Есть на свете нечто, чему самое верное имя — «невыразимая прелесть бытия». Взгляд стекленеет, сердце колотится, а душа тёхкает — ну, прямо аки соловей, заходясь в переливах и акустических подвыподвертах.

Причём прелесть оная, она — именно невыразимая, уважаемый потенциальный читатель. Подвыподверты, они — да, имеют место. А, вот, с логическими объяснениями наличия оных — уже труднее.

И — да, конечно же: тебя, уважаемый — скорее всего нельзя назвать именно «потенциальным»: эти слова (вернее — эту песню) хотя бы раз в жизни слышал, наверное, каждый россиянин. НО. Ежели ты, уважаемый потенциальный, ещё в достаточно юном возрасте и пока не сподобился — не раздумывай, найди песню. Послушай

Совсем недавно я узнал, что Юрий Визбор, песни которого я сильно и безоговорочно люблю, не только автор-исполнитель и актер, но также и прозаик. Я тут же полез на известный сетевой ресурс электронных книг и выкачал там все, что было.

Читательская звезда улыбнулась мне, и первой книгой, которую я взялся читать, была именно эта. Говорю так потому, что, как я выяснил несколько позже, не все тексты Визбора, которые я собрал, одного качества. Но эта повесть – сверкающий кусочек незамутненного хрусталя. Кусочек, на гранях которого искрится и играет горячее горное солнце.

Читаешь – и не только следишь за сюжетом, но также ностальгируешь по тому времени, по системе тех ценностей. Когда дружба, работа, азарт, мужество, любовь ценятся превыше всего на свете. То время, вкупе со всем, что в нем было, сейчас принято пренебрежительно называть «совком». Живя в мегаполисе, работая не самым мелким рачком в слое офисного планктона, среди мягкотелых женоподобных мужчинок, даже в спортклубе сплошь и рядом наблюдая рыхлых пузатых особей, я как-то подрастерял память о том, что считал раньше истинным — о железных характерах, об умении и желании честно делать свое дело, о словах и поступках с большой буквы. Эта книга стряхнула пыль с полок моей памяти.

Книга рассказывает о команде высококлассных альпинистов. Каждый из них – личность, у каждого в команде – своя роль. В обычной жизни они – представители самых разнообразных гражданских профессий – строитель, врач, ученый, гаишник, но отпуска они проводят вместе, одной командой – тренируясь и покоряя вершины. Впрочем, иногда они берут отпуска и для того, чтобы поработать, используя навыки горных восхождений для решения таких задач, для которых требуется высококлассная альпинистская подготовка.

Вершина Ключ – это труднодоступная гора. Покорить ее – значит показать высший класс, навеки вписать свое имя в книгу величайших альпинистских достижений. И времени для подготовки – мало катастрофически. А для кое-кого из команды этот сезон – крайний. И как бы было здорово поставить такую жирную точку, нет, не точку, — восклицательный знак! в последнем сезоне альпинистской карьеры.

Но, на другой чаше весов – есть работа на стройке. Работа, которую, кроме них, сделать никто не может. Работа, которая, не будь сделана, может привести к катастрофе в любой момент. И даже – к человеческим жертвам.

Как видите, — для книги расклад весьма прост. Но как же классно написано!

Не стоило поэтам Серебряного Века городить пафосную чепуху о «Вечной Женственности», ох, не стоило!..

Визбор взял -- и о том же самом написал проще. Ироничнее. Доходчивее...

(Даже когда на Земле останутся одни питекантропы -- найдется и у них своя прекрасная Елена. А то как же ж. 8-))

Одна из самых первых «проб пера» (и самая ранняя из хотя бы частично сохранившихся) была сделана Визбором ещё в 8-м классе школы. Это была вариация на тему стихотворения Леонида Мартынова «Вот корабли прошли под парусами...». Первая строфа этого стихотворения опубликована в книге Анатолия Кулагина «Визбор», вышедшей в серии ЖЗЛ. В других источниках стихотворение пока не нашёл, поэтому приведу здесь первую строфу полностью: «Поёт пассат, как флейта в такелаже, / Гудит, как контрабас, в надутых парусах, / И облаков Янтарные плюмажи / Мелькают на луне и тают в небесах...»

