Я жил быть может как-нибудь не так,

И потому в романах многократно

Переменял у времени я знак

И заставлял бежать его обратно.

Придумывал к часам я задний ход.

Но, обмануть свою судьбу не в силах,

Иду туда, где, вероятно, ждет

Прощенье и уход от самых милых.

В.Д.Михайлов

Сейчас уже трудно в это поверить, но мэтр отечественной социальной фантастики Владимир Михайлов писателем-фантастом становиться не собирался. Входил-то он в литературу вполне «традиционным» маршрутом — через поэзию и сатиру. А фантастом cтал, как сам признается, по чистой случайности. «Впрочем, ничего случайного в жизни не происходит». – тут же поправляет сам себя В.Д.Михайлов. А произошло вот что: «Знакомые литераторы издавали альманах на русском языке. Чтобы привлечь читателя, им хотелось иметь в альманахе что-нибудь фантастическое. Ну, если есть заказ... Я писал с удовольствием. Сначала рассказ. Рассказ перерос в повесть. Повесть напечатали. Это была грань 50-х и 60-х годов. Может быть потому, что напечатали меня легко, без правки и сокращений, я решил фантастику не оставлять и на реалистическую прозу некоторое время не отвлекаться». Не отвлекается он и по сей день, за исключением романа «Один на дороге». Для В.Д.Михайлова фантастика оказалась воистину счастливой случайностью, подтверждение чему – его писательский путь длиною в сорок лет и три десятка книг.

Родился Владимир Дмитриевич Михайлов 24 апреля 1929 года в Москве в семье военного. С выбором будущей профессии он «определился» уже в раннем детстве: «Я понял, что буду писателем лет в семь — без всякой иронии, здесь, в Москве, гуляя по переулку. Это даже не была мысль. Я шел по летнему дню и вдруг узнал. Это знание с детства хранило и сопровождало меня. Поэтому я уходил от писательской профессии хоть и часто, но спокойно, без нервов, потому что был уверен: бумага от меня никуда не денется». Правда, признавался Владимир Дмитриевич, видел он себя в этом будущем отнюдь не писателем-фантастом, а как минимум великим поэтом. Много лет спустя в предисловии к единственной своей стихотворной книжке “Разнолетье” (она вышла лишь в 2001 году) он напишет: “Никто из нас [фантастов, пишущих стихи. – Е.Х.] не считает себя поэтом и не претендует на признание в таком качестве…”

Но и стихи, и фантастика — все это было потом. Ему исполнилось всего 9 лет, когда «самое гуманное в мире государство» разлучило его с матерью, объявленной «врагом народа». Потом очередь дошла до отца. В 1945-м, оставшийся один (отец умер годом раньше) 16-летний Володя Михайлов перебрался к родственникам в Ригу.

Клемо «сын врагов народа» перекрывало все дороги «в люди». Но ему удалось-таки поступить на юридический факультет Латвийского университета. Каким образом?! «Как, наверное, и многим в те годы, — поделился «тайной» писатель, — просто «забыл» упомянуть подробности биографии родителей». Однако карьера юриста его не слишком интересовала, и довольно скоро он бросил университет. Позже он повторно вернулся туда, но уже на филологический, который закончил заочно. А до этого успел поработать в прокуратуре, отслужить в десантных войсках...

В 1950-е В.Д.Михайлов начал публиковаться — как журналист и поэт, работал в редакции журнала «Дадзис», а в мае 1963-го, в самый разгар хрущевских кадровых чисток, Владимира Михайлова назначают главным редактором самой респектабельной республиканской газеты «Литература ун Максал» («Литературная газета»). Впрочем, самой респектабельной она стала как раз в период «правления» В.Д.Михайлова. Но «оттепель» закончилась, и его сняли — за «излишний либерализм».

Свое увольнение Михайлов воспринял без драматизма. Ведь он уже уверенно шагнул на тропу литератора, а на отдельную полку встала первая авторская книга – «Особая необходимость», изданная центральным издательством республики «Латгосиздатом».

