Эмма Клайн «Daddy»

Так откуда взялась печаль?

»- Ну и как?

— Грустно.»

Эмма Клайн не самая яркая звездочка на нашем литературном небосклоне, но года четыре назад ее «Девочек» все читали. Главным образом из-за перевода Насти Завозовой и наверно еще из-за постоянно тлеющего интереса к тоталитарным сектам вообще и «Семье» Мэнсона в частности — ярко полыхнувшего после тарантиновского «Однажды в Голливуде». За себя могу сказать, что ждала от романа большего, в итоге он скорее разочаровал.

«Папуле» повезло больше, от этого сборника рассказов не ждала ничего и вообще он долго лежал в читалке, прежде, чем набралась решимости прочесть. И неожиданно для себя в неприкаянной бесприютности безотцовства этих историй нашла немало читательской радости. Хотя «радость» для характеристики десятка историй в диапазоне от безнадежных до глубоко депрессивных — не совсем уместное слово. Но мы ведь и не ждем от текстов непрерывного веселья и единорогов, какающих жемчужинами.

Вот возрастные родители ждут выросших детей на бесснежное калифорнийское Рождество. Никому этого натужного единения по большому счету не нужно, у детей своя жизнь, совсем не такая успешная и яркая, о какой мечталось. И дряхлый джек-рассел со вшитым кардиостимулятором навевает мысли скорее о чудовище Франкенштейна и вивисекции, чем о торжестве науки и «поглядите, как нежно мы заботимся о своих питомцах!»

Вот красивая девочка, которая приехала в Л-А с мечтой о кинокарьере, да так и застряла продавщицей в бестолковом бутике: качество одежды скверное, цены заоблачные, но кто-то все равно покупает. А для финансовой поддержки продает белье. Свое. Ношеное. Понятия не имела, сколько вокруг извращенцев, готовых платить за запах женщины. Неплохо, хотя если не повезет, можно крупно нарваться.

Каждый не у руля в своей жизни и даже не на пассажирском сиденье, а словно бы на ее обочине, кто полностью или частично по своей вине а кто и вовсе без всякой вины. Но упрекать и задаваться извечным русским вопросом «Кто виноват?» здесь не будут. Просто как-то так сложилось, что «стали мы не те, но не не те, что раньше, что во время оно — не те, что нам хотелось бы в себе прочесть. Прочесть, про честь». Жизнь, подлинная жизнь, наполненная дружбой, нежностью, весельем, ощущением чего-то важного и хорошего, что твое существование дает миру — проносится мимо, сверкая фарами и шурша шинами. А ты идешь по обочине, глотая пыль, иногда даже довольно бодро шагаешь, но по большому счету понимаешь, что аутсайдер и нипочем тебе не добраться до места.

А может быть и нет никакой жизни и все это иллюзия, голограмма? Как-то Эмме Клайн удается создать ощущение одновременной зыбкости бытия и его стабильности, безрадостной и безболезненной повседневности. Это написано нарочито просто, минимум описаний, диалоги лаконичные, стилистически имитирует разговорную речь, в которой мы часто опускает подлежащее или прибегаем к инверсии. А в результате внезапно умиротворяющая печаль.

Всем подряд не советовала бы, но если осенняя хандра одолеет — возьмите и почувствуйте, что вы не одна.