Эту, практически автобиографичную, повесть Визбор писал отдельными эпизодами в 1956-1957 годах во время срочной службы в армии. Многие фрагменты пересылал письмами в Москву Аде Якушевой; а многие, не рискуя доверить их бумаге, записывал намеренно-неразборчивыми набросками. Пролог и эпилог были добавлены ещё позже, уже во время подготовки повести к публикации в журнале «Юность».

В 1963 году на повесть дал положительную рецензию Константин Симонов, но гл.редактор журнала Борис Полевой так и не решился на её публикацию — «взгляд изнутри» на Советскую армию оказался слишком не совпадающим с официозными «установками». И даже редакторское «причёсывание» здесь помочь не могло — править пришлось бы настолько много, что авторский текст практически бы исчез.

В итоге: первая публикация была лишь в 1999 году, в Перестройку повесть, что называется, «потерялась в вихре перемен». А будь эта повесть опубликована в начале Перестройки — уже не считали бы мы столь разоблачительно-откровенными поляковские «Сто дней до приказа».

Шуточное стихотворение-триптих из двух «перепевок» на единую тему. Исходная народная песня «трансформирована» Визбором в тексты песен, как их могли бы написать (с соответствующими тому времени штампами), городской комсомольский поэт-лирик «Слеза молодёжная» и деревенский поэт-лирик «Слеза колхозная».

Учитывая, что это стихотворение написано Визбором в марте 1954 года (сопоставьте это с сакральной для СССР датой 5 марта 1953 года) — это редкий для того времени пример поэтической сатиры на социалистическую действительность. Я бы даже сказал, что это одна из первых «ласточек» массово-неосознанного ожидания того, что позже назовут ёмким словом «оттепель». Но до этой эпохи «дозируемой вольности», когда вожжи партийного руководства литературным творчеством будут несколько ослаблены, — было ещё ой как далеко...

И, хотя в Отчетном докладе XIX съезду ВКП(б) 5 октября 1952 г. тов.Маленков огласил (ранее «главным по языкознанию» уже сказанное): «Нам нужны Советские Гоголи и Щедрины», но эпиграмма Юрия Благова в журнале «Крокодил» (1953, №12) чётко указывала рамки допустимого: «Мы — за смех! / Но нам нужны / Подобрее Щедрины / И такие Гоголи, / Чтобы нас не трогали». Так что студент-второкурсник педагогического института Юрий Визбор за свои сатирические вольности — вполне мог огрести, что называется, по высшему разряду.

По настоящему «атмосферный» рассказ о настоящей студенческой дружбе поколения с которого начиналась эпоха авторской песни. Именно так — по какому-то случаю, внезапно сорвавшись в дорогу, в общем (даже не плацкартном) вагоне — ещё никому (кроме друзей) незнакомый автор писал (часто с теми же друзьями) стихи, которые тут же и начинали становиться песней. И, со временем, это совместное «дорожное» творчество — будет считаться «классикой авторской песни»...

И будет это песня звучать ещё долгие годы, даже и когда автора с нами, увы, давно уже нет...

С одной стороны — это раннее стихотворение восемнадцатилетнего Юрия Визбора очень похоже на подражание Маяковскому. Но если это и подражание, то очень ИМХО хорошего уровня — когда я его читал, оно мне сразу напомнило своей ритмикой «хриплый рок» 80-90-х годов ХХ века: «...пусто в кармане, как в барабане. / Только одна у меня сигарета, / Но сколько свободы в моём кармане!»

Авторство крылатой фразы из этой песни «Коммунизм — это молодость мира / И его возводить молодым!» — ныне, на просторах Интернета, часто ошибочно приписывается перу Юрия Визбора. Причиной, видимо, является многократное исполнение этой песни в 60-80-е годы, когда объявлялось: песня Александры Пахмутовой на слова Юрия Визбора и Максима Кусургашева. Да и в песенниках это неоднократно публиковалось.

На самом деле этот лозунг впервые был сформулирован ещё Владимиром Маяковским в стихотворении «МЮД» в 1926 году: «Старый мир из жизни вырос, / развевайте мертвое в дым! / Коммунизм — это молодость мира, / и его возводить молодым». Естественно, в оригинале эти строки были написаны фирменно-знаменитой для поэзии Маяковского «лесенкой».