Но и с журналистикой Владимир Дмитриевич не расстался на совсем. Именно с журнальной деятельностью связана одна кратковременная, но очень важная страница в биографии писателя. Я имею в виду легенду перестроечных 80-х – литературный журнал «Даугава», где некоторое время писатель занимал пост главного редактора. Тогда, в 1980-е, по популярности он соперничал с такими «монстрами» интеллектуальной журналистики, как «Новый мир», «Октябрь», «Знамя». В лирическом эссе «Непредусмотренная спица в тяжелом мира колесе» жена В.Михайлова, журналист Елена Михайлова образно и ярко описала этот период михайловской биографии: «Ты приходишь главным редактором в скучный, спящий провинциальный журнал. Через полгода его не достать ни в одном киоске, тираж увеличен больше чем вдвое не «массовой культурой» в дурном понимании этого слова, а на самом достойном уровне — искусством. Это — 1986 год, самое «перестроечное» начало».

В «Даугава» многое из «возвращенного» было опубликовано впервые. Не забывал Михайлов-фантаст и о своих коллегах.

В 1988 году на Европейском конгрессе писателей-фантастов («Еврокон») В.Д.Михайлов был удостоен специальной награды за вклад в развитие и пропаганду жанра в журнале «Даугава». Но очень скоро начались неизбежные проволочки в ЦК и на собраниях в Союзе писателей Латвии. Закончилось все разгоном редакции русскоязычного журнала. Обратимся снова к воспоминаниям Е.Михайловой: «Расправа с «Даугавой» прокатилась по твоему сердцу очень конкретно — предынфарктным состоянием. Неистребимый романтизм твоей человеческой закваски подвел тебя и здесь. Ты наивно считал, что делаешь очень хороший журнал, чего же боле! И твоя абсолютно интеллигентская, замечательно чистоплюйская схватка с вышестоящим партаппаратом была обречена. Ты этого не понимал и наивно продолжал бороться, приводя аргументы... На что, на кого уходило твое сердце?».

А еще годом-двумя позже маленькая, но «гордая» Латвия обрела свою «национальную идею». В начале 1990-х В.Михайлов, подобно многим русским латышам, уехал в Москву из любимой, но ставшей вдруг чужой Риги «с болью человека, попавшего под историческое колесо». Колесо истории – оно ведь тоже в форме круга. Замкнутого.

Не мечтай о светлом чуде:

Воскресения не будет!

Ночь прошла, погаснул свет…

Мир исчезнул… мира нет…

(Сергей Клычков)

Как фантаст Михайлов появился на свет в 1962 году, когда в «Искателе» была опубликована дебютная повесть «Особая необходимость». Время особенное не только для страны, но и для советской фантастики, которая, наконец, повернулась к читателю «человеческим лицом». В фантастическую прозу пришли такие яркие имена, как братья Стругацкие и Кир Булычев, Илья Варшавский и Ольга Ларионова, Владислав Крапивин и Север Гансовский, поэт Вадим Шефнер и драматург Север Гансовский, Михаил Анчаров и Виктор Колупаев… Названы далеко не все. Но уже простое перечисление этих имен многое скажет о тех «оттепельных» переменах, которые произошли в фантастике. Живые люди отвоевывали на страницах повестей и рассказов место у бездушных роботов и невозмутимых борцов с мировым империализмом.

Критик Всеволод Ревич так охарактеризовал это поколение фантастов и их время: «Фантасты тех незабываемых лет напоминали разнокалиберную ватагу удалых сорванцов, которых некогда на Волге называли сарынью и которые по знаменитой команде атамана «Сарынь на кичку!» одновременно, беспорядочно, но неудержимо бросались на судно. Кто-то падал в воду, кого-то давили, кто-то тонул, однако сопротивляться этой массе было невозможно, и в конце концов она одержала победу».

