Совершенно неожиданно «проглотил» этот рассказ по пути на работу — в такой же НИИ, где работает протагонист. Простая, и вместе с тем, хорошо написанная история в позднесоветских декорациях — каким-то загадочным образом задевает струны души. Возможно, тут отчасти играет роль сопоставление себя с героем и его вопросами — которым также уже за тридцать, и все же нельзя отрицать магию текста этой светлой советской притчи.

Через типичных для эпохи рутинных персонажей, через описание приятно-знакомого и сладко-уютного быта, Маканин задаёт читателю-обывателю сложные духовно-философские вопросы, которым, казалось бы, нет места в этой заурядной житейской действительности. Отвечать на которые, впрочем, придётся и персонажам, и автору, и читателю — и не обязательно ответы будут одинаковы.

Отличный рассказ.

Ну это никакой не роман: пьеса в трех действиях с ограниченным кругом лиц, достаточно далекая от Чехова и, в общем, скучноватая. Первая сцена вполне себе и главным украшением является разоблачение объевшимся мальчиком демократа-стукача в ходе демократической же пьянки. Дальше хуже: и сестры так себе и карикатурные демократ-политик и музыкант не впечатляют. Излет манеры «Стола» и «Андеграунда» плюс тема стукачества — вот и все. Ни запоминающихся реплик ни межрепликового стиля в книжке нет. Надежды на возрождение Маканина из пепла снова впустую

Кандинский-то как раз и ни при чём

Сначала не понял, отчего это вдруг текст романа чеховский. Но потом по мере чтения въехал — более всего структура этого романа напоминает как раз таки драматическое произведение в трёх частях и нескольких явлениях, с ограниченным количеством персонажей, с минимумом перемен по месту действия, с вполне театральным реквизитом, с обилием моно- диа- и прочих логов. Т.е., коснись делать из этого романа пьесу и ставить её на сцене, так и переписывать ничего не нужно, разве что можно сократить некоторые реплики автора или подрезать внутренние монологи героев, которые как бы и не монологи, а просто внутренняя жизнь без слов.

В драматическую основу сюжета заложены случаи такого явления, как стукачество и доносительство. Причём речь идёт не о криминально-уголовном доносительстве, а именно о стукачестве органам КГБ. И Маканин не пытается подобно Солженицыну широко и вглубь охватить это сомнительно качества явление, но берёт в рассмотрение совершенно конкретные случаи, представляя их читателям последовательно в художественной форме.

В первом случае мы знакомимся с молодым набирающим популярность политиком городского масштаба (однако город-то не менее как Санкт-Петербург), метящим накануне выборов в городское заксобрание, а там может судьба и предназначение выше вывезут. И наш молодой герой вовсю пышет изречениями и страстными речами, горячительными лозунгами и афористичными призывами. А потом вдруг оказывается, что он являлся автором ряда объяснительных записок в комитетские компетентные органы, и сам факт вот такой неслужебной невольной переписки с КГБистами ставит его на одну доску с прямыми стукачами. Исход понятен — отторжение и изгнание.

Во второй части романа, втором акте нашей драмы, героиня книги встречается уже с другим — молодым и горячим сердцем музыкантом. Музыка этого молодого таланта и его группы не является массово-популярной, однако, будучи андеграундной, в представлении самих музыкантов является вполне революционной (напомню, что речь идёт о 90-х годах прошлого столетия). А затем по мере раскручивания сюжета мы вместе с друзьями-коллегами молодого музыканта-бунтаря узнаём о некоем неблаговидном его поступке, и вновь следует отторжение и изгнание.

А в третьем акте появляется новый герой-персонаж — отец изгнанного музыканта, так и несостоявшегося супруга героини. И вновь мы сначала присутствуем при едва ли не апофеозном пребывании нового героя в нашей компании из двух сестёр, а затем вдруг и тут узнаём некие новые неприглядные обстоятельства.

Читать всё это дело в общем-то несложно, хотя вот такое слияние прозаического произведения и драматической его фактурности не лучшим образом сказалось на качестве его литературной основы.

А если говорить о сути рассматриваемого Маканиным социального явления, то книга эта прочно принадлежит тому времени, о котором она нам и повествует, т. е. 90-м годам века XX. И потому для любителей литературы того времени конечно же будет представлять интерес. Равно как будет любопытна для почитателей творчества Владимира Маканина — в этом качестве как раз и выступает ваш покорный слуга.

https://kobold-wizard.livejournal.com/937387.html

После крутого романа «Андеграунд, или Герой нашего времени» повесть «Где сходилось небо с холмами» еще сильнее укрепила авторитет Маканина. Мне понравились его притчи, свободные от исторической перспективы и больших обществ. Герои Маканина живут в маленьких мифологических мирках. В Андеграунде была московская общага, а в повести — уральский рабочий поселок в три дома.

Главный герой «Холмов» — известный композитор, родившийся в глубинке. Все его детские знакомые работали на одном заводе, а вечерами собирались во дворе. Они вместе справляли свадьбы и поминали умерших. Ведь на заводе часто случались аварии, и последующие похороны впились в память мальчика. На них он вливался в общий хор со своим детским голосом. Над горами разливались задушевные местные песни. Получалось так здорово, что в итоге заводчане направили его в Москву учиться музыке.

Он сделал себе имя, построил семью, наладил быт. В памяти же всплывали песни детства. С его помощью их темы звучали из приемников по всей стране. Тем горче композитору было слышать, что в поселке поют все меньше. Постепенно в нем разрасталось чувство вины, будто, уехав, он обобрал поселковых рабочих, унеся с собой и голос, и музыку.

В редких эпизодах появляется его слабоумный сверстник, которого заводчане гоняли с посиделок, чтобы не портил песни своим мычанием. Наверно, так и зародилось в главном герое чувство, что именно благодаря музыке его принимают в общую поселковую семью. Заезды на родину, редкие разговоры с земляками, непонимание домашних разбередили комплексы у героя-сироты. Через всю повесть проходит мрачная растительная тема. Хрестоматийные народные корни превращаются в вампиров, вытягивающих жизненную силу из родной земли. Главный герой не только не может сохранить привычный и столь дорогой его сердцу уклад, но губит тот мир. Ведь односельчанам проще включить приемник, из которого послышатся его шлягеры, чем петь самим.

