Рецензии

Сквозь прорехи в пространственно-временном континууме на читателя сыплются масоны, siloviki, путешественники во времени и даже инопланетяне — причем из двух конкурирующих цивилизаций. «Лампа Мафусаила» Виктора Пелевина оказалась романом еще более фантастическим, чем недавний «S.N.U.F.F.», и шелковым платком утирает нос отечественным мэтрам и корифеям жанровой литературы.

Обыкновением стало поругивать новые книги Пелевина, зачастую ставя автору в пример его собственные предыдущие произведения. Представляется, однако, что «Лампа...» выбивается из череды прежних пелевинских романов. А возможно, и вовсе знаменует собой новый этап в его творчестве.

Впрочем, обо всем по порядку.

Подзаголовок романа обещает читателю «большой полифонический нарратив». Повествование включает четыре истории: три из них рассказывают о представителях рода Можайских, четвертая — о генерале ФСБ, так или иначе повлиявшем на судьбу каждого Можайского. По сути, перед нами повести (самый удачный для Пелевина формат), которые взаимосвязаны между собой теснее, чем можно было предполагать.

Последняя (крайняя — в современной системы исчисления) история рассказывает о спецоперации специальных же служб — довольно запутанной и похожей на тайну, завернутую в головоломку, с двойными агентами, толкованием древнееврейских начертаний и чекистскими медитациями на горячее, холодное и чистое. Главное действующее лицо этого «оперативного этюда» — генерал ФСБ, действующий под выразительным псевдонимом «Федор Михайлович Капустин». Крым, Украина, Сирия, геополитика и экономика — Пелевин, как обычно, легко и убедительно отвечает на экзаменационные вопросы нашей современности. А вот корнями своими эта спецоперация уходит в прошлое, о котором повествует третья часть «полифонического нарратива». «Храмлаг» старательно притворяется документальным очерком, своего рода историческим исследованием советского масонства.

Примечательно, что для самого писателя разница между художественной и документальной литературой не слишком велика. В англоязычном эссе «My Mescalito Trip»[1] Пелевин писал, что «отличие это не между двумя книгами, а между двумя разными типами читательского восприятия». И к использованию мимикрии такого рода писатель уже прибегал, стоит вспомнить его ранние рассказы, опубликованные еще в начале девяностых и образующие единый цикл: «Откровение Крегера», «Оружие возмездия», «Реконструктор». В них Пелевин бросает на историю двадцатого века: Советский Союз, фашистскую Германию и Великую Отечественную — пристальный псевдодокументальный и криптоисторический взгляд.

Подоплека происходящих событий раскрывается и в «Самолете Можайского», второй части романа, в которой переплелись сразу несколько расхожих фантастических сюжетов. Здесь и упомянутая уже криптоистория, и путешествия во времени, и конкурирующие между собой инопланетные цивилизации. Действие этой «космической драмы» происходит в девятнадцатом веке, когда один из Можайских, Маркиан Степанович, сталкивается с космическими расами сквинтов и бородачей, а заодно и с прошлонавтами из двадцать первого века в лице все того же генерала Капустина и его подчиненных.

Из всех историй «Самолет Можайского» — на мой взгляд, самая обаятельная и симпатичная. И дело здесь не только в ностальгическом флере ретро и явственно проступающих традициях классических фантастических рассказов.

Несмотря на то, что Маркиан Можайский не своей волей вовлекается в события, угрожающие существованию Отечества и даже родной Вселенной, из всех этих глобальных передряг он выходит целым, невредимым и даже с некоторым финансовым прибавлением. Во многом благодаря алкогольным возлияниям, но главное — благодаря любви к Елизавете Петровне. Его возлюбленная в свою очередь оставила идею борьбы за народное счастье посредством террористических актов, бомб и револьверов.

История Маркиана Можайского оказалась удивительно частной историей, а семейное благополучие и поездка в Баден-Баден — важнее и космологических потрясений, и революционной борьбы.

А вот открывающая книгу производственная повесть (таково авторское определение) «Золотой Жук» не избегает социального и политического измерений, а, напротив, активно и обильно их описывает и комментирует. Значительная часть язвительно точных высказываний пелевинских персонажей касается конфликта «цивилизации» и «ваты» — противостояния, уходящего так далеко в отечественную историю, что современность отдельных реплик удостоверяется лишь актуальной терминологией и окружающими нас реалиями.

