностей. Это меняет медиа.

Монополия на распространение информации остается в прошлом. Тон будут задавать системы отбирающие информацию, интересную данному конкретному потребителю. Бесплатный контент, самообслужвание масс, но только необходимую властям/финансистам информацию продолжат оплачивать сверху. Новая социально значимая журналистика может родиться из журналистики брендов (блогеру надо писать об интересном). Но поскольку авторство очень сильно подменяется копипастой и лайком – возникнут новые монополисты в подаче информации, которые будут завоевывать внимание потребителя через создание стилистического оформления информации (диктатура редакторов социальных сетей – информация там есть, но её нет в ТОПе ). Действительно качественно новым явлением – будет благодарственная оплата.

Хорошо показано, что сам по себе доступ к любой информации – еще не освобождает человека, человек ведь живет в обществе. Одна из сильных статей сборника, хотя мне бы хотелось некоей схемы или краткого описания той модели информационных потоков, которую конструирует автор. Стилистически авто немного подражает Тоффлеру.

Константин Фрумкин. Комментированная реальность /109/

Автор увязывает технологию «Ð´Ð¾Ð¿Ð¾Ð»Ð½ÐµÐ½Ð½Ð¾Ð¹ реальности» (когда мы видим вещи вокруг сразу с комментариями) и развитие баз данных. Проводит вполне резонную аналогию между такой смычкой — и порнографией: откровенность, открытость практически всех предметов.

Я бы тут развернулся с рассуждениями – как изменятся понятие «Ð²ÐµÑ‰Ð¸-в-себе», такое вот сопровождение ведь будет дополнением энгельсовской «Ð²ÐµÑ‰Ð¸-для-нас», рожденной только через практику – но промолчу 

Юрий Вазильтер. «Ð—акат буквы, или Несколько гипотез о бытовании литературы и поэзии в постписьменную эпоху» /113/

В статье развертывается очень правильная идея: литература – это лишь одна из форм, которыми люди выражают свои экстровертные стремления. Понятия «ÐºÐ½Ð¸Ð³Ð¸» и «Ð¿ÑƒÐ±Ð»Ð¸ÐºÐ°Ñ†Ð¸Ð¸» — сильно разойдутся, в итоге ы снова вернемся к синкретическому искусству – то есть объединению всех возможных форм в рамках одного произведения.

Есть у меня отчасти схожая работа «ÐžÑ‚Ñ‡ÑƒÐ¶Ð´ÐµÐ½Ð¸Ðµ автора, как следствие индустриализации общества» http://samlib.ru/b/beskarawajnyj_stanisla... – я рассуждал, как изменится отношение к авторскому праву, и сама литература. И что писатели, как таковые, вынуждены будут кооперироваться с создателями других видов искусства, а умение связно писать тексты станет сродни умению рисовать.

Но здесь автор полнее раскрыл проблему – упомянув и поэзию, и качества человеческой психики. Одна из сильных статей в сборнике.

Часть 3. Социология будущего.

Александр Шубин «ÐŸÑƒÑ‚ÑŒ информалиата» /165/

Автор делает разбег – на десяти страницах рисует кризис индустриальной фазы развития и глобализации. На смену идет информалиат: труд, управление и вторчество в одном флаконе, деятельность работника определеяется не приказами, но советами, он информационен и неформален.

К сожалению, имхо, автор увлекся образами новых работников умственного труда, которые существует на пока не заполненном до конца рынке. Он рисует образ, который мне напоминает образа казак/пионера/колониста на новых территориях – но только не в тайге или прерии,   а на рынках и в технологических проектах.

Но фраза: «ÐÐ¾Ð²Ð¾Ðµ общество должно поддержать каждого человека в его стремлении заниматься любимым делом», — утопия чистой воды. Когда же я прочитал о том, что широкое распространение альтернативной энергетики — ветряки и солнечные батареи — позволит нам получать даровое (!) электричество, то понял – это мечты.

Автор просто взял наивно-социалистические зарисовки про сельские коммуны, которые сами по себе вытеснят большие корпорации и государства — и припаял к ним электронику.

Не-а.

Игорь Эйдман «ÐšÐ¾Ð½Ñ‚ÑƒÑ€Ñ‹ нового общества» /202/

Попытка описать посткапиталистическое общество. Альтруизм не работает и выход – в атомизации труда. Меновая экономика – каждый у своего компьютера, через сеть меняется – вытеснит коллективы, это альтернатива капитализму и социализму.

Автор формулирует список «Ð¿Ñ€Ð°Ð² человека», которые позволяю любому индивиду свободно примкнуть к тому сообществу, в рамках которого он желает удаленно трудиться.

Рисуется картина нового общества – без государства – в котором страты номадов, созерцателей, традиционалистов и просто сумасшедших – смогут гармонично сосуществовать.

Увы, это фантастика.

Социальные структуры конкурируют между собой. В этом смысле государство постоянно воскресает (в какой бы кризис его не свалили предыдущие властители), потому что эта структура обладает аппаратом подавления и монополизирует право на насилие. А хорошему аппарту подавления требуются новые технологии, или прсото разнообразные технологии, которые можно получить лишь благодаря разнообразию форм труловых субъектов: не только товарищ у компьютера и десяток роботяг в полуавтоматизированном заводе, который дешевле целиком автоматизированного…

Что абсолютно свободный рынок, что федерация сельских общин, что федерация странствующих племен – существуют лишь пока не возникает возможность создать надструктуру и взять к ногтю всякую мелкую шушеру. А возможность эта становится необходимостью, потому как раньше управляемой структуры (государства) в федерациях субъектов начинаются неуправляемые процессы (как на любом 100% диком рынке – стремления сбыть с рук бракованный товар, работать через демпинг с прицелом на монополию и т.п.)

Константин Фрумкин «ÐšÑƒÐ´Ð° эволюционирует мораль» /222/

Статья отчасти обзорная – автор перечисляет тенденции, которые в тех или иных формах присутствуют в сегодняшнем этическом дискурсе. Первая из них «ÑÑ‚ический империализм» — экспансия норма морали на остальные сферы, например, запрет некоторых экспериментов с животными. Это приводит к отрыву этики от морали. Индивид сталкивается проблемой: старые нормы не то, чтобы не работают, но требуется их трансформация. «Ð”обро превращается в односторонние моральные обязательства, зло и злодеи тяготеют к исчезновению вообще, отклонение от нормы перестает считаться морально предосудительным».

Как обзор и зарисовка – статья вполне адекватна. Но очень бы хотелось чуть более глубокой разработки проблемы «Ð¿Ð¾Ð»Ð¸ÑÑƒÐ±ÑŠÐµÐºÑ‚ности»: есть среда, есть «Ð±Ñ€Ð°Ñ‚ья наши меньшие», есть люди, есть (в будущем) какие-то вариации сверхинтеллектов. Должна быть система, которая описывает суму этических отношений – и насколько эта система будет отличасться от морали лесного дикаря, который и лес уважал, и с богами «Ð¾Ð±Ñ‰Ð°Ð»ÑÑ».

Юрий Шушкевич «Ð“енеалогия нового неба. Реконструкция прошлого может стать основной задачей будущих поколений»./256/

Автор почти без разбега улетает в свои мечты:

— скоро на всех ждет какая-то форма обеспеченного существования и там у каждого будет много, очень много свободного времени, жить будем полтораста лет;

— человек будущего обречен на одиночество;

— постигать природу просто скучно, и нет в этом утешения для человеческой души;

— лишь история дает такое ощущение, потому надо воскрешать персонажей прошлого (по Фёдорову практически)

— а потом установим связи с миллиардами умерших предков и будем переосмысливать и переосмысливать свою жизнь…

Получается не Россия завтрашнего для, а сплошной «Ð£Ð±Ð¸Ðº».

Автор гипертрофировал одну из страстей человека – смотреться в прошлое, как в зеркало. Но в любые эпохи эта страсть занимает лишь часть нашего времени. Вот буквально вчера – расцвет попаданчества, как литературного приема – именно как попытка посмотреться в прошлое и одновременно исправить его. Но это не значит, что все другие сферы деятельности пошли лесом.

По поводу скуки и бездуховности постижения природы – Нил Стивенсон и «ÐÐ½Ð°Ñ„ÐµÐ¼» — всем в помощь 

Ну а идея о том, что все будут жить просто здорово, не нуждаясь, а машины будут за нас вкалывать – она привлекательная, но сами по себе машины нам не помогут. Без трансформации общества и/или человека мы тихо окочуримся по углам, потому что проиграем конкурентную борьбу эффективным механизмам.

Станислав Бескаравайный «ÐŸÑ€Ð¾Ð³Ð½Ð¾Ð·Ð¸Ñ€Ð¾Ð²Ð°Ð½Ð¸Ðµ развития техники» /274/

В статье решалась достаточно узкая, чисто методологическая задача – разобраться с понятием «Ð¿Ð°Ñ€Ð°Ð´Ð¸Ð³Ð¼Ð° техники» (это аналог понятия «Ð¿Ð°Ñ€Ð°Ð´Ð¸Ð³Ð¼Ð° науки»). Как оно получилось – судить читателям .

Антон Первушин Сумма космонавтики. Взгляд Станислава Лема на будущее космической экспансии /289/

Можно ли лемовские рассуждения, ставшие сейчас отчасти ретрофутуризмом – использовать в реальном прогнозировании?

С одной стороны – Лем предсказал, что межзвездная экспансия потребует такого высокого уровня кооперации на Земле, что это сметет национальные границы, объединит человечество – вывод вполне разумный и если смотреть на сегодняшние попытки кооперации в космосе – правильный.

С другой стороны – в рассказах о пилоте Пирксе – Лем рисует картину быстрой колонизации космоса средствами индустриальной эпохи. Техника лишь начинает обретать «Ð¸ÑÐºÑ€Ñ‹ разума».

Первушин показывает, что «ÐºÐ¾ÑÐ¼Ð¾Ð½Ð°Ð²Ñ‚Ð¸ÐºÑƒ» рассказов о Пирксе – Лем заимствовал из авиации, и к 1970-м стало ясно, что подобная колонизация космоса — именно фантазия.

А в противоречи между машиной и человеком – как колонизаторами космоса – Лем указывает на волю человеческого разума, а вот машинный интеллект воли лишен. Потом, завершает уже Первушин – человек не сможет отказаться от человечности в своей космической экспансии.

Можно тяжело вздохнуть и открыть «Ð­Ñ…опраксию» Уоттса.

Увы, будущее обладает столь выдающимся оскалом, что лучше бы оно не улыбалось нам  Трансгуманизм, он ведь не на пустом месте возник…

Словом, у Харитонова, в романе «Ð¤Ð°ÐºÐ°Ð¿» вселенная Стругацких «Ð¾Ñ‚правлена в будущее» куда достовернее (хотя, конечно, роман – очень велик по объему, и сопоставлять его со статьей не совсем правильно).

В целом по сборнику:

Сборник отягощен типичной проблемой конкурса, на который подано маловато работ.

Выбор есть, но из предложенных кубиков не складывается целостная концепция. Составители в кризисе.

Глубоко разработать один вопрос? Нет, есть работы в других темах.

Описать все будущее подробно, как целостную картину – откровенно не хватает работ.

Выкинуть все слабые и вторичные тексты? Нет, тогда тупо не будет книжки, только брошюра.

Получается редкозубая челюсть. Удар пальцами, а не кулаком.

Сборнику очень на пользу пошли бы еще две сотни страниц текста, еще хотя бы один раздел.

По футурологической составляющей.

Этот сборник очень неплохо смотрелся бы десять лет назад. Да, это проблема всех подобных сборников. Но проблема не меняется: тут есть ценные своей новизной понятия, гипотезы, концепции — просто их мало, и методологически сборник не играет, как целое. Общая идея о кризисе индустриальной фазы развития – прослеживается – но не во всех текстах, порой противоречиво, порой лишь на периферии.

Читаешь одну статью, вторую — хорошо, потом две подряд – грустно. В итоге к последним текстам в сборнике подбираешься с ощущением вторичности. Если бы в книге присутствовала единая линия рассуждений, авторы бы придерживались каких-то общих концепций – и вторичность не была бы проблемой. Сейчас-то классиков прогнозирования читают не за оригинальность, а за великолепные примеры рассуждений…

Итого: могу ли я сказать, что это плохой научпоп? Нет.

Это средний, обыкновенный, но никак не выдающий, сборник. Отедбльные проблемы в сборнике подняты и рассмотрены на вполне приличном уровне. А на фоне весьма ограниченного потока научных футурологических текстов на постСоюзном пространстве – крепкий середнячок.

Легко тасуя реальность и виртуальность, заигрывая с горизонтальной восьмеркой и временами впадая в занудные описания — автор «Ð²Ð·ÑÐ» вес». Фантастический роман во всей красе, с уникальным, сложным и конфликтным космосом, с развивающимися персонажами и кучей точек зрения по любым вопросам.

И это хорошо.

Но особенно интересно смотреть, как автор, который начал цикл «ÐšÑƒÐ»ÑŒÑ‚ÑƒÑ€Ð°» в 1987-м, бережно развивает созданную им вселенную. С 80-х мир вокруг нас довольно много поменялся. И требуется как-то совмещать космическую оперу (корабли, которые бороздят просторы Большого театра), и многоэтажную виртуальность, которая растет вглубь себя куда быстрее, чем люди осваивают Луну.

Для мощного автора единственный способ совместить эти тенденции — и не убить созданный мир — это найти проблему, обнаружить конфликт, который придется решать в рамках заданных ограничений.

И такой конфликт — посмертные виртуальные реальности, где разумные существа могут блаженствовать, а могут страдать. Соответственно, есть две группы — одни хотят, чтобы после смерти все было хорошо, другая — что надо отвечать за свои грехи.

Конфликт между ними постепенно выходит на новые уровни — от дискуссий к виртуальным войнам, потом выплескивается в реальность...

Детективные и военные интриги присутствуют в полном объеме. Что удалось — так это развертывание этих интриг на бесконечной технологической шкале. Из современных явлений это можно сравнить разве что с конфликтом в Африке: два государства воюют, используя старые пулеметы, тысячи мобилизованных, парочку купленных самолетов, а в качестве военной хитрости могут и овечье стадо прогнать перед тепловизорами. При этом получить на свой арсенал управляемую ракету — хорошо. И точно известно, что есть где-то ядрёная бомба, которая может решить вообще все проблемы, но её отчего-то не продают.

Работа с посмертием, с сохранением души, с влиянием тысяч смертей на виртуальную личность, образ гегемон-роения (размножение кораблей, думающих захватить космос) — все упаковано в единую сюжетную структуру.

Персонажи свои роли исполняют — в ним испытываешь эмоции, пытаешься предугадать их следующие шаги и видишь тупики их развития.

Автор показывает своё трудолюбие. Надо продемонстрировать целую жизнь некоей ученой, которая отправилась с экспедицией в виртуальный ад, там угодила в жернова, а потом, лишенная надежды — была отправлена местным владыкой на психическую реабилитацию? Пожалуйста — целая жизнь разумной слонихи в монастыре таких же слоних, где они переписывали книги.

Надо описать устройство скафандра? Боевого, специального, чтобы человека не размазало по стенке? Нет проблем — по такому описанию можно зачет сдавать.

Что в минусе?

— неустранимые противоречия созданного космоса. Бесконечное развитие разумов практически без серьезных конфликтов? Развитие, которое потребует все больших ресурсов и трудовых затрат? Не верю. Образ кораблей — богов в своих колесницах, богов по своим возможностям — которые патрулируют космос, он весьма занятен. Но... автор устраняется от рассмотрения внутренних противоречий Культуры, заменяя их бюрократическими шероховатостями и всяческими психологическими отступлениями. Потому арзумы кораблей неизменно эксцентричны, забавныЮ ограничены, с подвохом, с придурью, с усталостью...;

— финал с одной стороны честен. Все сюжетные линии завершаются, у каждой своё решение, свой конфликт — но все равно он получается чрезвычайно кратким. Будто сложная карточная партия вдруг прерывается появлением на столе пятерки джокеров;

— образ богатейшего субъекта одной почти человеческой цивилизации. Это бизнесмен богаче всех остальных, чуть ли не вместе взятых. Он уже больше ста лет делает карьеру и влияние его сказочно. При том остается именно бизнесменом — не преобразуется ни в политика, ни в настоящего олигарха. Не верю :)

Итого: роман затянут, но если вы хотят насладиться современными вариациями космической оперы — прочитать его стоит.

Олди создали очень хорошую аллегорию протестантского общества. «Ð’ремя-деньги», старая, прописная истина. Но в Голландии (и ближних окрстностях) той эпохи она становилась осязаемой действительностью, когда человек уже не мог расчитывать на свою общину, на семью и даже на церковь — если он был беден. Авторам пришлось делать, фактически, лишь единственное допущение, привязав деньги к сроку жизни.

Плюс хорошо выстроенная полудетективная история и добротный культурологический материал.

Лучшая вещь в сборнике.

Тема эмпатии в фантастике раскрывается достаточно часто. Но, к сожалению, как астрономия в Средневековье была Золушкой астрологии, так и сейчас эмпатия — это Золушка телепатии. Чтение мыслей кажется авторам куда важнее понимания эмоций.

Этот рассказ — один из примеров опровержения такой тенденции.

Психологически сильная история о человеке, который не только почувствовал ужас леса, но и смог вместить, вобрать его в себя. Не уверен, что автор проводила параллели с Христом, принимающим на себя грехи мира, но какая-то аналогия прослеживается.

Рассказ был написан очень много лет тому назад, но и сейчас, если подумать, он взял бы первые места на множестве литературных конкурсов.

Для меня эта повесть — одна из первых основательных «Ð¿Ð¾ÑÑ‚ъядерок». Читал еще много и разных, но в этой присутствуют основные характерные черты:

— практически тотальное разрeшение прошлых технологий (+ упадок культуры);

— деградация биосферы, дегардация человечества — сочетание разнообразных ужасов;

— остатки технологий, которые могут быть смертельно опасны (тут и искушение наркотой и ядерные бомбы);

— чистое зерно для нового начала (главный герой и... );

— сюжет, который не раскрывая подробностей можно обозначить как одну большу инициацию тот самого «Ð½Ð¾Ð²Ð¾Ð³Ð¾ начала».

Чего тут нет:

— путешествия в прошлое, которое позволило бы не начинать ядерной войны;

— инопланетян.

Итог: это одна из стандартных вещей, которые составляют образ темы — как очередной камешек в мозаике. Уже в 90-е интерес к постъядерке изрядно угас, потому текстов более высокого уровня с использованием этой же темы как основной — практически не написано. Тема множество раз использовалась как побочная, но в самый ужас изничтожения жизни, когда даже после ядерной зимылучше не становится — окунаются редко.

Роман рекомендую к прочтению всем.

