сообщение модератора

Внимание! Все стихотворения на политическую тематику (независимо от направленности) будут удаляться. За политикой — в ОИ

                Вопросы

    Как спят самоубийцы, ушедшие бесцельно?
    Кровавый ком в гортани? Зияние виска?
    Огромные, как луны, распахнутые бельма?
    Впилась в незримый якорь сведенная рука?

    А, может, ты приходишь, когда уйдут живые,
    твердеющие веки с усилием сомкнуть?
    Накладываешь руки на раны ножевые
    и кисти бездыханным кладешь крестом на грудь?

    И правда ли, что розы у их плиты могильной
    темнеют, будто струпья смертельно-алых ран?
    Что тленом пахнет воздух, безрадостный и пыльный,
    и оплетают змеи разросшийся бурьян?

    Скажи, Господь, на бегство решившись своенравно,
    навеки покидая обмякшие тела,
    душа твои пределы пересекает плавно,
    иль в ужасе трепещут безумные крыла?

    Свой бледный круг светила смыкают перед нею?
    Добычу окружает сторылое зверье?
    Она тебя боится, приблизиться на смея,
    иль с плачем бьется в сердце бесстрастное твое?

    Она не видит солнца, блуждая одиноко?
    Ей не осушит слезы миролюбивый дух?
    Пред ней навек закрыто всевидящее око,
    и чуткий слух господень к ее стенаньям глух?

    Так утверждают люди — такое им примнилось,
    но я, великий Боже, — вино твое и кровь --
    пускай тебя другие прозвали Справедливость,
    тебя не называю иначе, чем Любовь!

    Пусть человек уродец, ночная лихорадка,
    слепой заморыш, язва, глухой валун в пыли, -
    ты — благостная чаша, в которой бродят сладко
    целительные соки садов всея Земли!


    Игроки

    Нам жизнь однажды дали
    и не подарят двух.
    А мы на жизнь сыграли
    и проигрались в пух.

    Она была, как взгорье,
    а сделалась, увы,
    как высохшее море,
    дракон без головы.

    Мы счет вели нестрого,
    задаром кровь лилась,
    и как просить у Бога,
    чтоб воскресили нас?

    Другие любят кости,
    бирюльки, домино,
    а мы — лихие гости,
    и в голове одно:

    угару и азарту
    нельзя без куража -
    поставим все на карту,
    собой не дорожа.

    Кусок на редкость лаком -
    чет-нечет — выбирай!
    И что нам стоит на кон
    поставить ад и рай?

    Греховности образчик,
    дурная голова.
    Не вспомнит о пропащих
    ни песня, ни молва.

    А коли возвратиться
    нам суждено судьбой,
    так зверем или птицей,
    но только не собой.

    И если бросят в дело
    опять через века,
    то где ты, где ты,
    тело шального игрока?!

    Подрезая шиповник

    Шиповник мой неистов и космат,
    как Олоферн растительного мира,
    его кромсает острая секира,
    безжалостные лезвия язвят.

    К его ногам обрушился каскад
    отрубленных ветвей, насмотрят сиро
    останки, и отводит взгляд от пира
    кровавого налитый светом сад.

    Шиповник мой изрублен в жаркой сече,
    он, как Роланд, весь в ранах от меча.
    Мои же руки -- руки палача -- похоже,
    львом истерзаны по плечи.

    Они трудились -- как ни назови
    сей ратный подвиг, мой покой заслужен.
    Но страшно бьются, шлепая по лужам,
    две рассеченных ящерки в крови.


(перевод — Н.Ванханен)

               ***
Я – полотно, сейчас на мне картину
Напишет мастер. Знал я наперёд:
Коль душу я, покорствуя, отрину,
Моё начало целью расцветёт.

Что до того, пусть осень паутину
Плетёт, и скуки нарастает лёд,
И до причуд души, что сквозь рутину
О царских почестях в чаду поёт?

Рассеян… Веером сложилось время,
Душа — высокий свод, и в ней простор…
А скука? Боль? На миг забыто бремя…

Для обновленья крылья распростёр,
И на земле, куда достанет око,
Полёта тень трепещет одиноко…

(перевод — И. Фещенко-Скворцова)

         ***
Ах ты, ласточка, Божья стрела…
Как беспечна, чиста и смела!
Примостилась на мой подоконник –
Что за новости ты принесла?

День грядущий — в тумане пока.
Отчего ж задрожала рука?
Мир иной заглянул мне в окошко
Или дева — искать казака?