Итого: Образы туго скручены. Повесть можно толковать, как с мистической почвенной точки зрения, свойственной главному герою, так и с фрейдистской — мол, история рассказывает о невротической личности и ее мучениях от детских травм. Для однозначных решений история Маканина не подходит.

https://kobold-wizard.livejournal.com/876439.html

Зубы вонзаются в податливую плоть. Тяжелый запах разрывает тебе нос, но ты не можешь остановиться. Надо успеть, потому что скоро падаль совсем затухнет, и эта роскошная куча мяса привлечет своим запахом мелких, вечно голодных тварей. Пока же только ты забрался сюда, в самую чащобу, и с честью первооткрывателя наслаждаешься полным обладанием над этой темнеющей мохнатой тушей, сочащейся темной кровью, пачкающей голодную морду, дорвавшуюся до такого сокровища…

По переполненной московской общаге на переломе эпох шагает небритый и пьяный мелкий бог. Бес. Он – антагонист старой системы, теряющий свой смысл после ее распада. Ему по старой памяти исповедуются инженеришки, работяги, бомжи и шалавы, расселенные по кв метрам этого неуютного здания. Они видят его в тусклом ореоле былого величия. Хоть все это величие и состояло лишь в терпеливом, унылом сопротивлении духа. Ну и в том, что он, пусть нищий, но наследник Золотого века русской литературы. Писатель, которого никогда не печатали. Бес из Андеграунда. «Своим скромным умишком она как-то слишком быстро смекнула (вдруг почувствовала), что я ниже ее, если мерить меркой грубо, то бишь социально. Падшая (в классическом смысле), она всего-то пала на землю, низко, у самых ног. Я же, если сравнивать, был андеграунд, был под землей, был слишком сам в себе – вот, что ее, с ее недоопытом, настораживало».

Теперь же, с развалом Советского государства, этот андеграунд потерял былой смысл. Он медленно погибал в отсутствии духовного сопротивления Системе. Недолгое время Нови демократов первого призыва, отдельных АГ-шных деятелей выталкивали на передний край как пострадавших в брежневском застое. Остальные же так и продолжали ворочаться там, в подземелье, теряя себя и дальше. Маканин подметил интересное явление: для таких людей сам развал Союза мало, что изменил. Они ощущают движение окружающих масс, но сами движутся все так же, по инерции, стираясь от трения. Наравне с Пратчеттом и Гейманом Владимир Маканин написал своих «постсовестских богов», в которых прямым текстом проговаривает: «Не физическое насилие, не мордобой, а отсутствие своей норы – отсутствие места, куда уйти и… их любви. Жизнь вне их – вот где неожиданно увиделась моя проблема. Вне этих тупых, глуповатых, травмированных и бедных людишек, любовь которых я вбирал и потреблял столь же естественно, незаметно, как вбирают и потребляют бесцветный кислород, дыша воздухом. Я каждодневно жил этими людьми (вдруг оказалось). «Я» пустив здесь кори, подпитывалось».

В начале отзыва я попытался передать ощущение от чтения маканинского текста. Назвать этот процесс приятным у меня не поворачивается язык. Автор настойчиво делает этот текст физиологически неуютным, и в то же время парадоксально легко читаемым. Без малого 1000 страниц электронной книги затягивают, не имея при этом никаких привычных качеств литературного фастфуда: тут нет ярких персонажей, нет как такового сюжета, нет подпитки ненавистью к коммунистам и демократам. И определить, что же именно здесь есть, что делает этот текст притягательным, мне тяжело. В первую очередь приходит на ум незабвенное:

«- А мне иногда с помелья, прям хочется какую-нибудь, знаешь, гадость съесть. Вот этот, чебурек, или эту, сосиску в тесте. А еще вот этот, беляш! Такой жирный, промасленный весь. Вот прям хочется, не знаю, почему так?

- Может, потому что ты мудак?

- Да? Я как-то не подумал. Хорошая версия, многое объясняет».

С другой стороны, как Михаил Елизаров в своем сборнике «Мы вышли покурить на 17 лет», Маканин говорит о людях на дне тех, кому редко теперь дают слово и уж тем более, просто не слушают. Писатель-математик погружается в столь близкую бездну с той отстраненностью, которая позволяет находиться там без ощущения, что душа рвется на части. Высокая физиологичность подачи, в части запахов, цветов, неминуемых болезней, секса постаревших и уставших людей соседствует с достаточно бережным отношением к читателю в части моральных вопросов. Главный герой, как истинный бог, обладает должной долей незлобного цинизма, который не дает ему быть затянутым в водовороты окружающих трагедий. Ведь каждый из жителей общежития имеет свою, достаточно тяжелую, судьбу. В первой части книги писатель знакомит с некоторыми из них, давая понять, с каким контингентом придется иметь дело. Все это позволяет рассматривать данную незнакомую часть мира, словно из батискафа, не опасаясь за свое здоровье и жизнь.

Судя по чужим отзывам, текст хорошо передает дыхание постперестроечного времени. Маканин смог сконцентрировать восприятие той эпохи перемен с травлей советских аппаратчиков, эйфорией первых демократов, обнищанием и без того нищих граждан, истерикой приватизации и постепенным выстраиванием нового непонятного государства. «Значило и время: демократы, первый призыв, уже линяли, не сумели они, так и не дотянулись, косорукие, до тех рычагов и рычажков, колес, шестеренок, какими делается в России реальная власть. Держались пока что инерцией, но себе в помощь (к ржавым рычагам) они уже звали кой-кого из сросшихся с прошлым. … Пришел их час: ползучее возвращение, когда новое обновлялось старым». Здесь нет еще того азарта, про который любят теперь вспоминать некоторые выжившие коммерсанты и политики. Зато есть описание судеб тех людей, кто не выжил и о ком теперь некому вспомнить.