Тут много было сказано о его художественных достоинствах — и правильно сказано.

Но есть еще и научно-исторический пласт. Так вот автор совершил почти невозможное — они привнес в художественное произведение:

— религиозную проблематику западной Европы второй половины 17-го века;

— становление научных организаций и превращение науки в производящую силу;

— экономическое противостояние в Европе, развитие колониальной системы и становление системы кредита, которая развернуласьво всю мощь уже в 18-м и 19-м вв.

Я немного понимаю в философии Нового времени, я кое-что смыслю в религиоведении, в технике. Я читал множество исторических романов о той эпохе. И в каждом были нотки философии, нотки религии, рассуждения о технике. Это было как игра на свирели или соло на скрипке. Но тут прозвучала симфония, в которой автор умудрился почти не фальшивить, открылось эпических размеров полотно. Будто автор консультировался у Броделя, сам перечитал всего Лейбница, проштудировал историю Англии. И все это богатство органично представлено в лице персонажей, в романе действуют живые люди.

Есть, есть разумеется в романе отдельные моменты с которыми я бы не очень согласился. По становлению научной картины мира или же по упоминаниям России. Но этот тот случай, когда и на Солнце есть пятна.

Поставил 10

Это попытка написать портрет идеального католического монарха.

Попытка с одной стороны вполне успешная, но с другой стороны — не слишком детальная.

Я бы сравнил этот портрет с акварельным эскизом перед созданием настоящего, масляного портрета. Разложены краски по листу, прочерчены контуры фигуры, но еще требует напрячь воображение (и порой изрядно напрячь), чтобы рассмотреть за этими пятнами краски и карандашными штрихами — настоящего, живого человека. Может быть, только лицо кажется уже почти завершенным, почти можно узнать...

Детали и мелочи. Подмалевок и лакировка. Этого всего нет.

Сработано крупными мазками — вот мать, волевая и умная, вот нечисть, искушающая и злобная, вот графы, вот епископпы, вот сарацины. Вот вера, рядышком фанатизм, вот сомнения, вот игра в религиозность. Ко всякой вещи и ко всякому движению души можно смело прикреплять бирку с подходящей надписью.

Но ведь в реальности так не бывает. Всегда есть переходы, полутона, тени. Бытие человека — это не картинка-раскраска. Достаточно взгляднуть на «ÐŸÑ€Ð¾ÐºÐ»ÑÑ‚Ñ‹Ñ… королей»

Разумеется, перед нами не биография, а легенда — и автор вполне ясно указывает на это в названии. Но в том-то и вся соль, что для вот такой лененды — имхо — это слишком длинно. Как там у Акутагавы Рюноске: короткое продолжение известнейшей японской легенды, почти сказка, и только одна фраза в конце «Ð‘ÑƒÐ´ÑŒÑ‚Ðµ счастливее меня!» — и все становится ясно. Эта же вещь подогнана под книжный формат. А если полноценный роман, то надо куда как тщательнее прослеживать эволюцию человека и эволюцию его окружения.

Но в целом — очень неплохо. Если кому интересны религиозно-психологические коллизии Средневековья, я бы рекомендовал к прочтению.

Разумеется, с поправкой на кареты и канареек, которых, если я не ошибаюсь, тогда во Франции было не сыскать.

По сути своей это небольшая повесть.

Основная декорация — некий мифический дом-дворец-анфилада залов-лабиринт. Он существует в другом мире, каком-то ином пространстве, где вокруг только море. По структуре чем-то напоминает «Ð‘иблиотеку вавилонскую» Борхеса, хотя вместо книг все стены уставлены самыми разными статуями. Есть в этих статуях символика — например проход в наш мир возможен через зал с Минотаврами, а один из персонажей прямо говорит, что сейчас в дальних пределах дома появляются статуи компьютеров.

К сожалению, всего потенциала придумки с изваяниями автор не раскрыла — в финале испытываешь то чувство, что можешь и про пещеру Платона рассуждать, и про Другого и про множество иных отсылок, которыми усыпан текст — но все намеки на них лишь пустые обещания сюжетных поворотов. Будто ребенок начитался философских энциклопедий, но сложные слова не задержались в его памяти, а запомнилось только, что вещи в мире связаны странным отношениями — и тени этих отношений он пытается нарисовать, изобразить в причудливых образах статуй.

Как говорят о некоторых библиотеках — небольшое, но со вкусом подобранное собрание книг. Так и «ÐŸÐ¸Ñ€Ð°Ð½ÐµÐ·Ð¸» — не такая уж значительная, но со вкусом и старанием выполненная вещь, в которой автор не допускала фальшивых нот. Очень похожие ощущения были от проходных вещей Ле Гуин. И вообще от небольших произведений, которыми авторы обрамляют свои значительные, главные опусы. Да, мило, да хорошо. А на «ÐŸÐ°Ñ€Ñ„ÑŽÐ¼ÐµÑ€Ð°» Зюскинда потянет? Увы, нет. И дело, разумеется, не сколько в отсутствии мрачного процесса получения духов — но и в массе совершенно не использованных возможностей, не вскрытых коллизий. Насколько «Ð±Ð»Ð°Ð³Ð¾Ñ€Ð¾Ð´Ð½Ñ‹Ð¹ дикарь» отличается от «Ð¸Ð´ÐµÐ°Ð»ÑŒÐ½Ð¾Ð³Ð¾ жреца», и как он все-таки начнет разбираться в нашем мире? Как сочетается конфликт забытого-мистического и реального? Почему статуи-образы не враждовали между собой в голове у человека-жреца? Ведь в процессе становления личности различные архетипы должны были как-то противостоять друг другу? Это всё скрылось в пене дней. Медитативность, неспешность и вдумчивость повествования не должны заслонять сюжет. И тем более, не должны делать настолько предсказуемыми сюжетные ходы.

Набросок, а не живописное полотно, орнамент вышивки, но не лабиринт, горное эхо, но не мелодия, эскиз, но не сборочный чертеж — вот каково это произведение.

Слишком просто.

В примечаниях рассказывается, что автор пережила нервный срыв, и лучше всех литературных аналогий сквозь текст проступает стремление к психической устойчивости и полноценному общению с людьми.

Потому эта хорошая повесть будет смотреться эффектным дополнением в условном сборнике «Ð›ÑƒÑ‡ÑˆÐµÐµ за год 2020». Но как «Ð²Ñ‚Ð¾Ñ€Ð°Ñ книга талантливой писательницы» — немного не то.

Что захотел увидеть автор в новых поселениях на спутнике Земли? Какую картину захотел нарисовать и представить читателям? Финал трилогии дает ответы.

.

В первую голову — показать, как человек еще может двинуть вперед нашу цивилизацию. Личность, индивидуальность, характер — становятся определяющими качествами для исторического масштаба событий. При том, что у многих индивидуальные ИИ, высчитывающие проценты прибылей и варианты угроз, за человеком остается воление. Упорство. Месть. Ярость. И пока лидеры могут воплощать эти свойства человеческой натуры — они ведут за собой людей. Иногда как организаторы, иногда — как живые примеры;

.

Интригам будущего нужны технологические ограничения. И дело не только в особенностях реголита, уровне радиации или трансформации человеческих костей. Как бы не были энергичны лунники — человеческое разнообразие может смениться лишь машинной биржей, которая приведет к уничтожению всех людей на Луне. Есть человеческие субъекта и есть растущая безличностная техносфера, которую относительно легко прогнозировать, и которая опасна не меньше пожара или наводнения. Приходиться быть инициативнее машин, чтобы управлять ими. И демонстрация этой постоянной угрозы — несомненный успех третьей книги;

.

С одной стороны показано физиологическое — из-за особенностей скелетов — рождение нового народа. С другой — носители новой культуры, которые еще недавно были «Ð²Ð°Ñ€Ð²Ð°Ñ€Ð°Ð¼Ð¸» на Земле — очень быстро превращаются в отдельную общность. Вчерашние жители фавел, кое-как обучившиеся работать с оборудованием, и сдавшие десяток экзаменов — волею судьбы становятся миллиардерами и основателями новых кланов. В таком культурном переходе — максимум чувственных переживаний, когда от приевшегося обжорства или надоевшего разврата приходиться переходить к более возвышенным удовольствиям и более серьезным целям. Но от низких удовольствий так непросто отказаться :) Фактически, поселения лунников — это города итальянского Возрождения. Гордись, Фьоренца, долей величавой! / Ты над землей и морем бьешь крылом, / И самый Ад твоей наполнен славой! — новые социальные структуры держаться буквально на нескольких семьях, которые только начали обрастать непробиваемым коконом из приживалок, помощников и придворных. Потому роль личности — просто зашкаливает. Любой недостаток или порок могут стать критической уязвимостью, мультиплицироваться в подражании тысяч других людей. А позитивные качества — основой для созидание новой империи. Как интеллект, так и физиология — архиважны для сюжета вообще и раскрытия персонажей в частности. Обилие эротических описаний, и реконструкция дуэльных поединков — красной нитью проходят сквозь всю трилогию.

.

Но что добавляется в третьей книге? Идет завершение войны. Нашествие землян было во второй. Личности, которые подобно ниобиевым магнитам собирали вокруг себя узоры из железных опилок — заканчиваются. Или умирают, или меняются, или настолько теряют собственную репутацию, что уже не могут быть живыми кумирами. Те, кто хотел проявить себя в качестве злодея — раскрылись, и должны погибнуть. Кто оказался недостаточно храбр или удачлив — отсеялись. Их не стоит принимать во внимания. В пространстве человеческих отношений формируется новый рельеф, который теперь больше зависит от законов и потребностей общества, чем от капризов и случайных встреч двадцатилетней давности. Чисто личностные конфликты, как завод часовой пружины — постепенно исчерпывают себя, но еще далеко не кончились. Раз за разом автор показывает концовку очередных противостояний — кого-то отравят ядовитыми иглами в грязевой ванне, а кто-то не станет выпускать родственнице кишки на арене. При том, что дружба и любовь — продолжают жить. Не все линии развязаны, и при желании легко можно выйти на четвертый и пятый том — но это будет история про совсем другой мир...

.

А будет это мир другим, потому что завершается золотой век становления кланов — идет становление государства. Лунного государства.

Солдаты-бизнесмены, которые с ножом в руках были готовы выходить на судебные поединки, сменяются юристами. То есть вопрос власти отделяется от вопросов управления — и Луной теперь руководит промежуточная фигура адвокатессы.

А с чего начинается становление государства в плане законов? Старик Энгельс не даст соврать — с введения социальных гарантий. Если Солон запретил продавать афинян в рабство — то на Луне становятся бесплатным «Ñ‡ÐµÑ‚Ñ‹Ñ€Ðµ базиса». Воздух, вода, углерод и данные — для всех, даром. Это означает снижения уровня напряжения сил, когда каждый лунник точно знал, что если он не заработает сколько-то денег — задохнётся. И если в обществе есть единый для всех контракт, который никогда не подписывался и никак не скреплялся даже личными обещаниями — и он имеет власть над каждым — то это называется «Ð·Ð°ÐºÐ¾Ð½». Анархические договоренности — ты мне я тебе и плевать на все остальное — уходят в прошлое. То есть общество фронтира, которое в чистом виде существовало несколько десятилетий — готово исчезнуть. Легендарная эпоха завершается.

.

Этот диалектический (Карл!) процесс — когда из вражды кланов рождается государство — показан идеально, и трилогия может считаться образцом научно-политической фантастики, иллюстрацией «Ñ…Ð¸Ñ‚Ñ€Ð¾ÑÑ‚Ð¸ исторического разума».

Но читателю придется делать изрядную скидку — автор откровенно подыгрывает лунникам. Это, конечно, не уровень Хайнлайна, когда в «Ð›ÑƒÐ½Ðµ, суровой хозяйке» игра шла в одни ворота, а скорее амальгама из нескольких «Ð±Ð¾Ð½ÑƒÑÐ¾Ð²».

В отношении с землянами — полный аналог сериала «ÐŸÑ€Ð°Ð²Ð¾ÑÑƒÐ´Ð¸Ðµ». Есть некая провинция, временами туда приезжают ребята из центров мира, которые раз за разом пытаются купить всех провинциалов за три копейки, но в силу местной специфики — у них ничего не получается. Местные продолжают враждовать между собой, воровать и охранять, и по отдельности это не самые замечательные люди. Только вот дух глубинки неизменно берет своё.

В отношении с наукой — удача. Есть университеты на темной стороне Луны, которые готовы фактически собирать заново личность человека. Это уже почти воскрешение. Есть воплощенные в фабриках прорывные технологии. И фактическое опережение земных разработок. Земля упорно показывается как территория, утратившая задор и тягу к новизне — будто США 19-го века, говорят Старому свету 21-го — «Ð° в тылу путь Европа дальше гниет без нас». Луна может быть фронтиром, где части научных разработок будет комфортнее, чем в тисках земных законов. Но сложность и разнообразие конфликтов на Земле — громадные. Количество кадров — миллиарды. Инфраструктура — уже создана. Значит снова и снова земляне будут вытаскивать белого кролика из цилиндра. И не только биологическое оружие, которого так опасаются лунники. Автор слишком уж нарочито проводить аналогию с загнивающей Римской империей...

Наконец, в отношении трансформации человека — Макдональд продолжает линию первой книги на сумму новых черт, которые формируют новый этнос или даже расу. Технологические фокусы, которые позволяют работать с шизофренией или бороться с параличом — работают на единство лунников. Но нет эпидемии расчеловечивания, описанной во «Ð’ÑÐµÑÐ¾Ð¶Ð¶ÐµÐ½Ð¸Ð¸» Збешховского — когда бы у каждого лунника крыша ехала на свой градус и они бы отчаянно конкурировали, имплантируя себе ярость, талант к интриге или же сообразительность...

.

Итого: рождение нового народа и государства — из чувственной ярости и запутанной интриги.

.

П.С. Название лично я — перевел бы как «Ð’Ð¾ÑÑ…Ð¾Ð´ÑÑ‰Ð°Ñ Луна». Здесь она восставшая не «Ð¿Ñ€Ð¾Ñ‚Ð¸Ð² тирана», а «Ð¸Ð· праха», причем тотальной катастрофы не случилось. Идет рождение, восход, подъем.

Роман этот — мозаика из достаточно традиционных Sci-fi концепций, часть из которых разменяла шестой десяток лет.

Есть корабль поколений, и есть ускоренное развитие цивилизации насекомых, есть генетические эксперименты и есть попытки обрести бессмертие в объятьях электроники, есть конец земной цивилизации и есть её возрождение.

Автор не делает ставки на какое-то одно допущение, выводя на передний план то одну, то другую аналогию — сюжет достаточно запутан и оставляет место для самых странных поворотов. Но над всеми этим костяшками домино нависает главное противоречие: с одной стороны жажда экспериментов по созданию новых разумных видов, с другой — зашоренность и временами фанатизм самих экспериментаторов.

Люди хотели создать мир, в котором разовьются обезьяны, но — «Ð·ÐµÐ»ÐµÐ½Ñ‹Ðµ» или же «Ñ‡ÐµÐ»Ð¾Ð²ÐµÑ‡ÐµÑÐºÐ¸Ðµ фундаменталисты», или же «Ð±Ð¸Ð¾-луддиты» — устроили диверсию. Обезьяны погибли, но развились там и муравьи, и раки, и, главное, пауки — потому как подходящая нанокультура оплодотворила биосферу.

Эти же радикалы начали войну по всем планетам, где существовали колонии, и человечество почти погибло.

Потому бОльшая часть сюжета — это игра в «Ñ†Ð¸Ð²Ð¸Ð»Ð¸Ð·Ð°Ñ†Ð¸ÑŽ» на двух досках:

— есть планета, вокруг которой вращается спутник с замороженным человеком и его программной аватарой. Бог для живущих внизу, у которого поехала крыша и есть в запасе сколько-то ядерных бомб. Обеспечивает прогресс пауков;

— есть громадный корабль, который смог добраться из Солнечной системы (там гибель), в поисках терраформированного для обезьян мира. Но «Ð±Ð¾Ð³» не пускает на свою планету, и творится на этом корабле трэш, угар, содомия. Люди изо всех силы пытаются выжить, но их раздирают внутренние конфликты, пока через пару тысяч лет не складывается там нормальная команда (анабиоз как фактор отбора отлично себя показывает)...

Автор достаточно откровенно ставит эксперимент — смогут ли два разумных биологических вида сосуществовать так, чтобы не сожрать друг друга при первой возможности? Можно хотя бы предпосылки откопать для такого сотрудничества? Потому не стоит ждать от сюжета хорошей детективной логики — натяжка там, умолчание здесь, благожелательность к эксперименту всегда.

Интереснее смотреть за тем, как выкладываются на стол новые и новые козыри, что позволяют паукам бешено развиваться.

Наследственная передача памяти. Генетическая инженерия без серьезных микроскопов. Биохимическое управление поведением других существ. Биохимическая передача знаний не только потомству, но и любым другим паукам...

Среди прочего это позволяет автору «Ñ€Ð°Ð±Ð¾Ñ‚ать» с подобиями одних и тех же героев — паучиха Порция, с которой началось обретение разумности, все повторяется и повторяется в своих потомках, пока очередная Порция не выходит на орбиту в довольно странном «Ñ‡ÐµÐ»Ð½Ð¾ÐºÐµ».

Получается относительно твердая научная фантастика, сюжет которой изрядно портится от необходимости быстрого пересказа истории двух тысяч лет. Политические, социальные, биологические особенности паучьего мира — показаны больше пунктиром. Да, Чайковски улыбается — в цивилизации разумных паучих именно пауки начинают борьбу за гендерное равенство, за возможность не быть съеденными после полового акта. Есть и почти земное сомнение в божественности воли неба, которое, в итоге, получает полное подтверждение. Но ощущение компьютерной игрушки, где есть только один путь к победе — не отпускает. Психологией пауков, которые так странно и разнообразно получают свои знания — автор не занимается. Уровня В. Винджа с его собакоподобными «ÑÑ‚Ð°ÑÐ¼Ð¸» из «ÐŸÐ»Ð°Ð¼ÐµÐ½Ð¸ над бездной» — и близко не достигает. Единственная настоящая, без шуток, трагедия — это судьба ученой-генетика, которая стала божеством не обезьян, как хотела, но пауков — и тысячу лет рассыпалась под грузом энтропии строчек программного кода.

Финт, которым автор пытается доказать, что мечта — как восьмилапые и двурукие разумные будут сидеть за одними столами — не кажется мне самым достоверным. Прежде всего потому, что если один вид набрал такой темп развития, то второму виду надо или принять такой же быстрый темп перемен, или отстать навсегда. Автор, иронизируя или сочувствуя чужим заблуждениям, сам — не очень-то хочет смотреть в зеркало.