О песнях студенческих и о песнях туристических, о том что ошибочно путать и пытаться объединить эти два понятия... В локидовсктм трёх-томнике Юрия Визбора почему-то это произведение отнесено в раздел «Репортажи» — видимо, только лишь потому, что оно было опубликовано в легендарном звуковом журнале «с дыркой» Кругозор. На самом же деле по форме — это статья, хотя называть это живое и неравнодушное повествование статьёй — язык поворачивается с трудом. Ведь как емко и красиво сформулировано: «песни студентов как записки следующим поколениям — вот так мы жили, вот так мы любили, так мы верили в будущее».

Каждая студенческая песня — это «маленький гимн по случаю». Многое из этого творчества достаточно быстро забывается, но многие песни остаются надолго в памяти. «Они пробиваются сквозь толщу лет, и все они так или иначе, как молодые зелёные побеги, выросшие на на могучем стволе древнего студенческого гимна Гаудеамус игитур — песни, прошедшей через семь веков, песни, которую поют стоя, с бокалом горячего глинтвейна. Vivat academia!» — вот так, на высочайшей поэтической ноте, пишет Юрий Визбор о вроде бы вполне бытовом явлении с названием «студенческая песня».

К краткой и сухой аннотации — очерк-репортаж Юрия Визбора с автомобильной трассы Хорог-Ош — надо добавить существенное уточнение: высокогорной, сложнейшей памирской трассы-серпантина, по которой во времена СССР в самые дальние районы Таджикистана везли «всё, кроме воздуха, воды, снега и камней»; трассы в 728 км., одолев которые хоть единожды, «иной счёл бы себя на десять лет вперёд сытым приключениями» — «Ведь пурге не объявишь выговор. Камнепад не заставишь задержаться под давлением общественности»...

Я намеренно включил в отзыв закавыченные цитаты из этого короткого (всего-то на две неполные стандартные книжные страницы) очерка-репортажа — именно они дают ёмкое представление о живом и эмоциональном визборовском стиле, используемом им (в даже вроде бы и не особо требующем живости литературного текста) нон-фикшене.

Уникальная реальная история: при вступлении в 1945 году советских войск в саксонский город Эйслебен — их встретил, установленный на главной площади города, трёх-метровый бронзовый памятник В.И. Ленину. Один из солдат, увидев статую, изумленно воскликнул: «Смотрите, Ленин пришел сюда раньше нас!». Памятник был в 1943 году вывезенный фашистами из города Пушкина (Ленинградская обл.), где он был установлен ещё в 1925 году и был одним из первых, установленных в СССР.

Реальная фактография, собранная Визбором о том как удалось сохранить привезённый для переплавки памятник (видимо, первый и единственный монумент Ленину в Германии 1945 года), настолько удивительна — что кажется нереальной фантастикой... Увы, но в 1991 году монумент был демонтирован и перевезён в Исторический музей в Берлине.

Очерк-репортаж о службе моряков на большой океанской подводной лодке в Баренцевом море. «Полнейшая темень полярной ночи, десятибальный ветер, 26 градусов ниже нуля и волна выше поднятой над рубкой перископа. Но и к этому можно привыкнуть. Это обычная служба, которую иные называют тяжёлой...». Писал эти строки Юрий Визбор явно не «по рассказам очевидцев», а сам пройдя с экипажем выход на учение в море. Срок возвращения в порт в таких случаях обычно знает лишь командир подлодки. Да и то не всегда, а лишь догадывается «по косвенным».

Поэтому экипаж не знает сколько раз за поход ему доведётся принять «водные процедуры» так кратко, но точно, ёмко и до дотошности скрупулёзно описанные Визбором: «Отдраили верхний люк... И сейчас же, минуя палубные противоволновые заграждения, внутрь лодки рухнул столб воды, с грохотом обрушившись на людей, приборы, рычаги управления... Как там на мостике работал командир — неизвестно. Но он работал, отдавал команды. Наконец наверх подали линь; привязались и командир, и сигнальщик, и вахтенный офицер. В неистовом грохоте, который нёсся по верхней палубе, появилась новая интонация: пронзительный стон волны, вспарываемый острым форштевнем лодки».

