Квентин Мейясу «Метафизика и вненаучная фантастика»

«Как выдумывать ненужные жанры за счет налогоплательщиков,

или философские каракули о фантастической классике»

Некоторые поговаривают, что фантастика — в самом общем, абстрактном смысле — не серьезный жанр. Такие люди, конечно, не знают о Ле Гуин и Стругацких, Кларке и Азимове, Снегове и Хайнлайне, и т. д. и т. п. А если и знают, то отделяют тех же братьев Стругацких как вставших «выше фантастической макулатуры». И плохо — как работник среднеобразовательных школ, я вижу, как все плохо с тем же преподаванием литературы. И что неплохо было бы ее освежить отечественной и зарубежной фантастикой, хотя бы в версии малой прозы...

Но это все утопичные грезы о преобразовании образовательной системы нашей холодной, дикой, варварской страны. Посмотрите на Европу и благочестивый Запад! Там местные интеллектуалы, университетские философы, вовсе не маргиналы на госсубсидии выдают как из пулеметной очереди труды-осмысление Лавкрафта, скрещивают философские потуги с хоррор-литературой, создают киберпанковские и научно-фантастические гротескные трактаты.

Вот и уже упомянутый мной в нескольких рецензиях и отзывах, в основном на Питера Уоттса, французский молодой мыслитель Квентин Мейясу в относительно небольшой книжке (текст небольшой лекции автора) решает проанализировать научную фантастику. Да не просто проанализировать, а выявить в ней скрытое зерно нового, абсолютно отличного от сай-фая «золотого века» жанр. И эта новая литература — «вненаучная фантастика».

Что за дикий зверь? На самом деле немного контекста. Современная модная аки натужно андеграундная философская мысль, выросшая из «французской теории» (постмодернистская в самом широком смысле философия, поструктурализм, отказ от «больших нарративов»), пытается преодолеть что модернистские, что постмодернистские штампы. Модернистские штампы — это наследие классической философии. Диалектические категории, наличие в мире необходимости, закономерности, единства и согласованности, даже целесообразности бытия. Постмодернистские — переход мысли от размышлений о мире к размышлению о человеке, его языковых играх, социальных практик, гибкости субъективностей, идентичностей, аморфности и историчности концепта «человеческого» и «прогресса». Новейшие философы — ребята по типу «спекулятивных реалистов» — стараются преодолеть и то, и другое. Взять на вооружение «открытия науки» (бог весть как понятые квантовую механику и схожие мифологизированные области) и инструментарий и пафос отказа (от Единого, Необходимости и прочих синонимов «тоталитаризма» и «фашизма» — тоже весьма шаблонных и абстрактных) постмодернистов, применяя все это к самому миру, а не человеку. Отсюда и вся темная философия, мир как абсолютно не закономерный хаос, который может в любую секунду разрушится, царство сплошных случайностей с надуманной причинностью, овеществленная теория множеств и т. д. и т. п. В общем, не затягивая с моими философскими многословными пересказами других многословных философских первоисточников ограничусь простым выводом: «Метафизика и вненаучная фантастика» — это сокращенная версия «После конечности» того же автора (которую я также не раз упомянул). Так что если вам кто-то советует почитать вторую книжку, можете ограничиться первой и ничего не потеряете.

Но при чем тут блин фантастика-то наша любимая? Да притом. Обычная научная фантастика выстраивается, по Мейясу (ну и в принципе это примерно так) на «фантастическом допущении»: «сейчас это наша наука не знает, потом не знает, наш мир и быт изменится так-то и так, от этого — и общий фон нашего повествования». Но для Квентина — это уже обплеванное старье. Ведь адепты сая-фая живут тупым прошлым до открытий великого Мейясу! Даже законы Вселенной — это чистая случайность в информационном океане Гиперхаоса, который не есть какой-нибудь там генератор случайностей, а чистая случайность, т. н. абсолютная контингентность, без всякой связки с какими-либо закономерностями и необходимостью. А раз старая наука, до гениальной философской изобретательности Мейясу, породила-таки сай-фай, то теперь мы, страждущее человечество, нуждаемся в новом жанре новой науки, которая обязана отказаться от мифов о разумно устроенном космосе, Едином и Необходимом.

Как должна выглядеть эта фантастика? Сюжет должен выстраиваться на полнейшей случайности, на таком фантастическом допущении, которое никогда не сможет быть познано наукой, никогда не сможет быть ею осмыслено и спрогнозировано. Примеры — Дуглас Адамс, Филип Дик, Роберт Чарльз Уилсон. Но все они, к сожалению для Мейясу, в итоге научно (научно-фантастически, с необходимостью) объясняют сверхслучайности в повествовании в ходе раскрытия сюжета. Лишь один французский писатель, Рене Бержавель, с романом «Опустошение» (мир будущего, где внезапно и необъяснимо перестало работать электричество; кстати, по-моему есть какой-то современный сай-файный российский цикл, где античные боги то ли электричество из мира изъяли, то ли огонь...) проходит проверку на «фантастическую вненаучность».

Вот только зачем это жанровое обособление нужно? Даже полагание в некоторых научно-фантастических произведений абсолютных случайностей — вполне научно-фантастическое допущение, а не вненаучное. Иган, Лем, Герберт, в каком-то смысле Юн Ха Ли — у всех это присутствует. «Самая высокоразвитая технология неотличима от магии», а «самая поразительная случайность есть порождение тотальной необходимости» — и то, и другое прекрасно понимается классиками научной фантастики. И модернистской философии. Но это абсолютно далеко от сознания Мейясу. Он тупо не замечает, что его «необходимость контингентности» — это все равно необходимость. Все равно закон. Как бы он его не обзывал по новой.

Вот так и получается, что фантасты зачастую гораздо умнее философов. И порой гораздо прогностичнее и мудрее многих ученых.

П.С. Но книгу стоило прочитать хотя бы из-за комментария о том, что, мол, вот если бы Кант читал сай-фай, то не косячил бы )))