к астроному Чарльзу Фромену ночью на работу в обсерваторию является сотрудник военной разведки и допрашивает о проекте Фромена. астроном заметил какие-то вспышки в лунном кратере (точнее, их заметила девочка в день открытых дверей) и с тех пор за ними наблюдает. агент велит Фромену забыть о проекте, «это дело войны и мира». астроном спорит — мол, наука и секретность несовместимы, — и догадывается: он видел вспышки американской базы на Луне. он типа соглашается забыть. но, поскольку он воевал на WW2 и офицер, власти через две недели призывают его на службу — и отправляют работать на эту саму базу на Луну.

если честно, это просто ОТЛИЧНО написанный рассказ. неторопливое начало, тщательное описание обсерватории — явно не профан пишет; хорошая проза, вот реально хорошая, ровный такой стиль, не графомания ни разу; живые люди, пусть и только два; сначала ожидаешь, что кто-то из них окажется с подвохом, инопланетянин там; тупая военная разгадка оглоушивает; и всё это изумительно работает на ударную кафкианскую концовку, когда выясняется, что властям ничего не стоит сломать жизнь человеку, который всего-то увидел что-то в телескоп, и...

«Через две недели лейтенант Чарльз Фромен, резерв ВМС США, был извещен о призыве на действительную службу. <...>

Когда новизна сошла, осталась только длящееся однообразие. Занять время было нечем, кроме работы — он бродил по выбеленной солнцем, обезвоженной, безвоздушной местности в костюме, сочетавшем сомнительные добродетели турецкой бани с личным адом клаустрофоба. И, кроме этого, ничего. Разве что он копил зарплату (с надбавкой за особую службу), которую не мог тратить, и подсчитывал причитающийся отпуск, который не мог взять, потому что ехать было некуда.

И им было все равно, говорил он с кем-то про базу на Луне или нет. Рассказать он мог только тем, кто и так всё знал. Они ведь там и находились, верно?»

шикарная история, не очень ожиданная в американском НФ-журнале 1953 года.

что описания обсерватории точные — сомневаться не приходится: автор, Дин Мак-Лохлен, — сын известного американского астронома Дина Бенджамина Мак-Лохлена (1901-1965), в его честь назвали кратер на темной стороне Луны (Мак-Лафлин по-русски). думаю, с него герой и списан. сам автор родился в 1931 году.

не умер. еще жив. удивительно, да?

удивительнее, что последняя его вещь датируется 2008 годом (повесть в «Аналоге»), и она была замечена и была на 16-м месте в номинации «Лучшая повесть» «Локуса» и т. д.

надеюсь, он доживет до ста лет и Золотого века.

«Золотая пуля» – очень интересная вещь. Где-то до половины я читал с чувством недоумения, потом меня пробило (на сцене с мормонским Апостолом, если авторам любопытно), потом... Заканчивал я этот роман тоже не без недоумения, но скорее частного, потому что на уровне эмоций текст близок к идеальному, да и вообще отлично написан – в паре мест ощущается нужда в редакторе, не более. Это норм, если учесть, что авторы очень разные: Шимун пишет спокойнее, а Юра Некрасов, чей оригинальнейший джойсианско-раблезианский «Брандлькаст» я очень люблю, – всегда поэтический фонтан сюрпризов.

Действие происходит, видимо, после ядерной войны (и всяких других войн) на одичавшем американском Юге, Техас – Нью-Мексико. В первой части охотник за головами оказывается вовлечен в поиски исчадия ада по имени Джек Мормо, которое творит массовые изуверства и непотребства – хирургические пытки без наркоза, кройка и шитье живых людей и прочее. Во второй мы наблюдаем за мальчишкой, который пытается спасти от смерти отца, мать и сестру (сложная история, почему они должны умереть), по пути попадает в заброшенные бойни, проходит там через те же примерно самые изуверства и непотребства и обретает у местного горлума некий злосчастный артефакт. Самая интересная и короткая – третья часть, о чем позже.

