Дэвид Лодж «Академический обмен»

«Академический обмен» — первая часть так называемой «Университетской трилогии». Когда-то давно я прочитала ее середину «Мир тесен» — с явным удовольствием и приятно узнаваемым сарказмом в отношении научных конференций. В общем, захотелось чего-то отдыхательного, и я вспомнила про Лоджа.

Надо признать, что выбор был удачен. Для меня это оказалась какая-то очень терапевтическая книга. Ну или как минимум, ее первая половина. Отлично вытаскивала из внезапно навалившейся депрессии. Она смешная. Она легкая. Она про англичан. Что еще надо для получения удовольствия?

Сюжет такой: два институтских преподавателя – англичанин Филипп Лоу из захолустного мрачного Раммиджа (один из персонажей по ходу действия обзывает его Сраммиджем – понятно, да? Тут звучат мои аплодисменты переводчику) и американец Моррис Цапп из теплой Эйфории (нет, реклама мтс тут не причем), расположенной, судя по климату, где-то в Калифорнии, участвуют в академическом обмене. Это когда преподаватели институтов на время (семестр-другой) меняются местами.

«Согласно условиям обмена, приезжающий гость получал зарплату соответственно званию по ставкам приглашающей стороны, но поскольку ни один американец не мог протянуть на те деньги, что платили в Раммидже, и нескольких дней, университет Эйфории за свой счет восполнял своим людям разницу, а британским визитерам платил суммы, выходящие, по их понятиям, за рамки здравого смысла»

Полезность сего процесса весьма условна, а для студентов, полагаю, вообще ужас-ужас, но зато отличный повод сравнить американскую и английскую научные традиции. Эта часть (про научные традиции) абсолютно прекрасна и регулярно заставляла меня хихикать и зачитывать фрагменты окружающим. Все присущие хорошей английской литературе черты, как то: ирония, вежливое недоумение и прочее очаровательное внутри присутствует.

Затем автор плавно погружается в преподавательский быт и семейные связи. Если доверять книге, то англичане по-прежнему живут словно в конце 19 века – в вечно холодных домах, со минимальными карьерными запросами и не смея произнести слово «минет». По-крайней мере, не в собственной семье.

«Они сняли в Раммидже на полгода сырую и продуваемую насквозь квартирку и после рождения ребенка перебрались в небольшой сырой и продуваемый насквозь одноквартирный домик, откуда, спустя три года, уже с двумя детьми и ожидая третьего, переехали в сырой и продуваемый насквозь дом на окраине, но с садом».

Зато американцы – обладатели рая на земле: у них тепло, солнечно, свобода нравов, много публикаций и хорошие зарплаты. Хочешь, не хочешь, а климат определяет характер, нам ли этого не знать с нашей русской классической литературой и нашей погодой.

Однако американцу не так просто приходится в Раммидже, как англичанину в Эйфории. И дело не только в отсутствии климата:

«Я сказал, система? Это оговорка. Здесь нет никакой системы. Вместо этого у них есть нечто под названием «практические занятия с руководителем». Это означает, что я провожу час в обществе трех студентов. Мы, по идее, должны обсуждать заданный им текст. Текст в принципе может быть какой мне заблагорассудится — однако ничего из того, что приходит мне в голову, невозможно найти в университетской книжной лавке. Если же нам все-таки удается на чем-нибудь столковаться и наскрести четыре экземпляра книги, то один из студентов пишет что-то вроде эссе и зачитывает его на занятии, а остальные слушают. Минуты через три после начала чтения у слушателей стекленеют глаза и они начинают оседать на стульях. Из чего становится понятно, что они уже не слушают. Я слушаю со страшной силой, но не могу разобрать ни слова, потому что у парня чисто английский акцент. В какой-то момент он останавливается. «Спасибо», — говорю я ему и одобрительно улыбаюсь. Он смотрит на меня с укором, громко сморкается и продолжает с того места, где остановился, — с середины фразы. Остальные двое студентов быстро просыпаются, переглядываются и обмениваются смешками. Других признаков жизни они обычно не проявляют».

Примерно в таком стиле написана первая половина книги. К сожалению, примерно к середине автор несколько исчерпывает возможности сравнительного анализа филологических кафедр и переходит к обмену женами (или мужьями, что в данном случае вернее), основательно сдобренному сексом. Возможно, ограничься он десятком страниц, это было бы забавно. Но он не ограничился… Кроме того, он решил не ограничивать себя в жанровом отношении – после приятного ироничного текста, которым горидась бы Джейн Остин, читателю выдают два экземпляра эпистолярного романа — не без юмора, но средней занудности, а финал написан в формате сценария с ремарками для режиссера.

Первую половину очень рекомендую, вторая, боюсь, раскрывает талант автора не в полной мере, и отклика у меня не нашла.

В финале приведу еще одну цитату, которая в некотором роде отражает филологическую сторону книги:

«Жизнь видна насквозь — литература же непрозрачна. Жизнь — открытая, а литература — закрытая система. Жизнь состоит из вещей и событий, а литература — из слов. Жизнь значит то, что происходит в данный момент: если вы боитесь, что ваш самолет разобьется, то это страх смерти, если вы пытаетесь затащить в постель девицу, то это секс. Литература же никогда не означает того, о чем идет речь, хотя в случае романа при большой изобретательности и проницательности код реалистической иллюзии поддается расшифровке — и именно поэтому для него как для профессионала этот жанр наиболее привлекателен (даже самый тупоголовый критик понимает, что в «Гамлете» речь не о том, как парень укокошил своего дядю, а «Сказание о старом мореходе» Колриджа — это не о жестоком обращении с животными; но удивительно, как много людей считает, что романы Джейн Остен — о том, как удачно выйти замуж)».

Жизнь видна насквозь — литература же непрозрачна. Жизнь — открытая, а литература — закрытая система. Жизнь состоит из вещей и событий, а литература — из слов. Жизнь значит то, что происходит в данный момент: если вы боитесь, что ваш самолет разобьется, то это страх смерти, если вы пытаетесь затащить в постель девицу, то это секс. Литература же никогда не означает того, о чем идет речь, хотя в случае романа при большой изобретательности и проницательности код реалистической иллюзии поддается расшифровке — и именно поэтому для него как для профессионала этот жанр наиболее привлекателен (даже самый тупоголовый критик понимает, что в «Гамлете» речь не о том, как парень укокошил своего дядю, а «Сказание о старом мореходе» Колриджа — это не о жестоком обращении с животными; но удивительно, как много людей считает, что романы Джейн Остен — о том, как удачно выйти замуж).