Итого: Темнеющая туша, которая отпугивает тяжелым духом мертвечины. Тем же, кто не отпрянет, достанется срез памяти, который откроет еще одну сторону перерождения советского человека в постсоветского. Это перерождение было связано с гибелью верований советской Атлантиды, еретиком в системе которых является главный герой. Людям стало не до того. Спустя пару лет те верования смыла волна переводного западного чтива. Теперь уже редко вспоминают о тех книгах, которые опубликовали в 80-е годы, чего уж говорить об авторах, которых даже не напечатали?

Странное произведение. Особенно странное для меня, 42 года прожившего в Грозном и пережившего там войну.

Понятно, что писал Маканин не о Чечне. И даже не о войне в целом. А о человеке на войне. Но для исследования тему надо представлять хотя бы приблизительно. А действительность. описанная Макиным, полностью искусственная, высосанная Маканиным из пальца от начала и до конца под свои потребности.

Какие сотовые телефоны в первую чеченскую? Какой сотовый (работающий!) у Дудаева в 1994? Бензин развозится в бочках! Почему-то он очень нужен чеченцам, когда даже в 95-м его запросто можно было купить на многочисленных самопальных заводиках. Кто такй Жилин? Зам по тылу? Судя по тому, что знает его вся Чечня это зам по тылу всей ОГВ. то есть генерал. Но тогда все его действия — фантастика. А если полка — то не велика шишка, не знали бы его везде и все.

Между Ханкалой и Грозным нет Сунжи, она вообще не там протекает.

И полный атас — Жилин умеет по внешнему виду отличать ингушек от чеченок!

Я бы отнес жанр романа не к реализму, а к сказке. Тогда все хорошо.

Рассказ (или отрывок) повествующий о жизни начальника над рабочими (в том числе приезжими эмигрантами) в суровых условиях 90-х... Атмосфера передана до «чернушности» жутко, местами тошнотворно становиться от отсутствия принципов у ГГ и какого либо уважения к себе и другим. Но рассказ цепляет! Может быть и со знаком минус, однако запоминается и врезается в память. Несколько выбивает из «зоны комфорта». Если всё вышеперечисленное не пугает — вперёд читать. Интересно какое произведение могло родиться из такого отрывка...

Несколько даже и постыдная книжка. Велик соблазн отождествить выбор персонажа — старого лунатика-эротомана, который бродит по дачам и все норовит заскочить в с постель к дремлющим молодухам — с сенильностью автора, но параллельно писался Асан, который за много ругали, но никак не за старческую беспомощность. При легитимности традиции патологии олитературивать и выдавать за высокую болезнь, центральный персонаж получился какой-то бесцветный и неимоверно условный даже и в объеме потенции. Мера условности автором пройдена и в количестве всяких якобы с вариациями пригожих и красивых дам, которые привечают старого козла. Совершенно их не отталкивает запах старого и преющего туловища, процессы распада на уровне физиологии — небрезгливые до крайней степени. У меня вот сценка с расстрелом Белого дома, куда повествователь прибыл с очередной молодой кралей, определенное отторжение вызвала — все опять через пол, а уж выстрелы антуражем. Возможно, что-то розановское, плотняное автор и ухватил, а все же сильно уступает Андеграунду, вялый извод с таким же центральным одиночкой — ходоком по бабам. Отдельные сценки, психологические находки, второстепенные персонажи, реплики внутрисемейные цепляют — автор очень зоркий, но от роман, который на самом деле сборник рассказов, печатавшихся самостоятельно по толстым журналам, осталось ощущение натужности и некоторой маразменности.

Вероятно, лучший роман Маканина, в котором авторская зрелость и наблюдательность, сложившаяся манера позволили добиться сильного эффекта. Формально- странствия по низам социума ( общежитие и психушка) рефлексирующего принципиального аутсайдера, который, при всех достоевских аллюзиях совершенно не склонен к смирению,психическим аффектам и ближе всего к героям Азольского. Роман собран из мини-повестей с центральными наблюдаемыми, которые разнятся, сменой событий-мест-декораций . Стилистически очень плотная и компактная проза ( что-то среднее, допустим, между Трифоновым и (1) Розановым). Еще и брат Веничка в психушке со времен совка — понятно, куда аллюзия. С десяток запоминающихся сочных вкусных персонажей, модификации «бедных людей» на изломе совка. Маканин совершенно не испытывал иллюзий относительно грядущего постсоветского расцвета общества — в душном смрадном и ущербном социуме ничего не поменялось и, понятно, что автор избрал психушку и общагу как вполне себе репрезентативный срез. Центральный персонаж с его несусветной гордыней достаточно амбивалентный тип ( в области сексуальных предпочтений — обиженные, обязательно слабые и никчемушные бабы — даже несколько и патологичен, но эта как-раз патология возникла по линии увлечения литературой и Достоевским).

Тот случай, когда читать и лакомиться нужно неспешно, отдавая должное степени концентрации и плотности текста. Ране читал лет пятнадцать назад, перечитал куда как с большим удовольствием. Работа ручной выделки, шедевр.

Ну вот не понравился мне этот рассказ! Уж очень он литературный, правдоподобный по виду, но с жизнью не связанный (как и вся проза Маканина). Чеченская война, русские солдаты берут в плен чеченского вьюноша (красивого как бог) — он им оказался нужен как заложник. Тащили его за собой, ГГ — боец Рубахин его местами на себе тащил и заботился как о младшем брате — а потом удавил сгоряча (неудачно в засаду попали, надо было тихо сидеть).

В общем, все странно. А поверх всего — яркие пышные пафосные и абсолютно ненужные описания гор — все это идет за философский фон и метафизику.

Вторая Чеченская. ГГ — главный по топливу на военной базе. Человек симпатичный, даже хороший в чем-то: кутит коррупционные схемы, со всеми дружит, ото всех ему респект и уважуха.

Написано хорошо, но как-то неубедительно. Майор, который сам ворует а с начальством не делится? Схему он понимаешь придумал... Честный коррупционер. Голубой воришка. Культовый герой российской культуры....

При этом автор так и не удосужился сообщить, что в Чечне таки добывают нефть, так что его байки о продаже бензина чеченцам как-то не убеждают.

Но написано хорошо, читается на одном дыхании — этого не отнять.