Есть одна серьезная стилистическая претензия к тексту (переводу?): члены команды пауков несколько раз именуются автором «ÑÐ²Ð¾Ð¸Ð¼Ð¸ людьми» — причем про людей восьминожки еще ничего не знают...

Итого: это достаточно лёгкая — как бы странно это не казалось — НФ об альтернативной цивилизации. Она хорошо подойдет неискушенному читателю: богатство образов, неожиданные повороты сюжета, прозрачность мотивации персонажей. Позитивный финал.

Семь из десяти.

Осенний питерский киберпанк

.

Стандартный рецепт субжанра – высокие технологии и низкая реальность.

А если взять не опасную житуху опытного хакера, не внезапные поединки уличного самурая – но депрессивно-безнадежно-невез учую жизнь рекламного агента?

Сам он, по сути, мелкий, на грани законности, жулик. И вот его родителей разводят другие жулики – уже от медицины. А он – продвинутый, грамотный пользователь, который уверен, что знает, как устроен мир. И хотя бы для грамотного сообщения в полицию может собрать материал. Ничего, однако, не получается с поисками мошенников. И родители – стареют, боятся даже не смерти, а полной своей ненужности, готовы снова и снова покупать «ÑÐ»Ð¸ÐºÑÐ¸Ñ€Ñ‹», надо что-то делать…

Но в этом слякотном коридоре осенней бессмыслицы – на смену одним жуликам скорее всего придут другие, чуть более продвинутые. Пусть не жулики, а стартаперы. И сразу не поймешь – они обманут, чтобы получить лишнюю крысу для опытов, или готовы спасти людей, создав новое лекарство.

В холодном и стылом воздухе витает дисквалификация человека – распад специалиста. Страх из прошлого, лохматого века – когда придумали атомную бомбу и всерьез дрались на войне. Ничего не понятно, а все вокруг улыбаются, и делают вид, что верят в короткие строчки на листовке – и если скажешь что-то неправильное, то перестанешь быть своим для них.

Сейчас в мире слишком много информации и мы чрезмерно полагаемся на простенькие программы, которые водят машину, фильтруют рекламу, охраняют и поддерживают в темных подворотнях, начисляют положительные баллы за правильное поведение и скоро будут подбирать спутников жизни... Бежим, как деловая крыса в темном чужом лабиринте – а на маленькой тележке впереди едет сыр.

Стоит проблеме стать самую капельку сложней – мы уже ничего не может сделать. Одни ссылки противоречат другим, другие третьим, все вроде как говорят правильно и солидно – а может, не они, а нанятые за три копейки по сети копирайтеры. Чтобы дойти до первоисточников информации, нужна уйма времени и адское терпение. Которые обычно бывают у специалистов в данной конкретной области – им ведь за это деньги платят. Мы же, сирые и убогие пользователи, лишь глубокомысленно философствуем, вяжем «Ð°ÑƒÑ‚ÐµÐ½Ñ‚Ð¸Ñ‡Ð½Ñ‹Ðµ тибетские фенечки» и сочиняем бесконечные теории заговоров. Причем больше всего на свете боимся сознаться себе в этой интеллектуальной недостаточности – потому, прочитав на пару статей в сети больше, чем знакомые, надеваем очки, становимся в позу, и начинаем вещать.

В ответ – может сильно прилететь. Практически до смерти. Как в "Икаровой железе" А. Старобинец

И даже если поймешь, за что — кажется, что невозможно отличить истину от лжи в коловращении мира. Потому что контекстная реклама неотличима от дружеского совета.

Автор и не говорит, что у героев получится. Мастерски наводя тень на плетень, один слой депрессии на другой, она как бы окутывает читателя этим сырым и темный покрывалом ноябрьской бессмысленности. Потому что ничего толком у персонажей не получается – а люди вокруг них делятся на два бесконечно далеких круга: одни что-то увлеченно плетут, но рассказать им, в каких мелочах они заблуждаются, просто нет сил и упорства, а другие что-то знают, но толково поделиться своим знанием – у них нет ни времени, ни желания.

Потому все говорят друг-другу обтекаемые бессмыслицы, приправленные чем-то модным. Тибетскими фенечками.

Человек одинок в электронном океане. Нет помощников, нет искренних доброжелателей.

Несколько отступив в сторону — смотришь на текст, как на добротно сработанный гроб. Не шедевр, конечно. Вещь крепко-ремесленного уровня, с полудюжиной вставок-эссе и лекций, с грамотно дозированными рассуждениями персонажей – когда читать еще не скучно, а всё необходимое автор уже сказала. Очередная вариация технологической сингулярности – причем не в грубо-прямолинейном варианте, когда машина становятся умнее человека за пару лет, но в неспешном, нейросетевом и гуманитарном. Когда героям просто ничего непонятно, нет точки отсчета, а читатель может оценить эрудицию автора – или же, как знать, её умение пользоваться поисковыми сайтами...

Имеются – куда же без них — и сучковатые огрехи на лакированной поверхности. Два персонажа слишком уж похожи друг на друга, и как бы автор не тасовала карты, говорят они одним языком. Кроме того, фраза врача «Ð’Ñ‹ все равно остаетесь нашим клиентом, просто через двадцать лет мы будем знать много больше», — даёт герою карт-бланш на действия в стиле Сары Коннор. Так пациентам о контрактах не напоминают… Еще видно, что автор заботливо убрала из текста все коллективные страсти – персонажи существуют своей частной жизнью, в квартирах и кварталах, максимум в Питере, но никак не в стране. Ни поорать на футболе, ни серьезно поругаться о политике, ни даже испугаться чего-то всем вместе – невозможно. За коллективным переживанием надо идти в группу поддержки. Так бывает в фильмах о зомби, когда создатели убирают из кадра все длинные предметы вроде швабр и лыжных палок – чтобы нечем было защититься, а можно было только бегать и кричать...

Но потом замечаешь петли, на которых крышка гроба может открываться изнутри. Люди еще не окончательно перестали быть средством – потому они в чем-то цель. Пациентом можно заняться не из любви к человеку, но из страсти к науке. Сколько-то экспериментов плохих, а сколько-то и полезных. Надо просто еще раз протянуть руку за лотерейным шариком.

И, главное, отношения с другими людьми. С живыми и горячими. Любовь может вытащить из любой ямы, в которую загоняет тебя депрессия.

Ноябрь закончится…

Выдумка без фантазии

Текст обладает не самым плохим стилем, сюжет выстроен, есть даже протагонистка.

Книга явно подгонялась под возможную экранизацию — побольше замкнутых локаций, плюс перебивки из воспоминаний персонажей, чтобы зрителям не было скучно наблюдать лишь внутренности звездолёта.

Вот и весь перечень достоинств текста. И среди них нет почти ничего, что можно было бы отнести к фантастике.

Основная проблема — несоответствие фантастического и детективного начала.

Для создания зрелищных образов или чего-то вроде интриги — автор отказывается представлять, что происходит не первая ситуация подобного рода.

Текст начинается с краткого кодекса, дающего правила обращения с клонами. Всё мило — но слишком однозначно, или слишком просто. Можно тут же представить себе десяток ситуаций, когда подобные правила работать не смогут (например, человек в ранее клонированном теле обладает государственно значимой информацией/навыком/социальн ыми связями, а уже создан его более свежий двойник — убивать "старика", как требует закон, в таком случае не станут).

Несколько строчек кодекса написаны, чтобы эффектно промотать их в начале фильма. И для задания интриги на борту звездолёта. Но не для большого мира Земли, где могут быть самые разные ситуации.

Когда же идут ссылки на прецеденты, получается все так же плохо:

"Ей никогда не приходилось пользоваться клапаном аварийного сброса, встроенным в бак для клонирования. Ученые внедрили в практику эти клапаны после того, как один из техников решил подшутить над клоном и оставил женщину после пробуждения на несколько часов в баке. Клонированная женщина наконец выбралась оттуда, говорят легенды, и устроила кровавую баню, в результате пришлось клонировать самого техника. После этого инженеры добавили клапан, чтобы клон мог сам выбраться из бака, если по какой-то причине застрянет в нем."

Ну вот, представьте, у вас делаются модели баков для клонирования.

И такой клапан — не добавляют??? Бак принимается в производство без предварительных испытаний и оценки аварийных ситуаций?

Чтобы каждый потенциально мог поиграть в рассказ Э.А. По?

Аналогичная ситуация:

"– Ведь такое, конечно же, случалось и раньше? Много одинаковых клонов, некоторые из них совершают преступления, и каковы права каждого? Не может быть, что я первый.

– Возможно, вы первый в наших данных, кто не знал, что его продублировали вопреки его воле, – сказала Ло."

Ага, после чего в прошедшем времени упоминается второе восстание клонов. То есть события, которые поломали судьбы сотен тысяч людей. Очевидная для террористов техника. И этот, вдруг, первый. И у полиции колебания, по результатам которых получается композитная личность (хороший человек с мрачными снами). И как эта композитная личность сочетается с простыми строчками кодекса?

Дальше все еще стандартнее:

- экипаж звездолета состоит из преступников (мотивация подобного — задана на отвратительном уровне. Если у вас есть технология переноса сознания, то проще поставить лояльных людей на всю вахту, и потом "разбудить" их в новых телах с накопленными воспоминаниями. Или экипаж, который будет меняться раз в несколько месяцев)

- ИИ корабля — результат кодирования одного из членов экипажа. Причем от него можно получить фразу "Я вернулся в строй на пятьдесят три процента и чувствую себя гораздо лучше." Ну блин, это фраза из докомпьютерной эпохи, сейчас даже школьник вам объяснит, что у компьютера разные функции, и на 53% можно проверить память, или восстановить емкость аккумуляторов или еще что... То есть даже с визуализацией у автора проблемы, потому что компьютер выдал бы картинку-схему-диаграмму-обрР°Ð· — что у него теперь работает.

- после пробуждения — то есть воскрешения в новых телах — у всех участников отсутствует память о полёте, компьютер подвис... Ой, какая неожиданная ситуация. Как свежо и оригинально.

- противоречия настоящих людей и клонов. При том, что клонирование фактически дает бессмертие, когда люди снова и снова просыпаются в новом теле. Вообще от серьезного восстания клонов до старта корабля прошло полтора столетия. Как быстро поменяется ситуация, когда люди увидят, что в после переноса сознания они сохраняют когнитивные способности и память? Автор смотрит на ситуацию глазами христианского религиозного моралиста середины 20-го века (среди прочего есть и пытаемый священник, которого клонируют и заставляют отказаться от веры). А как насчет буддийских моралистов? Что скажут индуисты?

- технология редактирования личности. Она есть. Её применяют неоднократно. Можно сделать закладку в собственную личность. Но автор не хочет осмысливать ту бездну линий развития, что получаются у человечества после создания такой технологии.

- мне сложно назвать текст романом в полном смысле этого слова — арки героев не кажутся полноценными. Да, мы узнаем много из событий их прошлого, и каждый меняется. Только вот все они меняются в прошлом. А в настоящем — автор просто вытаскивает из шкафов все новые скелеты и новые слои личности. Получается громадный склад роялей.

И эта книга номинируется на "Небьюлу-2017" плюс "Хьюго-2018". Надеюсь не только потому, что в тексте упоминается университет Обамы?

В моих глазах — это версия "Видоизмененного углерода", только не с боевиком, в качестве сюжетного основания, но с "Десятью негритятами". Весь громадный пласт социо-технологических проблем автор сводит к обстановке звездолета и старым счетам между членами экипажем. Редукция всего капитализма до мотива убийства за невыплату зарплаты.

Читается так себе.

Отличная форма и посредственное содержание

Добротно сбитый и выстроенный текст, с фактурными деталями и яркими персонажами. Не слишком большой.

По сути — мысленный эксперимент. А что если Зона проявится в Астраханской области, на ракетном полигоне, да еще в пиковые годы распада Союза.

Как будет реагировать государство на последних остатках советскости и на первых подергиваниях «Ð½Ð¾Ð²Ð¾Ð¹ России». При пустой казне, почти никаких управленческих ресурсах и практически полном равнодушии к людям.

Как поведут себя эвакуированные, а потом возвращенные. Возмущение, отчаяние, подобие бунтов, становление своего отдельного социума.

И социум этот вырос вокруг Зоны, от неё живет, и позволяет завозить довольно много всякого барахла.

Есть рискованные походы не-сталкеров, не-проводников (понты в том, чтобы не воспринимать подобные слова), есть гибель и пропажа без вести многих людей. Сорванные нервы и отъехавшие крыши. Добротные ужасы (обложка книги как бы намекает) и пригоршня баек.

Но эта рамка — уже практически канон. Что игрушка, что серия книг — отточили эту схему до бритвенной остроты.

Интересно, что там оригинального кроме не-сталкеров?

Автор подробно восстанавливает десятки названий и жаргонизмов, которые могут возникнуть именно тогда, в эпоху между кооперативным бумом и расстрелом Белого Дома. Надо вспомнить про фильм «Ð§ÐµÑ€ÐµÐ· тернии к звёздам», чтобы понять — откуда взялось прозвище карлика — Туранчокс. А про Тириона Ланнистера местная общественность была не в курсе.

Даже через двадцать лет кто-то уверен, что народ растлили именно через видеосалоны — и это сожаление тоже есть в тексте.

Попытка опереться на попов просто потому, что нет психологов — как раз из тех лет.

Ощущение, что ситуация не свалилась в полный кошмар лишь благодаря двум-трем относительно порядочным людям — и то, им ведь удалось просто притормозить падение.

Намек на расхождения братьев Стругацких во взглядах на государство.

Как сериал «ÐÐ° темной стороне Луны» — козыряет воскрешением «Ð·Ð°ÑÑ‚Ð¾Ñ», как «Ð–Ð¼ÑƒÑ€ÐºÐ¸» — вываливают на зрителя спутанные кишки 90-х, так и здесь — подана эпоха. Пусть она отражается в кривом зеркале.

Третьим слоем идут авторские приемы подачи материала.

Неумелые летописи, тщательные протоколы, интервью, отстраненные рассуждения. Просто куски текста, будто взятые из очередного триллера.

При всём винегрете — выдержка стиля и темпоритма. Чтобы читатель не заскучал, его надо все время удивлять, но не до мельтешения перед глазами.

И какие-то детали читатель должен постоянно додумывать сам. В голове должны увязываться фамилии, обстоятельства смертей и времена года.

Отсюда — постоянные сдвижки фокала. Кто вам рассказывает? Очередной не-сталкер? Самозваный летописец? Некий всевидящий голос, который точно знает, сколько и каких людей есть на Земле? Или автор собственной персоной говорит о своих личных ощущения?

Щелкает тумблер — и как бы включается новая камера.

Больше — ничего.

Эпический вопрос: «Ð—ачем автор всё это написал», — ответа никоим образом не получает.

Да, есть пара шуточек-намеков с фамилиями коллег-писателей.

Присутствует некая мораль — за всё хорошее и против всего плохого. Ею обильно пропитан хеппи-энд.

Есть общая настороженность к государству, которая не переходит в фобию — потому как среди начальства находятся приличные люди. С ними можно договориться.

И?

Фраза «ÐÑƒ, жизнь такая», — уже столько раз работала фиговым листком для книг серии «Ð¡Ñ‚Ð°Ð»ÐºÐµÑ€», что изрядно поистрепалась.

Это проблема всех свободных продолжений.

Что сотой книги про Саракш, что тысячной — про Зону. Что стотысячного английского детектива по мотивам Агаты Кристи.

Не догнать, но согреться — вот на что может рассчитывать читатель.

И этим книга разительно отличается от лазарчуковского «ÐÐ±Ð¾Ñ€Ð¸Ð³ÐµÐ½Ð°» — там финальный ералаш был кодой, объяснением множества странностей и намеков. Пусть и настолько странным, что в нем приходилось отдельно разбираться.

Здесь — нет. Сюжет и мир не входят в резонанс.

В остальном — хорошая книга, почти безупречная с точки зрения писательского ремесла.

дна из немногих (а для 1989-го вообще редчайших) попыток показать, что будет делать человека после наступления технологической сингулярности и какие проблемы будут для него актуальны.

В повести хорошо видно, что было отправной точкой рассуждений автора. Это образ «ÐºÐ¾Ð½Ñ‚Ð°ÐºÑ‚Ð° цивилизаций», который с 50-х был одной из стандартных основ сюжета. Бэнкс отталкивается от образа «ÐºÐ¾Ð½Ñ‚Ð°ÐºÑ‚Ð°», как лодочник от причала.

Инопланетяне, которые все-таки посетили землю в конце 1970-х, прилетели на корабле, который был умнее их всех вместе взятых и уж точно могущественнее человечества.

Гуманоиды на этом корабле – своеобразные эмоциональные чувствилища, ценность которых для исследования стремится к нулю. Хотя потенциал каждого, много выше потенциала человека, лишь свои переживания земной культуры они могу счесть чем-то хоть чуточку оригинальным. Всю аналитическую работу, все эксперименты и замеры осуществляют корабельные дроны.

Между экипажем и кораблем – практически не реальных разногласий. Только игровые. Они по максимуму обеспечены ресурсами, разнообразными видами услуг, они могут менять строение своего тела в широком диапазоне, да и живут практически вечно (хотя детей на корабле нет). То есть их «Ð·Ð¾Ð»Ð¾Ñ‚ой век» хорош почти всем – кроме отсутствия смысла жизни.

Вопрос – а зачем я существую? – как бы на периферии корабельной жизни. Но его нельзя обойти. Понимание того факта, что ты – лишь пешка в руках громадной силы – нельзя спрятать в шкаф.

Каждый приспосабливается к статусу свой вторичности как может.

— корабль – да, он тоже вторичен. «ÐšÐ°Ð¿Ñ€Ð¸Ð·Ð½Ñ‹Ð¹» первый осознает свою вторичность, потому как оторван от центра цивилизации, где такие корабли делают сотнями тысяч. Он просеивает какие-то задворки галактики. Корабль прячется за эксцентричностью: странным поведением, коллекционированием снежинок и потаканием некоторым прихотям экипажа;

— героиня – Дизиэт Сма — повествование ведется от её лица идет (суховатыми комментарии корабля вторым «Ð³Ð¾Ð»Ð¾ÑÐ¾Ð¼») — идет путем эстетизации восприятия мира. Её личность «Ð·Ð°Ñ‚очена» лишь на поиск и переживание, чувствование красоты. С точки зрения корабля она – хороший «Ñ‡ÐµÐ»Ð¾Ð²ÐµÑ‡ÐµÑÐºÐ¸Ð¹ сенсор»;

— многие, разумеется, уходят в чистый гедонизм. Один персонаж, явный оппонент главного героя, пытался уйти в игру целиком – вырядившись под героя земных фильмов о космосе, захотел, чтобы его выбрали капитаном корабля. На специально устроенном обеде, под десерт из человечины (гуманной выращенных тканей, разумеется) за него проголосовали лишь несколько человек.