Мое недоумение в первой половине было связано с изуверствами и непотребствами. Всё это, наверное, пугает в кино (но я не смотрю такое кино совершенно сознательно), а в тексте, как известно, иногда лучше недоописать, чем переописать. Но описано, да, страшновато, на уровне «Хтона» Пирса Энтони. А не понимал я, будет ли оправдан вынужденный читательский поход через десятки и десятки страниц сшитых тел, геометрически размотанных кишок, сочащегося гноя, шаров и многоножек из человеческой плоти, каннибализма, распятых полутрупов, превращенных в музыкальные инструменты, раздробленных черепов и челюстей, вонючей мертвечины, взрезанного, вспоротого, взорванного учебника анатомии, – и так очень, очень, очень долго. Станки, станки, станки. Любители таких станков, я думаю, есть, но это, в общем, не я. Ну, конечно, вызывает известное отвращение – но для чего оно? Хоррор-постапок, ок...

Потом за всем этим «что такое зимой и летом одним цветом? – кровища!» блеснул некий более высокий сюжет. Не думаю, что это будет спойлер – сказать, что вторая часть образует в первой хронологически последовательную историю; кто у нас главный герой – становится ясно, если читать внимательно, очень рано. Самая интересная часть, повторю, третья, в том числе потому, что она полностью переворачивает буквально всё. Нет в ней ни особого хоррора, ни особой фантастики – это самая обычная история про самый обычный земной, человеческий, нами населенный, а то и творимый ад. Но тут авторы сделали штуку, которая меня несколько вымораживает частным образом: как бы взяли первую историю и всю ее перетрясли. Я не понимаю, как третья часть связана с первыми двумя. У меня есть пара версий, но я подозреваю, что оно сделано так намеренно.

Не знаю, что носится в воздухе, но, я думаю, авторы и сами видят, что их книга очень сильно рифмуется с «Островом Сахалин» Веркина. Я не уверен, что это хорошо, потому что «Золотая пуля» – все-таки совсем другого рода вещь. Может, тут и пролегает пресловутый водораздел между фантастикой и мейнстримом, в котором тоже полно фантастики, не знаю; отличия начинаются уже с культурных кодов: Веркин пишет, да, про девушку из японской культуры (как бы – я помню, что она не совсем японка), но базирует книгу на Чехове и Сахалине, в то время как Некрасов и Врочек отталкиваются от разных вестернов. Я могу только предполагать, почему русские фантасты часто пишут про воображаемых американцев – потому что выросли на соответствующих книгах и фильмах? Ключевое слово – «воображаемых», я глубоко не уверен, что все тропы «Золотой пули» возможны в реальной культуре США даже после ядерной войны. Когда Коэны снимают «О, где же ты, брат мой?», они снимают о своем родном Юге (ок, пусть не родном, они северяне, и все-таки). Когда песню «I’m a man of constant sorrow» из этого кино поет герой «Золотой пули», это выглядит как оммаж искусству – но не как отсылка к (как тут презрительно пишут) жызне. Ну то есть – есть разница между мифологией, которую видишь все-таки поверхностно, издалека и гадательно, по кино и книжкам, и мифологией, которую знаешь, потому что ты, блин, в этом субстрате по уши так или иначе (см. популярность Пелевина, кста).

И еще: я сейчас скажу страшное, но Веркин страшнее именно потому, что ужасов у него поменьше, зато описаны отвлеченно, со стороны, этнографически. Трудно напугать текстом в лоб. Правило show, don't tell работает.