Казалось бы,повесть построена вокруг стандартного для молодежной оттепельной прозы сюжета: социализация начинающих взрослую жизнь студентов, их инициация в дружбу, любовь, карьеру, поиски своего предназначения и т.д. Но уже с самого начала автор избирает нестандартный ход: он ведет повествование не от лица сильного, а от лица слабого персонажа, остающегося всегда на вторых ролях в этих самых дружбе-любви-карьере. Постепенно нарастает ощущение тревоги (угроза новой мировой войны), не свойственное литературе начала 60-х, в которой доминирует вера, надежда, мечта. И лишь в самом конце становится понятно, что стандартный оттепельный сюжет — лишь наживка для читателя. На самом деле перед нами разворачивается не история успеха молодого героя, а история поражения. Да и сам герой — не герой вовсе, а лишний человек. Типичная оттепельная тема строительства будущего и наслаждения настоящим «съедается» погружением героя в свое прошлое — военное детство, не дающее ему стать полноценным «новым человеком» «нового мира». На этой повести, написанной в 1965 году, как мне кажется, и заканчивается оттепельная литература, переходя уже в какую-то иную фазу развития.

Роман Маканина можно воспринимать как некий итог эволюции образа советского интеллигента. Например, у раннего Аксенова и Трифонова, да и вообще у писателей 60-х годов интеллигент — активный носитель рациональных идеалов, способный изменять мир к лучшему. В 70-е, у того же Трифонова, интеллигент — по прежнему носитель идеалов, но уже не совместимых с реальностью конформизма, обреченный на поражение. В ранние 80-е у Маканина интеллигент — существо, одержимое уже не идеалами, а некими иррациональными силами; волей не столько к истине, власти, любви и жизни, сколько к смерти и разложению, которая исключает человека из нормального общества и реальности как таковой. Еще один шаг — и мы получим Сорокина и Масодова, у которых иррациональное будет не исключено, а вплетено в ткань обыденной жизни, рациональной на поверхности и абсурдной изнутри.

Жёсткая социальная повесть с острым сюжетом и интересно проработанным фоном. В передаче психологии героев Маканин не силён, ему больше удаётся показ персонажей через действие, но тут, в «Старых книгах», он прокололся: совершенно непонятно, почему герои поступают так, а не иначе. Мотивировки не то чтобы слабы, а просто отсутствуют. Сначала Светик описана очень убедительно, но довольно быстро становится непонятно, откуда у неё административная хватка — она слишком быстро въезжает в ситуацию. Почему Маканин описал её именно такой, ясно из тогдашнего интеллигентского фольклора, демонизировавшего «понаехваших» в столицу провинициальных девочек. «Лимитчицы» были кошмаром всех интеллигентых мам, и Маканин не без изящества сыграл на этих страхах. Но ирония автора слишком ненавязчива, а в результате «Старые книги», при всей динамичности и завлекательности показа технологий «черного рынка», оставляет ощущение некоторой сухости и схематичности.

Шедевр, одно из лучших произведений русской литературы не только за ХХ век.

Объяснения происходящему в повести множатся по мере размышления над текстом и создаётся впечатление, что автор все возможные трактовки учёл. То есть, повесть безупречна с интеллектуальной точки зрения. Но, кроме того, это поразительно впечатляющая (впечатляющая своей блёклостью) картина жизни на окраине — на Окраине во всех смыслах слова, от административного до философского. Герои — живые (или кажутся таковыми), но вы не можете сказать, положительны они или нет. Как в жизни. Но при этом Маканин настаивает, что описанное в повести не «как в жизни», что это развёрнутая метафора удела человеческого, чистая поэзия.

По сути, герой крадёт душу своей малой родины, воплощая её в искусстве — и это делает его художником, но на родине иссякает то, что делало её живой и настоящей. Песни, вернувшись в народ уже в качестве массовой культуры, делают народ бесплодным, неспособным на творчество. Но, с другой стороны, народное творчество сиюминутно, оно рождается и тут же умирает, если его не зафиксировать, оно просто исчезает. Так кто герой — вампир или спаситель? Маканин отказывается отвечать на этот вопрос, честно выдвигая агрументы за и против.

Очень интересная повесть, сочетающая в себе несколько сюжетных линий, фантастические элементы и любовный сюжет.

...60-е годы прошлого века. Главный герой еще со студенческих лет пробует себя на писательском поприще. Тем более и сюжет есть — его отцу часто снится один и тот же сон « с продолжением» — о необычной судьбе мальчика Леши, который еще в царской России пристал к артельщикам — золотоискателям. Леша — парень необычный, он чувствует те места, где под землей находится золото, чем и пользуются различные авантюристы...

В повести пересекаются современная и старинная линии повествования. Больше, однако, уделено внимания главному герою, честолюбивому молодому человеку, который стремится в жизни не отстать и все успеть сделать: найти себя, обрести дом и любимую женщину, стать писателем, выпустить книгу. Но далеко не все удается: в жизни все сложно, и девушка Лера уходит к другому, и книга никому не нужна...

Интересная, хотя и не бесспорная фантастическая повесть. Действие ее происходит в далеком XXII веке. Войны и конфликты прекращены, человеческая жизнь объявлена высшей ценностью. Животных тоже не убивают из гуманных побуждений, мясо синтезируют из различных веществ. Некий молодой человек из Москвы послан в командировку на какой-то испытательный комбинат, чтобы внедрить в производство созданный им узел АТм-241. И он поражается увиденному — скот ( в данном случае коров) продолжают тайно уничтожать ради получения мясных продуктов. У молодого человека появляется подозрение, что его отсюда не выпустят, он становится заложником тайны и вечным узником этого закрытого и охраняемого предприятия. И он решается на побег....

Повесть удивительная, написанная отличным маканинским языком; она порождает споры и дискуссии, так как тема ее актуальна до сей поры.

Самая впечатляющая часть книги — милая, добрая и грустная повесть «Безотцовщина» — о бывших детдомовцах, шагнувших во взрослый мир.

Главный герой Юра Лапин, старший из всех. ныне — работник прокуратуры, жертвует своим временем, личной жизнью, здоровьем, средствами, но продолжает опекать своих товарищей по детдому. У многих складываются судьбы не всегда хорошо, даже трагично, и главный герой не жалеет сил, чтобы все исправить.

