Андрей Косёнкин «Ангельский возраст, Рудик, или Китайский смех»

Тот номер журнала «Мы», вывалившийся в незабвенном 1996 году на мою голову со стеллажа, сколоченного из толстых плашек моим дедом-архитектором на уютной даче посреди соснового бора, нависающего косматыми гроздьми с крутых склонов сопок, и низвергающегося в собственное отражение изумрудных оттенков реки Селенга, был и вправду не похож на помпезный «Ровесник» или жеманную «Юность». Это был суровый, почти контркультурный журнал, где было место и откровениям подростков, незрелые, но искренние стихи, и письма, так пронзительно кричащие об одиночестве юных на рубеже новых, еще неизведанных 90-х.

Вот такой повести там точно было место. Сказать, что она меня шокировала, я не берусь. Вполне обыденно повествующая о культуре повседневности одного из многочисленных неуютных промышленных поселков Средней полосы, баллада. Почему баллада?

«Мне давно не хватало друга» — сказал крапивинский мальчик Р. мальчику И., уже тогда не вписывающемуся в полублатной простоватый мир барачного поселка и его окрестностей. И они стали дружить именно так, как дружили бы краписвинские мальчишки, давали бы сообща отпор хулиганам, стояли бы за правду до конца, и выражались бы пронзительными величественными фразами. Но, мальчики попали не в повесть Крапивина, а в повесть Косенкина, и им пришлось не сладко, и даже то, что осталось за кадром их уходящего в подростковый возраст детства, после игры в «китайский смех» вряд ли было чем-то романтичным и приключенческим.

Не берусь судить, о том, насколько повесть автобиографична, но устами мальчика И., делающего флэшбеки и отступления в сторону, а что же произошло с теми или иными антагонистами или статистами их гоп-братии, автор чуть ли не злорадствует, когда описывает витиеватым интеллигентным словом самые печальные исходы.

Ну, а пока догорает август, донкихотного типа пареньки пытаются заслужить доверие у членов компании «своего» района, мечтают и волнуются, хотя именно там, между строк уже понятно, что никто сильно и не хотел инициировать этих юных романтиков, но подшутить, или вытворить что погнуснее — всегда пожалуйста.

Были ли мальчики слабы в своем повседневном естестве, были ли они трусоваты? Вовсе нет. Они пытались давать отпор каждый раз, в каждой новой сцене, но именно их юный возраст, и слишком благородное отношение к институту социальных связей и драки, как поединка, сыграли с ними не раз злую шутку.

Что вышло по итогу, выражается в очень удручающем и пророческом последнем предложении повести —

Впрочем, других повестей Косенкина я не читал, и не знаю, есть ли они вообще. Однако, именно она, так или иначе врезалась в память тем, кто читал тот, выпавший со стеллажа сдвоенный предновогодний номер журнала «Мы», с угрюмой осужденной девушкой на обложке.