Даниил Хармс «Федя Давидович»

Есть столько жанров прозаических текстов: соцреализм, магический реализм, сюрреализм, турбореализм, гиперр- , супер-пупер-…. А у Хармса квинтэссенция этого неразумного деления (это как объять необъятное): обыкновенный коммунальный реализм (те самые недостижимые зияющие высоты соцреализма и иже с ним). Тут же, по соседству, — быть может в соседней коммунальной квартире, быть может в соседнем коммунальном доме или на соседней коммунальной улице…, — с Федей Давидовичем живет и Мышин (из «Победы Мышина») и сорок четыре чижа, и Алексей Алексеевич Алексеев с мадам Гороховой из коммунального шедевра о манной каше «Так началось событие в соседней квартире»).

Реальность, скорее её какой-то малый, но характерный элемент, — необыкновенный и фантастический именно своей обыкновенность и прозаичностью (что может быть более прозаичнее, чем воровство масла из масленки?) — просто начинает окукливаться у Хармса в некий иероглиф, архетип, который начинает беспокойно искать своё место в постепенной складываемой Хармсом периодической системе коммунальных (в том числе и коммуникационных) элементов. В то, что мы привыкли называть Быт (скорее всего социалистически реальный). Быт, который, — по Сигизмунду Кржижановскому, — занимает промежуточное (но так надолго задержавшееся) положение между Бытием (в том числе и давно утраченным Золотым Веком) и сослагательностью Бы (утраченного в настоящим и недостижимого в будущем). А сам рассказ – точное отображение коммуникационного (то бишь «коммунального») треугольника (отнюдь не любовного) взаимоотношений при жизни по понятиям, по понятиям коммунальной квартиры (в границах государства).