Он помогает товарищам, принося себя в жертву, но сам остается на всю жизнь одиноким человеком.

Читалось и грустилось — что же будет теперь с Лапиным, когда все его ребятишки, так или иначе, ушли? Ради чего теперь он, пожертвовавший всем ради них, будет жить? Хорошая книга.

По духу напомнило повесть «Курьер» Шахназарова — тот же молодой непокорный язвительный и всепобеждающий задор главного героя. В мире, который сам уже не молод и чересчур серьезен. Интересно, что осознаётся это уже «на втором дыхании», когда, по большому счету, и сам уже не хочешь и не можешь...

Роман написан в самом конце прошлого века, хотя, как подумалось только что, вызрел, наверно, ещё на стыке 80-х — 90-х. При чтении случилась странная штукенция.

Начинал с некоторым усилием — давно знаю, что автор не совсем мой, прыгающий слог, слегка дурашливо-придурковатый; в предложениях не хватает то сказуемого, то подлежащего. Многословен, много всяких рефлексий. Рассудком отмечал, что сконструирована книга неплохо. Если это и реализм, то исключительно фантастический, как у Достоевского. Главный герой, опустившийся бывший писатель Петрович, собственно, тоже потомок героев Фёдора Михайловича, того парадоксалиста, что умствовал у себя в подполье. Этот не только умствует, но и совершает разные деяния, далеко не всегда хорошие.

Не мог и не отметить, что Маканин умеет зацепить за живое. Сразу как-то царапнула история про семейку, в которой мамаша по своей дурости потеряла годовалого ребёнка. Судьба брата главного героя залеченного в психушке бывшего художника Вени тоже как бы наждаком по чувствам прошлась. А вот описанию первого преступления не поверил — слишком умственно, слишком много слов. Хотя то, как преступление расследовала милиция, вернее, не расследовала, показалось очень интересным.

И однако на той главе, что описывала изгнание Петровича из общаги, случилась метаморфоза. То ли я настраивался, настраивался на чтение и наконец настроился (вчитался, как говорит Веллер), то ли перенастроился сам поток повествования — он меня вдруг подхватил... Детали, подробности — перестали скрежетать в моём восприятии железом по стеклу. Всё было удивительно на месте, всё было потрясающе в строку!

Да он переплюнул Кизи с его кукушкиным гнездом! — восклицал я мысленно. И ещё что-то... Я изо всех сил сочувствовал герою — чтоб он не сдался, не сломался, не впал в раскаяние, не выдал свои преступления, признание в которых так злобно пытались вырвать его враги...

А потом я восхищался хитростью новоявленного бизнесмена Ловянникова, обдурившего всех, в том числе и Петровича, — и опять-таки ради того, чтобы только не перестать уважать себя!

Да, я отметил, конечно, массу аллюзий на русскую классику, и не только девятнадцатого века, в том числе и в названиях глав: Новь, Квадрат Малевича, Палата номер раз, Двойник, Один день Венедикта Петровича.

И я опять думал над тем, что писатель сумел вот так трезво взглянуть на нашу действительность ещё в конце прошлого века. Честное слово, вспоминая себя тогдашнего, я думаю, даже несмотря на пережитый (вместе со всею страною, конечно) дефолт, как я был наивен! И прекраснодушен... А Маканин, он — нет... И в 97-м он был и не либерал, и не демократ, и уж конечно, не ура-патриот... Смотрел на жизнь зорко и сурово.

Этот роман изменил моё мнение об авторе. Раньше проза Маканина казалась мне какой-то ходульной, даже косноязычной. «Асан» написан очень живо, с огоньком, как сказал бы герой Солженицына, со смефуёчками, и посему читается очень легко. Это несомненное достоинство романа, хотя и не уверен, достаточно ли его, чтобы считать присуждение премии Большая книга в 2008 году заслуженным. Ведь речь-то идёт о чеченской войне. Вот тут начинаются сомнения и вопросы.

Автор, наверно, удачно взял такой несерьёзный тон. Это позволяет ему не впадать в пафос и одинаково запанибратстки описывать и горцев и российскую армию. И те и другие – далеки от идеала. И те и другие делают на войне бизнес… Федеральные части – в изображение Маканина (да и в действительности) – ещё и охвачены разложением…

ОбложкаГлавный герой романа, он же основной рассказчик, майор «Сашик» Жилин (у него ещё был друг Костыев – из чеченцев – ничего не напоминает?), а ещё он – Александр Сергеевич (опять же ассоциации), а ещё, в чеченской скороговорке, Асан (имя принадлежит древнему воинственному кровожадному божеству) обделывает делишки на поставках ГСМ. И российской армии, и чеченцам, не только правильным, но и сепаратистам. А также он наваривает определённые деньги на выкупе из плена русских солдат. И не только солдат. Он пытается поучаствовать в вызволении из зиндана известной журналистки (имя не названо, но и без того понятно – Елены Масюк). Не получается, раздутая СМИ вокруг судьбы «акулы пера» истерия подбрасывает размер выкупа к 2 млн (у.е.).

Кстати, эпизод этот может вызвать противоречивые чувства (да уже вызвал), — больно уж живописно подан, с подробностями… Но считаю, правомерно. Почему про бедных солдатиков, правдами и неправдами пробирающихся в свои части после разгрома их автоколонн бандитами (в комендатурах, в ФСБ вовсе не ждут этих бедолаг с распростертыми объятиями… во всяком случае, простирают эти объятия вовсе не из братской любви…), можно говорить с уничижительными смешками, а про случай с правозащитницей, напоровшейся на то, за что боролась, непременно надо поведать с трагически сдвинутыми бровями? Перед войной нет звёзд, нет избранных… Автор просто до конца верен взятому им с первых строк романа глумливому тону… И потом, случай важный, в каком-то смысле ключевой, поворотный. Повлек перемены в отношении российской интеллигенции к боевикам. Так что, о деле этом надо было сказать.

Несколько провисла в романе, как показалось, середина – там, где герой вспоминает свою ещё довоенную бытность в Чечне, своё знакомство с «Дудой», Дудаевым. Как он там держал склад, как потом снова оказался в Чечне, только уже вместе с российской армией, — всё это сильно отдаёт литературой. Но это хорошая, талантливая сказка, в отличии от бездарных, лишённых какого-либо чувства меры придумок Проханова, писавших в «Господине Гексогене» про присланную из Чечни отрезанную голову президентского представителя и проч.