Первые книги В.Михайлова — «Особая необходимость» (1963), «Люди Приземелья» (1966), «Люди и корабли» (1967), «Ручей на Япете» (1971) — формально выдержаны в стилистике «твердой» (естественнонаучной) научной фантастики, а «генеральная» тема творчества — «Человек и Космос». Но даже эти ранние вещи выделялись довольно редким для НФ того времени вниманием к психологии поступков героев, остроте ситуаций, заданностью нравственных коллизий. Впрочем, сам писатель к раннему периоду своего творчества относится с изрядной долей иронии: «Начинал я до отвращения банально: с сюжета, обязательно приключенческого, с какой-то фантастической идеи, с открытия, с изобретения — они-то и были «мотором» моих первых книг. Сегодня я себя утешаю: так начинал не один я…». Но в каждой последующей повести, книге В.Д.Михайлова «человеческий фактор» все больше вытеснял из его научной фантастики собственно науку. Тут необходимо сделать паузу и отметить одно важное свойство, присущее всему творчеству В.Д.Михайлова. Свойство, которое можно выразить одним словом — «преодоление». Не столь уж часто встречающееся в современной литературе качество писателя — способность к преодолению слова и единожды выбранного стиля – от книги к книге. Оставаясь в художественном пространстве фантастики, Владимир Михайлов почти в каждой своей вещи преодолевает ее, то и дело стремится выпрыгнуть за «штрафную линию» жанра. Преодолевает, рискуя сорваться в пропасть самоуничтожения целостности текста, замысла. Но риск — также свойство Словотворца.

Первый серьезный шаг к преодолению научно-приключенческой фантастики был сделан в романе «Дверь с той стороны» (1974), который вывел писателя в число ведущих авторов (наряду со Стругацкими) советской социальной фантастики.

На фабульном уровне перед нами — еще один вариант космической робинзонады, темы весьма распространенной в мировой научной фантастике. В самом деле, модель, придуманная некогда Даниэлем Дефо (человек или группа людей, оторванная от остального мира), дает писателю большие возможности анализировать психологию социума «как бы в террариуме» (В.Ревич). Для советских фантастов подобный метод по известным причинам считался табуированным, «идеологически нежелательным». В. Михайлов одним из первых осмелился усомниться в нравственности с тщанием создаваемой утопии а'ля Советикус.

Научно-фантастическая посылка романа не лишена свежести и оригинальности: где-то в глубоком космосе земной звездолет вдруг переменил знак, в результате чего и он, и его экипаж стали пленниками антимира. Возвращение в «наш» мир (проще говоря, соприкосновение с веществом) грозит аннигиляционным взрывом, способным уничтожить не только Землю. Но автора беспокоит другое: как поведут себя непохожие друг на друга люди в одинаковой ситуации, в данном случае — оказавшись не только оторванными от родного мира, но и вынужденные (возможно, до конца дней своих) как-то сосуществовать вместе в замкнутом пространстве? Исследуя взаимоотношения человеческого микромира (экипаж корабля), его микросоциологию, В.Михайлов акцентирует на проблеме, ставшей основополагающей в дальнейшем его творчестве, — проблеме нравственного выбора.

Однако не одними нравственно-психологическими коллизиями примечателен этот роман. Не случайно выше было упомянуто о намеренном нарушении заданных традиций советской НФ. «Светлое будущее» в нашей литературе неизменно выстраивалось в соответствии с «генеральной линией». Но в том-то и дело, что будущее, нарисованное Михайловым, не слишком согласовывалось с советскими слащаво-оптимистическими утопиями. Его коммунистическое Завтро не статично, оно находится в движении. Очень непросто складываются отношения наших потомков. Государственная же система далека от совершенства: власть имущие обнаруживают склонность к деспотии, «морали господ». Этот мир, при всех его технологических и духовных достижениях, полон неразрешенных противоречий. Наконец, В.Д.Михайлов замахнулся на святая святых коммунистического воззрения: в его будущем экономическая система основана все на тех же товарно-денежных отношениях. Но тем-то и отличается михайловская литературная утопия от аналогичных, потому что это — мыслящая, сомневающаяся, ищущая утопия. Нужно было обладать достаточной смелостью, чтобы в 1974 году показать такую псевдоутопию средствами самого независимого, но ведь и самого строго контролируемого цензорами жанра. В центральном издательстве этот роман вряд ли мог увидеть свет в те годы.