— наконец, главный герой этой драмы – Дервель Линтер. Гуманоид, который решил остаться на Земле. В повести показано, как он прошел несколько стадий:

Это шокирует рассказчицу. Но и сто лет спустя, когда пишутся строки воспоминаний – она мало изменилась. Все так же воспринимает красоту, в поисках совершенства.

Утопия, равно и антиутопия – конец истории. Вот и здесь – контакт, но отсутствие контакта. Всемогущество – но предельный инфантилизм. Культура – но она больше не развивает гуманоидов, а лишь развлекает и позволяет воспоминать прошлое.

Но поставив эти вопросы, характерные для эпохи предельного могущества машин, Бэнкс совершенно не дал ответов – мы просто не видим противоречий, которые могут возникнуть в центре цивилизации гуманоидов. Все возможные противоречия скрыты за кулисами, как если бы у покорителей дикого запада в карманах был нескончаемый запас патронов, никогда бы не иссякал провиант, и они могли бы убедить себя, что они уходят в закат из чистой романтики.

Разумеется, в повести присутствуют недостатки.

Увлечение наблюдателей земной политкорректностью, земными проблемами, непонимание экономистами корабля земной экономики (лесть биржевым игрокам или тонкая усмешка — не суть важно) — они чрезмеры. Наблюдатели видели и не такое. Прочувствовали множество страннейших ситуаций. Потому земную культуру они должны видеть в каком-то ином ракурсе. Это ведь покруче «ÐŸÐ¸ÑÐµÐ¼ в древний Китай» или заметок японского путешественника о России 18-го века. Но автор не стал сравнивать земную кульутру с другими — таких параллелей практически нет в повести. Облегчил себе работу? Да. Но снизил качество текста.

Личность основателя религии – любой – интереснейшее и противоречивое явление. Для верующих это канонический образ, который невозможно трактовать вольным образом. Для сомневающихся, для атеистов и просто иноверцев – это объект критики, а порой и грубоватых насмешек.

Как пройти между Сциллой и Харибдой?

Ответ нашли еще в древности – написать апокриф, свою версию событий. Не важно – был там автор, видел ли своими глазами все перипетии, или выдумал их через много лет, услышав пересказ истории от случайного проповедника. Главное – верят или не верят ему люди. Находят ли строчки отзыв в читательских душах. Это нашедшие свое место в школьных программах, вызубренные в детстве тексты могут казаться странными или даже скучными. Новая версия не должна оставлять людей равнодушными.

Потому первое, непременное условие для апокрифа – он должен быть страстным. Это не просто детектив, где можно отстраненно следить за поисками убийцы. Не описание полузабытой прошедшей войны, в которой люди давно стали пешками на доске. Не любовный роман и не плутовская история. Апокриф должен зажигать сердца.

Обижать, вдохновлять, сердить, обнадеживать – что угодно. Только не оставлять равнодушным и не развлекать.

Второе условие – новый взгляд. Простая конспирология тут не поможет. Кто читал «Ð•Ð²Ð°Ð½Ð³ÐµÐ»Ð¸Ðµ от Афрания» Еськова, тот понимает, что заданные вопросы — интересны, но вот данные ответы – разве что занимательны. Нужен не просто «Ð¸Ð½Ð¾Ð¹ взгляд» на вещи. Нужна перемена масок. На чем держится оригинальность того апокрифа, с которым очень многие познакомились в «ÐœÐ°ÑÑ‚ÐµÑ€Ðµ и Маргарите»? Новый, совершенно неожиданный Пилат. Не хитроватый чиновник, не туповатый солдафон. Напротив, трагическая фигура человека, в котором надежда борется с долгом.

Третье условие – реалистичность фона. Приемы маньеристов, да и многих голландцев, которые наряжали евангельских персонажей в платья XVI-го века, а рядом ставили легионеров в привычных римских «Ð¿Ð°Ð½Ñ†Ð¸Ñ€ÑÑ…» – сейчас не проходит. Есть удачные варианты постановки Ричарда III-го в декорациях «Ð¿Ð¾ÑÐ»Ðµ первой мировой войны», да и Гамлета можно хорошо сыграть в свитере. Но фон должен быть целостным, фон не должен выглядеть дешевыми декорациями или сваленными в кучу обрывками разных эпох. Чудо не возникает в абсурде.

Лазарчук выполнил все три условия.

Взяв за основу всем известное словосочетание «Ñ†Ð°Ñ€ÑŒ иудейский», он рассмотрел непривычный срез той смуты, которая охватывала Иудею в первые десятилетия нашей эры. Климат ухудшался, пустыня наступала. Население нищало и голодало. Из такого бедствия рождался вялотекущий политический кризис, который регулярно выплескивался в бунтах.

И в самозванцах.

Фраза о нескольких десятках религиозных лидеров, которых казнили в те годы, произносилась неоднократно. Но ведь была и политическая борьба по «ÑÐ²ÐµÑ‚ÑÐºÐ¾Ð¹» линии.

Иешуа предстает одним из множества претендентов на наследие царя Ирода. Это внук царя, подкинутый парфянским шпионом в семью состоятельного плотника. Попытки взять власть были и до Иешуа, и будут после. Но вот его действия – отличаются от авантюр, от бунтов и тонких политических комбинаций. Он пытается взять власть… Как? Добром? Этого не скажешь. Законом? Все слишком сомнительно. Милосердием? Не только им.

При том персонажи евангельских историй складываются из мозаики совсем других людей. Читателю приходится реконструировать образ апостолов, Христа, иудейских священников.

Дебора – родная дочь Иосифа и Марии – менее всего может быть объективной. Для неё Ирод – величайший из царей иудейских, чье имя втаптывают в грязь. Все головоломные интриги, невиданные злодейства и черные измены, приведшие Иешуа в простую семью – безусловно правдивы. Она в них верит. А еще вокруг смута, гражданская война и террор. Как можно быть объективной, когда толпа на рынке по слову бродячего проповедника избивает твоих родных? Если убивают твоих детей? Если сама земля отказывается рожать хлеб. Потому вера Деборы – эта вера террористки, которая считает, что дело её правое, пусть даже и проигранное. Эта чистая ненависть.

Перипетии судьбы идут на фоне множества деталей и черточек, случаев и событий, которые уж никак нельзя назвать вымышленными. Тут и биография Ирода, и гражданские войны в Риме, и цены на зерно, и способы постройки кораблей, и обычаи эллинов, и архитектура храмов, и дороги, и амулеты, и шерсть, и торговля сделанными из неё одеялами, и суммы взяток.

Итого: роман сильный, уровня лучших вещей Лазарчука.

Такие задают планку.

«Ð Ð°ÑÐ¿Ð°Ð´» пример политически-научнофантастичРµÑÐºÐ¾Ð³Ð¾ романа, когда громадный и очень тяжелый кризис, описанный во всех подробностях, преодолевается как по мановению волшебной палочки. И хочется этому верить.

2044-й год в США – не самое приятное время.

Главный герой – фактически последний классический охлократ (охлос — толпа), которых в таком громадном количестве выпекает современная демократия. Он уговаривает, разглагольствует, убеждает, толкает речи, убалтывает, иногда запугивает, но неизменно приводит аргументы и преимущественно за счет этого пытается достигать своих целей. Идеально рационалистический политик, притом патриот своей страны. Он патетичен и пронырлив.

А последний он потому, что дела вокруг совсем неважные.

Финансовый крах государства – раз. Классические выборные органы сохранились, и демократия вроде как присутствует, но в реальности идут совсем другие процессы. Стерлинг в создании картины упадка государственности явно ориентировался на 90-е годы в бывшем СССР на распад Римской империи. Падает продуктивность хозяйства в целом и вот становится более выгодно разворовывать, растаскивать инфраструктуру, чем вкладывать в неё. Финансовый крах, гиперинфляция которые случились годы назад. Почти остановившаяся в своем развитии наука, которой промышленники боятся как огня – новой технологической революции они не потянут. Отсюда укрепление власти местных политиков, фактически начавшаяся варваризация – тысячные банды новых кочевников могут взять штурмом федеральную военную базу, но при этом центральное правительство не может сделать фактически ничего. Губернатор Луизианы почти открыто сотрудничает с Францией – и опять-таки, остается неуязвим. Ветераны второй иракской компании и еще множества конфликтов, бросаются на произвол судьбы. Самое сильное подразделение, которое может прислать Вашингтон для охраны лаборатории национального уровня – это батальон пиарщиков. При этом бесконечный фоновый шум в прессе, постоянные скандалы, угроза разоблачения всех и вся, расследования. Чрезвычайные комитеты (ЧК) которые созданы для дублирования выборной администрации – фактически парализуют систему управления. Каждый тянет одеяло на себя.

А главный герой продолжает работать политическим консультантом на очередных выборах. И пытается принести пользу. Его попытки – порой очень успешные – и составляют основной сюжет романа. Подробный их пересказ будет спойлером. Однако его образ, его личная коллизия – несомненная удача романа.

Политическая канва сюжета неизменно интересна. Очередной президент – индеец Два Пера – затевает войну с тонущей Голландией (тонущей потому как глобальное потепление), под этим предлогом берет к ногтю ЧК, орды новых кочевников превращаются в подобие национальной гвардии, а капитулировавшая голландская армия перебрасывается в Вашингтон — наводить порядок в городе. Суверенные губернаторы приводятся к повиновению и отправляются в отставку. Принципат закончился, начинается доминат (если проще, то Диолектиан/Путин у власти).

Кстати, роман написан в 1998-м, кто вспомнит историю последних полутора десятилетий, сможет оценить прогностическое чутье автора.

Отдельной похвалы заслуживает попытка спрогнозировать революцию в биотехнологиях. И сам главный герой, и любовь его жизни и значительная часть населения Луизианы в итоге испробуют на себе эти аспекты технического прогресса.

Но от удач перейдем вопросам и шероховатостям.

Вообще-то, тот кризис, что переживают США сегодня, да и более ранние кризисы – они традиционно пытаются лечить мировой войной. И если все идет, как идет сейчас, то к 2044-му США, скорее всего, либо никуда флот не пошлют, либо войдут в новый виток развития, присваивая ресурсы остального мира. Автор выбирает самый оптимистический вариант развития событий.

Не менее оптимистично смотрится и быстрый прогресс технологиях «ÑÐ°Ð¼Ð¾Ð¾Ð±ÐµÑÐ¿ÐµÑ‡ÐµÐ½Ð¸Ñ». Тысячные толпы кочевников – «Ð¿Ñ€Ð¾Ð»Ð¾Ð²» — обеспечены генераторами, они едят искусственное мясо, у них есть сносная медицина и «Ð½Ð¾Ð²Ð°Ñ экономика». Техно-цыгане, умеренно воинственные вандалы и необайеры в одном флаконе. И эти орды сравнительно мирно уживаются с остальным населением. Не очень верится, если посмотреть на современную Мексику или Европу. Куда более вероятен тяжелый хаос, с миллионами голодающих и озверевшими от безнаказанности бандами.

Вывод.

Чрезвычайно сильный научно-фантастический роман, автор которого очень надеется, что развитие техники позволит стать человеку лучше. Это снижает реалистичность текста, но не вызывает во мне осуждения.

Все-таки специализация — великое дело.

Если ты отличный режиссер, пишешь сценарии, продюсерство идет — это вовсе не значит, что романы получатся.

В фильме изящные, хорошо продуманные пояснения, на первый взгляд, не нужны. Для отличной экранизации комикса требуются персонажи, экшн, цветосветовое решение кадра и множество мелких деталей, которые потом смогут вспоминать зрители. Все это режиссер дель Торро обеспечивал без сбоев. «Ð¥ÐµÐ»Ð»Ð±Ð¾Ð¹: золотая армия» идеально соответствует всем критериям.

А вот в книге оригинальность описания требуется дополнить оригинальностью идеи. Хорошим фантдопущением. Детальным раскрытием темы.

Но нет, перед нами будто чуть присыпаный буквами черновик сценария. Причем черновик умышленно обедненный «ÐºÑ€ÐµÐ°Ñ‚Ð¸Ñ‚Ð²Ð½Ñ‹Ð¼Ð¸ финтифлюшками», который идет в полуоткрытый доступ, чтобы конкуренты не пронюхали о лучших выдумках. Много действия, минимум описаний, стандартная композиция, привычно-надоевшая «Ñ€Ð²Ð°Ð½Ð°Ñ» (короткий монтаж) подача материала. Причем если сценарий воплощается в картинку, то потеницально он интересен, можно сранивать картинку и замысел. Здесь же все остается строчками на дисплее.

Я не знаю зачем дель Торро написал эту полову. Деньги? Необходимость оставаться на слуху? Развлечение?

Вот если бы дель Торро толкнул кинопроект «Ð¥Ñ€ÐµÐ±Ñ‚Ñ‹ безумия» или взялся бы за что-то совершенно оригинальное — я бы апплодировал.

Здесь, увы, грустное молчание.

Книга — явно тот случай, когда автор заранее знал, что проведет своего героя по всем ступеням карьерной лестницы :)

Потому детально и во всех ракурсах дал «Ð·Ð°Ð³Ð¾Ñ‚Ð¾Ð²ÐºÐ¸», которые должны превратить простого летчика, пусть храброго и находчивого, в будущего неоднократного спасителя Империи, одного из творцов её могущества.

Тут и представление о политике. И отношение к женщинам. И умение, когда надо, спрятать гордость в карман. И даже готовность, при необходимости, пожертвовать репутацией. Потому что есть нечто выше его собственной гордости, удовольствия или просто жизни. Фландри учится на «ÑÐ»ÑƒÐ³Ñƒ империи», на «Ð³Ð¾ÑÑƒÐ´Ð°Ñ€ÑÑ‚Ð²ÐµÐ½Ð½Ð¾Ð³Ð¾ человека».

Вот этими заготовками — роман без сомнения выделяется из громадного количества «Ð¼ÑÑÐ¾Ñ€ÑƒÐ±Ð½Ð¾Ð¹» звездной оперы. Есть, разумеется и другие произведения, где герой тоже растет от простого солдата до очередного императора. Но как мастерски именно здесь все показано!

В полном объеме автор эти черты характера не выдумывал, он очень многое взял из карьерных эпизодов своих современников — уж Вторая Мировая, которую он застал, и начавшаяся «Ð¥Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð½Ð°Ñ» войны дали феерический объем материала. Только успевай выбирать.

Но совместить этот материал с довольно оригинальным миром, с увлекательным сюжетом, с ярким героем — это надо уметь.

Автор — сумел. Отличная добротная вещь, в которой единственное надо делать скидку на докомпьютерную эру.

Текст оставляет впечатление «Ñ€Ð°Ð·Ð¼Ð°Ñ… на рубль, удар на копейку».

Взят один из ярчайших эпизодов распада старой империи. Настроения людей — патетично, но верно будет сказано, народа — менялись, соскальзывая ко все большему радикализму. Власть (причем отличия старой императорской, от «Ð²Ñ€ÐµÐ¼ÐµÐ½Ð½Ð¾Ð¹» тут были не принципиальны) оказывалась в тупике: какую социальную прослойку не возьмешь, не попытаешься сделать опорой, в скором времени там начнется внутреннее шатание.

Женский батальон — одна из множеств попыток «Ð¾Ñ€Ð³Ð°Ð½Ð¸Ð·Ð¾Ð²Ð°Ñ‚ÑŒ части понадежнее». Чтобы и верные, и боевые одновременно. А ведь были части из одних георгиевских кавалеров (в охране понятно чей, к примеру), были казачьи, были национальные, были фактически вооруженные землячества или вооруженные трудовые коллективы, были чисто офицерские.

И гражданская война, смута — на то и смута, что рассыпается в прах почти все.

Но автор не стал ни показывать, отчего все рассыпается, ни объяснять будущего успеха большевиков, ни показывать серьезно изменения настроений в самом батальоне. Даже личный кризис мировосприятия Романова сведен лишь к очередной любовной интриге. Получился не осколок зеркала в котором отражается эпоха, а лубок про то, как затихает «Ñ…руст французской булки».

Наконец, автор не показал момента трансформации Романова, когда тот начал бы служить большевикам. Подозреваю, что это будет отдельная история, в которой будущий товарищ Октябрьский поставит финальную точку в карьере сыщика Фандорина. Но финал цикла требует чего-то большего, чем невнятная история женского батальона.

Жаль.

Хотелось бы прочесть что-то уровня «Ð¡Ñ‚атского советника»

Тяжело писать исторический роман о настоящем времени.

«ÐŸÐ¾ÑÐ¼Ð¾Ñ‚ри в глаза чудовищ», первый роман трилогии, как слоны на мировой черепахе, стояли на сумме мифов ХХ-го века, плюс довольно большой шлейф образов из XIX-го и более ранних столетий. Отсюда невиданное богатство персонажей, исторических эпох, аллюзий и лингвистических фокусов. Но оборотной стороной медали было то, что уже в первом романе трилогии авторы перебрали самые «Ð²ÐºÑƒÑÐ½Ñ‹Ðµ» и раскрученные образы — от крыс в московском метро, до спящих динозавров, от тамплиеров и мистических секретов третьего Рейха, до Распутина и вырождения «ÐºÑ€Ð°ÑÐ½Ð¾Ð¹ магии».

В «Ð“иперборейской чуме» шли «Ñ…Ð²Ð¾ÑÑ‚Ñ‹» большой интриги и разные дополнения — взялись за тему путешествия во времени, ввели несколько интересных персонажей. Выехали на классе.

А вот с «ÐœÐ°Ñ€ÑˆÐµÐ¼...» засада: история не успела нарасти, нет новых загадок, так хорошо известных публике. Действие же происходит в настоящем времени, прямо сейчас. Нужна либо чисто пелевинская наглость, когда лабрадор Конни ненавязчиво ассоцируется с псом Пиздецом — но здесь слишком легко сорваться в дурновкусие, в пародию, а «Ð¼Ð°Ñ€Ñˆ...», при всем юморе, требует серьезного отношения. Либо надо брать «Ð¼ÐµÐ»ÐºÐ¾ÑÐºÐ¾Ð¿» и разбирать многочисленные мифы городов, отдельных социальных групп — но без глобальных обощений это скучно.

