«Некуда» называлась моя рецензия на роман Михаила Успенского «Райская машина» (см. «Время новостей» от 17 марта). Согласно Успенскому, человечество (все население Земли, какой она представлена в «футурологической» фантазии, дьявольски похожей на нашу реальность) обречено шагать по одной дороге — в рай. Для этого, впрочем, потребна финальная суперкатастрофа, спроворенная насмешливыми потусторонними агентами Судьбы, но, по сути, старательно (хоть и бессознательно) подготовленная всеми землянами. Как безумными и бесчеловечными конструкторами очередного «дивного нового мира», так и теми, кто позволил задурить себе головы, так или иначе поддался на взаимопротиворечащие соблазны, утратил (часто, того не замечая) навыки нормального существования и сопротивления смертоносным химерам.

В «Поэме бунта» (подзаголовок новой книги Алексея Слаповского — М., «АСТ», «Астрель») и речи о каких-нибудь ангелах, демонах и прочих фантастических существах нет. Под занавес, вопреки ожиданиям многочисленных персонажей (и плохо знающих эстетику Слаповского читателей), никакого взрыва не случается. Напротив, два случившихся чуда — самое обыкновенное и мнимо нарушающее природные законы — не взвинчивают сюжет, но споспешествует его и без того назревшей аннигиляции. Действие локализовано в столице нашей родины (хотя вполне могло бы параллельно по сходному сценарию развиваться и в других центрах цивилизации). Текут народные массы (конечно, не все поголовно москвичи и гости столицы, но очень многие) всего лишь в Кремль. (Впрочем, в уверенности, что завершится их поход исполнением всех желаний его многочисленных — каждый со своей грезой — участников, наказанием порока, торжеством добродетели и, коли вдуматься, преображением осточертевшей реальности. То ли не рай?) Зато описанию этого похода (и его ближайших причин) отдана не последняя главка (как у Успенского) а, как честно обещает название, весь роман.

Людская лавина потекла по столичным магистралям к центру в результате типового преступления: милиционер так «толкнул» безвинно угодившего в обезьянник и решившегося там качать права юного поэта (одновременно — юриста), что тот умер. Мать убитого, держа на руках сына, отправляется в путь. Рядом с ней друзья погибшего. Скорбное шествие превращается в политическую демонстрацию. Прирастает случайными встречными. Порождает невероятные слухи, мгновенно облетающие город. И вот со всех концов столицы к Кремлю устремляются новые и новые людские потоки. Трагедия прирастает фарсами: находятся желающие упокоить близких на Красной площади. Стычки, разборки, случайные выстрелы, сами собой закручивающиеся провокации. Бессилие мелкого начальства… Подключение к делу известных оппозиционеров… Захват случайно подвернувшегося министра в заложники. Податливость милицейских и военных кордонов… Выдача козлов отпущения, приводящая к парадоксальным результатам: милиционер, угробивший мальчика-поэта, не растерзан толпой, но движется в первом ее ряду — он ведь не виноват, его заставили быть таким и он спросит с тех, кто таится за кирпичной стеной. Никакого крысолова-флейтиста нет, но совершенно по-цветаевски «все идет» (десятки выразительных и запоминающихся портретов, десятки лихо закрученных микросюжетов — страшных, забавных, диких, трогательных, кровавых). Идут за правдой, за счастьем, за компанию, потому что другие идут и, конечно, потому что надоело. Каждому — свое, но надоело непереносимо.

И кое-кому из засевших в Кремле тоже. Во всяком случае обреченному отвечать за все начальнику, которого циничный помощник, придумавший клички для вершителей судеб державы, именует Доктором Вебом. И когда толпа без напряжения (отдельные трупы, истерики, обмороки, тревоги — не в счет) докатится до Красной площади (войска лишь имитируют «оборону»), люди не только увидят на трибуне мавзолея весь цвет империи (рядом с властителями — спортсмены, артисты, шоумены и прочие культ-випы), но и услышат речь Доктора Веба. Что-то подобное мечтал сказануть с высокой трибуны соратникам Самый главный (легко узнаваемый «дорогой Леонид Ильич») в давнем романе Слаповского «Я — не я». Но, как ни накипело, не рискнул. Пришли иные времена, и Доктор Веб режет правду-матку: «Я удивляюсь, как вы раньше сюда не пришли в массовом порядке! Давно пора! <…> Пусть рухнет эта бессистемная система круговой поруки на крови и деньгах <…> Каюсь, виноват! Но виновны и они, завравшиеся, зарвавшиеся и заворовавшиеся! Да и вы, если честно, тоже хороши! <…> Почему вы не откликались, когда я звал, не отвечали, когда я спрашивал? <…> Долой понятия, да здравствуют законы! За Родину — против системы!

Доктор Веб выкрикнул этот заветный лозунг, который он уже не один год носил под сердцем, и вскинул руку в приветствии. Он ждал взрыва голосов.

Но все по-прежнему молчали». (Может, не зря Самый главный в оны годы постеснялся признаться, что уже приехали?)

Народ на Красной площади безмолвствует, потому что надоело кричать «Надоело!». Надоело же потому, что единство двинувшихся к Кремлю масс было мнимым, а энтузиазм — чисто отрицательным. Здесь стоит вспомнить, наверно, лучший (хоть и недооцененный) роман Слаповского 2000-х — «Они». Там речь шла о всеобщем взаимоотчуждении, о мастерстве изобретения «виноватых» (зачастую и впрямь совершающих неблаговидные поступки), о нарастающей ненависти к «ним» — не важно, инородцам или милиционерам, бомжам или олигархам, очкарикам или дебилам. «Поход на Кремль» случился из-за того, что «частные» ненависти, обычно направленные на разных «их», вдруг суммировались. Иногда в таких случаях бабахает революция, ответственность за которую несут все — в первую голову, близорукая и безответственная власть. Иногда же беда откладывается. Но вовсе не потому, что власть являет собой образец прозорливости и ответственности. Просто усталость и безверие перевешивают отвращение от жизни и жажду справедливости (мести).

У Слаповского Красная площадь пустеет после того, как один из героев, услышав от возлюбленной, что она беременна, заходится криком «Сы-ы-ын!». (Чудо обыкновенное.) От этого крика оживает якобы убитый юноша. (Чудо почти обыкновенное — автор поминает летаргический сон, кататоническое состояние, кому и проч.) Тут-то все и вспоминают о своих личных делах, заниматься коими надлежит дома, а не на площади.

И правда, что может быть важнее частной жизни? А если она еще и честная, то большего и желать нельзя. Ага. Естественно радоваться чуду зачатия и чуду воскресения, только не оживут от того те, кого угробил (так или иначе) безумный день похода на Кремль. И причины, из-за которых якобы вдруг ошалела наша древняя столица, никуда не делись после того, как опустело предмавзолейное пространство. И речь Доктора Веба — при всех претензиях, которые к ней можно и должно выдвинуть — смысла не утратила. Увы и ах. Похмельная оторопь (и что ж я начудесил?) не тождественна умственному и духовному прозрению. Возвращение в стойло не равно обретению чувства дома. Не надо быть адептом революции, чтобы радоваться революции несостоявшейся. Отменившей себя не потому, что найден лучший вариант обустройства общества и воспитания личности, а потому что двигаться вообще некуда. Разве что в рай.