Но ещё более серьёзным авторским упущением считаю какую-то расплывчатость его позиции. И не в том вопрос – за «красных» он или за «белых» (ни тех, ни других белыми и пушистыми не назовёшь); то, что писатель как бы придерживается нейтралитета, это опять-таки, как и его смешливый тон, правильно. Однако суть своего отношения не худо было бы как-то почётче обозначить. Ведь должен же быть в том, что он описал, какой-то нравственный урок… Такой урок – один из признаков по-настоящему глубокого и значительного произведения. А без оного – просто более-менее занимательная вещица; один из способов, пусть и культурно, но убить время…

«Человека ловила огромная рука. Человек этот, слесарь Коля Шуваев, работал в заводской мастерской – скромный слесарек, обычный, не выпивающий часто».

Так загадочно начинается повесть Владимира Маканина.

Мистическая повесть демонстрирует состояние и чувства человека маленького, незаметного, за которым охотится жестокая и властная Сила, либо в виде огромной Руки, либо как неожиданные повороты личной Судьбы.

Человек изо всех сил пытается противостоять жестокой Судьбе, отстаивая свое право на жизненный выбор, но оказывается в положении Гулливера, попавшего в страну великанов, ожидающего со страхом, что его в любую минуту могут безжалостно раздавить.

Талантливо написанная повесть напоминает произведения Гоголя петербургского периода, сочинения Гофмана, Булгакова, живопись Дали.

Сразу скажу, я ем котлеты (но смотреть на сырое мясо мне очень неприятно), при этом очень стараюсь не думать, откуда эти котлеты берутся. А в повести невыносимо подробно описывается, откуда берутся котлеты. Давно я не читала такой яростной и откровенной проповеди вегетарианства. Скорее бы на самом деле искусственное мясо изобрели!

Последняя часть,

Небольшая повесть, представляющая беспрерывный поток мыслей. Читается не просто тяжело, а безумно трудно. Почти каждую строчку приходится перечитывать по 2-3 раза, т.к. автор постоянно использует повторы для усиления и контраста, в итоге к концу предложения смысл пропадает. Весь сюжет вращается вокруг «судилища», нечто вроде заседания по разбору полетов, то что раньше было в парткомах, райкомах и т.д. Автор обращает внимание, что все входящие в этот «совет» имеют свои роли, и в каждом подобном судилище у каждого своя роль. Есть один и тот же состав, даже если люди меняются. Автор неоднократно повторяет, что сидящие за столом и осуждающие сильны только вместе. когда они по отдельности, это обыкновенные люди.

психологическая составляющая за гранью, в голову главному герою приходят какие-то безумные вещи, которые выдаются за действительное

Несколько коробит идея о сравнении «товарищеского суда» и суда божьего. Дело не в религии как таковой и не в атеизме. Просто сама идея того, что какой-то пережиток прошлого ставится на одну чашу весов с глобальным судом вгоняет в ступор. Ну были эти «разборы полетов», исключения из партий, лезли разбирать разные грязные и не только дела, было (да и сейчас есть) желание засунуть свой нос в чужую душу. Но неужто это так воспринималось?

или вот еще:

Наверное автора действительно в свое время достали подобные сборища. Во всяком случае, аналогии, которые он описывает указывают на это. А сегодняшним читателям это будет и вовсе неинтересно.

Сильная повесть, напоминающая психолого-классификационную статью для издания психологической направленности; особенно цепляет наверно тех, кто знает, что это такое — заседание по «разборке товарища», не понаслышке. Предполагаю, что в жизни автора таких судилищ было немалое количество. И как хорошо, что ушли в прошлое все эти профкомы, парткомы, товарищеские суды... почти ушли. В последние годы столов с сукном и графином не видел, но... актовый зал с людьми, которые пять минут назад в курилке говорили «Какой идиотизм этот наезд на тебя, ведь ты прав на все 100», а тут, в зале, под взором начальства, начинают тебя выворачивать — это было...

И не дай бог что бы вся эта мерзость вернулась в нашу жизнь.

Странный рассказ, но стилистически и манерой подачи в духе Маканина. Те же рваные предложения, обрывочные фразы, намеки и метафоры, та же аллегоричность текста, двусмысленность событий и расплывчатость образов. Но рассказ сдобрен и несколько странным эротизмом, которым автор нередко приправляет свои произведения. Не думаю, что он здесь необходим. По крайней мере сюжетно он слабо оправдан.

Одинокой женщине, слегка за тридцать, мечтающей о любви, встретился вполне респектабельный мужчина. На том можно и закончить, ан нет — автор решил приоткрыть нам дверь Зинаидиной спальни, показав странное поведение ее случайного возлюбленного. Они — люди из разных миров, говорящие на разных языках. Они встретились на одну ночь волею случая. Кто он — этот загадочный Валентин, убеждающий Зинаиду в своих магических способностях? Действительно ли он пытается искоренить зло? Нет, он просто скрывается от правосудия, воспользовавшись наивностью одинокой женщины. С ее помощью, придумав пару нескладных баек, избавляется он от оружия, одежды, коротает ночь — весьма приятно, надо сказать, — а наутро исчезает, оставив Зинаиде лишь туманные воспоминания и смятые простыни.

История банальна и непримечательна. Примечателен стиль и слог автора — больше всего за это я и люблю прозу Маканина. Сюжет здесь не столь важен — важна его подача. Это скорее зарисовка — пара дней из скучных серых будней комендантши заштатной гостиницы на краю столицы. Зинаида настолько далека от внешнего мира, что даже события, разворачивающиеся у нее под боком, не вызывают особенных опасений и кажутся такими далекими. Она занята одним — своей мечтой, ожиданием любви и осознанием ее невозможности. Она просто плывет по течению, типичный серый обыватель, давно смирившийся со своим одиночеством.

Рассказ оставил грустное и тягостное впечатление. Но если человек ничего не желает менять в своей жизнь, то кто его заставит?..