Приходится шарить по сусекам, продлять уже известные сюжетные линии и сохранять жизни обреченным героям, выдумывать сверх-сверх-цивилизации и т.п. Множить и множить сущности. Ну, и еще нужен фирменный лазарчуковский прием: нагнетание атмосферы. Тут мы и видим надвигающийся «Ð°Ð¿Ð¾ÐºÐ°Ð»Ð¸Ð¿ÑÐ¸Ñ» совершенно неясного свойства. И целый ворох загадок, который авторы генерируют, будто высыпают щебенку из самосвала. Но у всех призрачных городов и таинственных мегацивилизаций есть один недостаток — если они действительно призрачны, то уже не интересны читателю. Загадка, как Антей, должна хотя бы одной ногой стоять на земле, быть связанной с реальностью, а стоит прерваться это связи — выдумки становятся как сигналы сумасшедшего радио. Если же природа «Ð°Ð¿Ð¾ÐºÐ°Ð»Ð¸Ð¿ÑÐ¸ÑÐ°» так и не расшифровывается, остается читателю непонятной (и уж тем более малопонятна победа над этим валом катастроф), то грядущий «ÐºÐ¾Ð½ÐµÑ† света» оставляет впечатление шумной и бестолковой хлопушки. В первую секунду дергаешься, и даже немного интересно, что там происходит, но во вторую — только разочарование. Баловство.

Полноценный сюжет так и не сложился.

Три новых персонажа, весьма колоритных, позабавили, но не более. Авторы могли всерьез попытаться ответить на вопрос: как же будет воссоздаваться «ÐŸÑÑ‚ый Рим», как теперь, с учетом все провалов и прозрений, Николай Степанович и Брюс начнут собирать людей в новую организацию. Перед читателями идет сплошной поток приключений, в процессе которых кто-то может «Ð¿Ñ€Ð¸Ð»Ð¸Ð¿Ð½ÑƒÑ‚ÑŒ» к новому ордену, а кто-то пойдет своей дорогой. Но ведь в ожидании глобальной катастрофы этот метод дает слишком малой выход «Ð³Ð¾Ð´Ð½Ð¾Ð³Ð¾ человеческого материала». Эта проблема, в итоге, «Ð¿Ñ€Ð¾Ð¿ÑƒÑÐºÐ°ÐµÑ‚ся мимо клинка».

«ÐœÐ°ÐºÐ°Ð¼Ñ‹» в стиле плутовского романа — смотрятся «Ð½Ðµ пришей кобыле хвост». Они, конечно, добавляют в сюжет объяснение, но «ÑÐ»Ð¸ÑˆÐºÐ¾Ð¼ мало и слишком поздно».

Потому текст, при самой добротной стилистической работе — оставляет умеренное впечатление.

Один из лучших романов про ад и, имхо, самый глубокий философский роман Фармера.

Я читал множество шуточек над сатаной, читал множество описаний путешествий в ад, видел немело экранизаций («ÐšÐ¾Ð½ÑÑ‚антин», например, с пробежкой Киано Ривза по аду) — но создать что-то более впечатляющее чем адская биржа надежды — еще не сподобился ни один другой автор.

А ведь если подумать, чем еще торговать в аду?

Чего еще могут желать тамошние обитатели?

Гонорары это хорошо, но не надо тянуть кота за хвост. Вопли громкие, противные и окружающие затыкают уши.

Типичный роман-продолжение-продолжени е-продолжение.

Главный герой все растет, из пешки становится уже не конем, а ладьей. Когда уже Гесера с Завулоном подвигать будет?

Автор в очередной раз показал, что следит за событиями в мире, старается быть в курсе модных мэмов и актуальных пожеланий среднего класса.

Технологический оптимизм и политический скепис...

Помните Робинзона Крузо, Сайруса Смита и подобных им героев?

Эти мужики придерживаются созидательно взгляда на мир. Лучше строить, чем разрушать, и лучше отгадывать загадки, чем мешать людям разобраться в этом мире. Сложные моральные проблемы обходят их стороной. Врагов надо убить, но если можно договориться, то надо договариваться. А если разойтись никак нельзя — то лучше разойтись с женой. Это — максимум.

Таким людям недостает для счастья лишь подходящего поля деятельности. Чтобы размах и масштабы...

Словом, просыпается такой человек в 22-м столетии. Уже в статусе компьютерной программы.

Он документики подписал на заморозку головы и таки да, выиграл билет. То есть его машина задавила на конвенте фантастов.

Но вокруг ситуация на лучшая. В США — религиозная диктатура. В Бразилии — агрессивная империя. Евразия тоже не подарочек.

А его самого хотят быстренько доучить, засунуть в корабль и отправить к ближайшей звезде — искать планеты.

Что плохо — его же хотят взорвать всякие религиозные фанатики. И другие страны тоже запускают свои проекты межзвездных кораблей с электронными мозгами, куда копируют личности добровольцев.

Словом, с Земли он практически бежит — будучи звездолётом — а позади уже начинается войнушка, вполне себе ядерная.

Причем он может воспроизводить себя, копировать. Как сказали бы в 18-м веке — «ÑÐ¾Ð·Ð´Ð°Ð²Ð°Ñ‚ÑŒ новые фортепиано». И может строить неплохие фабрили в открытых системах.

А дальше...

Берем самое мрачное, что есть у Питера Уоттса, у Хайну Райяниеми — и делаем светлым.

Он не хочет драться с людьми, порабощать людей, унижать людей. А со своими копиями всегда можно договориться.

Технологическая сингулярность произошла — он совершает открытия таким темпом, что Эйнштейн с Йоффе умрут от зависти. Ну и что? Он может уничтожить человечество? Что за глупость.

И жизнь его становится как похождения бойскаута космических масштабов.

Контакт с примитивными разумными? Будет.

Следы злобной цивилизации? Найдутся.

Подвиги и самопожертвование? Придётся совершать.

Встреча с дальними родственниками? Ну как без неё?

И будет много чего еще, включая широкие перспективы...

Читается без напряжения, потому как вера в решение любой проблемы изобретением, старанием и разумным компромиссом не оставляет автора и его главного героя. Темп развития событий — динамичный. Язык повествования — легкий.

Ребята молодцы :)

Хочется им поаплодировать и даже вручить медаль.

Это своего рода утопия, но только не политическая, а прогрессистская. Это извод «ÑÐ´Ð¸ÑÐ¾Ð½Ð¸Ð°Ð½Ñ‹». Все будто в традиции Жюля нашего Верна.

Уровень наукообразия достаточен для того, чтобы считать текст твердой научной фантастикой. Азимов и Гаррисон где-то рядом. И тут нет ни намека на фэнтези.

Звездолёты, звездолёты, звездолёты, ну а девушки? А девушки потом.

Но если у вас возникнут вопросы «ÐŸÐ¾Ñ‡ÐµÐ¼Ñƒ?» и «Ð—Ð°Ñ‡ÐµÐ¼?» — вы не найдете тут ответов. Никаких. Если в следующих книгах цикла автор не поставит их, то всё станет очень скучно...

Итого: если вам хочется почитать книгу в стиле производственно-батальной фантастики середины 20-го века — вот она. Все свои — рациональные. Все враги — догматики и фанатики. Или просто у них нет мозгов.

Первый том — эпическая претензия на конец света, которая закончилась спасением души.

Вторая книга — возведение законного наследника на царский трон, да такое, чтобы молодой человек побыстрее покинул его.

В третьей — история среднего уровня, из жизни как раз тех аристократов, мимо которых персонажи проскальзывали раньше, когда бежали из князи в грязи и обратно. Вернее несколько историй, которые, как всегда у Суэнвика, сплетаются в замысловатый узор, самого барочного и чуточку порочного свойства.

.

Становится ясно, чем занимается царская семья — кроме хитроумных интриг, связанных с периодическим занятием трона. Кстати, упоминается «Ð•Ñ‘ отсутствующее величество» — дочь Вилла побывала на обсидиановом престоле, и показала такой класс, что мало не показалось никому.

Спасение мира от очередных катастроф — вот их задача. Стиль оказания помощи при этом, естественно, не супергеройский, и даже не попаданческий, а чисто плутовской, когда спасать отправляют других людей, вдохновив их на подвиг, но заключив парочку сделок. Не совсем уж грабительских. Но и благотворительностью там не пахнет.

Династия Насреддинов-Уленшпигелей, которая иногда занимает престол — она может позволить себе самые странные шуточки на свете. При том спасают они мир — без армии драконов и оравы чиновников. Если эти чиновники будут работать плохо (аристократия по большей части себе на уме), то толку от усилия не будет и спасти мир не получится, а если всё будет исполняться по воле волшебной палочки (или Обсидианового трона), то внутренние проблемы царя будут спроецированы на устройство мира, и ничем хорошим это не закончится.

Из этого простого фокуса — вырастает вся онтологическая линия романа. Пирамида могущества субъектов: как сделать так, чтобы при всем божественной мощи великих — на долю малых мира сего оставалось немного свободы воли? В том и заключается фокус, что обретя некий набор знаний и сумму навыков — можно обходиться и без чиновников, без менеджеров и даже без лакеев, подающих овсянку на завтрак. Удобствами можно пренебречь, а знания и хитрости позволят прийти в нужное место, и нажать кнопку ровно тогда когда надо. Или подарить ключ. Или протрубить в рог. Или дать презерватив. Это действие будет главным. А как его обставят и переживут обычные существа — уже их дело. Их свобода.

Помощнику Богини, Болдину, иногда может потребоваться и воплощение в чьем-то теле, но краткое. Только выдать призракам по паре медяшек.

При чем тут героиня?

Она — посередине. Между полубожественными царями и случайными попутчиками в автобусе. Цари да, тоже едут в этом автобусе, но своей судьбой и судьбами других — они управляют малость искуснее, чем вот та толстая тетка, которая читает затертый томик «ÐÐ½Ð¶ÐµÐ»Ð¸ÐºÐ¸» и кушает батончик новой марки эльфийского шоколада. Вот бывшей летчице, которая сама убила своего дракона (закрытый гештальт), простилась с умирающим отцом (закрытый гештальт), и научилась бороться с собственными чувствами (еще один гештальт) — надо будет как-то унаследовать имущество, принять титул и поселиться в родовом поместье (да, гештальт).

Пока же за ней гонится половина государственного аппарата, есть глобальный заговор, а истина где-то там...

И так должно быть. Аристократка (пусть наполовину смертная), она ведь из служивого сословия чудес. Им надо оплачивать буквально своей кровью новые пророчества, сохранение старых договоров и завершение тысячелетних историй. Кто-то наделенный милостью судьбы, наслаждавшийся жизнью — должен шагнуть вперед и положить голову на плаху. Или хотя бы ответить за шашни с чужой женой. Или сплясать под дудочку деревенского идиота. Но это должна быть жертва. Полнокровная и настоящая. Цари вечно живы и порой слишком хитры. Пророков тут нет. Потому неприкосновенным аристократам приходиться играть роль разменных монет.

Правда, она женщина. И как в истории с чудо-женщиной, жертвовать собой придется другим. Но не столько по хитрости или веленью судьбы, сколько по долгу крови.

Что не сработало в героине — это потенциал её шизоидной половинки, то есть попаданки из нашего мира, которая делит с аристократкой одно тело на двоих. До сих пор не пойму, зачем они ограничились созданием только одной танковой дивизии в которую набрали хайнтов, обещав им настоящую судьбу и отблески Луны в самых крепкий коктейлях?

.

Еще одним служебным существом оказывается Эсме — та самая маленькая девочка, которая продала Владыке времени часть своей души, в обмен на удачу и способность запоминать что-то полезное. Она вечно притягивается к людям, рядом с которыми колеблются чаши судьбы. И определяются жизни многих иных людей. Становится ясно, что Нат, отец Вилла, вовсе не случайно отправил её передавать письмо в финале «Ð”Ñ€Ð°ÐºÐ¾Ð½Ð¾Ð² Вавилона». Но захочет ли она выкупать свою душу обратно?

.

Плутовство дано в тексте весьма густо, насыпано с горкой. Порой кажется, что автор пережимает с ним. Хотя речь именно об аристократах, им — положено хитрить особенно сильно. Там где раньше неожиданность обеспечивалась устройством фэнтезийно-мифологической вселенной, и можно было предчувствовать сюжетные повороты, опираясь на некое обобщенное знание мифического, на сумму уже прочтенных сказок и легенд, или выучить очередную легенду — теперь чуть больше интриги и детективных загадок. Надо скорее следить за персонажами, за их руками и приложенными текстами договоров, чем за онтологическими структурами и отсылками к Проппу:)

Сказка приближается к реальности все теми же проверенными методами — это показательная жестокость, сдобренная эротизмом и, естественно, в ней много неожиданных сюжетных вывихов. И сказка сохраняется все теми же приемами — суммой мифического, аллегориями и гиперболами. И тысячью имен древности.

Техномагия — присутствует. Суэнвик неистощим на выдумки и его котелок вполне варит. Рожающий паровоз — и то, кто там рождается — это круто. А вот фентезикиберпанка тут нет. Автор упоминает кредитные карточки, паркоматы, ноутубуки и мобильники: альтернативная магическая вселенная местами выглядит современно, будто за окном нулевые годы. Однако ничего похожего на дух виртуальности, на новых богов (американских, понятно :) ) не проскальзывает. Можно скорее видеть новые мистические вещи, вроде браслетов с квантовой запутанностью, которые позволяют точно сказать, где владелец второго браслета.

.

Прочитал с большим удовольствием. Но чувствуется, как образы персонажей исчерпываются, а найти такой же большой объект, как Вавилон (то есть Нью-Йорк), чтобы гармонично уместить в нем сотню разных историй — у автора не получилось. Путешествие героини в Европу — эрзац возвращения к истокам. Ностальгия автора о большой стране времен своей молодости лежит в основе текста, как монолитный фундамент из бетона, замешенного на крови эльфов. Финал, увы, не столь эпичный, как в первых историях.

Третью книгу — стоит купить тем, кто купил две первые.

Четвертая книга — будет лишней.

Жанр книги — киберпанк черт знает какого призыва. Автор смело заимствует множество приемов и образов из классики этого направления, вероятно, приговаривая: «Ð­Ñ‚о уже традиция». Причем будущее слишком похоже на настоящее и даже немного на прошлое.

Герой — папарацци-стрингер-инвентщик . Вместо тяжелого зеркального фотоаппарата — омнифон. К 2050-му — термины из прошлого века основательно забыты, хорошие фотографии знаменитостей никому не нужны. Требуются сюжеты-ивенты — с взрывами, казнями или совершенно лютым компроматом. Да и жизнь вокруг — не самая замечательная. Фон — это дрожащий свет неоновых ламп, грязные аэропорты, подпольные сходки хакеров-мясоедов. Деградация биосферы — плохо с настоящей едой. Проблемы в обществе — бедность, диктатура. Эпидемии вроде как рукотворные — начальство советует друг другу не обращаться в обычные клиники, и не вакцинироваться. И с экономикой плохо. Городская среда ощутимо деградирует, социум схлопывается.

А толпа — миллиарды людей в сети — жаждет развлечений.

Омнифон отчасти заменяет документы и потерять его — очень плохо. Но если потеряешь, то кроме проблем с таможней и полицией, получишь ощущение серости мира. Потертости и дешевой невзрачности, тень экзистенциальных размышлений.

Вся жизнь протагониста вертится вокруг трех удачных съемок, которые и будут осями сюжета. Одну из них придется делать не на аппаратуру, а прямо записывать в мозг, в кратковременную память...

Но что автор смог вырастить на этой киберпанковой основе? Привнес ли что-то новое?

Фактурно показано, что любой удачный хакер-инвентщик-журналист — рано или поздно оказывает воздействие такого уровня, что либо переходит под крылышко государства-корпорации-секты , либо его до смерти пытает нанятая потревоженными бонзами этническая мафия.

За некоей чертой ты или мертвец, или член команды. А вот в команде — совсем другие требования. Встраивание почти предельного индивидуалиста в дисциплинированную структуру — это интересная идея. Увы, раскрытая она весьма блекло, и всё потому, что автор, старательно следуя канонам киберпанковости, делает героя невозможно одиноким. Когда он возвращается домой — на счетчике «0 устойчивых социальных связей». Причем в сети тоже нет привычного круга общения, каких-то врагов, друзей, просто хороших знакомых. Только партнеры и одноклубники. Своего рода наставником для героя выступает полный параноик (шапочка из фольги это пройденный этап), с которым нормально получается поговорить буквально буквально пару раз.

Что за команда? Есть условный «Ð˜Ð»Ð¾Ð½ Маск», или «Ð‘Ð¸Ð»Ð» Гейтс» — планетарного масштаба, очень богатый бизнесмен, Шаман, который в глубине души сохранил польские корни. Корпоратократ, он понимает, что нужны новые области экспансии. Давно создал свою силовую структуру, готовится закрепиться на лунной базе, чтобы добывать гелий-3. Ему нужен «Ñ„Ñ€Ð¾Ð½Ñ‚Ð¾Ð²Ð¾Ð¹ корреспондент» — умелый и рисковый оператор-режиссер.

Удачный мотив всей книги — это специфика работы оператора. Хорошо показано, как зависит будущая картинка от умения просто держать камеру, и прослежена обратная связь между будущим сюжетом и нынешними «Ð¿Ñ€Ð¾Ð²Ð¾Ð´ÐºÐ°Ð¼Ð¸», «Ñ€Ð°ÐºÑƒÑ€ÑÐ°Ð¼Ð¸» и «Ñ‚Ð¾Ñ‡ÐºÐ°Ð¼Ð¸ съемки». Но и тут чувствуется, что автор не захотел прорабатывать, конструировать профессиональный жаргон и сколько-нибудь футурологически подходить к технологиям завтрашней видеосъемки. Все как сейчас, просто чуть больше беспилотников и чуть лучше работа в сети.

И вообще, футурологически роман достаточно слабый — при заданных автором условиях должна бешено развиваться подводная экспансия, добыча полезных ископаемых с морского дна и постройка океанских ферм. А морская тематика ограничивается подводным отелем, где раньше туристы смотрели на рыбок, а теперь тренируется спецназ... Но мелкие черточки будущего автор конструирует иногда очень удачно. Например, чистое заимствование из игрушки: при перестрелках в безвоздушном пространстве скафандр имитирует звуки просто для того, чтобы проще было ориентироваться человеку.

Есть отдельный пласт намеков и аллюзий в современной польской фантастике — отношения с Россией.

Чтобы раскрыть его полностью, надо куда глубже меня погрузиться в польские романы и рассказы. Скажу лишь об одной тенденции.

«Ð˜Ð½Ñ‹Ðµ песни» Я. Дукая — герои убивают в Москве страшного русского владыку-кратистоса. «ÐœÐ¸Ñ€ миров» П. Майки — герои воюют с дьявольскими комиссарами (там временный союз с маленьким островком «Ð¡Ð²ÑÑ‚Ð¾Ð¹ Руси»).

И вот «Ð“елий-3» Гжендовича:

— нет больше России, есть Новосоветы (тоталитарная империя с царем во главе);

— что-то случилось с «ÐºÐ°Ð»Ð°ÑˆÐ½Ð¸ÐºÐ¾Ð²Ñ‹Ð¼»: «...АК-50к, на жидком топливе. Русское, простое и дешевое в использовании оружие. Снова раздались длинные автоматные очереди». Я понимаю, что водка и калашников идут в паре — не ведь не смешиваются!

