О том как жил и творил автор до того, как его убили и почему рукопись легла в стол — в закрывающем книгу очерке А. Мельникова, название которого, «Танцующий в одиночестве», очень подходит «Пиру бладофагов». Но пусть текст скажет сам за себя. Семь цитат:

1.Этот гриб был взращен подземным королем Торенгом на погибель рода человеческого: злой завистливый король-убийца был убежден, что люди кончатся, перепугавшись одного только вида своих хотений!...

2. Беспокойно блуждающий взор бессмысленно обшаривал стены.

3. Легко тебе рассуждать — дочери темного мага, рожденной мудрецами, спустившимися с небес!

4. Его взору открылось видение, превосходящее буйную фантазию самого пьяного игаританского лирника, бравшегося на пятом бочонке вина воспевать красоты Седьмого неба.

5. Циферблат стал оранжевым зрачком кота-прелюбодея.

6. Континус наблюдал за битвой Клайперона с ахегонским гарнизоном сквозь стеклянный шар — в глубинах его сверкали драгоценной чешуей разноцветные ринодоны.

7. Суставы Киневры свела судорога и она с громким криком проснулась

Концентрация на литературных возможностях эпитета, праве художника не объяснять и воздерживаться от правдоподобия, близка к пределу. Слова и образы «Пира» вьют трагедию о проклятом короле, поэте вещей, злобном пасынке, волшебном лесу, доступе в Эдем и играющей судьбами обезьяне... По дороге к читателю полируя эти муркоковские страсти до гладкости пляжной гальки.

Ассоциации: всё витиеватое, нетолкиновское, контр-заклепочное и совсем внесхемное. Отрывками — почти «Серебрянный век» (проза). Мироустройство не прозрачней Э. Р. Эддисона. Бигл, Танит Ли — на уровне атмосферы... Правда, тон до конца не выдержан, разбит рыком о голубом пентиуме и тростью сексуально озабоченного черта. Что поделать, 1990-е, время спирта с лимонадом.

Рекомендуется ищущим вольную фантазию.