Одна из основных тем рассказа — красота (красота мира, природы, человека, души). Это ёмкое и многогранное понятие. Порой кажется, что красота здесь выступает самостоятельным персонажем, — автор персонифицирует это понятие. Рассказ и начинается со слов о красоте, затем она часто упоминается в тексте в разные моменты и в разном контексте. Красота может быть разной: она манит, пленяет, притягивает, кажется завораживающей, загадочной, но может и предостерегать, пугать, а еще — она заставляет помнить.

И Рубахин явственно воспринимает, чувствует все нюансы, все импульсы, которые посылает ему окружающая его красота — будь то красота местности, человека, природы. Он открывает в себе доселе неведомые эмоции, это и страшит его, и манит. Много раз Рубахин мог покинуть Кавказ, но неизменно оставался — плененный атмосферой, пейзажами, видом гор. Однажды он поймал в плен кавказца, тот настолько поразил солдата своей красотой, что Рубахин испугался возникших ощущений.

На войне люди привыкают со временем к смерти и перестают ее пугаться или испытывать перед ней трепет. Так и Рубахин: смерть сослуживца не произвела на него впечатления, не вызвала ни горечи, ни сожаления. Но вид хромающего пленного затронул в нем какие-то душевные струны, и Рубахин отдал ему свои носки. Война меняет людей. Порой что-то по-настоящему страшное или трагическое не вызывает отклика в их душах, а что-то обыденное или неприметное заставляет совершать странные на первый взгляд поступки, отчет в которых люди сами себе не отдают.

Однако это не рассказ о нетрадиционной ориентации героев, как думают многие, впервые прочитавшие его. Это рассказ в первую очередь о красоте и о том, какие чувства и мысли она может вызвать. Это не только красота в классическом ее понимании. Вопрос о том, может ли красота спасти мир остается без ответа, ведь пленного юношу она не спасла.

Рассказ написан в традиционном стиле автора: рубленые фразы, короткие предложения, замечания и ремарки в скобках, скупые описания, простая лексика, минимальные и неявные характеристики героев.

Название рассказа можно истолковать двояко: пленный здесь не только захваченный кавказец, но и сам Рубахин, плененный красотой Кавказа.

Этот рассказ — характерный представитель прозы Маканина, читать которую сложно. Она требует внимательности и вдумчивости. Автор ставит вопросы, порой неожиданные, помещает своих героев в непривычные ситуации и смотрит, как они себя поведут. Он прячет одну тему под другой, а потому многие его рассказы кажутся поверхностными.

Автор довольно четко и лаконично излагает свою точку зрения на развитие русского романа в 20 веке. Маканин проводит мысль о том, что «герои русских романов отдыхают в усадьбах». Герои романов 19 века. Усадьба здесь выступает как некий символ, знак эпохи и особенности литературы этого периода. Это истоки современного романа. «Мир Чехова — прихожая 20 века».

Характерной особенностью романов 20 века становится обобществление или отчуждение, разрушение (Маканин еще называет это «Раздеванием»): у героя постепенно отнимается всё — жилье, имущество, хозяйство, даже семья и чувство собственного достоинства. Он остается голым. Руская проза этого периода охвачена метафизикой «раздевания». Герои романов интуитивно движутся к истокам — к античной простоте, читать — наготе. Наготе не физической, но духовной и социальной.

Последний знаковый романный герой — зек. Это апофеоз отчуждения и «раздевания». У него отнято всё, он сам у себя отнят. На этой точке русский роман остановился, замер. Писатели оказались в растерянности — каким теперь должен быть герой.

Современные авторы очень осторожны в изображении своих героев. Герой нынешнего романа прибедняется, это «герой с оговорками» — вот и есть у него дача, но маленькая, на отшибе, да и не го она, а тещи, машина — плохонькая развалюха.

Русский роман быстро и резко эволюционировал в 20-м веке. А сейчас он находится на распутье, он в поиске нового героя.

О чем эта повесть? О жизни, о людях, о прошлом и настоящем, о литературе и писательстве, о любви, о прожитом и пережитом, о способе сохранить себя и удержаться на плаву.

Уже первые строки берут за душу, что-то неуловимо напоминают, заставляют задуматься: «На склоне лет... Помудрев и уже заметно поседев... Что чувствует женщина, всю жизнь любившая одного-единственного мужчину?.. А ничего. Решительно ничего. Во всяком случае, ничего исключительного она, Лариса Игоревна, не чувствует. (Досаду на судьбу? Нет. Ничуть.) Как-никак была долго замужем. За другим мужчиной. Теперь живет одна. (Разошлась.) Уже давно одна».

Маканин дает точные социально-психологические характеристики своим героям. В то же время в повести присутствует и тонкий анализ подсознательных порывов, метаний, чувств героев. Автор показывает, как люди, находящиеся в разных жизненных обстоятельствах, пытаются сохранить свое «Я» и найти место в мире. Характеристика Тартасова дана через его внутренний монолог, воспоминания, рассуждения — о жизни, о литературе, о времени, об изменчивости мира, о своей судьбе. Окружающий пейзаж, хоть и дан короткими ремарками, так же отражает настроение героя — осень, томительное ожидание, свинцовое небо, листья под ногами — музыка осени. Тартасов — пожилой человек, писатель, вдовец, остро чувствующий свой возраст и переживающий безденежье. Его беспокоит нынешнее состояние литературы, но он понимает, что упадок этот нельзя изменить. Тартасов капризен и уныл. Он часто вспоминает прошлое, но без ностальгической грусти. Он по-старчески ворчлив и недоволен, считая себя обиженным жизнью. Обида сквозит в его словах, движениях, поведении. В отличие от Ларисы Игоревны, он так и не сумел «протиснуться через узкое место», не смог приспособиться к современной действительности.

Подруга Тартасова — Лариса Игоревна — цензор до мозга костей. Это тот случай, когда профессия наложила неизгладимый отпечаток на личность. Она строгий руководитель собственного небольшого бизнеса, сухая, прямолинейная, проблемы решает спокойно и профессионально. Она содержит небольшой бордель и мастерски им управляет, оставляя довольными клиентов и заботясь о девушках, работающих у нее. Она старается с оптимизмом смотреть вперед, не унывает перед трудностями, и вполне гармонично влилась в новую действительность.