Расскажи все как есть, не тая,
Приоткрой мне секрет бытия –
Ах ты бестолочь! Как же прекрасна
Мохноногая юность твоя!

Что ж, незваная гостья, прости.
Заглянула – и дальше лети,
Твой удел – счастье чистого неба,
Мой пока что – земные пути.

Ах ты, ласточка, Божья стрела!
Что за весть для меня припасла?
День расцвел, и в сверкающем небе
Растворились два темных крыла……

(пародийное)

Про музу

Вы накидались помногу и всякого:
Спиритус вини подхвачен был венами.
В позднем закате, весенне-портвейново,
Муза плыла одиссейно-итаково.

К черту нектары! Почувствуйте разницу
Между нейлоновым и фильдеперсовым
Ах, дифферанс между персом и персями
Выжат нетрезвенно Музой-красавицей

Муза — она никому не обязана,
Полноте маяться паховой грыжею!
Ну же, расслабьтесь! Разлейтесь парижево
В Парме ночными китайскими вазами.

Верьте — уверую: заинькам — баиньки.
Стонет строка — изумрудна и хрюшева
Шерно-машерно словесное кружево,
Пьяная Муза сопит на завалинке.

          Игры

Консул добр: на арене кровавой
Третий день не кончаются игры,
И совсем обезумели тигры,
Дышут древнею злобой удавы.

А слоны, а медведи! Такими
Опьянелыми кровью бойцами,
Туром, бьющим повсюду рогами,
Любовались едва ли и в Риме.

И тогда лишь был отдан им пленный,
Весь израненный, вождь аламанов,
Заклинатель ветров и туманов
И убийца с глазами гиены.

Как хотели мы этого часа!
Ждали битвы, мы знали — он смелый.
Бейте, звери, горячее тело,
Рвите, звери, кровавое мясо!

Но, прижавшись к перилам дубовым,
Вдруг завыл он, спокойный и хмурый,
И согласным ответили ревом
И медведи, и волки, и туры.

Распластались покорно удавы,
И упали слоны на колени,
Ожидая его повелений,
Поднимали свой хобот кровавый.

Консул, консул и вечные боги,
Мы такого еще не видали!
Ведь голодные тигры лизали
Колдуну запыленные ноги.


     Деревья

Я знаю, что деревьям, а не нам,
Дано величье совершенной жизни,
На ласковой земле, сестре звездам,
Мы — на чужбине, а они — в отчизне.

Глубокой осенью в полях пустых
Закаты медно-красные, восходы
Янтарные окраске учат их, —
Свободные, зеленые народы.

Есть Моисеи посреди дубов,
Марии между пальм… Их души, верно
Друг другу посылают тихий зов
С водой, струящейся во тьме безмерной.

И в глубине земли, точа алмаз,
Дробя гранит, ключи лепечут скоро,
Ключи поют, кричат — где сломан вяз,
Где листьями оделась сикомора.

О, если бы и мне найти страну,
В которой мог не плакать и не петь я,
Безмолвно поднимаясь в вышину
Неисчислимые тысячелетья!

Воспоминание

Когда в полночной тишине
Мелькнет крылом и крикнет филин,
Ты вдруг прислонишься к стене,
Волненьем сумрачным осилен.

О чем напомнит этот звук,
Загадка вещая для слуха?
Какую смену древних мук,
Какое жало в недрах духа?

Былое память воскресит,
И снова с плачем похоронит
Восторг, который был открыт
И не был узнан, не был понят.

Тот сон, что в жизни ты искал,
Внезапно сделается ложным,
И мертвый черепа оскал
Тебе шепнет о невозможном.

Ты прислоняешься к стене,
А в сердце ужас и тревога,
Так страшно слышать в тишине
Шаги неведомого бога.

Но миг! И, чуя близкий плен,
С душой, отдавшейся дремоте,
Ты промелькнешь средь белых пен
В береговом водовороте.


          ***
Читатель книг, и я хотел найти
Мой тихий рай в покорности сознанья,
Я их любил, те странные пути,
Где нет надежд и нет воспоминанья.

Неутомимо плыть ручьями строк,
В проливы глав вступать нетерпеливо
И наблюдать, как пенится поток,
И слушать гул идущего прилива!

Но вечером… О, как она страшна,
Ночная тень за шкафом, за киотом,
И маятник, недвижный как луна,
Что светит над мерцающим болотом!