Всего лишь одна коротенькая строфа из небольшого стихотворения, но даже и в ней уже целое поведенческое мировоззрение Матвеевой: «Дружище! Не горюй, что я — без премий: / В густой толпе, где всяк — лауреат, / Неплохо: отличиться между всеми / Отчётливым ОТСУТСТВИЕМ наград!». И сразу вспомнилась история как однажды при Ахматовой стали обсуждать, кому справедливо, кому не справедливо дали Сталинскую премию. «Оставьте, – сказала Ахматова, – их премия, кому хотят, тому дают».

Но вот в стихотворении, написанном через 30 лет, Матвеева с не меньшим сарказмом пишет уже о тех, кто осуждает «принявших премию» — Они и сами добрых дел не делают, / И деспотам их делать не дают.

На первый взгляд — это достаточно «странный» сборник... С одной стороны в нём нет стихотворений, которые раньше уже не были бы опубликованы. Причём опубликованы, в подавляющим своём большинстве, даже и не в периодике, а в более ранних сборниках (в т.ч. в солидном томе в 536 страниц «Избранное» 1986 года) Новеллы Матвеевой — т.е. это не «сборник новых стихов», который бы «пробивал» сам автор... да и в целом не в её характере это было.

А с другой стороны: для 1991 года, когда издательствам «рамки самостоятельности» в формировании издательского портфеля были уже существенно расширены (хотя и стоит отметить, что этот сборник сдан в набор 18.12.89. подписан в печать 18.12.90.), для издательства подчинения Госкомиздату РСФСР (т.е. — читай: обеспеченного и полиграфической базой, и фондами на бумагу) и при цене 70 копеек на книгу автора у которого и более ранние стихотворные сборники (тиражами 20-50 тысяч) не то что «не залёживались» на прилавках книжных магазинов, а часто практически до этих прилавков и не доходили — тираж 10.000 экз. может вызывать лишь недоумение...

Видимо, что всё «просто» и это яркий пример уже начавшегося «перераспределения благ»: из плана сборник вообще выкинуть ещё не рискнули (хотя и тянули по максимуму — ровно год от сдачи в набор до подписания в печать), но обрезали тираж, чтобы что-то издать по «коммерческим ценам» и «за откат»...

Очень коротенькое стихотворение — по сути дела: всего лишь одна строфа... Но сколь точно сказано об утомительной нудности несущественных мелочей по сравнении с чем-то действительно и по-настоящему значимом и великом: «Устает мой слух, когда из крана / Капельками падает вода. / Между тем, от шума океана / Я бы не устала никогда.» — вот, собственно говоря, и всё стихотворение...

Но сколь это ёмко и красиво сказано! Вот уж действительно: краткость — сестра таланта! И у меня есть стойкое ощущение, что стихотворение-то это не столько о «неисправности водопровода», сколько о сравнении уровня творчества неких авторов начала 60-х годов...

Стихотворение представляет собой некий «авторский взгляд» Новеллы Матвеевой на творчество и жизнь Сергея Есениеа. Предшествует стихотворению эпиграф — есенинская строфа: «...Я и сам сегодня / Чтой-то стал нестойкий: / Не дойду до дому / С дружеской попойки...». Но Матвеева пытается развенчать этот «миф», созданный Сергеем Есениным о себе: «...Или вдаль не с той горы гляжу я? / Или вижу скрытое от всех? / Не сманить тому ничьей подруги, / Не пробиться да на твердый шлях, / Кто, один, / Среди полночной вьюги, / Обнимает дерево в полях...»

Можно, конечно, сказать, что это мол-де «женская логика»... Но, как мне кажется, в стихотворении больше острой боли, чем попытки найти или создать какую-то «логику»...

Александр Городницкий писал: «Помнится, в 1974 году, впервые попав в Австралию, в Мельбурн, на борту научно-исследовательского судна «Дмитрий Менделеев», и сойдя на берег, я обратил внимание на небольшой остров, темневший на горизонте напротив порта, и спросил у своего спутника как он называется. «Остров Кенгуру» — ответил он. Я вздрогнул от неожиданности, поскольку всерьёз полагал, что имя это, как и «Страна Дельфиния» — сказочная выдумка из любимой мною песни Новеллы Матвеевой. Так удивился бы человек, которому вдруг показали реальный Лисс или Зурбаган...»