Спустя четверть века писатель вернулся к обитателям космического ковчега — в романе-продолжении «Беглецы из ниоткуда» (1999). Действие происходит все на том же звездолете «Кит» через два десятилетия, когда на обреченном корабле «вызрела» новая поросль его обитателей. В этом романе, еще более психологически изощренном, автора беспокоят вопросы не столько глобальные, сколько общечеловеческие, понятные и близкие современнику: проблема разобщенности поколений, утраты преемственности. Извечный конфликт отцов и детей в «Беглецах из ниоткуда» вылился в раздел пространства «Кита» на две суверенные территории — «Республику взрослых» и «Республику юных». Оригинальная и пугающе понятная художественная метафора.

Фантастика обладает очень ценным качеством: она позволяет взглянуть на Настоящее глазами Будущего. Близкое ведь лучше видится на расстоянии. Не потому ли блюстители норм советской литературы запрещали самое понятие «фантастическое искусство» в 1930-е, а в1950-70-е обязали НФ быть жалким придатком детской и научно-популярной литературы? Чтобы – не дай Бог… В следующем романе — «Сторож брату моему» (1976) — многие усмотрели намеки на «прогрессорскую» деятельность СССР в Чехословакии. Но центральным в романе все-таки остается другое — жестко и неординарно разработанная В.Михайловым тема ответственности человека (группы людей или даже всего человечества) за принимаемые решения. Само название книги символично и является перефразом библейской цитаты «Разве я сторож брату своему?».

В романе мы снова сталкиваемся с проблемой нравственного выбора героев, прозвучавшей еще более остро, чем в предыдущем произведении. Земле угрожает космическая катастрофа — взрыв Сверхновой. Земляне располагают достаточно мощными технологиями, чтобы погасить взрывную волну и не допустить гибель человечества. Но не все так просто. В окрестностях звезды находится планета, заселенная колонистами-переселенцами. Конечно, можно было бы их эвакуировать, но шансы на успех составляют классические 50х50, и в случае неудачи погибнут оба мира. Конфликт усугубляется еще и тем, что жители планеты Даль не слишком-то и рвутся покидать ставшую родной планету. И как же быть? Принести в жертву «малый народец» (колонистов) ради спасения остального человечества или все-таки рискнуть? Кто сможет взвалить на себя такую ответственность? И вообще, кому позволено вершить судьбы целого человечества (хоть и разделенного бездной Космоса), решать: кому жить, а кому гореть в адовом пламени Сверхновой? Да и вправе ли человек брать на себя такую ответственность? Эти вопросы автор ставит не столько перед героями книги, сколько перед читателем, приглашая включиться в дискуссию, в увлекательный процесс мыслетворчества.

В «Стороже...» Владимир Михайлов опять-таки не удержался от искушения дать увесистую оплеуху идее бездумно-счастливого государства-утопии, демонстрируя ее несостоятельность. Абсолютное благополучие, бесконфликтность нивелируют личность, превращают человека в инфантильное, морально размягченное существо, не способное к самостоятельному мышлению, к преодолению обстоятельств, принятию ответственных решений и, в конечном итоге, ведет к духовному обнищанию. Не по зубам оказывается «счастливому», слишком благоустроенному человечеству решение ВДРУГ возникшей ЭТИЧЕСКОЙ дилеммы. Настольно не по зубам, что ее взваливают на плечи нескольких, мягко выражаясь, необычных людей, составивших экипаж десантного звездолета. Их «нетрадиционность» в том, что они — представители давно минувших эпох (советский офицер Ульдемир, доисторический человек, индеец, спартиот из отряда царя Леонида, древнерусский монах и «захваченный», видимо, по чистой случайности нацистский летчик), извлеченные из своего времени за мгновение до гибели. Зачем? Да просто потому, что эти люди обладают качествами, утраченными потомками: психологической пластичностью, повышенной восприимчивостью, способностью к неординарному решению «тупиковых» задач, но главное — высокой заданностью моральных, этических норм. Но и этому удивительному экипажу непросто оказывается решить поставленную перед ним запредельную для человеческой психики (или лучше сказать — совести?) задачу, не все выдерживают самый главный экзамен — испытание совестью.

Но зачем В.Михайлову вообще понадобился этот «финт» с пришельцами из Прошлого? Возможно, автор довольно прозрачно намекает на опасность растраты генетических связей с Прошлым. Ведь в Будущее мы все-таки идем через осмысление опыта Прошлого и накопление Настоящего. Недооценка, бездумное отторжение пройденного (а значит, и самой Истории) ведет к необратимым последствиям, утрате самосознания не столько какой-то отдельно взятой нации, сколько всей цивилизации (природа и осмысление этих связей станет одной из тем в позднем романе В.Михайлова «Властелин»).