Может ли возникнуть хоть тень подозрения, что всё это Юрий Визбор «художественно пересказал» с чьих-то чужих слов?

В репортаже «Стратегическая снаружи и изнутри», в процессе работы над которым Визбор по сути дела и написал эту песню, он очень образно, но кратко описал баллистическую ракету стратегического назначения: «...покоится на опорах внутри бетонного колодца, как свеча в стакане...».

А впечатление, полученное от этого «путешествия на объект», когда «хочется сказать вопреки всем правилам стилистики – «в ракету»...» — он (тут даже сложно применить к слову «впечатление» слово «описал») сформулировал столь по-визборовски, предельно кратко, ёмко и очень эмоционально-честно (как далеко не каждый журналист может себе даже и позволить): «Мне б как раз задавать вопросы / Ну а я не найду слова...»

Не смотря на то, что это произведение в 3-х томном собрании сочинений Юрия Визбора помещено в разделе «репортажи» — это по форме скорее не репортаж, а эссе, т.к. представляет собой не некое оперативное и беспристрастное сообщение с места неких происходящих событий (как это определяет жанр репортажа), а (как это предполагает жанр эссе) — выражает индивидуальные впечатления и соображения автора по конкретному поводу или предмету.

В данном случае этим «конкретным предметом» является альпинизм и люди, беззаветно и бескорыстно в него влюблённые. Ну а по большому счёту, если брать шире, — эмоциональное и очень «визборовское» описание величия гор «как предмета для творчества» и романтики покорения их вершин человеком.

Очерк-репортаж об «эхе войны», обнаруживающемся спустя 20 лет по несколько раз в день на волгоградской земле. И о ежедневной, будничной, но от этого не ставшей хоть сколько-то менее героической, работе минёров. «Город Волгоград — железная земля. Река Волга — железное дно. И в городе наряду со всеми известными службами безопасности работает и вызывается по телефону единственная в мире служба — спасения земли».

О трёх «рабочих минутах» в жизни одного из офицеров этой службы — на вшитой гибкой пластинке в этот легендарный «журнал с дыркой» звуковая страница «Три минуты рядом со смертью», она продолжает опубликованную на «бумажных страницах» журнала «Кругозор», 1966 №2 часть очерка.

Юрий Визбор на протяжении почти всей своей жизни вёл записные книжки, куда записывал понравившиеся ему или придуманные им самим словечки, фразы, диалоги, сюжеты, случаи-анекдоты и т.п. Частично он их потом использовал в своих стихах, песнях, рассказах и повестях. Эти записные книжки не предназначались для публикации, а были частью «творческой лаборатории» автора. Но тем-то они и интересны, что дают представление о его добром чувстве юмора и мягкой иронии.

Ещё в молодости я вдосталь посмеялся за «наблюдениями» в записных книжках Марка Твена, Ильи Ильфа. Позже были Булгаков, Аверченко, Зощенко... Но это было всё же смешное из разряда «дней минувших анекдоты», а вот в записных книжках Визбора — всё было настолько современно и актуально (а в ФиС-овсой выборке читал я их ещё в советские времена, где-то примерно в 1989-1990 гг) что даже супер-популярный тогда Жванецкий как-то несколько побледнел в моём восприятии. И многократно увеличившееся удовольствие я получил, когда прочёл в самом начале 2000-х гораздо более обширную подборку в локидовском трёхтомнике. Какие-то фрагменты из неё без труда можно найти в сети — почитайте, не пожалеете!

Запись одного из последних выступлений Юрия Визбора в творческой мастерской Московского клуба самодеятельной песни. Трудно сказать действительно ли это очерк... или, может быть эссе, интервью. По большому счёту — это рассказ. Живой и эмоциональный рассказ-выступление неравнодушного человека, стоявшего у истоков авторской песни. О её истории, развитии, проблемах, об авторских стихах в бардовской песне и «песнях на стихи». О принципиальной разнице в концертном исполнении песен ВИА и бардами. О том как нелепо выглядит, когда молодые люди из ВИА выходят на сцену в немыслимых фиолетовых костюмах с блёстками и, расставив широко ноги, начинают петь о героике трудовых будней на далёких таёжных стройках — «как они там якобы куют что-то такое и ветры свистят».