Однако, (уж простите за мою въедливость) приходится уточнить, что у Новеллы Матвеевой в стихотворении «Страна Дельфиния» фигурирует всё же не остров Кенгуру, а город Кенгуру.

Вот сижу и думаю: писала ли это стихотворение Новелла Матвеева только лишь как для малышей (и действительно ли уже в современную нам эпоху?) и, что называется, некая аналогия «случайно проскользнула» на подсознательном уровне... Или это стихотворение многие годы пролежало «в столе» — ведь очччень здорово можно было во времена СССР огрести неприятностей за невинный (с сегодняшней точки зрения) финал стихотворения: «...Ладно, сказочники, грезьте! / Мы пойдём другим путём, / И, глядишь, на новом месте / Прутик СВОЙ себе найдём! — / Есть многие на белом свете прутики / Есть многие пути и перепутики...»

Думаю, что «рождённые в СССР» мои аллюзии поймут без труда!..

Стихотворение было написано, что называется, «на злобу дня»... Премьера мексиканского телесериала «Богатые тоже плачут» состоялась на (тогда ещё советском) Центральном телевидении 18 ноября 1991 года и в течение четырёх дней шёл пробный показ 8-ми первых серий — по будням, утром и вечером. После этого показ прервали, так как руководство теле-канала посчитало, что сериал не имеет зрительского успеха. Однако от телезрителей последовали массовые письма-просьбы «вернуть» сериал на экраны и показ возобновили 21 декабря. Закончился показ этого «сериального марафона» почти через год — 26 ноября 1992. «Богатые тоже плачут» стал вторым латиноамериканским сериалом, показанным в СССР — после «Рабыня Изаура» (Бразилия), который состоял из 248 серий по 23 минуты каждая.

Миллионы телезрителей следили за судьбой теле-героини, а тысячи критиков обвиняли руководство телевидения в «намеренном отуплении населения страны»... Новелла Матвеева в январе 1995 года завершила свой сонет «В защиту Марианны» строфой: «Ах! Марианна примитивна!» — бунтуют снобы. Им противно, что здесь без грязи обошлось. А запусти в них неучтиво сплошной похабщиной, — небось, в ней не увидят примитива!..»

У Новеллы Матвеевой встречаются стихи с искрой фантастической «сумасшедшенки» — как, например, и это стихотворение... А как ещё прикажете воспринимать вот такой авторский взгляд: «А по-моему, идолы острова Пасхи — / Это шахматы двух исполинов. / И один исполин подарил их другому, / Проигравшись и землю покинув. / А другой исполин, / Заскучав, перепрыгнул / В полпрыжка на другую планету / И топорных друзей своих каменноликих, / Как вчерашнюю — бросил — газету.»

А может быть — это и не просто отдельно-фантастический образ, а обыденно-фантастический образ авторской мысли в целом?.. Ведь стихотворение завершается так: «Поручусь: Иппокрена, и Пан, и Сирена / Достоверны, как сода и соя. / Чудеса не обходят меня, — / Ибо верю / (Не всему и не всем, но) / Во всё я [...] в Историю до Мезозоя / И в Поэзии чудо босое.»

Прекрасная иллюстрация на тему «особого отношения» многих «западников» к России. Вся суть этого стихотворения уже в его первой строфе: ...У новеньких историков, однако, / Бирон «хороший» и Гапон «хороший», / Харон — «хороший»... / Только русич — «бяка».

Собственно говоря, уже этой первой строфы было бы достаточно чтобы быть самостоятельным, сюжетно-завершённым стихотворением. Но завершающая стихотворение строка — сегодня актуальна как никогда: Ни свергнуть, ни лишить нас жизни вечной, / Ни заменить, ни выдумать – нельзя нас!..

Прекрасное поэтическое обоснование отношения к России многих политиканов западного мира: мол, — «Как это можно (и как это мы продремали?), / Чтоб русские... Русскую землю собой / занимали?!»