А еще эта неопределенная третья часть. Я вижу тут родовую травму «цветной волны», к которой оба автора принадлежат, потому что наблюдал это и в других текстах – Димы Колодана, скажем. Как все мы знаем, «цветная волна» никогда не базировалась на общей идеологии, но разделяла общие эстетические принципы, и вот сдается мне, что один из этих принципов – «сделать красиво и абсурдно». Неслучайно столько авторов этого содружества пишут в ЖЖ-собщество sur_noname (и тамошнее буриме вертится вокруг «Невервилля, городка в Канзасе, где возможно всё»), неслучайно «Время Бармаглота» отсылает к Кэрроллу, неслучайно «Брандлькаст» Юры Некрасова сделан по заветам «Охоты на Снарка», – сюжет угадывается, но именно что угадывается, зато вокруг много сюра, слов-кошельков и прочего. В «Золотой пуле» сюра меньше, по крайней мере, на уровне отдельных сцен, а вот на уровне структуры – она вполне сюрная, когда третья часть вдруг присовокупляется к первым двум не пойми как. (Отдельная песня – названия глав и частей: что-то отсылает к Аркадию Гайдару, что-то – к Амброзу Бирсу, наверное, это тоже уровень, но я его не понял.)

Ближайшим аналогом для меня тут будет, наверное, Мураками и Линч, у которых тоже сплошь декорации, и как они связаны – не всегда ясно, и впечатление такое, что к «Внутренней империи» Линчу самому стало глубоко плевать, есть ли у образов, вытягиваемых из подсознания, какая-то связь. Сюжетности указывают ее номер, и это номер шестнадцать. Проблема лично для меня в том, что фантастика – штука сюжетная, и написать хороший фантастический сюр примерно так же сложно, как написать «Охоту на Снарка»: нужен не только текст, нужен и контекст, нужна какая-то тонкая встроенность в эпоху, образ эпохи, потому что сюр только тогда и сюр, когда он отталкивается от твоего мира. А когда у тебя и эпоха воображаемая, это всё несколько более затруднительно. Это либо ты уходишь в «Брандлькаст», творя с нуля и играя с языком, и это оценят не все; либо совершаешь чудо.

«Золотая пуля» близка к чуду настолько, насколько, я думаю, она к нему может быть близка при таких вот вводных. Тема отыграна, последний аккорд – вот он, и это хорошая музыка, пусть в первой половине мне пришлось потерпеть (но терплю же я длинноты у «Пинк Флойд»), а потом я не совсем понял, как оно там устроено внутри – разве что глобальная перекличка мотивов и мелодий налицо. Но зарифмован вот этот конкретный моральный апокалипсис красиво и мощно. Хорошая музыка бывает всякой. Другое дело, что кто в итоге услышит.

Изумительная книга, после которой вы изменитесь — если, конечно, будете просто читать историю, а не искать там отражения собственных фантазмов, магических реализмов и прочего. Эриксон всегда пишет об одном — о страдании; о том, что одни люди делают с другими людьми — и делает это пронзительнее сотен и тысяч малополезных людей, воображающих себя писателями. Страдание — константа; прочее — лишь антураж, частности, не более.

Отвратительнейший русский перевод. Собственно, переводом это назвать нельзя — это бездарно пересказанный, упрощенный до основанья оригинал (которому и назначается оценка 10). Читать эту прекрасную, но убитую вхлам книгу по-русски просто бессмысленно.

Пример наугад. Оригинал: «Trailing clouds of brilliantly coloured steam, her engines coughing and screeching, the paddle-wheeler thundered out of the pastures and horizons of the Second Aether into the glaring crimson peace of Ketchup Cove».

«Перевод»: «Под чихающий шум моторов пароход выбрался из глубин Второго Эфира обратно к Флинну».

И так — ВЕСЬ текст.

То есть — это не Муркок, это переводчица+редактор, которые не умеют делать свою работу.

Роскошный роман, недооцененный, как и сам Дэвидсон, по полной программе. Альтернативно-античный «Твин Пикс» по большому счету. Вещь прекрасная и обязательная к прочтению ценителями.

Хороший рассказ. Очень правдивый. Жизненный.

Рассказ отличный, но только в оригинале. В переводе Сухинова не осталось вообще ничего от Гамильтона. Даже последний абзац убран — а для Гамильтона финалы были святыми (когда Роджер Элвуд обрезал последний абзац рассказа, который напечатал в сборнике «Знаки и чудеса», Гамильтон вышел из себя).