Например, часто цитируемое высказывание о том, что «русский мир — это просто сегмент фейсбука, где последние „Звездные Войны” обсуждают на русском языке», можно возвести еще к сетованиям Чаадаева, который в своих «Философических письмах» с удивлением вопрошал: «...где наши мудрецы, где наши мыслители? Кто из нас когда-либо думал, кто за нас думает теперь?» и печалился о том, что пока «весь мир перестраивался заново, у нас же ничего не созидалось: мы по-прежнему ютились в своих лачугах из бревен и соломы».

Впрочем, по серьге в романе получает каждая сестра.

Вот слова Маркиана Степановича Можайского: «Хотя, может быть, все беды нашего Отечества оттого именно и возникают, что мы не можем действовать с хитрым и подлым многолетним расчетом, спрятанным за лживыми уверениями и улыбками, — как те нации, что мы берем себе за пример? Стараемся удивить кого-то широтой и беззаветностью благородства, обливаемся кровью, да еще и выставляем себя на посмешище…»

Упрекнуть в равнодушии писателя, вроде бы прикрывающегося полифонией мнений, нельзя. Любопытно, что сам он при этом за известную сентенцию Льва Толстого о том, что «спокойствие — это душевная подлость», зачислил того в прислуживающие вампирам халдеи в романе «Бэтман Аполло». А наряду с ним и Ивана Тургенева, чье присутствие опознается в книге по серебряной пепельнице в виде лаптя — в «Отцах и детях» такая стояла на письменном столе Павла Петровича. Да и само название агрегата M5, которым питаются вампиры, можно расшифровать как «эмпатия».

Достается от Виктора Олеговича не только классикам, но и современникам.

В том же «Бэтмане Аполло» Пелевин вывел некоего Владимира Георгиевича, бросившегося в «бездну кала и гноя» и оказавшегося в «каргобуржуазной гостиной». В свой черед Сорокин в «Теллурии» описал Виктора Олеговича, летающего над Москвой и жующего свой хвост (да, именно хвост).

От литературной дуэли вернемся к производственной повести.

С хвостом или без оного Пелевин — это писатель, прекрасно чувствующий дух современности и транслирующий его читателю будто спутник системы, например, ГЛОНАСС, запущенный в ноосферу и передающий оттуда координаты и сигналы точного времени.

Так было с советской эпохой (например, в «Дне бульдозериста» или в «Омоне Ра»), и с постсоветским лихолетьем («Generation „П”»).

Отсюда и обращение писателя к фантастическому инструментарию. Традиционно присущие реализму художественные средства и приемы просто не справляются с адекватным отображением мира, заметно усложнившегося со времен тех же Толстого и Тургенева.

Отсюда и сюжет, напоминающий инициацию (а в некоторой степени ею и являющийся) читателя, с постепенным открытием ему порядка и принципов мироустройства. Такая повествовательная стратегия имеет свои традиции — более давние, чем тайные общества.

По наблюдениям этнографов и антропологов, в племенах, ведущих традиционный образ жизни, инициацию сопровождают не только ритуальные испытания и пытки, но и изложение инициируемому космогонических мифов. Распространена эта практика и среди мексиканских индейцев, о чем так убедительно рассказал Карлос Кастанеда.

И даже в обществах, лишенных ритуала инициации и сопутствующих пыток, существует потребность не только в познании мира, но и в его толковании — нарративе, способном разъяснить мир не как совокупность фактов, а как последовательность событий, с известной отправной точкой и местом (пред)назначения.

Между тем характер мироразъяснительных историй Пелевина со временем изменился, претерпел достаточно тонкий, но важный смысловой сдвиг. В первых своих произведениях писатель рассказывал об устройстве бройлерного комбината имени Луначарского или разоблачал советскую космическую программу, то есть писал о том, что на самом деле все устроено не так. А затем в фокусе его внимания оказалось то, а как на самом деле все устроено. На смену разоблачению иллюзорной картины мира пришла демонстрация работы его скрытых механизмов.

Одним из таких романов, рассказавшем читателю и про «цветные революции», и про офшоры, про информационные войны и прочие неприглядные приметы современности, стал «S.N.U.F.F.» — самый отточено злой и язвительный роман Пелевина. И, несомненно, один из лучших в его творчестве.

Время с тех пор побежало быстрее и тоже как-то злее, дух его помутился.  И sputnik, казалось, утратил ориентацию во времени.

