Дмитрий Балашов «Симеон Гордый»

Надо признать: цикл затягивает. В четвёртой книге («Симеон Гордый») вроде бы как и нет таких страшных, эмоционально-встряхивающих событий, как в предыдущих, а читать всё равно интересно. Время великокняжения Симеона Гордого, старшего сына Ивана Калиты, относительно мирное, но ведь при этом никуда не делись ни политические интриги, ни помеченная страшным роком непростая судьба московского князя, ни просто жизнь наших предков в далёком XIV веке. Да и вообще за три предыдущие книги читатель так сроднился с тем временем и теми людьми (кстати, не так уж и сильно отличающимися от нас сегодняшних), что бросить этот мир теперь уже просто нельзя — он прочно поселился в душах читателей романов о государях московских.

Отдельное спасибо автору за страшные картины шествия чумы по русским княжествам. Только благодаря им можно полностью осознать, что же такое были эти опустошающие эпидемии для средневекового мира.

«Не схожи мы с прочими, свои у нас заветы, свой навычай и язык, свое все, и за то святое, за веру отцов и навычаи народные можем снова и вновь драться на ратях, и труды прилагать, и спасать, и пасти свою, единственную, землю!»

В четвертом романе исторического цикла «Государи московские» показана жизнь Великого князя Владимирской (Залесской) Руси, Симеона Гордого, старшего сына Ивана Калиты. Правление его длилось до середины 14 века, до 1353 года, когда оборвалось с распространением «черной смерти» в Москве.

В этом романе нет крупных сражений. Вместо них — изворотливая дипломатия. Передвижение войск, чтобы устрашить противника силой и числом. Зависть, оговор, попытки получить власть в Орде, поперек всех.

Мало кто из описываемых Балашовым князей осознает в полной мере бремя власти и цели, какие должны быть у достойного правителя. Семену таковые были завещаны отцом, Иваном Калитой, взявшим с сына обет укреплять и собирать Русь, крепить веру, оборонять зарождающееся единое государство от латинян. «Ведаю, что не в силе, а в правде Бог» — так говорит Симеон Гордый в одноименном романе. Московский Великий князь проносит через весь роман ощущение, что на нем грехи отца и его собственные, содеянные ради объединения Руси. Грехи, накопленные в противостоянии за высшую власть с Тверью и родом Михайлы Святого.

Есть главы, посвященные жизни простых людей. В качестве «простеца» запомнился мне прежде всего Онька, Онисим — внук Степана, известного еще по первому роману цикла. Судьба Степана и его потомков прослеживается сквозь все четыре романа, как и жизни семьи его соседа, Федора. Онька, к началу романа последний прямой потомок Степана, остается подростком за главного. А окружают его порушенное княжеской враждой хозяйство, гулящая мать и маленький братишка, прижитый ею неизвестно от кого. Следить за тем, как он справляется с трудностями, поднимает хозяйство, получает нежданную помощь было интересно. Как говорит сам Балашов в послесловии, однодворовой деревенский уклад, показанный на примере Оськи, был типичным для Руси того времени. Большие селения возникали лишь благодаря усилиям вотчинников и монастырей.

Уделено в романе внимание жизни в Орде, ставке хана, его обиходу, быту, одежде, переговорам русских (урусуцких) князей с ханом и его окружением. Показан очередной передел власти и изменения в укладе ордынской жизни, пришедшие вместе с ним. Есть необычное описание ордынской охоты с кречетами и увеселений.

Впервые в цикле появляется в «Симеоне Гордом» толика мистического — языческая ведунья Кумопа и все с ней связанное.

Как всегда, есть описание развития русских городов, Москвы и Великого Новгорода. Рассказывается про убранство, улицы и концы. Про литье колоколов и роспись храмов. Несколько эпизодов посвящено росписи стен московских церквей. С глядящими сверху, сквозь чад свечей, строгими ликами и переливчатыми прихотливыми травяными узорами по низу. Упоминается политическая жизнь — Боярская Дума в Москве и споры концов Новгорода, доходящие до драк и восстаний черни. Интересно описываются Святки и гулянья ряженых в Москве, в Твери и в Орде. Ярко описан очередной московский пожар и строительство наново сгоревших клетей, хором, городских стен. Сколько же раз горела Москва!?

Понравилась мне беседа Симеона Гордого с иконографами (иконописцами) об особенностях письма фресок и икон — телесного (когда «деву Марию яко каку ни то Марью портомойницу пишут») и, в противовес ему, строгого и надмирного, как свет. О появляющихся уже своих, русских особенностях письма.

Конечно, не только иконописи и возведению храмов посвящены строки Балашова, касающиеся веры. Призванной соединить, спаять Русь, ни дать откачнуться к латинам ни Смоленску, ни Новгороду. Митрополит Всея Руси Феогност ищет святого еще с третьего романа цикла. И в этот раз находится таковой — монах Сергий Радонежский. Детство его описано еще в «Бремени власти», а в «Симеоне Гордом» рассказывается о его монашеском поприще.

Окончание романа довольно мрачное — мор. В «Симеоне Гордом» рассказано про мор в Орде и на Руси. Про некий «прыщ» и «черную смерть» — чуму. Более всего поразила меня «черная смерть», от которой пустела Орда, пустел Псков, полностью вымерли Белозерск и Глухов, а в Смоленске осталось живых 12 человек, в конце концов покинувших мертвый город.