Что можно на это сказать?.. Да, господа, — прозевали! Начиная с активно раздвигавшего границы страны Ивана Грозного, которого на тогдашнем (вот уж — никак даже и близко не гуманном) Западе называли Иван Жестокий... видимо, за введённую гос.монополию на продажу за границу многих товаров, что сильно ударило по самому сокровенному месту — кошельку — тогдашних западных воротил бизнеса. Да ещё и за организацию приграничных кордон-карантинов, чтобы чума и холера с запада к нам не так вольно ходили, — ну какое-такое право имеют «восточные дикари» так нагло отгораживаться от «западного просвещения»?

И теперь — поздно пить боржоми, господа, — поезд уже ушёл!

По аналогии сразу вспомнилась песня советских времён, где гл. герой сожалел, что «еще не вся черемуха в твое окошко брошена...» Причём самое «забавное», что в реальной жизни эта самая, уже брошенная в окно, здоровенная (судя по логике текста) охапка черёмухи — бывала преимущественно варварски надрана в палисаднике того самого дома (ну или ближайших соседей), где жила эта самая «облагодетельствованная» девушка.

Однако Матвеева прекрасно понимает, что гораздо больший ущерб наносит не некий единичный случай, а то, что декларируемая любовь людей к естественной природе «убивается» массовостью вроде бы и мизерных (по отдельности) поступков массы этих же самых людей: «А вот обронили два слова / О жалости к дикой природе... / Но всё-таки, так или этак, / Сломали по нескольку веток...»

Но, как мне кажется, в целом-то речь в стихотворении вовсе и не о частном случае с черёмухой (да хоть даже и, заодно, с сиренью)... а скорее о том, что подавляющее большинство людей предпочитают ради себя-любимого подходить к любому этическому запрету по принципу: «оно, конечно, нельзя, но если чуть-чуть — то можно...»

Сегодняшние младшекласники — наверное и не поймут о чём в этом детском стихотворении речь. Да и вообще дети эпохи «шариковых ручек» (я уже и не говорю о уже выросших детях «эпохи гаджетов») наверное достаточно смутно представляют себе что это за зверь такой «промакашка»... Вот и получается, что это стихотворение — это уже своеобразный памятник «исчезнувшей вещи», а если смотреть шире — даже и памятник эпохи середины ХХ века. Ведь с какой ностальгией звучат строки и о детстве (моём тоже): «Я в первом классе кляксы ставила / И кляксы были — первый класс!», и в целом о ушедшей эпохе: «А промокашка — всё надеется / Хоть что-нибудь да промокнуть!»

Вот так ныне быстро течет время... даже и не течёт, а просто почти бесследно исчезает... И только лишь иногда какая-то строка воскрешает его в памяти... Вот уж действительно (хотя это и было сказано совсем по другому поводу): «В старину эпохи делились на века, / А теперь — века на эпохи!».»

Всего лишь четверостишие о несоизмеримости противоположностей: «Не подходи к жаровне с лейкой, / К медведю — с тёплой телогрейкой, / А к Леонардовой «Мадонне» — / С логарифмической линейкой.»

Но сколь это четверостишие кратко — столь же оно и талантливо. И вряд ли о несоизмеримости можно сказать более ёмко, но кратко!

В сборник вошли как стихи, известные поклонникам бардовской поэзии ещё в 60-70 годы, так и стихотворения, написанные буквально перед выходом сборника в свет — весной-летом 2001 года. Многие достаточно старые стихотворения были, при составлении этого сборника в 2000 году, Новеллой Матвеевой доработаны и отредактированы. Кроме этого, в сборнике достаточно много перво-публикаций стихотворений написанных в прошлые годы и или публиковавшихся лишь в периодике, или вообще не публиковавшихся никогда.

Совсем коротенькое стихотворение — буквально шесть строк... но в нём квинтэссенция того блистательно-великолепного сарказма, которым в полной мере обладала Новелла Матвеева...

И ведь, действительно: с точки зрения того, что (обычно со снисходительной усмешкой) называют «женской логики»: Адам — стал недавно «ущербным инвалидом» и рассудительной женщине нужно трижды подумать прежде чем связывать жизнь свою с человеком, у которого не хватает ребра! Какая уж тут может быть «снисходительная усмешка» — ведь Еве надо «строить свою судьбу», а альтернативы-то ведь, кроме Адама, никакой и нет)))

Это очень философское стихотворение... в котором «Неизвестные художники Европы / Пишут красками на хмурых мостовых...» Для чего? Ведь эти картины «...и те, что хороши, и те, что плохи, / Пропадают после первого дождя...» — это ведь сродни какому-то мазохизму над своим же творчеством... А может быть художники так работают ради «быстрых» (хоть и небольших) денег — ведь хоть кто-то же иногда и за это асфальтовое творчество «...платит живописцу за картину / Либо просто подаянье подаёт...»