В «Лампе Мафусаила...» Пелевин вернулся на магистральное направление, к прежним своим темам и для толкования современности обратился к теориям заговора. В мире, заявившем о смерти Бога, они стали ненадежным, но спасительным прибежищем для тех, кто пытается разглядеть смысл в происходящих событиях.  И в новом романе такие теории представлены в самых махровых и хардкорных изводах.

Финансисты плетут интриги, масоны замышляют недоброе. И главное — рептилоиды гадят.

Разоблачение заговора и толкование мира в книге начинаются сразу, и «Золотой Жук» больше прочих историй соответствует представлениям о типичном романе Пелевина. Действительно, здесь наличествуют и словесные игры, и мистические переживания героя, вызванные, конечно, употреблением психоактивных веществ, и актуальные социальные и политические комментарии. Увеличь автор эту повесть до размеров романа, и перед читателем в новых декорациях развернулся бы уже знакомый ему сюжет. Однако историй в книге четыре.

И связаны между собой они теснее, чем может показаться на первый взгляд. Малозначащие вроде бы детали по мере развития сюжета приобретают дополнительное значение. Обратите внимание, например, на записку, оставленную Маркиану Степановичу прошлонавтами в «Самолете Можайского». Или на игрушечную корону на голове прапрадеда Кримпая (он же Крым) Можайского, которую тот рассмотрел на старой семейной фотографии. Ближе к финалу выясняется, что Пелевин и вовсе расставил на читателя ловушку «недостоверного рассказчика».

«Золотой Жук» фигурирует в романе как рукопись гей-экзистенциального романа, написанного Кримпаем Можайским, но оказывается, читателю эта рукопись представлена в существенно отредактированной версии.

Вот что говорит о романе куратор его автора, Федор Михайлович Капустин. Приведу объемную цитату:

Капустин откинулся на спинку кресла и изобразил на лице высокую задумчивость, сразу сделавшись похожим на редактора.

— Но только… Вот как простой читатель тебе скажу — во-первых, действия мало в твоем опусе, одна болтовня. А чего в твоей писанине слишком много, так это мрака. Трагического такого надрыва на ровном месте, экзистенциализьма… Умняка тухлого, как у нас в училище говорили. Жизнь-то, она совсем не такая, как ты думаешь. Проще она. И лучше. Видно, что юноша писал, который ничего еще толком в ней не понял. Люди вокруг делом занимаются, новую реальность куют, а он горюет и печалится ни о чем…

Такие разоблачения бесследно не проходят, и собственно уже в «Лампе Мафусаила...» проявляется отказ от привычной конструкции пелевинского романа. Наиболее значительные различия касаются финала.

Стоит присмотреться к концовкам значительных и знаковых произведений Пелевина, чтобы увидеть в них общий паттерн, повторяющийся снова и снова.

Персонажи Пелевина, раскрывшие тайну приютившего их мира, покидают его. Знание делает свободным, и растолкованное мироздание уже не способно удержать героев от освобождения — вполне в русле буддистских представлений.

Улетают из бройлерного комбината имени Луначарского Затворник и Шестипалый. Из космических просторов на красную линию метро переходит Омон Кривомазов. Покидает «Желтую стрелу» Андрей из одноименной повести. Исчезает среди песков и водопадов милой его сердцу Внутренней Монголии Петр Пустота. Уходит в светлую рекламную даль Вавилен Татарский. Покидают офшар Бизантиум Кая и Грым в романе «S.N.U.F.F.». Уезжает на «поездах судьбы» рассказчик Киклоп из «Трех цукербринов».

Перечень примеров можно продолжить, но можно и обратить внимание на исключения.

Интересно, что в произведениях, герои которых остаются жить и действовать в прежнем, известном им мире, также прослеживается общая характерная черта: и Рама Второй из «вампирской» дилогии, и Саша из «Проблемы верволка в Средней полосе» (с оговорками к ним можно отнести и Алекса де Киже из «Смотрителя») — существа трансформированные, преображенные. И похоже, что пережитая ими метаморфоза делает освобождение от мира невозможным или ненужным.

Персонажи нового, «крайнего» романа Пелевина не следуют ни первому, ни второму сценарию. Они остаются на своих местах, а кое-кто и на боевом посту, хотя окружающий мир рычит и клокочет. Выхода нет, бежать некуда. Нужно жить и исполнять свои обязанности.

Действительно ли «Лампа Мафусаила...» знаменует новый этап в творчестве Пелевина? Или это лишь временное отступление от «генеральной линии»?