И ещё очень немного (но крайне показательно) о своих песнях и выступлениях со сцены: «Из песен, написанных мной, — а я написал около трёхсот песен — пою на концертах очень мало — пятьдесят песен, которые в сценическом ореоле... У меня есть песни, которые я очень люблю и считаю вершинами своего творчества, однако я их в жизни не пою на концертах».

«Предисловие к автобиографии по просьбе друзей» — можно было бы характеризовать и как журналистский очерк о самом себе, и как «растянутый» в пространстве и времени репортаж о жизни целого поколения «детей войны», их послевоенной юности рубежа 40-х — 50-х годов. Лишь казённое определение «статья» — не подходит в этому очень живому и личностному повествованию о эпохе, о событиях, о друзьях и немного о самом себе. Поэтому жанровое определение «эссе» мне кажется наиболее уместным.

И неслучайно Визбор назвал его именно как «Предисловие...» — хронологически этот «отрывок из биографии» заканчивается 1951 годом. А завершает его Визбор — очень по-журналистки: «Потом был институт, походы, песни, армия на севере, возвращение, дети, работа, поездки, горы, море и вообще — жизнь. Но обо всём этом — уже в песнях».

Остаётся только добавить, что эссе написано в мае 1981 года по просьбе Ю.И.Черноморченко, председателя керченского КСП «Глас», в качестве предисловия к составленному им машинописному «самиздатовскому» сборнику песен Юрия Визбора.

В 1935 году поэт-песенник Лебедев-Кумач написал ставшее культовой песней эпохи СССР стихотворение «Широка страна моя родная...» Песня писалась для не менее культового фильма «Цирк» и была растиражирована так, что её «от Москвы до самых до окраин» вряд ли кто-то ухитрился в советские времена неоднократно не услышать в теле-радио исполнении. Это был пример апофеоза «официального» признания.

И вот 30 лет спустя (от выхода фильма «Цирк») Визбор пишет своё видение Песни о Родине, а точнее — Песни о Доме... Стихи эти имеют не меньший «географический охват», чем у Лебедева-Кумача «с южных гор, до северных морей» — но это действительно Дом: «Вот крыша в доме том — Ледовый океан / Вот погреб в доме том — Хакассии туман / И дверь за облака, и море у ворот / В одном окне — закат, в другом окне — восход». Насколько же это звучит душевнее и, именно, по-домашнему...

Я не нашел данных о публикации этих строк ранее 1986 (т.е лишь через 20 лет с момента написания) года, но все эти годы для поколения шестидесятников они были не менее популярны и известны чем «растиражированный официоз» Лебедева-Кумача во второй половине 30-х годов.

В первом номере журнала «Турист» за 1982 год были опубликованы слова песни «О Москва, Москва святая!...», но автор не был редакции известен и она обратилась к читателям с просьбой помочь установить авторство. В редакцию пришло более трёхсот писем. В редакционной преамбуле к очерку Визбора (где он и «признался», что песню написал он) рассказывалось что в письмах было высказано около 75-ти версий, из них десять писем указывали, что авторство Евгения Евтушенко, семь Роберта Рождественского, три Беллы Ахмадулиной. А один из читателей на полном серьёзе убеждал, что стихи написал Александр Сергеевич Пушкин)))

Как видно из нумерации журнала — выяснение вопроса авторства заняло почти мистические 9 месяцев))) Надо сказать, что в век компьютерных технологий у нас на Фантлабе такие «задачки» в темах «Помогите вспомнить автора», «Другая литература: помогите вспомнить автора» и «Помогите вспомнить фильм!» — решаются значительно быстрее!

Очень живой и неравнодушный анализ песен, звучащих кинофильмах 70-х годов, о том почему эти песни уже так редко «поёт вся страна», как это было в прошлые десятилетия с очень и очень многими песнями из кинофильмов. Почему так часто песня «не монтируется» своей логикой в экранный видео-ряд когда, например, в сцене сабельной атаки звучит хоровое исполнение песни? Ведь никто не пел хором, когда такая атака бывала в реальности!