Великолепное и совершенно необычное для советской фантастики произведение по всему, от сюжета до языка. «Космический блюститель» куда естественнее смотрелся бы в антологии британской Новой волны или — в графическом виде — в каком-нибудь андеграундовом комикс-журнале конца кислотной эпохи. В сборнике советской фантастики он смотрится, мягко говоря, очень странно.

Отличная повесть, искусно развивающая тему космического корабля, на котором сменяются поколение за поколением (generation ship). Тема сама по себе — «и корабль летит» — отработана в классических «Пасынках Вселенной» Хайнлайна, ее возможные ответвления есть в «Non Stop» Брайана Олдисса («корабль давно прилетел» и многое другое). Лапин — может быть, сам не зная того, — дополняет этот канон еще одним сюжетом:

Для меня «Инквизитор и нимфа» — это очень правильная книга. Она сочетает в себе два начала, которые кажутся мне необходимыми для хорошей фантастики: следование традициям жанра (что невозможно без их понимания) — и превращение этих освященных годами традиций во всего лишь инструменты, элементы семиотической системы для выражения авторского мессиджа.

Это, в общем, классика Speculative (rather than Science) Fiction. Именно это, а не «научность», она же ближний прицел, на который ориентируются НФ-возрожденцы. Последнее большое завоевание фантастики — превращение прежних целей в средства, откуда и вышли Желязны, Ле Гуин, Муркок, Симмонс и прочие авторы, присутствие — не влияние, а именно присутствие, ибо речь не о заимствованиях, а об общем пространстве, — которых в «Инквизиторе и нимфе» так здорово ощущается.

Как и лучшие романы помянутых фантастов, «Инквизитор и нимфа» многажды маскируется — местами под космооперу, местами под научную фантастику, местами под мистику. Одно неизбежно перетекает в другое — мы помним, что запредельно развитая наука неотличима от магии, — и это опять же должно подсказать читателю, что «Инквизитор», в отличие от, например, «Ложной слепоты» Уоттса, не является лишь полигоном для авторских научных идей. Хотя идеи тут есть, главным образом из области биологии, но и не только. Однако книжка — не об этом. Она о человеке по имени Марк Салливан, которому суждено стать, я полагаю, богом, но который при этом должен исхитриться остаться человеком, тем самым, что «звучит гордо» (см. эпиграф к роману).

Я сейчас скажу один умный вещь, и пусть никто не обижается: в «Инквизиторе» есть то, что сплошь и рядом отсутствует даже в лучших образцах популярнейших авторов русской фантастики, — здравая Big Picture. Речь как о пространстве, так и о времени. Описываемое будущее (конец третьего тысячелетия) с хорошей точностью следует из прошлого, то есть — и из нашего прошлого, и из нашего настоящего, и из нашего же будущего. (В то время как сплошь и рядом будущее либо не имеет к прошлому никакого отношения, либо непонятным образом возрождает отдельные локации, а как осуществляется подобный нуль-трансфер культур, например, в цикле Генри Лайона Олди про Ойкумену — одному Богу известно; это как раз наследие фантастики до Новой Волны, где целые звездные системы внезапно обращались в какой-нибудь феодализм.) Марк Салливан — в числе прочего — ирландец со всеми вытекающими, о чем нам сообщают на первых же страницах. Как и полагается, микрокосм отражает макрокосм: у Марка тоже есть прошлое, семья и прочие элементы нормального живого человека, которым столь часто отказывают в праве на жизнь доблестные фантасты.

Другое дело, что Юля Зонис вообразила довольно странное будущее, в котором множество знакомых нам понятий потеряли прежний смысл и обрели новый. Человечеством де-факто управляет религиозный орден, базирующийся в том числе в римском замке Святого Ангела, но орден этот на поверку не имеет никакого отношения ни к христианству, ни вообще к религии. Члены ордена именуют себя викторианцами, и, опять-таки, надо привыкнуть к тому, что с Британской империей XIX века это слово никак не связано. Всё это прекрасно, потому что язык тоже эволюционирует, о чем принято, увы, забывать.