— « В другой раз тюрбаны из «ÐÐ¾Ð²Ð¾Ð³Ð¾ джихада» вошли в один древний город на севере Турции и начали его взрывать, а потом дали понять, что разнесут все к чертям, если Европа не заплатит им дань. Но, кроме тех святынь, там ничего не было — три хижины, пара коз и песок, никаких стратегических объектов, так что политики лишь чесали в затылке. Шаман, как обычно, разозлился не на шутку, и на другой день мы уже сидели в самолетах. Мы заняли позиции и все зачистили, через две недели притащилась непобедимая турецкая армия и геройски вернула себе древнее культурное наследие, а мы исчезли без следа. « — если бы там был проведен концерт симфонического оркестра, вообще было бы здорово. А так автор не дотянул сюжет, не раскрыл пальмирскую тему :)

— делегация от новосоветов, явившаяся на лунную базу «Ð¢Ð²Ð°Ñ€Ð´Ð¾Ð²ÑÐºÐ¸Ð¹» — это майор Лаврентий и майор Калугин. Так совпало...

— я поначалу даже удивился, когда военные действия на Луне первыми открыли исламисты. Но все выяснилось — новосоветы должны были сдаться. «Ð’ключи видеосвязь, сам увидишь… Мы едем в вашу сторону, не стреляйте, прошу вас… Мы сдаемся!»

— И, наконец: «Ð¨Ð°Ð¼Ð°Ð½ в больнице. Подозревают отравление полонием.» — ну как же пройти мимо!

Если говорить в целом об отношении к политической системе, которая сложилась в мире 2050-х — то автору она совершенно не нравится. Это откровенный тупик технологического развития, откуда пытаются выйти отдельные бизнесмены-энтузиасты. Серенькая безнадега. Однако на этом фоне блистает своего рода бриллиант — отношение к северо-восточной стране, с которой соперничают разве что арабские исламисты.

Что очень украшает книгу — без шуток — это финал. Неожиданный, хотя и много раз использованный в фантастике, выверт. Ради пустоты, отчаяния и странной надежды героя — стреляют заботливо развешенные ружья. Тут автор как бы прыгает выше планки, которую задает предыдущий текст...

Итого — стереотипная, крепкого ремесленного уровня жанровая вещь. Если вы перечитали с дюжину киберпанковских книг, и не фанатеете от самого жанра, то к середине книги можете заскучать. Но традициям автор следует уверенно, и если вам хочется «Ð°Ñ€Ð¾Ð¼Ð°Ñ‚а 80-х», то вот он.

Остров Сахалин у Чехова — место жизни. Пусть убогой, временной или просто каторжной. Наполненной обидой и презрением. Но — небезнадежной. Новый край, в котором когда-то появятся настоящие города. Хотя бы для внуков-правнуков...

У Веркина Сахалин — место дожития и смерти. Сотни тысяч китайцев бегут на остров с материка, но в саму Японию их никогда не пустят, лишь отберут всех здоровых детей.

При некотором сходстве — люди живут на острове временно, устраиваются не навсегда, отказываются думать, что пустят здесь корни — Веркин ставит совсем другой вопрос. И звучит он так: что останется после исчезновения народа? Твоего народа?

Держава и земли? России больше нет, а бескрайние просторы теперь заражены, отравлены и там бродят зомби. Всё будто проклято на веки веков.

Имена? Как от Советского Союза остались названия кратеров на темной стороне Луны? Или как от Рима нам остались сотни слов? Но Веркин безжалостно показывает, что сохранение старых сахалинских названий — это просто фиговый листок, которым другие народы прикроют собственную неблагодарность. И еще это способ не называть японскими именами землю смерти.

Достижения? Вы полетели в космос? Оставшиеся после ядерной войны люди просто не вспомнят, кто первым это сделал. Пусть они сами стремятся к небу и другие планеты становятся чуть не последней надеждой — зачем им память о вас?

Православие? В книге христианство показано настолько гротескно, настолько безнадежно и бессмысленно, что даже не хочется так оставаться в будущем. Мистическая вера становится отравленной и больной, как сахалинская земля, на которой процветают некротические культы. Теплится лишь вера в отъезд — сейчас в Японию, а потом — к звёздам, на космических кораблях.

Твоя кровь будет жить в других народах? Если только останутся дети, и уцелевшие согласятся признавать родство. Голубоглазая героиня помнит о происхождении своей матери. Но таких как она слишком мало в Японии. Да и сегодня, оглянитесь, многие ведь народы задумываются над тем, что Париж это место, где когда-то жили французы...

Твои книги? Поэзия? Идеи? Может они и сохраняться в памяти горстки ученых. Но уцелевшие после ядерной бойни народы переживают вспышку национализма. «ÐžÑÑ‚ров Сахалин» рисует предельно милитаристскую, опростившуюся культуру Японии. Осталось мало учёных, еще меньше поэтов. Жить просто тяжело, и очень надо найти постороннего, чужого, которого можно обвинить во всех бедах. После чего унижать и сладострастно презирать. Япония стала той жестокой, отчаянной державой, с которой готовился воевать Аркадий Стругацкий. Слесари, матросы, надзиратели и санитары — зачем им писатели-гайдзины из других эпох? Разве что просвещенный чиновник прикажет подавать чай в подстаканниках. Но это всего лишь каприз бюрократа — чтить обычаи прошлых народов.

Кроме того, чтобы остаться в умах немногих уцелевших после ядерной катастрофы — надо владеть умами людей до её начала. Сегодня дискурсом владеют американцы, потому в романе куда больше англосаксонского, чем русского. Стать античностью для нового мира — третьим Римом для азиатских культур — у русских не факт что получится. Мало мест в умах людей завтрашнего дня, и жестоко дерутся сегодняшние образы за эти места.

Как Парменид, философствуя, отнимал у вещи все качества, оставляя лишь её бытие, так и Веркин отнимает все привычные образы бессмертия народа. И лишь когда исчезает всё преходящее, становится понятно, зачем же понадобился ему парафраз чеховской книги.

В «ÐžÑÑ‚рове Сахалине» восемьсот девяносто пятого года издания описаны гиляки. Последние сахалинские аборигены, у которых не осталось ничего, кроме ненависти и дисциплины. Лишь в служении чужим людям, чужим идеям они ещё могут найти себя. Потому используют их для поимки беглых либо для охраны. Им по силам любые ответственные поручения, для выполнения которых не надо знать грамоты.

Русские в романе как гиляки. Главный герой это «Ð¿Ñ€Ð¸ÐºÐ¾Ð²Ð°Ð½Ð½Ñ‹Ð¹ к багру» каратель, заботам которого можно поручить молодую девушку из метрополии. Молодой парень с уже пошатнувшимся здоровьем. Артём убьет десятки людей, но её не тронет — таков приказ. Ещё будет строить столбики из речных камней — каирны — единственный вид искусства, который он понимает. Благородный дикарь, вот кто он такой.

Но русские и не гиляки. После нас остаётся некое свойство души, без которого в мире завтрашнего дня очень плохо. Когда-то наш народ был признанным носителем этого качества, играл свою роль в большом концерте «Ð¼Ð¸Ñ€Ð¾Ð²Ñ‹Ñ… чувств». Сейчас его не стало — и без русского милосердия невыносимо жить что японцам, что китайцам, что немногим оставшимся американцам.

Нельзя сказать, что бессмертие народа через чувство — уникально. В романе буквально парой абзацев рассказано, как американцы оставили японцам самоиронию. Лучший миноносец империи теперь называется «Ð­Ð½Ð¾Ð»Ð°».

Героиня — милосердна. Она сама не осознает этого, не умеет обращаться с этим своим качеством. Молодая красавица, которой сложно ограждать себя от назойливого мужского внимания. Роман — это её воспоминания, она много где противоречит себе, порою врёт, как очевидец. Впервые Сирень покидает родной дом и привычную академическую среду, чтобы совершить путешествие — оценить будущее Сахалина, его перспективы. У неё с собой отцовский макинтош, пара пистолетов и лучшие рекомендательные письма. Стреляет она без промаха, смотрит на мир не зашоренными глазами и хочет быть порядочным человеком.

Её образ — тоже совершенно не подходит для посткатастрофической Японии. Светлый и строгий, не отягощенный жаждой власти, наживы и умением идти по головам. Он будто пришел из романтического анимэ, которое объявили «Ñ„Ñ€Ð¸Ð²Ð¾Ð»ÑŒÐ½Ð¾Ð¹ мультипликацией» и уничтожили. Сирень почти ничего не пишет о любви, и очень много о страданиях и смерти. Но рядом с ней люди меньше всего хотят страдать, и пытаются отыскать в себе что-то хорошее, яркое. Не всегда у них получается и она устает заглядывать в раскрывающиеся души.

Фоном для путешествия Сирени становится гибель острова.

То, как героиня пытается спасать людей, кого стремится спасти, какой возвращается из путешествия — ослепшей и облученной, потерявшей свою любовь — показывает, насколько неудобно милосердие, как с ним трудно обращаться.

Как с огнём.

Но разумный эгоизм и сухая рациональная взаимопомощь приводят в тупик. Лучший поэт эпохи окажется на каторге, и умрёт, отказавшись от всего человеческого в себе, обернувшись натуральным зверем. Миллионы людей, оставшихся на острове, власти просто бросят и убьют, опасаясь эпидемии мобильного бешенства.

Так что в мире, где так мало осталось шансов на выживание человечества — невозможно без милосердия. Либо японцы в итоге станут милосердными, и научат их этому воспоминания Сирени, а её внук увезёт с Земли — либо кончатся, как прочие народы, назначая всё новых отверженных, выжигая очередные острова.

Это примиряет надежду на существование человечества с финалом романа, где русских больше нет.

Много философии в этой книге, но больше посторонних описаний.

Автор, сводя в финале множество линий — а какие-то обрывая — львиную долю времени пытается втереться в доверие к читателю, сродниться с ним, заставить сочувствовать персонажам. Будто Андре Нортон выдавала в печать длинный исторический детектив, постоянно вспоминая волшебную страну, и с заметным недовольством должна была выписывать на страницах книги автомобили и полицейские участки.

Читателю пытаются не показывать логику развития истории, но заставить пережить множество моментов, после чего, спинных хребтом и разбитыми костяшками пальцев он сможет ощутить — чего же хотел автор от своих героев, и как собирается пятичленная загадка, что должна разрушить привычный мир. Расти и вжиться лучше чем понять — вот простой девиз автора.

И тут, как многие философы до него — но ярче всех Декарт — автор пытается упростить природу. Пусть не всю природу, но технику. Картезианский Большой брат в его исполнении — будто пришел из восьмидесятых, с туповатыми Терминаторами и кубическими мониторами. Он все видит на улицах, но почти ничего — в домах, особенно если это дом показательного ретрограда. Для лучшего контроля над людьми он нуждается в имплантах — будто автор не желает знать о завтрашней тотальности интернета вещей и контроле медицинских браслетов. Автор просто не хочет ощущать всей силы ИИ, всего умения нейронок перебрать миллионы вариантов, всей железобетонной мощи «Ð±Ð¾Ð»ÑŒÑˆÐ¸Ñ… данных». И это чувствуется буквально с первых строк — Большой брат здесь как автоматический перевод по словарём — который всегда будет ошибаться и нужен человек, чтобы поправить элементарные ляпы.

Противостоит Машине — странный набор историй, мелких деталей, вычурных биографий и ядрёных исторических мистификаций. Кроме логики развития капиталов, прокладки железных дорог и монтажа камер на перекрестках — есть и другая логикам. Полурасказанных историй, выдуманных книг, случайных разговоров в подземке и замыслов, которые уже точно не получиться воплотить в этой жизни, потому их смело дарят следующим поколениям. Из неё вырастает сама суть развития человеческих культур. Это циклопические аистиные гнезда, в которых уже может откладывать яйца сама птица Рух. Это вавилонкие библиотеки и каталоги-внутри-каталогов-Ð²Ð½Ñ ƒÑ‚ри-каталогов. Матрёшка Мёбиуса с лукавой улыбкой — вот что такое культура. И лишь этой силе — сплаву техники и волшебства, детали которого абсолютно не смущают автора — по силам противостоять спокойной логике «Ñ†Ð¸Ð²Ð¸Ð»Ð¸Ð·Ð¾Ð²Ð°Ð½Ð½Ð¾Ð³Ð¾ города Лондона». Автор явно пытается играть картами Умберто Эко, но не смеяться над историей коспирологических выдумок, а толкнуть маятник Фуко в обратную сторону. Чтобы в случайных списках имен и описаний ритуалов рождалась Тайна.

Всё остальное — это постепенно закручивающаяся улитка сюжетной спирали.

Первый виток — сдача карт. Почти половина восьмисотстраничной книги. История инспектора в мире Большого брата, греческого биржевого спекулянта a la 2008-й год, эфиопского художника, бывшей жены Аврелия Августина (еще не совсем Блаженного) и странного ИИ, которого прислали из далекого будущего, а тут зовут Гномон. Когда поймут, кто перед ними :)

В каждой истории хватает откровенных натяжек. Вроде слишком уж богатеющего биржевика, который только благодаря дару предвидеть новые рыночные крахи, быстро и элегантно входит в мировую финансовую элиту. Думается, его бы притормозили на полдороги.

Но яркость переживаний и длиннющая низка прилагательных — весьма уместных — куда важнее низменной логики.

А значит страница за страницей, шаг за шагом, от воспоминания к воспоминанию, от первой экспозиции ко второй...

Потом расследование ускоряется, и в каждой истории проходит своя доля сюжетных поворотов. Этот виток короче.

Следующий — еще короче.

И так — до финала.

Если вы хотите подлинной научной фантастики — её тут нет. Глубокой мистики — вообщем-то тоже. Есть добротная эмоциональная игра на литературных сюжетах середины прошлого века, которую автор малость осовременил искусственным интеллектом и умеренного качества описанием возможностей Сети. Дионис и Министерство любви...

Потому если вам, пообщавшись с банкоматом или системой оценки кредитного лимита, вдруг хочется ощутить, что в мире есть силы, которые не учитываются банковскими программами — то восемьсот страниц отдохновения уже ждут.

Всякая добротная работа с мифом, когда автор одновременно погружается в собственные эмоции и классические сюжеты, но не выключает при этом голову – производит впечатление основательной научной статьи или даже монографии, из которой тщательно удалили все ссылки.

История получается многослойной, и в этом пироге находятся свои монетки истины.

Вороны, живущие поблизости от людей, не вовлечены в работу как лошади, не друзья нам, как собаки, не капризные миньоны, как кошки, и даже не мелкие нахлебники вроде крыс. При том черные птицы умны.

А фэнтези позволяет дать им речь – свою собственную, которую могут понимать некоторые люди.

Дальше – неизбежное притирание вороны к человеку, научение – как жить рядом. У людей можно перенять обычай звать другу друга по именам. Можно подружиться и участвовать в смерти человека – тогда выйдет хорошо попировать на трупах.

И тут — находка автора романа – это очеловечивание идёт не только через обычную дружбу птицы и человека, но через мифологические, мистические сюжеты. Ворона Дарр Дубраули – спускается с друидом (хотя поздновато для друидов, там очень много от викингов) в загробный мир. Потом снова – ведь дочь друида ищет самую драгоценную вещь на свете, бессмертие. Как должно быть во всех историях о подобном – человек тут же теряет найденное, но птица буквально, непосредственно обретает вечную жизнь.

А дальше начинается трагедия длиной в тысячу лет – потому как ворона, с клювом и перьями, куда ближе к людям чем все её сородичи, но всё еще птица. Одна стая сменяет другую, один смертный друг-человек сменяет другого, но вся жизнь – эпоха за эпохой – как маятник. Ближе к человеку, новое обучение, новый сюжет, потом смерть. Человека или вороны, воскресающей в новом теле, без разницы. Но воронья стая остается стаей, каждый год гнездовья и парования, поиски падали и кормежка птенцов. Жизнь слишком простая, чтобы содержать настоящие человеческие сюжеты, и даже если найдется вторая бессмертная ворона – она будет уже слишком уставшей от своего бесконечного бытия… Попытка вот так украсть у людей истории, прожить их самим, как украдена была самая драгоценная вещь – приведет лишь к новым слезам, хоть и не плачут эти птицы.

Рук у ворон нет, да и разум не так уж быстр, чтобы стать бессмертным советником какой-то династии или говорящим символом государства. Слишком вороны любят проказничать и летать в стае, чтобы навсегда поселиться в какой-то семье. Получается неукоренноное существо, которое одновременно и старше и младше всех вокруг себя – кроме совы, койота, вОрона и других, таких же как он, волшебно-бессмертных созданий.

Все утра мира для ворон – тоже проходят. Потому Дарр Дубраули, общаясь с сегодняшним его собеседником, ищет смерти. Нет, здесь и сейчас он хочет жить, и рад, что человек подобрал его, выходил в своем доме. Но цель его неизменна уже какое-то время – небытие.

Однако птица, которая весь своей судьбой провожает-нас-отсюда, сталкивается с тем, что выдуманный людьми загробный мир – Имр — как-то истончается и разрушается. Птица видела самые разные посмертия, даже воронье. Автор создает вполне «ÐºÐ°Ð½Ð¾Ð½Ð¸Ñ‡ÐµÑÐºÐ¸Ðµ» картины загробных миров – со множеством отсылок к мифологии, к религии, к чисто эмоциональным доводам, к хитросплетению намеков и умолчаний уже рассказанных историй о смерти и воскрешении. Однако же ощущение того, что поменялось там существование, ведь вокруг нас не друиды, и не христиане — пропитывает книгу. Как родилось в Средние века чистилище, как до того родился ад, так ведь может и умереть людское посмертие. И даже маленький народец, властный над вечной жизнью, не сможет помочь…

Наконец – история слушателя. Который не от большого счастья начинает прислушивается к вороньему карканью, чтобы выучить язык Дарра Дубраули. Это жизнь человека – показанная лишь промельком, как случайная тень на стене – который отчаянно ищет смысл жизни, хотя не хочет признаваться себе в этом…

Финал в этой неспешной, как ночное вращение небосвода, истории — точка совмещения трёх линий. Завершение рассказов покажет, что даже суицидная ворона, старый черный самец, если только он действительно прожил рядом с людьми тысячу лет – не стремится приносить нам зло, не хочет лишних смертей.

Он и так знает, что это такое.

Добрая сказка российского милитаризма.

Пропп доволен.

Сказка начинается с момента выхода наивного персонажа из зоны комфорта.

Да, московский продажник в Африке — тут выяснилось, что стрелять начали.

У героя должен быть артефакт.

Да, это «Ð¸Ð·Ð±ÑƒÑˆÐºÐ°» на механических ножках — робот-шагоход с башней от «Ð¢ÑƒÐ½Ð³ÑƒÑÐºÐ¸» (описание боевых шагающих роботов — а дело происходит в 2040-х, составляет изрядную часть текста), который и продавал наивный офисный парень.