И действительно, песня в кино хороша — лишь когда создатели фильма относятся к ней, как к одному из действующих лиц. Такие, порой неожиданные, наблюдения, изложенные с неподражаемым визборовским юмором, не позволяют этот текст обозначить сухим словом «статья«! Но, видимо, эти визборовские «наблюдения» в 1979 году пришлись не по душе чиновникам от кино-индустрии и опубликованы они впервые были только 15 лет спустя.

Удивительно, как Визбор умел найти героев для своего очерка и написать о людях вроде бы абсолютно «кабинетных» профессий... Мини-глава очерка «Верочкина компания»: Верочка по профессии бухгалтер, но никто не скажет ей «Привет, канцелярия!», потому что «учётная канцелярия» Верочки — четыре тысячи гектаров целинной пахотной земли и за посевную компанию всю свою «бухгалтерию» надо «учесть» своими собственными ноженьками. Да не на каблучках по асфальту — а по пахоте, да при степных ветрах, а то и по мокрому снегу, который выпадает на целине и в конце мая.

Ну а уж когда дело касается традиционно-романтических профессий — Визбор находит вообще удивительные слова... Мини-глава очерка «Океанский бог» — как удивительно сформулировано: «Тихий океан митинговал три дня ... туман, туман похмелье после шторма...». Ну, а сама описанная в очерке ситуация — можно сказать (чтобы не спойлерить) ничуть не хуже морских баек Виктора Конецкого.

Документально-исторический очерк о истории военной операции, когда в начале февраля 1943 года отряд советских альпинистов (самому старшему было 28 лет) совершил зимнее(!) восхождение на Эльбрус и сняла с его вершин фашистские флаги, установленные там 21 августа 1942 года егерями «альпийских стрелков» дивизии Эдельвейс.

На Эльбрусе было установлено советское знамя. И тогда же была написана песня «Баксанская», ставшая незабываемым гимном тем, кто мог о себе гордо сказать: «Мы стояли насмерть за Кавказ».

По своей форме — описание фактического события без какого-то либо литературного вымысла — это действительно очерк журналиста Юрия Визбора. Но фактически — это пять страничек написанного прекрасным литературным языком рассказа о поездке через солончаковую степь за 400 км. на подвернувшемся попутном грузовике в отдалённый целинный совхоз, в котором лишь три недели назад заложили для жилья первые землянки и «...ни одного корреспондента там не было. Какой же идиот поедет в такую даль?..»

Приключенческой составляющей (ныне её модно именовать — экшеном) помноженной на не выдуманную, а вполне реальную «романтику странствий» в этом очерке столько, что многие (фикшен!) повести обзавидуются! Эх..., если бы все газетные очерки тех лет писались бы авторами хотя бы примерно на том же уровне, что и этот — я бы в те годы «не разменивался бы» на романы/повести /рассказы, покупая книги, а читал бы исключительно советскую периодику!

Юрий Визбор никогда не утверждал, что он «профессиональный поэт»... Он был членом Союза журналистов и Союза композиторов СССР; однако, никогда (никогда!) не заходила речь о приёме его в Союз писателей — эту (в значительнейшей массе своей) высокомерную «касту» профессионально-партийных функционеров от литературы.

Но очень и очень многие строфы Визбора своей ярчайшей образностью ставят его в один ряд с лучшими из лучших российских поэтов. И одна из таких строф — в этой песне: «Там август, как вилы, вонзает лучи / Тёплым стогам в бока, / Там тянут речные буксиры в ночи / На длинных тросах закат». Совершенно потрясающее впечатления у меня от этой строфы!

ЗЫ: Кстати, Визбр «проехался» по касте «профессиональных литераторов» в другом своём стихотворении — «Спутники» — в котором (ещё раз, кстати) есть и некая мистическая сумасшедшинка: «Некто Вольфганг Амадеевич / Слал нам ноты из-за облака, / Друг наш, Николай Васильевич / Улыбался сквозь туман. / Слава Богу, мы оставили / Топь софроновскую побоку, / И заезжий двор Ошанина, / И пустыню Налбалдян».