В повести присутствует и образ лаза, узкого места — сквозной образ многих произведений Маканина, ставший уже лейтмотивом. Он имеет множество значений — это и переход из одного состояния в другое, и способ убежать от реальности, уйти в мир воспоминаний, и попытка спрятаться от мира, и некий творческий путь, позволяющий заглядывать в иные миры и эпохи, и способ обрести свободу, пусть и мнимую, это и вход в мир, в жизнь и выход.

Отдельно хочется сказать о языке автора. Маканин часто использует односоставные предложения, что придает стилю повествования рваную структуру, повествование идет рывками. Но в то же время такая манера помогает расставить акценты и обратить внимание читателя на важные аспекты и характеристики. В тексте много вводных предложений, пояснений, данных в скобках, что так же заостряет внимание читателя.

Название... «Удавшийся рассказ о любви». Почему удавшийся? Ведь повесть весьма печальна. История любви Ларисы Игоревны и Тартасова окончилась не традиционным хэппи эндом — каждый пошел своей дорогой. Они остались друзьями, но Лариса продолжала любить Тартасова. Разве это не неудавшаяся любовная история? А может, именно в этом и есть удача? Как сложилась бы ее жизнь, сложись их отношения иначе? Жизнь сильной волевой женщины рядом с инфантильным, невнятным нытиком? Возможно, на склоне лет Ларисе стало ясно видно, что могло бы быть и что есть сейчас. Ведь она вполне довольна своей жизнью. Она умеет находить светлое даже в самые темные времена.

Среди живых «реалистов» — Маканин безусловный № 1. Моё личное мнение — он гений. Типа Пушкина, Гоголя или Достоевского. Жаль, мало кто это понимает. Если бы он писал фантастику по полной программе (он изредка пишет, но всё как-то больше «для интеллигентов», а не «для народа»), мог бы стать вторым АБС. Если не круче. В рассказе (никак не повести — голый социальный характер «сюжетообразует») «Антилидер» он объясняет, почему в России 20 века всё так х...во. На пальцах. И что с этим почти ничего нельзя поделать... ну разве только «лидеров» свести к нулю. Что физически невозможно.

Текст одновременно банальный и гениальный: самую простую житейскую историю Маканин, как всегда, «возгоняет» до символа. Или притчи библейского масштаба. По прочтении коей остаётся только чесать репу: и как это он в который раз ИЗ НИЧЕГО сделал даже не ЧТО-ТО, а ШЕДЕВР.

С большим опозданием прочитал поздний роман Маканина, столь расколовший критическое и читательское сообщество в полярных оценках. Отчасти потому, что к поздней прозе Маканина отношусь сдержанно, а к его рассказам в «Испуге» так и вовсе неодобрительно.

«Асан» — яркий, эмоциональный и сочный роман, однозначно понравился. С признанием частичной правоты критиков. Данилкин прав — сам герой, центральный персонаж сделан выше всяких похвал, и это основное достоинство( редкое) текста. Ряд эпизодов — в начале с высвобождением колонны, разграблением складов, приехавшим отцом — великолепны совершенно и вне зависимости от соответствия в мелочах реалиям чеченской войны психологически ( со стороны рассказчика) точны в иллюстрации реакции человека на стрессовые ситуации. Роман насыщен, изобилует мелкой моторикой, несколькими десятками эпизодических персонажей, каждый из которых детально и с любовью сделан ( как например, погибший генерал или совсем уж эпизодический Костыин).

Одну из серьезных претензий — насчет отсутствия у чеченов культа Асана — отбить можно легко: о нем рассказывает несколько оторванный от реальности «книжный» генерал и, собственно, безусловного достоверного авторского утверждения о культе нет. Про бензин и мобильные телефоны не высказался только ленивый, вероятно, важные для сюжетных построений эти линии уязвимы достаточно сильно, но для меня общего впечатления недостоверности не создали. Критик Алла Латынина досадовала, что Маканин не стал писать про абстрактную кваказскую страну, тогда, дескать, претензий к отступлениям от хроник Чечни было бы меньше. Можно подумать, что к ее дочери высказано мало претензий по части достоверности и художественного вкуса при том, что ею события помещены в вымышленную Аварию- Карго.

Но и как в книгах Латыниной кавказского цикла яркие и сочные сцены во всяком случае общения Жилина с чеченами (старцами, командирами), сцены боев носят утрированный, кинематографический характер, без мелкой моторики. Маканин сочно и вкусно расцвечивает стандартные образы ( пленная журналистка, слово горца и проч.), порой не без «красного словца», фаактически имеет дело с литературной устоявшейся матрицей. Это порой очевидно, а иногда — не сильно режет глаз. С двумя солдатиками, многочисленными переверсиями сцены убийства Гусарцева автор определенно перебрал, но от книги в целом ощущение яркого, пестрого, психологически убедительного образа стоика в аду осталось сильным.

Она приехала в столицу из Челябы. Дома остались мама, отчим. Скука, тоска, косые взгляды. Надоело. Чем займётся в столице — ведать не ведала. Ну, занялась книжным бизнесом. На мысль натолкнул попутчик в поезде. Да и какая разница, книги продавать или куртки? Откуда только талант взялся! Целую группировку организовала. Раскрутилась. Вон уже подельница о кооперативной квартире подумывает.

Но встретила Его. И всё пошло прахом. Он — начальник какого-то отдела редких книг. Отдел — три человека. Включая его. Обхохочешься! Вот так посмеялась, да и влюбилась. Оказался тем, кого в тайне ждала. Старушки-соседки кивают: идеальная пара. Впрочем, она знает: точно так же говорили бы о любой другой.

Вышла ментовка на их группу. Взяли всех, кроме неё. Легко можно было уехать хоть назад в Челябу, хоть на юг: хрутящих бумажек заработала достаточно. Не поехала. Сдалась в ментовку с поличным. Надеялась, что два года он её подождёт.

Не подождал.

Такие дела. И такая вот повесть современного классика его золотой поры, что как раз и пришлась на 70-80-е. Когда не было Букера и Большой книги, но был неофициальный статус равного среди первых, который никакими купюрами не купишь.