Капитан Ульдемир — главное действующее лицо и романа-продолжения — «Тогда придите, и рассудим» (1983). Социальное звучание заметно усилилось, а изображение деградации общества, изначально основанного на самых высоких идеалах — достойно восхищения. Правда, продолжение (как это обычно и бывает) оказалось несколько слабее первой части, не доставало ему того эмоционального заряда, который потрясал в «Стороже брату моему». Но вместе с тем этот роман продемонстрировал умение писателя гармонично соединять глубину философской базы с лихим, почти детективным сюжетом.

В 1991 г. за дилогию о капитане Ульдемире писатель был удостоен высшей награды в области отечественной фантастики — премии «Аэлита». Забегая вперед, скажу, что в 1997 году одна из звезд в созвездии Тельца получила имя Ульдемир — в честь самого известного михайловского героя. Достойный знак, свидетельствующий не только о признании таланта писателя, но и о признании фантастики как неотъемлемой части человеческой культуры. С выходом романов «Властелин» (1993) и «Наследники Ассарта» (1998) дилогия превратилась в тетралогию. Оба романа целиком лежат в русле социально-философской фантастики. Одним из предметов художественного исследования стала тема очень сложная, если не сказать — опасная, — природа и механизмы Власти.

В основе сюжета «Властелина» — война, развязанная монархом планеты Ассарт. Но это не совсем обычная война, потому что Властелина не интересуют чужие территории, объектом его притязаний становится чужая... история. Собственно, передел истории — оборотная сторона любой войны. ХХ век в жизни России продемонстрировал, однако: не только войны, но и политики, перекраивающей Историю «по своему разумению». Увидев свет на третьем году «эры Новой России», «Властелин» прозвучал очень злободневно.

Мир вымысла в большинстве произведений В.Д.Михайлова существует в тесном симбиозе с болезненной, абсурдной реальностью нашего мира и нашего времени. Но важно отметить, что, обращаясь в своем творчестве к социальной фантастике, писатель никогда не разменивался на сиюминутность, не подчинялся литературной моде, веяниям времени. Писатель опирается только на личностное восприятие и жизненный опыт. «А опыт, — говорит Михайлов, — это то, что происходит внутри тебя, а не вокруг. Это любовь, смерть, творчество, — это не указы правительства…».

Даже такие, казалось бы, «засоциаленные» повести, как «перестроечная» сатира «...И всяческая суета» (1993) и сатирический памфлет в свифтовских традициях «Полная заправка на Иссоре» (1994), далеки от публицистической конъюнктурности.

Было бы ошибкой рассматривать творчество В.Д.Михайлова исключительно в русле социально-философской или сатирической прозы. Михайлов — это еще и тонкий, пронзительный лирик. Даже в космических произведениях макрокосм человеческой души его интересует куда больше загадок Космоса или увлекательности сюжета.

Застарелый спор физиков и лириков получил неожиданное продолжение в повести «Стебелек и два листка» (1984). Это удивительный по эмоциональному накалу, но глубоко трагический гимн Любви, всему живому, природному, что есть в человеке. Ведь только Любовь достойна жертв, лишь подлинная человечность делает человека равным Богу, а смерть любимой соизмерима с Апокалипсисом.

...Представьте себе, что время вдруг потекло вспять и вы обречены снова и снова повторять пройденный путь — путь ошибок, лжи и предательств, выстроенный вами еще в «первой» жизни. Вы движетесь по замкнутому кругу — наедине с самим собой, со своим прошлым, не в силах что-либо изменить. Но ведь можно попытаться. На такой теме можно было бы выстроить увлекательный сюжет с путешествиями во времени. Но Михайлов категорично принес в жертву сюжетность, — чтобы рассказать притчу о нравственном перерождении человека, — повесть с символическим названием «Не возвращайтесь по своим следам» (в 1985 г. сокращенный вариант повести публиковался под заглавием «Все начинается с молчания»). Это произведение стало одной из самых ярких страниц отечественной фантастики 1980-х годов.