В трёхтомном издании творческого наследия Юрия Визбора есть раздел «Статьи, очерки, фельетоны» — надо сказать достаточно эклектичное название. Тем более, что воспоминания Юрия Визбора о его встречах и работе с Ларисой Шепитько как-то неправильно назвать сухими словами — статья, очерк — ведь по сути это высокохудожественное литературное эссе, написанное с большой любовью и уважением к совместной работе над фильмом «Ты и я».

Картина эта не могла конкурировать с фильмами «боевиками» (именно так пишет в эссе Визбор) и в год выхода на экраны была в самом конце списка по числу проданных на неё в кинотеатрах билетов. Что не помешало ей в том же году на кинофестивале в Венеции получить приз «Золотой лев». И крайне интересно по-читательски окунуться в этот «документ эпохи» изложенный прекрасным литературным языком. Тем более, что Юрий Визбор не ограничивается рамками формата «я и Лариса Шепитько», тут и о встречах на этом фильме с Беллой Ахмадулиной, Владимиром Высоцким, Элемом Климовым, Аллой Демидовой, Геннадием Шпаликовым

Лучше всего о содержании этого фельетона на тему репертуара туристических песнях «образца 1959 года» (когда, собственно, он и был написан), говорит последний его абзац: «Этот фельетон написан против пошлости и безвкусицы, пустивший довольно глубокие корни в песенном спортивном быту. Но дрянные песни не искоренишь статьями и разговорами. Их можно искоренять только другими песнями — хорошими».

Что к этому можно добавить? Только то, что Визбор оставался верен этим своим словам всю свою творческую жизнь и за 33 года написал более трёхсот песен. И ещё более пятидесяти его стихотворений положено на музыку другими композиторами.

Есть в этом полузабытом ныне стихотворении некая искра фантастической сумасшедшинки... «Но Женя... Вы помните? Женя... / Я с ней приходил ведь сюда / Тогда, в девятнадцатом веке...» и, далее: «Ах да, молодая дворянка, / Всю жизнь я такую искал... / Ну, вспомнили? То-то...» И, вдруг, весь романтизм призрачного прошлого сменяется холодной обыденностью: «Ну что, гражданин, ты остался / Один. Закрывать нам пора! / — А он заплатил? — Расчитался... Намерен сидеть до утра?» ... «Гостиница Арктика, Мурманск, глухая полярная ночь.»

Как пронзительно этот сюжет напоминает знаменитую песню Булата Окуджавы «Былое нельзя воротить, и печалится не о чем...», но Окуджава напишет свою песню — ещё только шесть лет спустя, в 1971 году...

Поразительно, но ровно за год до своего страшного диагноза — «рак печени», после которого ему осталось менее полу-года жизни, — Визбор пишет пронзительно-пророческие строфы: «Блажен, кого минует кров больницы, / Где думой не позволят насладиться / Натужные усилия врачей, — / И родственников дальних очертанья / Лишаются уже очарованья / Из-за переполнения очей».

Невольно начинаешь верить, что мысль — материальна без всякого приложения к ней рук...

Перефразируя шекспировского Гамлета, в стихотворении — смешалась связь времён... Тут и мультуки (кто не в курсе — то же, что карамультук, среднеазиатское фитильное ружьё), и холодильник (в смысле вполне себе бытовой агрегат в каждой квартире).

Конечно, это не столь ярко-выраженное «попаданчество» в прошлое, как, например, «Янки при дворе Короля Артура»... Может быть у Юрия Визбора лирическому герою это только всё во сне привиделось... Но для советской поэтической литературы 1962 года — достаточно необычно... По крайней мере Булат Окуджава свою песню «Былое нельзя воротить, и печалится не о чем...» — споёт только в 1971 году.

Вполне себе фантастика о грядущем апокалипсисе Шестой Мировой войны: «По ракетам и антиракетам / Анти-антиракеты неслись, / В синих бликах землянского света / На луне пять дивизий дрались» и о дальнейшем пост-апокалипсисе: «На остатках огромных пожарищ / Питекантроп готовил копье./ Семь племен кровожадных сражались / За прекрасные губы ее.»

Не смогу сказать в каком году Альберт Эйнштейн говорил: «Я не знаю, чем будут воевать в третьей мировой войне, но в четвертой мировой люди будут воевать дубинками», — Юрий Визбор написал эту (только на первый взгляд юмористическую) песню ещё в 1964 году.