Викторианцы — психики, люди с обостренными ментальными способностями: эмпаты, телепаты и операторы, способные «вести» другого человека. К власти Ordo Victori пришел вследствие некоторых событий глобального масштаба, которые поначалу проходят фоном, а потом превращаются в стержневой элемент истории. Речь о появлении лемурийцев, дальних потомков земных колонистов, которые (потомки) шагнули далеко вперед в области генной инженерии. Где-то далеко есть еще совсем запредельные атланты со своими ультракибермозгами. Космический статус-кво крайне хрупок, в ордене есть разные мнения о том, «куда ж нам плыть», и слабенький эмпат Марк Салливан вступает в игру в качестве практически пешки в Большой Игре: по просьбе викторианского коммодора он отправляется на планету Вайолет, где, возможно, произошло убийство. На Вайолет, где живет племя деградировавших потомков экипажа японского космического корабля, так и не долетевшего до Новой Ямато, погиб отец Франческо, лицейский наставник Марка. Погиб, не исключено, от руки другого чужака — миссионера-апокалиптика с планеты Геод, печально знаменитой среди викторианцев тем, что ее обитатели не поддаются ментальному контролю.

Марк узнает правду о смерти наставника задолго до конца первой из двух частей романа. Проблема в том, что узнает он и нечто большее — в частности, о причудах эволюции нематериальных паразитов. И, как в хорошем классическом НФ-романе вроде «Глаза Кота» Желязны, перспектива раздвинется, геодец окажется не совсем геодцем, и даже эта не вполне форматная для Hard SF сущность, в конце первой части распинающая героя на своеобразном кресте, будет лишь этапом, который нужно пройти Марку Салливану, чтобы — я скажу псевдобанальность из тех, которые превращаются в не-банальности отличными текстами вроде «Инквизитора», — познать самого себя. Во второй части поиск продолжится на чуть более широком театре военных действий. К сожалению, нигде в книге не сказано, что на деле «Инквизитор и нимфа» — первая книга дилогии «За плечом Ориона». Обрывается роман на жутковатом клиффхэнгере. Дело за малым: дождаться продолжения.

Хорошие тексты не возникают на пустом месте. Говорят, что «цветная волна», к которой относят и Юлю Зонис, характеризуется плотными горизонтальными связями в ущерб вертикальным — проще говоря, ее авторы не учились напрямую у старших товарищей, как то было заведено на советских семинарах. Это означает всего лишь, что образцами, примерами для подражания в случае «цветной волны» были какие-то другие тексты. Каждый, очевидно, ориентировался на свой круг авторов; «Инквизитор и нимфа» уходит корнями в хорошую фантастику, не скажу «западную», чтобы не искажать смысл: не во всякую западную, а именно в хорошую. «Песни Гипериона» Дэна Симмонса, например: миссионер плюс деградировавшие потомки колонистов — это история отца Поля Дюре, а атланты, как выясняется, кое в чем очень похожи на симмонсовских ИскИнов. В тексте можно найти параллели и с «Волшебником Земноморья» Ле Гуин, и даже с циклом про Эльрика Майкла Муркока. И всё это — совсем не в ущерб тексту. «Инквизитор и нимфа» прекрасно встроен в знаковую систему хорошей фантастики — но, повторю, использует ее для своих целей. Уже по этой книге можно догадаться, для каких именно, хотя точки над «ё» должен расставить второй роман.

В общем, отличная книга. Чем дальше в лес, тем шире и ужаснее перспективы — и это правильно. Жду продолжения :)

Другой вариант перевода:

http://angels-chinese.livejournal.com/385172.html

Перевод на русский:

http://fantlab.ru/blogarticle19273