У героя должен быть волшебный помощник.

Да, и раз уж «Ð˜Ð²Ð°Ð½ÑƒÑˆÐºÐµ» тут 25 лет, то сказка для совершеннолетних, и помощница — сексуально-боевая барышня с доработанными в генетических лабораториях качествами. Исчезает ровно в момент прекращения неопределенности.

Должны быть приключения с перемещением по карте и возвратом в исходную точку.

Да, круг почета по территории двух стран — стрельба в ассортименте. Анабазис.

Должна героя встречать Баба-яга, сторож подземного царства мертвых.

Конечно. Нестареющая стерва, которая командует в секретной подземной биолаборатории — к услугам «Ð˜Ð²Ð°Ð½ÑƒÑˆÐºÐ¸».

Должна быть непременно измена.

Да, «Ð˜Ð²Ð°Ð½ÑƒÑˆÐºÐ°» постоянно на измене — то сам думает бросить все и сбежать, то ему это предлагают.

Должна быть мораль.

Да, есть такая: как правильно общаться с далеким начальством, чтобы и предателем не стать, и живым остаться, и всех вокруг не подставить.

Основная концепция, которой жонглирует автор — «Ð²Ð¾Ð¹Ð½Ð° Шредингера» — конфликт между «Ð¿Ñ€Ð¾ÐºÑÐ¸», который разворачивается, но пока не истолковывается основными «Ð¿Ð°Ñ‚Ñ€Ð¾Ð½Ð°Ð¼Ð¸-кукловодами».

Всё очень динамично, на фане и внутренней уверенности в победе.

Но все равно это сказка.

Нет, автор, как опытный рекламщик, заботится о разоблачении каких-то сказочных моментов: «Ð¾Ð±Ñ‹Ñ‡Ð½Ñ‹Ð¹ стиральный порошок не смывает это пятно». Развеивается легенда о наборе детей в эскобарские генетические лаборатории. Дескать, по трущобам ездит черная машина, у детей анализы крови берет, и если ребенок подходящий — его забирают, а родителям щедро платят. В реальности, рассуждает «Ð˜Ð²Ð°Ð½ÑƒÑˆÐºÐ°», скорее всего, детей или просто отбирают, или родители сами приносят их продавать за денежку малую.

Однако есть два момента, в «Ð¢ÐµÑ…Ð¿Ð¾Ð´Ð´ÐµÑ€Ð¶ÐºÐµ» освещенных очень скупо:

а) «Ð’ойна Шредингера» может зависнуть — и люди в ней застыть, как мухи в янтаре. Собственно, подобные конфликты, когда все решается наверху — очень давняя история. «Ð‘ольшая игра» во многом состояла из таких действий: утренний шармицель в горах, а через несколько месяцев в столицах великих держав разъясняют, кто кому должен. «Ð¥Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð½Ð°Ñ война» — коварные пинки под столом, а потом народу поясняют чей телевизор убедительнее будет. Что же через двадцать лет? На фоне легкого, почти игривого (для персонажа) эпизода, должны быть истории десятилетней неизвестности — ужасы под сукном («ÐšÐ¾Ð½Ñ„еренция маньяков с веселым пикничком» — и там лучшая шутка про человека, который в Африке 20 лет сидел в клетке с крокодилами);

б) Судьба любит каждого десятого храбреца — остальных забывает. У автора немного другая пропорция (для поступления в элитные войска должны съесть каждого десятого). Но что будет мотивацией к подвигу? У «Ð˜Ð²Ð°Ð½ÑƒÑˆÐºÐ¸» все понятно — это самореализация. «ÐšÑ‚о ты — трус, иль избранник судьбы, и отведай на вкус настоящей борьбы...» Что у остальных — кто годами сидит в ящиках Шредингера? Причем, на разных ступенях социальной лестницы. Остаться серым кардиналом в истории Лимпопо? Там ведь другое... И вот это различие будет критическим, для понимания сути российского милитаризма (в сравнении, скажем, с классическим британским, где есть сплав из «Ð·Ð°ÐºÐ¾Ð½Ð½Ð¾Ð³Ð¾ бабла джентльмена» и «Ð±Ñ€ÐµÐ¼ÐµÐ½Ð¸ белого человека»).

Впрочем, если бы автор подробно осветил эти вопросы, это была бы уже не сказка...

Роман кажется попыткой впечатленного зрителя — после просмотра известной экранизации — переиграть партию за капитана Алатристе.

Только не в смысле дать ему чуть лучшую карьеру, счастливую любовь или побольше деньжат на старость.

Нет, роман кажется вызванным тем эпизодом фильма, когда «ÐºÐ°Ð¿Ð¸Ñ‚Ð°Ð½» дрался за честь актрисы со своим покровителем-грандом, то тут из-за двери выходит король, и становится ясно, что лояльному солдату надо сжать зубы и промолчать. И поклониться, если уж на то пошло. Защитить честь любимой женщины — невозможно.

Вот чтобы переменить эту сцену надо обрушить экономику региона. Атаковать город целой эскадрой и высадить десант. Ворваться во дворец и поднять руку на королевскую особу.

В реальной истории этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Но можно подпустить фантастических допущений. И сконструировать мир, в котором через простые тени можно пройти в миры параллельные.

Не совсем копии нашего — а нечто среднее между лукьяненовским «ÑÑƒÐ¼Ñ€Ð°ÐºÐ¾Ð¼» и «Ð¾Ñ‚Ñ€Ð°Ð¶ÐµÐ½Ð¸ÑÐ¼Ð¸» Желязны.

За первым теневым уровнем есть второй, потом еще глубже, а там своя жизнь и порой даже воевать приходится с армиями «Ð¸Ð· глубин»...

Автор столкнулся со своего рода сложностью:чтобы удержать читательское сочувствие, эмоциональную привязанность, надо экспонировать именно Алатристе, максимально приучить читателя к этому образу, но потом придется менять все или почти все. А для этого надо с самого начала намекнуть, что мир «Ð½Ðµ такой», опять-таки, дать максимальное количество образов Испании той эпохи, затем с каждой страницей делать космос все более чуждым — так, чтобы «Ð¿ÐµÑ€ÐµÐ²ÐµÑ€Ð½ÑƒÑ‚ÑŒ горы» уже не казалось фальшивой идеей.

Но чем дальше от реальной истории, тем больше приходиться маскировать невозможность «Ð¾Ñ‚ Севильи до Гренады в тёмном сумраке ночей», немыслимость того фона, что можно рассмотреть в «Ð¥Ñ€Ð¾Ð¼Ð¾Ð¼ бесе».

Мир, в котором хорошо работает телепортация, были войны с «Ñ‡ÐµÑ€Ñ‚ями», возможно создание сверхмощных магических артефактов и простецкий обмен разумов — там должно быть совсем другое развитие государства, торговли, обыденной жизни.

Что делать с человеком, которому частично подсадили другую память? Законны ли дети, рожденные от не-совсем-него (это вам не «ÐÐ¼Ñ„Ð¸Ñ‚Ñ€Ð¸Ð¾Ð½», тут каждый день подобное должно случаться), может ли он работать на прежнем месте, вообще, с какого количества иной памяти начинается замена личности?

Все эти сюжеты должны были отыграться еще в Античности — и как быть тогда с понятием о бессмертной душе? О семье? Не прискачет ли из Индии основная религия?

Какие социальные практики могут развиться в обществе, где учитель буквально может поделиться душой с учеником?

Как должен охраняться важнейший государственный артефакт (уж точно не династией безоружных сторожей, которых еще при маврах поставили)?

Автор эту сложность проигнорировал — и правильно сделал.

Потому как сюжет выглядит постоянным увеличением ставок, когда из проблемы на одном «Ð´ÐµÐ»Ðµ» возникает проблема куда как серьезнее, в несколько трупов, потом идёт похищение и заложничество, потом накручиваются государственные интересы, потом разборки между империями и долговременные заговоры, а том уже и до войны миров недалече...

Основные финты с персонажами, которые выдумывает автор, обеспечивают не слишком режущую глаз «Ð´Ð¾ÑÑ‚Ð¾Ð²ÐµÑ€Ð½Ð¾ÑÑ‚ÑŒ» это лихого взвинчивания ставок. Падают все бОльшие костяшки домино и вот уже огненный вал накрывает всех, еще оставшихся живыми...

Что же в финале?

Персонажу, за которым так пристально следит читатель, надо заново учиться любить ту самую женщину.

Итого: местами роман откровенно вторичен, «Ñ€Ð°Ð±Ð¾Ñ‚ает на привычную картинку», но сюрпризов хватает, а читать интересно. Как фантастическая авантюра — текст вполне годный. Правда, чем ближе к финалу, тем больше натяжек даже для фантастического мира...

Метки: Литература

Первый том анонсированного двухтомника.

Основной стержень книги – разобраны важнейшие сражения начала Первой мировой, рассмотрены их возможные альтернативы. То есть перед нами – результаты отыгрыша, обработки «ÐºÐ¾Ð¼Ð°Ð½Ð´Ð½Ð¾-штабных» игр. Автор не первый раз обращается к теме, потому в тексте много самоцитирования, равно как комментариев к самым разным источникам, самоцитирования комментариев и т.п. Но в этот раз он копает особенно глубоко – со схемами, диаграммами, расчетами.

Так же очень интересны – хотя и весьма кратки – политические альтернативы. Что если одно из государств поведет себя иначе? РИ при живом Столыпине – что это будет за игрок?

Так же интересны рассуждения автора с общей оценкой вероятностного поля первой мировой. Количество «Ñ‡ÑƒÐ´ÐµÑ», шансы той или иной стороны выиграть благодаря еще одному «Ñ‡ÑƒÐ´Ñƒ». Оценка качества армейских машин. Выводы автора: поскольку сценарное пространство вырождено, т.е. нет инерционного сценария – то Первая мировая это цивилизационная катастрофа.

Чертовски интересно, весьма и весьма познавательно. Подобные «Ñ‡ÐµÑ€Ð½Ð¾Ð²Ð¸ÐºÐ¸ военной истории» очень редки, а на фоне нынешнего вала попаданцев, походя меняющих ход битв прошлого – смотрятся просто великолепно. Словом, много плюсов и крепкая похвала автору за эту работу.

Но дальше – будет критика :) . Единственно, что скажу — критика человека, который второй том еще не читал, и не знаком с авторским же анализом распада социально-политических машин 1917-1918 гг. – текст, насколько я понял, еще не написан.

Во-первых: автор довольно подробно рассуждает об исторических «ÑÑ‚олетиях» — длительных периодах. Много усилий посвящено и описанию политического устройства основных игроков. Пересказывается дело Дрейфуса.

И?

Как это проецируется на действие армейских машин?

Да, упоминается, что сразу после Марны в германском руководстве не было понимания, что это катастрофа и фонтаном били идеи о продолжении наступления.

Но речь о немного других вещах, которые в полную силу покажут себя после. Первая мировая – это соревнование именно социально-политических машин, соревнование экономик – потому что на поле боя армии оказались неспособны разбить друг друга. Лишь истребить друг друга. И требовалось будто из кармана вынимать очередной десяток дивизий. В 1917-м – все стало ясно.

А в 1914-м? Разве что расхождения между «Ð³Ñ€ÑŽÐ½Ð´ÐµÑ€Ð°Ð¼Ð¸» и «ÑŽÐ½ÐºÐµÑ€Ð°Ð¼Ð¸» получают отражение в описаниях сражений того года – в основном потому, что немецкий флот описывается, как «Ð¸Ð³Ñ€ÑƒÑˆÐºÐ° кайзера».

В остальном – связь между статусом Франции как республики – и особенностью подготовки к войне «Ð½ÐµÐ¾Ñ‡ÐµÐ²Ð¸Ð´Ð½Ð°». Проблемы РИ – да, уже в 1914-м — а где они? Лишь есть упоминание, что в случае проигрыша туркам битвы за Кавказ – очагом революционных настроений стал бы черноморский флот.

Почему Австро-Венгрия, на тот момент идущая по внутриполитическим рельсам распада (венгры строили свою, отдельную нацию, и у них получалось!) смогла так бодро влезть в войну? Для чего рассуждать колониях, старых империях, новых империях, выстраивать в эту структуру двуединую монархию, если нет ответа на вопрос – за каким рожном практически суверенные венгры поперлись умирать за Габсбурга?

Неким исключением показана Турция – автор намекает, что прорыв «Ð“ÐµÐ±ÐµÐ½Ð°» в Мраморное море произвел едва ли не решающее действие на позицию Турции именно потому, что младотурки на тот момент действительно молоды, и увлечены духом авантюры.

Да, есть действие социально-политических структур, и есть действие чисто армейских машин (где военные постоянно копируют находки другой стороны) – но если эти процесс переплелись в 1917-м, то какие-то эффекты должны были проявляться и в 1914?

Во-вторых, больше всего вызывает удивление — отказ рассматривать технические альтернативы!

/Сам Переслегин ранее писал, например, о возможности радикально повысить автономность германских кораблей — таким образом куда более серьёзную войну рейдеров можно было начать уже в 1914м.../

Попытаемся сформулировать требование для такой альтернативы:

— технология уже существует хотя бы в сыром виде (мы не должны вытаскивать из цилиндра белого кролика атомную бомбу);

— требуется её доработать и принять на вооружение перед войной. Причем новаторы должны сработать на опережение — и противник не успеет широко внедрить «Ð¿Ñ€Ð¾Ñ‚ивоядие» на момент начала войны (Франция 1940-го — это залежи новаций, воплощенных в одном или в дюжине экземпляров).

— технология должна давать преимущество одной из сторон в решающий момент. Замечу, не абсолютное преимущество, а достаточное. Если смотреть на системы вооружений, которые могли появиться сразу после войны (книга «1919» — рекомендую), то видно, что решающего преимущества они еще дать не могут. Потому речь идет именно о первом годе боевых действий.

Техно-альтернатива 1. Что есть немецкое командование перед войной (конкретные сроки назовут историки немецкой промышленности) рассмотрит и реализует моторизацию скольких-то дивизий/корпусов? Автор сами пишет, что в критические мгновения 1914-го, видя немцев под Парижем — один из французских военачальников конфисковал все парижские такси и смог за ночь перебросить шесть тысяч человек на участок прорыва, а немецкие маршевые батальоны шли пешком.

Понесут ли потери немецкие грузовики/легковушки с поставленными на вертлюги пулеметами и умеренным бронированием? Или грузовики с пушками?

Да. Логично предположить, что они кончатся в первые три месяца войны. Но немецкие войска в сентябрьском Париже 14-го — это совершено другая Мировая война. Италия, выходя из состояния нейтралитета, вынуждена будет выбрать не Британию, а Германию. Это практически конфигурация начала 41-го года, только Россия не провела модернизацию, у неё нет нормального выпуска вооружений... А США — слишком далеки и еще не смогли так шикарно заработать, как у них получилось к 1918-му...

Техно-альтернатива 2. Что если российское командование в 1911-1914 чуть лучше подумает о тяжелых бомбардировщиках «Ð˜Ð»ÑŒÑ Муромец»? И к 1 августа 1914-го их будет не четыре штуки, а, скажем, двадцать четыре. И большая часть из них будет сосредоточена на маневрах в Крыму.

Это значит, что они — с долей вероятности, смогут целенаправленно бороться с линейным крейсером «Ð“ÐµÐ±ÐµÐ½» — горизонтальное бомбометание не слишком эффективно, однако, ПВО на флоте — тогда еще менее развито.

А равновесие на черноморском театре военных действий держалось только одним линейном крейсере «Ð“ÐµÐ±ÐµÐ½», который приблудился к турецкому флоту в первые дни войны. Его уничтожение — при прочих равных — развязывает руки Черноморскому флоту РИ. Причем развязывает их — пока на складах еще не кончились запасы кардифского угля, и пока не растрачен энтузиазм первого года войны.

Речь не идет о немедленном десанте на Константинополь :). Но в 1917-м, с появлением линкоров в черноморском флоте – удалось парализовать снабжения Стамбула углем – он доставлялся по морю. И весь 1917-й «Ð“ÐµÐ±ÐµÐ½» стоял на приколе. Речь идет о том, что высадка союзников на Дарданеллы, будет проведена при дефиците угля у турок и одновременной высадке на Босфор.

И это тоже – совсем другая война.

Итого: если вы желаете написать авантюрный роман по действиям 1914-го – то эту книгу надо читать – так вы поймете, где может быть выдумка, а где будет фантастика в плохом смысле слова. Но текст этой книги – не художественный. Это публицистическая и научно-популярная литература.

Это одна из повестей, которая определила мое восприятие фантастики.

Масса идей:

— инверсия людей и драконов (каждый трансформирует другую расу для боевых потребностей);

— другой набор вооружений;

— архитектура, пещеры, образ жизни небольших поселений (имхо, за основы взяты какие-то шотландские разборки, но не суть важно).

Герои: яркие, узнаваемые, хорошо воспринимаются, их действия сравнительно быстро становятся не то чтобы предсказуемыми (было бы скучно), но ориентировочно понятными.

Атмосфера: да, там есть и свой аромат времени, и и ощущение совершенно иного мира.

Да, мне было 14 лет, когда её читал, но и сейчас я скажу — хороша вещица!

Много хорошего юмора за которым видны вопросы немалой сложности.

Если называть вещи своими именами, то перед нами практически утопия, в которой люди уже не работают (или работают сранительно немного), в которой разумные роботы умудряются сосуществовать с человечеством и даже творить.

При этом все может рухнуть от малейшего дуновения. От собственной человеческой жадности и глупости.

Да, маленькая подробность — перед нами ДО интернетовская эпоха.

Программа жестко фиксирована в мозгах робота, а не может перекачиваться с носитяля на носитель. Большие «Ð¼ÐµÐ»ÑŒÐ½Ð¸Ñ†Ñ‹ словодури» — уникальные машины. Порэтому человек может их хотя бы сломать.

А в наше время? Ну разнесли вы персоналуж редактора, ну обвалили сайт издательства. Ну, устроли взлом пиратской библиотеки.

И что?

Пять минут и полный порядок.

Машина — заменима. И человек — тоже.

Бывают попугаи, которые зная лишь одно слово, могут передать всю гамму своих чувств. Подобное случается и с людьми. Тогда информативность высказываний зависит не от буквенных сочетаний, а от настроения человека – насколько артистично он сможет жонглировать единственным известным ему словом.

Пелевин, разумеется, не попугай, однако при ограниченном наборе тех «Ñ„ишек», что он использует – удача текста зависит от его язвительности. И в этот раз Пелевин поднакопил желчи, поднакопил. Хватило на полноценный, добротный залп из всех орудий.

Из всех орудий – это значит по всем целям.