Согласно заведенному расписанию уже скоро, осенью семнадцатого года, мы об этом узнаем.

В ожидании новой книги Пелевина стоит помнить об еще одном обстоятельстве. Оставленность героев их автором в беспокойном, бушующем мире не влечет за собой ни отчаяния, ни беспросветной печали. Напротив, финал «Лампы Мафусаила...» дарит надежду на то, что со временем все образуется — пусть это и потребует значительных усилий.

Выражаясь словами генерала Капустина, «Абажур нам, скорей всего, простят. Но издержки будут». Или как пел Леонард Коэн:

There is a crack in everything.

That’s how the light gets in[2].

---

[1] На русском языке впервые опубликован под названием «Мой мескалитовый трип» в 2015 году в переводе Александра Гузмана (см.: Пелевин Виктор. Повести, эссе и психические атаки. СПб., «Азбука», «Азбука-Аттикус», 2015).

[2] Все расколото, и потому в трещины проникнет свет (пер. с англ.).

---

Рецензия с сокращениями.

Полностью — на сайте "Нового мира".

  Новый сборник Алексея Шолохова – это книга, авторская во всем: в подборе текстов, иллюстраций и художников (рисовали Александр Павлов, Александр Соломин, Лилиана Скрипко, Николай Гусев), в редактуре и верстке. Хотя сборник издан под брендом изд-ва Redrum, на самом деле участие изд-ва свелось к корректуре и советам, касающимся дизайна и печати.

Во всем остальном – автор наслаждался полноценной авторской свобода. И, как для автора, так и для читателя в этом есть определенный кайф.

Потому что в итоге получилась вполне профессионально изданная книга, максимально приближенная к личным вкусам и предпочтениям автора. Не будучи стесненным какими-либо рамками, кем-то надуманными правилами, Шолохов общается со своим читателем задушевно и неформально.

Сборник начинается вступлением – словом автора к читателю, где автор объясняет почему и как его угораздило сделаться писателем именно ужасов. Далее, написав к каждому рассказу несколько предваряющих фраз, автор словно сопровождает читателя, выступая в роли ненавязчивого спутника и собеседника, от текста к тексту. С характерной самоиронией и самокритичностью, свойственными Алексею Шолохову. И это делает книгу более интересной. Читателя эмоционально цепляют не только художественные произведения, в нее включенные, но и эти небольшие искренние заметки, более полно раскрывающие перед читателем личность автора. Это любопытная и, на мой взгляд, удачная форма для авторского сборника.

Что касается самих рассказов, включенных в сборник – большинство из них уже были показаны публике. И, может быть, этот факт не устроит тех, кто ищет свежего чтива от любимого автора.

Книга издавалась не столько ради новизны текстов, сколько именно для своеобразного «волеизъявления автора». Все рассказы подверглись редактированию и авторской шлифовке, они скомпонованы в определенном порядке и поданы читателю в соответствующей обработке и художественном обрамлении. Сборник «Страх как он есть» словно бы фиксирует достижения по части рассказов за NN-ое количество лет трудов автора: как семейная фотография в парадной рамке на юбилей. В этом качестве сборник будет интересен почитателям писателя Алексея Шолохова и тем, кто знакомится с ним впервые (думается, есть и такие среди российских любителей хоррора).

Содержание сборника:

Я БОЮСЬ

ГЛАЗОК

В УТРОБЕ

В СТРОГИХ ТРАДИЦИЯХ

ПОПУТЧИЦА

САМЫЕ СВЕЖИЕ НОВОСТИ

ОДИН ЗВОНОК

ВСЕ СЛОЖНО

ПОРНО ДЛЯ ШИМПАНЗЕ

ПАЛЬЦЫ

90 СЕКУНД

КНИГА, НОЖНИЦЫ, ЧЕРНЫЙ БАНТ

ВЕЖЛИВОЕ ОБЩЕНИЕ

МЕРТВОРОЖДЕННЫЙ

НАДО!

ОТСТРЕЛ

ПЛОХОЙ ОТЕЦ

C МЕНЯ ХВАТИТ

БАБОЧКИ В ЖИВОТЕ

ПОЛОВИНКИ

ПРОТЕЗ

ЦЕЛКОВЫЙ В МОХНАТОЙ ЛАПЕ

Благодарности

У автора – широкая палитра, и ужасы в сборнике представлены на самый разнообразный вкус: здесь есть и легкая мистика («Все сложно», «Самые свежие новости»), и черный юмор («Вежливое общение», «Порно для шимпанзе»), и сплаттерпанк («В утробе», «Мертворожденный»), и очень жесткий реализм, и ужасы, основанные на фольклоре («Целковый в мохнатой лапе», «Книга, ножницы, черный бант» и др.). Есть даже романтика и фантастика («90 секунд»).