Первые две трети романа казалось мне, что в «Симеоне Гордом» чего-то не хватает. Будто уступает он предыдущим трем романам цикла «Государи московские». Но окончание оглушило и уравняло повествование по значимости с ними. Описание мора — монументальное и мрачное, ровняющее всех и вся. И князя Симеона, и архиепископа Василия Калику, и митрополита Феогноста, и бояр, и простых крестьян. Жутко читать про мор на улицах Москвы, но еще страшнее — описание смерти последней бабы в деревне.

Ну вот. После прочтения 4-ой книги серии, как-то пропало всё желание знакомится с дальнейшими романами цикла. Так как из художественно-исторического произведения, к четвертому роману автор окончательно скатился в некий жанр «православной прозы», интересной, как мне кажется, только весьма специфическому кругу читателей, скатился и принёс в жертву этому жанру и историческую, и художественную составляющие, да и просто банальную логику.

Перво-наперво, религиозно-библейские вставки в художественный текст. «Симеон Гордый» очень объемный роман, но более половины его занимают эти вставки, простирающиеся иногда на сотню страниц к ряду! Ход сюжета за ними совершенно теряется и иногда просто забываешь, с чего начинал читать.

Второе. Подгон характеров исторических личностей в угоду субъективного мнения автора с точки зрения всё той же «православной прозы». Хан Узбек, без сомнения враг русской земли, показан дураком и слабаком, которым он конечно же не был, ибо как именно при нём Золотая Орда достигла своего наивысшего могущества, а он являлся её настоящим властелином, не марионеткой. Видимо так описан Узбек-хан из-за того что являлся ярым поборником ислама. Князь Симеон Иванович выставлен слюнтяем и психологически сломанным человеком, которого карает бог ( именно так без дураков в «историческом» романе! ) за совершенное им «злодеяние«во время суда в Орде его отца с тверскими князьями. Описания полярно идеализированных и демонизированных менее масштабных исторических личностей хватает и далее.

И третье. Начав переделывать художественно-историческую эпопею в религиозную автор практически провалил ( по крайней мере в этой книге ) вторую по важности линию, линию потомков Фёдора Михалкича, людей, которых через пару веков после описываемых событий назовут русским служилым дворянством, а пока называли детьми боярскими, линию, которая с точки зрения художественной ценности подняла первые два романа на блестящую высоту. Её практически нет.

Резюмируя, хочу сказать, что очень разочарован. Получился какой-то скучный и тягомотный полуроман-псевдо исследование с точки зрения РПЦ.

Раньше был «нужен» классовый подход к исторической тематике, с 80-х годов ударились в другу крайность — подход религиозный, жаль что и такой писатель как Балашов не избежал этого «подъема в заоблачные выси».

6 баллов из 10-ти. И то, только в качестве аванса за отличные первые два романа серии.

История альтернативы не имеет

Как мне кажется, это самый трагичный роман из всех четырёх прочитанных в этом цикле. И это ощущение трагичности исходит не только от некоторых и в самом деле драматичных и трагичных событий, описываемых в книге. Но ещё и от самого московского великого князя Симеона Гордого. Уж больно извилистая у него была судьба. Уж слишком много выпало на его долю крайних испытаний, прежде всего личных и семейных, но и политических тоже.

Конечно, Дмитрий Балашов явно благоволит к персоне этого полузабытого русского великого князя. И в тексте романа он то и дело поясняет эту свою симпатию — симпатию как автора книги, так и просто человека и гражданина. Конечно, делает он это не своей авторской речью (хотя несколько раз мы встречаемся в тексте романа и с репликами самого автора, с его собственными суждениями и рассуждениями), а прежде всего, погружаясь сам и погружая нас, читателей, во внутренний мир своего героя. Страницы с описаниями всякого рода внутренних переживаний и размышлений Симеона занимают довольно значительный объём текста. Впрочем, такими и похожими местами роман вообще довольно полон (и тут любители чистого экшена, пожалуй, скептически сморщатся) — значимых и ярких персонажей в книге много, причём многие из них являются вполне известными историческими фигурами, и потому Балашов старается раскрыть суть и смысл происходящего в те времена на Руси и в её сопредельи, показывая нам и сами события, и отношение к ним тех или иных лиц посредством как раз внутренних монологов, а также диалогов с другими персонажами книги.

В результате читатель имеет возможность не только проследить за ходом исторических событий периода княжения Симеона Гордого, но ещё и прочувствовать саму жизнь людей самого разного уровня, от князя к боярину и от воина-кметя к простому селянину.

Довольно много внимания уделяет автор и религиозной жизни тех времён. И не потому, что сам тяготеет к религии, а просто время это как раз отличается и разного рода наступлениями на православную Русь как со стороны католических орденов и держав, так и магометан-исламистов. И потому религиозные мотивы начинают играть в романе уже не только боговерческие смыслы и сути, но ещё и выступают как государство-формирующие и народо-сохраняющие и объединяющие принципы. И конечно, крайне интересна фигура молодого монаха Варфоломея, в иночестве Сергия, который вскорости станет известен всей Руси на многие века как Сергий Радонежский.

Вообще книга (как и весь цикл) настолько мощно написаны, что при чтении просто ощущаешь себя жителем тех времён и тех мест. Тем более, что весьма специфический стилизованный литературный стиль цикла буквально заставляет читателя с головкой окунаться в те времена и в те нравы...

Полностью не согласен с предыдушем коментом.Это шедевр русской литературы.Полное погружение в события.С современным шлаком даже сравнивать нельзя.