София Синицкая «Мироныч, дырник и жеможаха. Рассказы о родине»

Эффект Петрушки

Почему жеможаха? Что это значит?

- Это из тропаря, Гришенька. «Преобразился еси на горе, Христе Боже, показавый учеником Твоим славу Твою, якоже можаху». Это значит: «Ты, Христе Боже, преобразился на горе, показав ученикам Твоим славу Твою, насколько они могли её видеть». «Якоже можаху» — «насколько они могли её видеть»,

Тут ключевые слова «насколько можешь». Больше. чем в тебя положено способности: видеть, знать, любить, верить — ты физически не воспримешь. Одному и небо в чашечке цветка, а другому Ниагарский водопад просто много бестолково падающей воды. Нормально. Софья Синицкая о тех и для тех, кому небо.

Сборник «Мироныч, дырник и жеможаха» в списках всех наиболее значимых российских литературных премий: НОС, Большая книга, Нацбест, и везде дошел до финала. Для дебюта несомненный успех, но читать не спешила, отпугивало название. Какой-то Мироныч, непонятный дырник и вовсе уж невразумительная жеможаха, кто вы такие, я вас не знаю. Ну одного-то, положим, знаем, о Сергее Мироновиче Кирове, с убийства которого начался Большой террор, все слышали, про жеможаху во фразе, вынесенной в эпиграф, а про дырника надо отдельно.

Первая повесть сборника «Гриша Недоквасов» о гениальном кукольнике, сыне известного хирурга, в чью квартиру вселился пламенный большевик. Нет, никаких обид на новую власть, мальчик ее горячий приверженец, мы наш,мы новый мир построим, и всякое такое. А кроме того, он с детства увлечен кукольным театром, сам мастерит из папье-маше, сам придумывает и ставит уморительные репризы для своего любимого Петрушки, сам разыгрывает. И великий человек с пониманием к такой увлеченности. Пока не убили.

Книга ни разу не документальная, целиком художественный вымысел, и версия убийства Кирова здесь неканоническая, и арестованного кукольника в его окружении искать не стоит. Не было конкретного Гриши, было много других, которым прямая дорога на лесоповал. «Жеможаха...» лагерная повесть, но ни в коем случае не «оставь надежду, всяк сюда входящий». Тебя могут убить, и сделают это даже без удовольствия, равнодушно, одним механическим усилением давления. Даже и скорее всего ты умрешь, но может и так случится, что найдется один-два человека среди всеобщего зверства и начальник, который не окончательная сволочь, и в аду будет просвет. Даже в пекле надежда заводится...

А дырник-то, дырник что? Ох, там запутанная история про детский дом для детей врагов народа, где главняней как раз такая женщина, которая ад умеет в чистилище превратить, дарит неустанными трудами маленьким враженятам счастливое детство. Пока директриса детдома потворствует. А как ее сменит товарищ Иадова, да как пойдет все рушиться, вот тогда и случится зверине зоновской начальнице бросить в тайге на верную смерть Гришу с мальчишкой Костиком, луководителем театра, которого кукольник приобщает понемногу к тайнам ремесла — на зонах развлечения тоже нужны и артистам везде послабление.

Вот у лесного молельщика, который по отцовскому завету возносил молитвы в дыру на крыше, чтобы лучше до Бога доходили (купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал). У него, у дырника, они и укроются. Нет, не пересказ, Синицкую бессмысленно пересказывать, надо читать. Это в языке, в интонациях, в общем строе этой прозы, в но пока мне рот не забили глиной, из него раздаваться будет лишь благодарность.

«Митрофанушка Дурасов» повесть суворовских времен. Немного «Формулы любви» без счастливого финала честным пирком, да за свадебку, но с темой оставленности беспомощного человека в беде. Кстати, мотив «я заблудился в сумрачном лесу» сквозной для всех трех повестей сборника. И всякий раз это спасешься божьей милостью».

«Ганнибал Квашнин», наше время, афророссиянин Ганя, плод любви русской девушки и студента из Африки, павших жертвами лютости толпы. А Крошка Цахес, взятый на воспитание теткой матери при большом участии дачной соседки Птицыной наделен талантом любви к миру, вырастет счастливым, станет музыкантом и, ну в общем, все у нас получится.

Стоящая книга, простой язык сочетает напевные сказовые интонации с ощущением несомненной принадлежности автора к кругу интеллектуальной элиты. Пафоса не минимум даже, а вообще ноль. Читается легко, в процессе чистит и высветляет кусочек мира вокруг. Что немало, согласитесь