Как писатель, Алексей Шолохов отличается среди других отечественных авторов ужасов зрелым знанием жизни, людей, и в связи с этим – приверженностью в своих художественных приемах реалистичности и психологичности сюжетов и персонажей. Иногда это делает его тексты похожими на горькое лекарство: от зеркала, в котором кривится очень узнаваемая рожа, так и тянет отвернуться.

А иногда это поднимает его тексты «чисто развлекательного жанра» до ноты высокого трагизма – как, например, в жестком рассказе «Плохой отец», по-кинговски символичном рассказе «Отстрел» или в полном грустной романтики «Бабочки в животе».

Рецензия в "Комсомольской правде" на антологию "Спальный район Вселенной"

Спальный район Вселенной. Антология. Сост. Алекс Громов

Издательство: «Терраарт», 2017

Например, что будет, когда земляне наконец-то повстречают инопланетян? На эту тему написано много историй о сердечной дружбе и лютой вражде. Но ведь самое главное – подготовить и документально оформить Контакт. О разнообразных обязанностях и еще более многочисленных захватывающих приключениях официального Представителя Галактики рассказывается в повести «Ночь перед Контактом», где выпестованный поколениями уфологов сценарий общения с пришельцами был нарушен благодаря современным технологиям.

Очевидцем приземления оказался вышедший на пробежку видеоблоггер, и вот уже новость, дополненная интервью галактянина, стремительно разлетается по соцсетям, порождая небывалую волну эмоций, слухов, забот о личной выгоде и романтических мечтаний. Многие ли готовы воспринять реальность без прикрас? «- Вы прекрасны, умны, изящны, грациозны, обаятельны и, может быть, даже совершенны… Но шансов встретиться хотя бы с одним из звездных принцев у вас практически нет. — Почему же? — Они не спускаются на чужие планеты. Ни инкогнито, ни со свитой. И браки их – династически-деловые, а иначе… — Иначе?.. — Он перестает быть принцем, в том числе и финансово».

А вот мечты о дальних путешествиях и экзотическом отдыхе вполне могут исполниться! «Всей семьей – на планеты тройной звезды Рас Альгети, где теплые ласковые океаны и милые добрые зверюшки, просто обожающие детей. Для одинокого зрелого мужчины подойдет одна из планет звезды Ригиль Кентраурус, где в избытке имеются принцессы и драконы, в том числе (то и другое) – дрессированные». Разумеется, не будет лишним побольше узнать о местности, выбранной для отпуска, тут-то и пригодится этот увлекательный сборник. В антологию включены произведения Алекса Громова, Арти. Д. Александер, А. Санти, Мунована Муноди, Ольги Шатохиной, Дениса Соколова, Карины Сарсеновой, Михаила Попова, Татьяны Безуглой и других авторов.

P.S. Презентация антологии "Спальный район Вселенной" состоится 26 сентября в 19.00 в книжном магазине «Читай-город» в ТЦ "Европейский" (Москва, площадь Киевского вокзала, 2).

Предыдущие презентации прошли в рамках Дня фантастики на XXX Московской международной книжной выставке-ярмарке с участием фан-клуба «Тьма. Возрождение».

ХХХ ММКВЯ, презентация антологии "Спальный район Вселенной" на главной сцене

ХХХ ММКВЯ, презентация антологии "Спальный район Вселенной" на стенде "Читай-города"

Представление о том, как протекала жизнь в США в 1958-м году, многие поклонники хоррора получили благодаря роману "Оно" Стивена Кинга.

В данном произведении Король Ужасов очень точно передал дух того времени, смешав реальность с фантастикой.

В свою очередь, писатель Джек Кетчам пошел по иному пути, отбросив все откровенно сверхъестественное и нарисовав собственную пугающую картину 1958-го под названием "Девушка напротив".

В основу книги легла история шестнадцатилетней Сильвии Лайкенс, которая была замучена до смерти обычной с виду домохозяйкой Гертрудой Банишевски, ее детьми и их друзьями.