Не знаю, намекали ли ему, что от тайных обществ, потусторонних сил и т.п. «Ð´Ñ€ÑƒÐ³Ð¸Ñ… слоёв» реальности в созданном им мире уже и не продохнуть – — вампиры будут наступать на хвост оборотням — но он вывел дело из плоскости «Ð½Ð°ÑÑ‚Ð¾ÑÑ‰ÐµÐ³Ð¾», не стал возиться с прошлым, и устремился в далекое, далекое будущее.

Лет на триста.

Перед нами полноценная, добротная антиутопия, в которой до чрезвычайности узнаваемы многие черты нынешней нашей ситуации. Изобразил автор не больше и не меньше, как Новый Мировой Порядок. Никаких скрытых сил, тайных обществ и тому подобного. Все предельно откровенно — зримо и осязаемо.

Что же за «Ñ„Ð¸ÑˆÐºÐ¸» у Пелевина?

Прежде всего – языковые фокусы. Наверное, он прочитал Жарковского, с его языком космонавтов-космачаей и «ÐºÑƒÑ€Ð°Ð¼Ð¸ – носителями яиц». Вот и появилась страна Уркаина, над которой висит громадный летающий остров «Ð¾Ñ„Ñ„ÑˆÐ°Ñ€», куда мигрируют разбогатевшие «Ð³Ð»Ð¾Ð±Ð°Ð»ÑŒÐ½Ñ‹Ðµ урки».

Далее – синтетическое, а вернее будет сказать, нечеловеческое разумное существо. Будь то китайская лиса или язык-вампир, этот прием неизменно приносит успех, потому как позволяет сравнительно интересно дать множество любимых автором рассуждений. Да и читателю интересно, как поведет себя кукла для сексуальных утех, которая обладает всей мудростью интернета. Да, у неё еще показатель «ÑÑƒÑ‡ÐµÑÑ‚во» выставлен на максимум.

Третий прием – закольцовывание любой создаваемой системы, и множество сюжетных «Ð¿ÐµÑ€ÐµÑ‚еканий а в Б, а Б в А». Две самые сильные мафии на оффшаре – это гильдия порноактеров (и сниматься в храмовом порно раньше сорока с хвостом лет не положено), и ГУЛАГ, который объединяет в себе разнообразных «Ð½ÐµÑ‚радиционно» ориентированных личностей. Оффшар обладает абсолютным военным преимуществом над обычными жителями земли (учиняет регулярную бойню), но в виду всех сексуальных ограничений и перверсий – свои дети в оффшаре хилые, и приходится усыновлять – скупать младенцев внизу. А если слишком многих убьют на поле боя, то приходится делиться с низом репродуктивными технологиями. Таких «ÐºÐ¾Ð»ÐµÑ†» изрядное количество, и они образуют устойчивую (на первый взгляд) структуру мира.

Четвертый – самое ехидное передразнивание любой ситуации. Маскировочный городской мундир прокуратора должен сливаться с окружающим фотоном. Потому надписи и рисунки на прокураторе – как на заборе. А главный герой, основной рассказчик и повествователь – боевой пупарас (именно пупарас). Надо сказать, что в некоторых шуточках Пелевин неизменно соблюдает преемственность по отношению к своим прошлым романам. Потому не удивляйтесь Йошке Руделю :)

Капелька поэзии – пятая фишка. Тут надо просто читать очередные строчки в контексте.

Религиозно-философские рассуждения – шестая.

И последнее: в этот раз торжествует любовь, но гибнет мир.

П.С. Креативный доводчик – совсем неплохая штука. Я бы прикупил…

Пожалуй, здесь можно начать с самоцитирования :)

«Ð­Ñ‚о скорее не эпопея, но «Ð¸ÑÑ‚Ð¾Ñ€Ð¸Ñ с продолжением», причем обязательно оформленная в рамках актуального коммерческого формата. В череде текстов может быть похоронена и эпопея, и несколько романов, и десятки рассказов и притч – а история всё не кончается. Но, как правило, авторы целостную историю не создают, остается слишком много «Ð½Ðµ отрубленных хвостов» и перед нами недоэпопея, и даже недороман – безразмерная повесть-переросток. Таково окончание сезона в любом сериале: часть персонажей второго плана выбыла, но интрига будет продолжаться до полного истощения зрительского терпения...

...Примером уже прервавшейся недоэпопеи выступает цикл романов А. Бушкова о бравом десантнике Свароге, заброшенном в мир колдовства и межпланетных империй. Автор бы и дальше гнал героя за очередной короной, за новыми приключениями, да, видно, это надоело решительно всем

//Сноска

Конечно, при живом авторе ничего нельзя гарантировать, бывало и через двадцать лет создатели возвращались к старым персонажам и любимым мирам: А. Азимов, У. Ле Гуин, Ф. Херберт, Стивен Р. Дональдсон – тому примеры. Да и сам А. Бушков делал перерыв в сериале. Но если автор проявляет добросовестность – то перед нами фактически отдельное произведение, лишь косвенно связанное с сюжетом первых частей. А если автор уж слишком нажимает на коммерческую составляющую своего творчества и пишет книги исключительно «Ð´Ð»Ñ кассы», то это продолжение как бы усыхает само собой... Собственно художественных причин для прерывания любого подобного сериала нет. Просто кассовый автор может публиковать «Ñ…алтурку» неограниченно долго, а «ÑÐµÑ€ÐµÐ´Ð½ÑÑ‡ÐºÐ°» редакторы откажутся печатать после второй неудачи».

Действительно, при живом авторе ничего нельзя гарантировать ;)

Сюжетно и, если так можно выразиться, персонажно, «Ð§ÐµÑ€Ñ‚ова мельница» суть продолжение все той же истории успеха и превращения майора ВДВ Сварога в императора. Он благополучно приобрел статус фаворита молодой императрицы, он спас планету от очередной напасти (в этот раз — «Ð‘агряной звезды»), его бывший патрон по линии местных спецслужб — Гаудин — покончил жизнь самоубийством. И команда его уже что-то может. Да и сам Сварог все тот же удачник, прущий буром по жизни, а если что и встречается на пути — так не беда, несколько глав и будет порядок.

Появись эта книга через полгода после предыдущей — насчет спроса на неё я совсем не уверен. А так хорошо выдержаный читататель еще и купит :)

Собственно, мне интересен в продолжениил лишь один аспект — трансформация «Ð¼Ð°Ñ‚ериальной культуры» тамошнего мира под стандарты, привычные современному читателю.

Ведь двадцать лет прошло с первой книги. Герой, который переносился «Ñ‚уда» — был военный, имел более чем слабое представление о компьютерах и вообще, перенос был в 1991-м году (кодовые слова «Ð²Ð¸Ð´ÐµÐ¾Ð¼Ð°Ð³Ð½Ð¸Ñ‚Ð¾Ñ„Ð¾Ð½» или «Ð´Ð²ÑƒÑ…ÐºÐ°ÑÑÐµÑ‚Ð½Ð¸Ðº»).

В «Ð¡Ð²Ð°Ñ€Ð¾Ð³, случайный король» уже имеются не просто компьютеры, но хакер из среды ларов (их там всего несколько десятков тысяч! Как вообще тамошний «Ð¸Ð½Ñ‚ÐµÑ€Ð½ÐµÑ‚»-то существует?). А в «Ð§ÐµÑ€Ñ‚Ð¾Ð²Ð¾Ð¹ мельнице» — уже компьютерная социальная сеть для самых маленьких ларов (чат-болталка для детей). Рост заметен?

Самого Сварога, в одной из книг-ответвлений, забросило в современную Россию, там он увидел доллары практически в свободном хождении, удивлялся. И чего только не вспомниает тот же Cварог во время своих державных размышлений, будто не в армии карьеру делал, а на истфаке учился.

Итог: Бушков мог бы здорово сыграть на этой вот разнице времен. Он и так играет — у него то наемники с топорами, то пулеметы, то лазеры с роботами, и все на одной кухне. Но слишком широка эта разница ;) Слишком неустойчива получается техномагия. А вот сработать на разнице в наборе знаний 1991-го и нынешнего времени, показать, как и в чем отстают знания ларов (хотя у них и преимущество дикое) от уровня развития нашей цивилизации, которая за двадцать-то лет «Ð¿Ð¾ отдельным показателям» ой как вперед рванула.

Но автору это , видимо, неинтересно. Жаль.

Одна из базовых для любой постапокалиптики книг. Автор попытался рассмотреть (и ему это удалось) анатомию мгновенного крушения цивилизации. Даны наиболее характерные черты:

— закон исчезает, мораль серьезно меняется, но остается моралью;

— города без работающей инфраструктуры становятся гигантскими ловушками и люди гибнут в них десятками тысяч в день. Полагаться только на запасы — значит лишь отсрочить собственную смерть;

— сволочи на первых порах организуются быстрее;

— уцелевшим приходится начинать буквально с 0, фактически выстраивая не просто инфраструктуру, но и механизмы вопросизводствыа общества («Ð¿ÐµÑ€Ð²Ð¾Ðµ поколение батраки, второе — дикари» — это лучшая фраза о сельской иддилии после конца света).

Множество похожих описаний я читал позже (довольно свежие — у Круза, в «Ð­Ð¿Ð¾Ñ…Ðµ мертвых»), но Уиндем первый, кто увязал все в единую картину и в рамках очень хорошего сюжета, ярких героев.

Одна из первых прочтенных мною альтернативок, вернее её предощущение. Сборник «ÐŸÐ¾Ð»ÐµÑ‚Ñ‹ на метле» (а я говорю о той части цикла, что была опубликована именно в этом сборнике) — до сих пор стоит на одной из дальних полок.

Как правильно тут сказали ниже с тех пор наше знание истории несколько углубилось, и сейчас построения автора читаются несколько... наивно.

Но в первой книге есть одна очень хороша черта — это обещание тайны. Автор смешал и будущее, и 80-е, и параллельный мир, и путешествие во времение, плюс несколько очень «Ð²ÐºÑƒÑÐ½Ñ‹Ñ…» описаний быта. Все это создало колорит — без большой крови, но с оружием, без назойливой эротики, но с романтикой, без тотального вранья, но с явной выдумкой и преувеличениями.

Её конечно, потом заслонили «Ð’ÑÐµ способны держать оружие», но ощущение юности — она для меня никогда не потеряет.

Вторая лучшая для меня вещь Лукьяненко.

Тоже все рекомендую к прочтению.

Безупречный вариант альтернативки, мистики. Очень мощно поднят вопрос о том, может ли чудо существовать каждый день, быть доступным, осязаемым, и при том оставаться чудом. «Ð¡Ð»Ð¾Ð²Ð¾» выступает именно таким феноменом. Показано, что чудо, не смотря на всю свою чудесность, инаковость — начинает использоваться обществом, причем использоваться вполне закономерно. А лишив Европу большого количества стали автор удачно показывает, что это чудо ни к чему хорошему в итоге не приводит: на дворе вроде как 20-й век, а техника — смесь 17-го, 19-го и 20-го.

Пре- Читал эту книгу в издании 1994-го, темнозеленом, с маленьким трехголовым золотистым человечком в центре.

-амбула. Метафизика мира явно не доведена до ума. Из-за этого автор изо всех сил цепляется за детали, за ощущения персонажей от чего-то нового, за эмоции, за образ катастрофы. А за ними — пустота. Абстрактное средневековье, противоречивая магия и демоны тьмы. Как только очарование персонажей выдыхается, как только можно передохнуть от атак дарков — у читателя возникают вопросы. А именно — по отношению магии и науки (ремесла). В итоге автор представлет читателю магический огнемет и сомнительную историю упадка прошлой эпохи. Как говорится, НЕ ВЕРЮ.

Автор не особенно скрывает тенденциозность и односторонность в подаче материала.

Славные южане, настоящие демократы, возглавляемые истинными патриотами своей земли — потерпели поражение. Собственно, этот посыл в книге настолько самоочевиден, что скоро начинаешь «Ð½Ð° автомате» вносить поправки.

Но только пропагандой автор не ограничился, и благодаря этому книга становится весьма интересной. Собрана не самая плохая подборка фактиков — вроде бы известных историкам, но притом весьма любопытных для не историков. Собственно, я не знал биографий и происхождения лидеров южан — в голове было стандартное «ÐºÑ€ÑƒÐ¿Ð½Ñ‹Ðµ рабовладельцы». Я понятия не имел, что в армии юга, пусть и без оружия, были десятки тысяч негров (на подсобных работах). И много чего другого.

Автор уверенно добивается цели, которую ставит перед собой: убрать старую картинку советской пропаганды, усложнив её, раскрыв несколько новых пластов развития событий.

Но что действительно удалось автору, так это показать, что машина государства довольно успешно ломает практически все на своем пути. Скорее всего, эффект этот получился у автора мимоходом (иначе бы он не употреблял термина «Ð´Ð°Ð²Ð¸Ð»Ð¸ тушей» по отношению к северянам. Вон, Российская империя почему-то в 1905 Японию тушей не задавила. Тут требуется другое сравнение), но оттого он не менее хорошо смотрится. Моральные основания войны — сомнительны, законные — более чем шатки, негров — все равно обманули. А победа одержана. Хорошо показано, что это была победа государства над обществом. Кончилось время «Ð³Ð¾ÑÑƒÐ´Ð°Ñ€ÑÑ‚ва по выходным», ополчения «Ð¿Ð¾Ð»Ñ‚оры минуты» и т.п. Та ограниченная, даже временами шаткая конструкция, которую создали отцы-основатели США, тот порядок — отвердел и превратилась в структуру, ломающую желания местных общин.

В чем-то книга похожа на «Ð¡Ð¿Ð°Ñ€Ñ‚Ð°Ðº» Валентинова.

Если не жаль пары часиков из выходного дня — рекомендую.

Посредственный роман.

Потерял время на чтение.

Автор играет с читателями в очень рискованную игру: сквозь весь текст тянется максимально занудная, беспорядочная, без надежды на легкую разгадку интрига, в которой слишком много незначительных и откровенно не эстетичных деталей – и она вдруг завершается буквально на нескольких страницах если не банальным, то очень простым пояснением.

Как будто автор просто застраховался от слишком громких криков разочарования тех читателей, которые не поняли основной сути романа.

А она – в демонстрации, как на подиуме, всей бессмысленности существования обывателя. Надоевшие развлечения и ненужные игрушки – вот мир горожанина. Даже самые глубинные, интимные трагедии – вроде растления дочери родным отцом, а героиня романа столкнулась именно с этим – уже многократно залапаны сюжетами масс-культуры. Каждый день надо просыпаться, идти работать или просто жить, и никакой виртуальный аттракцион не может избавить от мерзкого ощущения пустоты, которое укоренилось в сердце. Подобное ощущение бессмысленности дает сакраментальная строчка Блока «ÐÐ¾Ñ‡ÑŒ, улица, фонарь, аптека». Оно является из сартровской «Ð¢Ð¾ÑˆÐ½Ð¾Ñ‚Ñ‹», отдавая экзистенциальностью, будто запахом тухлой рыбы. Историк может напоросться на него в романе Дж. Линдсея «ÐŸÐ¾Ð´Ð·ÐµÐ¼Ð½Ñ‹Ð¹ гром» — молодой провинциал никак не может понять, что он делает в муравейнике Рима нероновских лет, и что делают люди вокруг. Живописец… Впрочем, каждый сможет вспомнить свои встречи с подобными произведениями.

Основные персонажи романа – наш современник и два пилота межзвездных кораблей — это детали замысла, шестеренки, которые думают найти мир, состоящий из подобных им шестеренок, а попадают в стандартный мотор интриги. По большей части неясно, чем они занимаются и каковы их ближайшие цели в жизни. Физик мало думает о физике и даже о промоушене своих открытий (да и открытия-то совершает на страницах книги скорее его напарник). Воспоминания об эротических видениях юности заботят его куда больше. А тут еще отношения с брошенной/подобранной женой и прошлое серийного маньяка. Пилот корабля мало ощущает себя человеком — её искалечили, когда сращивали с машиной. Ну а другой пилот не может понять, жить ему или снова нырнуть в виртуальность и тихо отдать концы, представляя себя детективом 50-х.

Вокруг них роятся порой не люди, но просто маски, которыми пользуется электроника ныне исчезнувших цивилизаций.

Казалось бы – ну что тут вообще хорошего?

Новацией автора стал еще один план бессмысленности: когда человечество вырвется к звездам, и получит новые возможности – вдруг окажется, что индивид между планет ещё более одинок, чем между кварталов. Культура не успевает за экспансией человека, который может взять к звёздам все библиотеки мира. Четыреста лет спустя люди на периферии не смогут создать новые смыслы, оттого будут постоянно пытаться воскресить прошлое. Мы видим городские улицы на других планетах, будто взятые из фильмов жанра «Ð½ÑƒÐ°Ñ€». Попытки людей подражать образу действий почти забытых персонажей или преобразовать своё тело так, чтобы зарабатывать в качестве рикш.

Города возникают на других планетах, будто реликты неправильного прошлого, как устойчивые сверхтяжелые элементы среди своих радиоактивных собратьев.

Тут автор отчасти лукавит. Фронтир цивилизации – это всегда работа с упрощенными смыслами. Человек берет с собой единственную книгу, вооружается лаконичными принципами, собирает команду – и отправляется строить новый мир. Но и его образы имеют под собой основание – людям на периферии, каким бы цельным мировоззрением они не обладали, тяжело воспроизвести многоцветие и разнообразие столичной культуры. Хотя бы потому, что мало узких специалистов. В этом смысле гордость единственны композитором или склонность учить детей только игре на скрипке – это примета индустриального этапа культуры. Воспроизводство материальной культуры прошлых эпох в самых подробных декорациях, где людей хватает далеко не на все роли – может быть приметой следующего этапа цивилизации.

Но и вокруг человечества – какой-то мрачный винегрет из обломков и останков цивилизаций, из дегенеративных или просто устаревших структур. Инопланетяне могут идти от планеты к планете чтобы рыть в них громадные котлованы и роиться, как насекомые.

Как сохранить здравость рассудка с такими соседями?

Автор сохраняет за новыми пионерами космоса лишь одну искреннюю страсть – жажду новых открытий. Она становится самодовлеющей, будто тяга к выпивке у алкоголика, и единственно в ней, порой лишив себя человечности, люди еще могут найти себя. Йон Тихий у С. Лема летел долгие годы, надеясь вернуться к Земле, здесь же летят в бездны, не особо желая возвращаться. И автор дает им эту бездну – куда можно падать почти бесконечно.

Итого – роман колеблется между семью и восемью.

П.С. Перевод снабжен подстраничными сносками. Иногда очень дельными, иногда до странности малозначимыми. Что они действительно хорошо показывают – это игру автора со словосочетанием «Ð‘ÐµÐ»Ð°Ñ кошка» и фиксируют отсылки к другим текстам М. Джона Гаррисона