И тут Новелла Матвеева делает парадоксальное предположение, что так художник работает чтобы его картину — в которую он вложил свою душу — «...ничьи её ручищи не схватили, / Хоть ножищи по её лицу прошли. / Много раз за ту картину заплатили, / Но купить её ни разу не смогли!» Хотя, конечно надо сказать, что это стихотворение было написано ещё в эпоху до-цифровой цветной фотографии, фотошоп-редактирования с поворотом картинки под указанный угол и больше-форматных цветных принтеров... Так что в наши дни — приглянувшуюся «картину на асфальте» богатенькие туристы уже вполне могут повесить себе-любимому на стенку.

Ещё одно стихотворение, читая которое я никак не могу избавиться от мысли, что оно было написано и вовсе не для детей, и совсем не в последние годы жизни Новеллы Матвеевой... Или это моя паранойя нашептывает, что это «стихотворный привет» ещё из эпохи аж до «перестройки и гласности»:

«Выпрашивая пайку, / И, снизу на хозяйку / Подняв мордоворот, —

Не думайте о грустном, / А думайте о вкусном, — / Сказал трёхцветный кот —

Подумайте о вкусном; / О пирожке капустном, / О косточке мясной...

Мне супчику налейте, / И о плохом — не смейте / Беседовать со мной!»

Ну вот стойкое у меня ощущение (или всё таки паранойя?) что этот текст пролежал «в столе» ещё с тех времен, когда всё в информационном поле происходило как в старом анекдоте-байке про рождение соц.реализма, когда короля (горбатого, с огромным бельмом на глазу и с ногами сильно-разной длинны) изобразили на парадном портрете в профиль, верхом и в развивающемся плаще — вот так и родился «метод» соц.реализма, который и не отрицал (ни в коем случае!) «неудобных» фактов, но и «скромно» обходил их стороной...

Да и про «пайку» — как-то тоже «в эту строку»... Или это всё же уже времена «нынешнего царствования»? — кот-то ведь почему-то именно трёхцветный...

На первый взгляд: удивительно, что стихотворение, впервые опубликованное ещё в 1967 году, было повторно издано лишь почти через 50 лет — в 2014 году... Думается мне, что «чиновники от литературы» эпохи СССР сразу почувствовали, что хоть речь-то в стихотворении идёт всего лишь о ставшей ненужной кукле, но сразу появляются некие аллюзии о ставших никому не нужных людях...

Ведь 1967 год — это время окончательной заморозки «оттепели» и при этом со всех экранов телевизоров (а именно в 1967 году было завершено строительство Останкинской телебашни) вещалось, что с «волюнтаризмом» в стране окончательно покончено и полу-вековой юбилей Советской власть — это предпоследняя ступенька на пути человечества к коммунизму... А тут вдруг всенародно уже любимая поэтесса «скатывается» в недопустимо-упаднический «декаданс»...

И завершающие стихотворение строфа «Я службу свою отслужила. / Мне нет избавленья от пыли./ Хозяйка меня позабыла: / Ей новую куклу купили!» — это ведь может читаться впрямую как о проживающем тогда на казённой даче «пенсионере союзного значения», совсем ещё недавно именуемом не иначе как «Дорогой Никита Сергеевич!»... Ну как такое можно было допустить, когда у страны уже появился новый «Дорогой...«!

Естественно, что Новеллу Матвееву никак нельзя отнести к авторам-фантастам... Но (даже если и забыть, что поэзия сама по себе — вещь достаточно фантастическая) в стихах Матвеевой порой встречаются строфы полные «космического романтизма». Как, например, вот это самое — всего-то в две строфы — и, да простит меня Фантлаб-регламент на спойлеры в отзывах))), я не удержусь привести его полностью:

Луна спустилась прямо в снег. / Луна купается в снегу! / И если я возьму разбег. / То к ней вплотную подбегу!

