Василий Аксёнов «Редкие земли»

Апофеоз литературной беспомощности, самолюбования и СССР-ненавистнечества позднего Аксёнова. (Не путать с одним из крупнейших российских писателей второй половины XX века!))) Художественно – среднего качества постмодерн, переходящий в примитивную психоделику, со всеми какие только есть фрейдистскими комплексами. Стилистически – неловкое речевое жеманство, на грани с кокетливым словоблудием, разбавленное графоманскими стихами.

Лишь изредка бездарно-злобная ткань текста, в котором, кстати, Родина всерьез именуется «тварью», сглаживается остатками мастерства и доброй, ностальгической иронией. («Что может быть полезнее для стариков, чем ночная хореография баскетбола?»).

Умилительна, до отвращения, пропаганда собственных безграмотных либеральных взглядов на экономику, поднимая на щит которые, Аксенов встает на сторону «ходорковских» (оказывается, ими двигал «неокомсомольский романтизм»). При этом, согласно автору, «большой хапок» изначально подготовлен и разработан именно молодыми волками социализма еще в недрах того, бывшего строя…

О политэкономическом идиотизме «Редких земель» можно больше не говорить. Только добавить, что частью этого «поколения, зародившегося в недрах смутно бунтующего советского комсомола» (!!!) и оказался прекрасно знакомый и любимый многими Геннадий Стратофонтов, блезиру ради замаскированный под Гена Стратова.

В общем, потуга на бандитско-экономическо-эротический (если не сказать – порнографический) роман для взрослых не удалась. Не удалась настолько же, насколько в свое время получилось создать феерически легкую, феерически свободную авантюрно-ироническую повесть для детей «Мой дедушка – памятник». Ту самую, будучи без ума от которой, я купился на «Земли…».

Читать это, как и большинство позднего – постсоветского – Аксенова практически невозможно.

P. S. К вопросу о жеманном словоблудии: «Пора вернуться к сугубому реализму, в рамках которого люди занимаются своими регулярными житейскими делами: сидят за компьютерами, копошатся в садах, поддерживают организмы питанием, физическими культурами, горизонтальными возлежаниями в одиночестве или с кем-нибудь, добычей редкоземельных элементов, обработкой оных и дальнейшей продажей, необходимой для уплаты государственных налогов, меланхолическими прогулами в тамарисковых рощах, над коими витает неизбежное в таких обстоятельствах стремление к переоценке комсомола, посещениями близких людей, томящихся в тюрьмах, устройствами похищений родных узников и побегами из страны».

Или вот: «Перед ним сидел длинноволосый, в стиле аргентинского футболиста, вполне еще молодой, то есть слегка нестарый красавец в серебристом свитере, оттенявшем кирпичного цвета будку лица, то ли атлантического яхтсмена, то ли сибирского землепроходца. Он улыбнулся юнцу. «Hi, Nik! It’s me, your Guardy, Max Almazov, at your service». И протянул мальчугану свою тяжелую руку, чтобы «потрясти» в прямом переводе с английского тоже нелегкую руку опекуемого. Получился своего рода космический захват, своеобразная стыковка. Оба сияли друг на друга своей сигнализацией, то есть глазами. Которые помогли им не разойтись в пространстве, чреватом полным и навсегда исчезновением; без дальнейших встреч».

Эта книга — заключительная часть цикла-трилогии про Геннадия Стратофонтова/Гена Стратова. Написана, что характерно, более чем через тридцать лет после первых двух частей.

Я очень любил в детстве первую часть, зачитал её до дыр — подобных книг тогда не было. Вторую часть прочитал уже в зрелом возрасте, поздновато, но не могу отрицать, что какое-то очарование в ней ещё есть. А эта книга...

Вот так вот кончаются детские сказки. Нет больше пионеров, нет безбашенных приключений с пиратами, ниндзями, говорящими боевыми дельфинами, нет больше добрых тайн, нет явных плохишей и наших парней. Нет «сундучков, в которых коньячок». Уже не получается весело шмалять из автомата, потому что кровь — это не весело.

Всё стало серьёзно, всё стало совсем-совсем по-взрослому. Деньги, деньги. Власть. Силовые структуры. Бодигарды. Опальные олигархи.

Близкие теперь могут предать или изменить; но и ты сам теперь тоже можешь изменить. Потому что теперь изменились все. Чудеса остались, они рядом, но до них не дотянуться, они — сами по себе, а ты — сам по себе.

Любимые уходят. Дети вырастают, вырастают — и тоже уходят; и как же можно удивляться, что некоторые вырастают монстрами?

Всё это грустно, но в этом есть честность и отражение времени. Всё именно так и должно быть.

Каждому возрасту — свои сказки.

Каждому времени — свои сказки.