Этот шокирующий случай произошел в Индианаполисе в 1965-м году и был назван "самым страшным преступлением, когда-либо совершенным в штате Индиана".

У меня нет желания пересказывать подробности гибели девушки (если вам все же любопытно, можете заглянуть в статью на Википедии, озаглавленную "Убийство Сильвии Лайкенс"), потому что они действительно потрясают.

Очередной раз убеждаешься, что человеческая жестокость не имеет границ.

Особенно к себе подобным.

И Джек Кетчам отлично показал это в своем романе.

Изменив многие детали той давней трагедии, писатель создал крайне тяжелую, но очень важную, книгу.

Тяжелую, потому что в ней полно насилия, которое просто невозможно безболезненно пропустить через себя.

А важную, потому что она заставляет задуматься о природе зла.

О том, что непротивление ему делает тебя его соучастником.

И только спасая другого, ты сможешь спасти и себя.

"Девушка напротив" — очень сильный роман, который воспринимается скорее как документальный, нежели художественный, несмотря на то, что все его герои и события были вымышлены.

Именно поэтому мне трудно объективно оценить творение Джека Кетчама.

Книга уделяет слишком много внимания тем ужасам, которые обрушились на главную героиню, забывая при этом делать паузы, во время которых читатели могли бы отдышаться и прийти в себя.

Иными словами, "Девушка напротив" показалась мне слегка однобокой, хотя я и понимаю, что без концентрации на пытках роман возможно не произвел бы своего ошеломляющего эффекта.

Эффекта, который был почти полностью потерян в экранизации романа, выпущенной в 2007-м году.

И если на скомканный сюжет, убивший всю психологическую достоверность произведения Кетчама, еще можно закрыть глаза, то измененный финал книги попросту испортил всю историю.

Хотя картина у Грегори Уилсона вышла не такая уж и плохая.

Она вполне может служить хорошей альтернативой для тех, кто боится брать в руки оригинальную книгу, но все же хочет узнать о непростой судьбе девушки напротив.

Как гласит английская пословица, праздный мозг — мастерская дьявола.

Данное выражение вполне подошло бы в качестве эпиграфа к роману Джека Кетчама "Прятки".

Повествование в нем ведется от лица парня по имени Дэн Томас, проживающего в маленьком городке Мертвая речка в штате Мэн скучную однообразную жизнь.

Но однажды провинциальному спокойствию приходит конец с появлением троицы студентов, приехавших на летние каникулы.

У Кейси, Кимберли и Стивена обеспеченные родители, поэтому они привыкли веселиться на полную катушку.

Свобода и безбашенность ребят привлекают Дэна и очень скоро он становится их другом.

Молодые люди начинают проводить время вместе, но поскольку Мертвая речка не может похвастаться большим разнообразием развлечений, довольно быстро впадают в уныние.

До тех пор пока Дэн не рассказывает им о Бене и Мэри Крауч, загадочно исчезнувших из своего ветхого двухэтажного дома, расположенного на городской окраине.

Впечатленные историей сумасшедших брата и сестры, оставивших после себя лишь гору консервных банок и свору голодных собак, ребята решают пощекотать себе нервы и под покровом ночи отправиться в опустевшее жилище Краучей, дабы поиграть там в прятки, даже не догадываясь о том, к каким ужасным последствиям это приведет.

Правда, хоррор в романе появится ближе к финалу, а до этого нас будут долго знакомить с действующими лицами и показывать их взаимоотношения друг с другом.

И это правильно, ведь чтобы сопереживать персонажам, попавшим в неприятности, читатели перед этим должны поближе с ними познакомиться.

Однако продолжительный "аперитив" перед "основном блюдом" никак не помогает проникнуться симпатией к героям, а только утомляет.

Характеры парней и девушек вышли у автора не слишком-то приятными, поэтому их злоключения в доме Краучей лично меня оставили равнодушным.

Но это еще полбеды.

Больше всего меня расстроило, что сами прятки получились на редкость пресными (без ожидаемых рек крови и разудалого насилия) и скоротечными (развязка в книге наступает преступно быстро).

Я уверен, что если бы на месте Джека Кетчама был тот же Ричард Лаймон, то сюжет о юнцах, нашедших приключения на свою голову, заиграл бы совсем по-другому.

Более ярко и драйвово.

И без скучных прелюдий на десятки страниц.

Оценки:

"Девушка напротив" — 8/10.

"Прятки" — 6/10.