Я на подножку к ней вскочу, — / Она поднимется потом, / И я на звёзды улечу / На этом шаре золотом.

Есть хиппи, а есть (по определению Матвеевой) — хиппиоты... Хиппи, опять же по её определению, — «как в небе стрижи, земной убегая заботы не верят ни правде, ни лжи». Хиппиоты же — «зная, сколь бедные святы, всё пробуют в нищих пожить, искусственные заплаты к богатому платью пришить». И как окончательный диагноз от поэтессы: «мечтательные нувориши, гаврошами вам не бывать... ведь тот кто гаврошеством грезит, тот должен быть сам бедняком»...

Надо сказать, что Матвеева явно старается в этом стихотворении не только «отделить овнов от козлищ», но и развенчать сам романтизм хиппи. Но вот, если с козлищами-хиппиотами тут всё «расставлено по местам», то к романтизму хиппи — всё же чувствуется некая авторская благосклонность: «чувство, что юноши правы, от общества в ночь уходя»...

И вроде бы уже ушло в историю то, что в 60-х было действительно «протестное движение» хиппи... да и хиппиотство на Западе уже осталось практически лишь в виде «многолюдных коммерческих пикников». Но, как повелось с петровских времён, — в России всегда найдутся подражатели. И молодые (и не очень молодые) люди, отнюдь не нищие, но в заношенных (якобы) до рванья на коленях джинсах — вот те самые хиппиоты (хоть и с противоположенным знаком: «могу себе позволить купить фирмОвые джинсы и тут же их изуродовать») о которых Матвеева писала ещё 40 с гаком лет назад, в далёком 1976 году...

Блистательная пародия на песенку «Пять минут» из кинофильма «Карнавальная ночь», написанная Новеллой Матвеевой в январе 1957 года. Тут и про пьяницу-драчуна, и про экзамены и студента, и про мужчину-ветреника и даже про фабрику «Скорый труд» — производящую каждые пять минут новую пару резиновых бот, служащих в дождь те же самые «пять минут».

И ещё одно короткое, полное блистательно-великолепного сарказма, да ещё и созвучное отношению многих админов Фантлаба (и, в частности, — creator«а) к букве «ё» — что и не грех (без размусоливания тут сути стихотворения) просто привести его в отзыве полностью: «Куда девалась буква «ё»? / Кто утаил от нас её, / Тогда как «е» — уж лезет горлом? / Мне не хватает «ё» одной, / Чтобы шедёвр искусств иной / Не ПЕРЛОМ называть, а ПЁРЛОМ!»

Поэзию Новеллы Матвеевой, начиная с ей «веховой» публикации подборки стихотворений «Где никогда не лечь музейной пыли» в газете «Комсомольская правда» 1 ноября 1959 года, когда молодая поэтесса стала известна на всю страну, — и газеты, и солидные «толстые» журналы публиковали ежегодно и с большим энтузиазмом. Вот только почему-то прекрасное стихотворение-песня, начинающаяся грустной, до безнадёжности, строкой: «Любви моей ты боялся зря...», песни которая с 1964-1965 года звучала у бесчисленного количества туристических костров и переписывалась в тысячи «девичьих» песенников... — стала для издателей периодики почему-то как persona non grata...

Видимо, эта очень «личностная» песня была посчитана адептами социалистического газетно-журнального реализма чересчур декадентской. И лишь почти через 20 лет, после написания стихотворения, оно наконец-то было впервые опубликовано... в журнале «Крестьянка». Наверное «чиновники от культуры» решили, что это совсем не читаемое «лицами, склонными к декадансу» издание, а широким массам сельских тружеников — оно будет «глубоко чуждо». Видимо, чиновничья логика была такая же как при публикации в 1988 году ерофеевского «Москва-Петушки» в журнале «Трезвость и культура»)))

Молодость, экспедиция, вечерний костёр и песня, которую мы пели на три голоса, знать не зная, что написана чудесная песня Новеллой Матвеевой. Теперь я знаю, кто автор песни, вот только петь её мне приходится в одиночестве.

Не знаю, как воспримут этот гимн люди, уныло кушающие пресное. Но я-то огнеед, для меня каждая строчка этого стиха, как горошина перца, раскушенная во время еды.