В этом же контексте хочется упомянуть еще одно произведение, очень нехарактерное для Михайлова. Трагикомический рассказ «День после соловьев, год седьмой» — саркастическая и вместе с тем очень лиричная история о мире безвольных мужчинок и стервозных жен, на базарной площади продающих (или сдающих «в наем») своих мужей другим женщинам – когда приходит срок. Как овощи.

1990-е создали качественно новую ситуацию в отечественной литературе. Чтобы издаваться, уже недостаточно стало писать просто хорошо, даже очень талантливо. Не все писатели, сделавшие имя в 60-70-е, смогли перестроиться, многие «сломались» под напором новых «установок». В.Д.Михайлов сделал попытку «обновиться». С публикацией «экологического детектива» «Ночь черного хрусталя» (1990) в его прозе заметно усилилась фабульная сторона. Один за другим выходят космические детективы (или, точнее, космические политико-иронические триллеры) «Полная заправка на Иссоре» (1994), «Восточный конвой» (1996), «Посольский десант» (1996), «Приют ветеранов» (1996), «Заблудившийся во сне» (1997). Изменилась не только поэтика, но и герои. В ранних произведениях они хоть и совершали подвиги, но это были не супермены, а самые обыкновенные, в чем-то очень близкие нам люди, просто оказавшиеся в «неудобной» ситуации, когда они просто вынуждены (так и хочется сказать — обречены) взваливать на себя тяжелые доспехи героя. Это персонажи из категории «вынужденных героев».

В новых книгах появился герой с задатками супермена, агент спецслужб. Впрочем, справедливости ради заметим, что михайловский «супермен» — это во многом пародийный персонаж, а фантастические детективы Михайлова — скорее имитация жанровой формы, игра в детектив. И все-таки, при чтении этих книг невольно всплывали беспокойные вопросы: неужели талантливый писатель-таки «сломался», ушел в «проходняк»? Стал крепким ремесленником и только? Дадим слово фантасту: «Я не люблю насилия — ни над своими героями, ни над самим собой. Каждая новая вещь для меня — неожиданность. Каждый раз я как бы заново учусь писать. И страшно боюсь: а вдруг разучился? Если что-то начинает получаться, мне интересно: а как будет получаться? За время «простоя» жизнь изменилась, и я изменился: как это скажется на бумаге?»

Все сомнения разрушил огорошивающий своей экспериментальной новизной, вызывающей смелостью философских и политических взглядов роман «Вариант И» (1997) — вероятно, одно из самых неожиданных произведений русской словесности конца ХХ века. Книга ознаменовала не просто возвращение ТОГО САМОГО Михайлова. Перед читателем был явлен знакомый незнакомец.

К этой книге писатель шел несколько лет, писал ее долго и трудно. В личном разговоре он признался, что мечтал написать настоящую, умную позитивную утопию, которая СЕГОДНЯ, когда люди охвачены тотальным неверием в будущее, неожиданно обрела идеологическую и духовную нужность именно для России. «Вариант «И» — философско-политический трактат с элементами фантастического детектива о России, ее судьбе и вероятностном месте в ближайшей истории. Это — роман-размышление, роман-исследование, достойный посвящения ему отдельной статьи (А таковых было немало). Читатели и критика приняли новую книгу писателя настороженно. Еще бы, ведь В.Михайлов, глубоко православный человек, описал вероятностное (оптимальное — по Михайлову) будущее, где монархическая Россия стала во главе... исламского мира. После многотрудных мытарств страна обрела-таки долгожданную общенациональную идею, вернувшую России утраченный в конце ХХ века статус Великой Державы. Парадоксально? Пугающе? «Непатриотично»? Особенно в контексте печальных событий последнего времени, когда понятие «исламский терроризм» стало едва ли не символом грядущего Апокалипсиса. Однако, как верно заметил рецензент журнала «Если», «порой гораздо труднее переварить ответ, нежели в очередной раз почесать затылок над риторическим вопросом» (Если. 1998. N 6. С. 264).

(это только первая часть статьи, к сожелению, окончание статьи не было найдено)