Алексей Юрьевич Винокуров «Ангел пригляда»

«Смотри, Господи:

Крепость, и от крепости – страх,

И мы, Господи, дети у Тебя в руках,

Научи нас видеть Тебя

За каждой бедой…»

Вы знаете, что первое предложение романа очень важно? И мастерство писателя выражается в том числе и в умении придумать первую строку?

Помните — «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.» Или — «Небо над портом напоминало телеэкран, включенный на мертвый канал».

Вот и у Винокурова почти получилось:

«Осторожно, таясь и остерегаясь, высунул доктор Ясинский нос на улицу, повел глазами налево, потом направо… Орков не было видно.»

Тут тебе и нос Гоголя, и доктор Булгакова, и и орки, но не Толкина.

Браво!

Весь конец февраля и март я сознательно старался находить как можно более эскапистские книги, но в них, как назло, попадалось огромное количество злободневных спецоперационных цитат.

Я решил пойти по другому пути. Вышибить, так сказать, клин клином. И начал читать роман, действие которого происходит в разрушенном Донбассе и рассказывает о паре колоритных умалишённых.

Винокурова полюбил с первой книги — «Тёмные вершины». Как я писал два года назад про роман — «острая, 282-я, сатира. Башня «Коалиция», транспортный налог по проекту «Сократ» (от слова «сокращение». Скоро введут проект «Аристотель» – будут всех арестовывать), проработанная и логичная концепция двойников первого лица государства, триумвир и тёмный маг Чубакка Рыжий, названный так по совпадению первых букв с фамилией режеволосого российского госдеятеля, ботокс, закрытые чемпионаты по гимнастике.»

За «Вершинами» прочёл «Люди Чёрного дракона» об амурском городке на русско-китайской границе. Колоритно, но понравилось меньше.

Автор китаист, один из авторов передачи «Куклы».

Первая глава — жесткая, натуралистичная «блокадная» проза. Городок под обстрелом, звероватые добровольцы с пушкой во дворе психбольницы, сердобольный доктор. После попадания снаряда в корпус больницы, всех пациентов разбирают по домам родные и сотрудники. Без пригляда остаются только отец Михаил и юродивая Катя.

Если цитировать главу, по нынешним временам на на одну статью нацитировать можно.

Во второй главе повествование круто меняет жанр и превращается в ироничный магреализм с библейскими мотивами о Договоре Высших Сил, в духе «Альтиста» Орлова или любого романа Zотова (Георгий что-то zнал?).

Московский ангел пригляда, заключённый в неказистом теле старичка Ивана Ивановича Рубинштейна, получает весть, что архистратиг Михаил сошёл на Землю. Где?

»...на Юго-Востоке Украины, или, как говорили здесь, в Москве, в Новороссии. Именно там велись кровавые бои, там день за днем в братоубийственных схватках гибли люди. Оттуда и должен был подняться Армагеддон, способный уничтожить небо и землю.

Рубинштейн покачал головой, усмехнулся невесело… Кто мог подумать, что библейская битва добра и зла не в холодном космосе развернется и даже не на маленькой, терпкой, привычной ко всему земле иудеев, а в необъятной украинской степи, ударами ракет, снарядов и минометным огнем расщепляемой теперь на кровавые атомы?»

Ангел отправляется встречать начальство.

Соседу Рубинштейна, пьющему и только что уволенному талантливому журналисту-фрилансеру Субботе, поступает заманчивое предложение от корпорации «Легион». В линии Субботы, автор, не боясь сравнения, вступает на территорию булгаковской фантасмагорической чертовщины. В хромом хилиархе с лошадиным лицом легко угадывается Воланд, в его странных сотрудниках — свита Князя.

С течением книги мифология мира романа углубляется, уходя от библейских мотивов в сторону политеистичности — существуют боги всех религий, правда, только злые демиурги, приумножающие страдания. Добрые божества — выдумка и блажь.

"– Что я должен знать?!

– Что ждет всех дальше, в самом конце. Ведь это не просто боги. Это демиурги. Они мыслят мир и тем создают его.

Он скрипнул зубами: его держали за дурака.

– Боги зла, мрака и смерти создают мир?!

– Пойми, – Диана заговорила примирительно, успокаивающе, – жизнь есть страдание и каждого ждет смерть. Боги мыслят будущее. А всякое будущее – это и есть смерть. Жизнь – лишь малый отрезок, рулетка, игра случая. Все остальное утопает во мраке.

– А как же добрые боги?

– Добрых богов в обман и утешение себе придумали люди. Их нет и не будет.»

Виноградов китаист, и это заметно. В главе про инфернальный обед вдруг врезается подробная лекция о китайской кулинарии — с терминами и нюансами поедания живого крокодила, мышей и мозга обезьяны (доктор Индиана Джонс приподнимает шляпу).

Понравилась глава оммаж-подтрунивание над Борисом Акуниным, выведенным под именем Бориса Чинилина (фамилия переводится с китайского как «лихой лесной молодец», или попросту «разбойник»). Писатель обучился у китайских даосов разным штучкам, которые пригодились ему в борьбе со злом.

Во второй половине романа автора стало заносить. Ладно лекция про экзотик-кулинарию, но зачем в тексте многостраничное описание огромного ботанического сада-зоопарка, одной из локаций внутри здания корпорации «Легион»? Зачем экскурсия по старому авто- и мотопарку в подвалах Лубянки, обители Люцифера?

Подпольное заседание оппозиции в Москве доставило радость узнавания-отгадывания: из пятерых узнал всех — Быков, Лимонов (в романе Шипучин), Акунин, Немцов, Навальный (которого автор почему-то сравнил с Катаевым в молодости). Иных уж нет, а те далече. Попытке предотвращения убийства Немцова посвящена одна из кульминационных сцен романа. Сильно, почти до слёз. Мир проиграл, когда убили Немцова.

Усложняясь, роман к концу превращается в метафизический детектив. Космогония становится совсем запутанной, а оттого ужасно интересной. Все не те, кем кажутся поначалу. Сначала это вызывало недоумение и раздражение (где же простая биполярность?!), а потом восторг. Бог, архангелы, гении места, змея-искусительница, Дий-Люцифер. Но, по законам большой литературы, финал будет туманным. В психушке всё началось, в ней же и закончилось. Было? Не было?

Отличная, острая, современная проза. К композиции есть вопросы, но ничего, таланту простительно.

10(ПОТРЯСАЮЩЕ)

Узнал новые слова — колпотраж и жантильность.