Надо процитировать Юрия Петухова, я думаю, здесь он точен в выражениях.....
Кто не знает плодовитых сочинителей фантастических повестей и романов, вездесущих, всюдупроникающих и до бесконечности печатающихся братьев Стругацких, которые, правда, как и их многочисленные коллеги по "придворной литературе" времен застоя, ныне гордо и непререкаемо объявили себя жертвами и страдальцами минувшей эпохи. И ладно бы! И сочиняли бы себе утопии с невероятными приключениями на манер американских вестернов. Тешили бы юную поросль байками о похождениях сыщиков-"прогрессоров" из всевозможных Комконов (термин Стругацких, означает -- Комиссия по контактам)! Так нет ведь. Мало этого! Надо братьям-сочинителям подлить маслица в костер, прямо не терпится! И появляется в двух номерах "Юности", а затем и отдельной книгой нечто бесформенное и многозначительное под заголовком "Отягощенные злом, или Сорок лет спустя".
Авторы показывают нам неких "хиппарей" будущего, потомков нынешних, но не утруждают себя созданием хотя бы некоторой правдивости, с таким же успехом можно было бы "пересадить" обитателей коммун 60-х годов прошлого века в нынешнюю дискотеку. Тут же игры в демиургов-воландов, со всей вытекающей из них чертовщиной, слабенькая, но отчаянная попытка приблизиться к М.А.Булгакову. Короче, скучный роман -- серый и вялый. Язык же для Стругацких обычный, их язык. И если ныне вполне обоснованно принято говорить о литературе русской и литературе русскоязычной, то творения братьев-сочинителей, пожалуй, ни к той, ни к другой не отнесешь. Скорее это некая калька с английского, приправленная техницизмами, полублатным модным жаргоном, мерзкими словечками, рассыпанными тут и там, типа "дристун", "дрисливый" и прочее. И все бы это, вместе взятое, не заслуживало бы того внимания, которое мы оказали ему, если бы не два момента, на которых стоит остановиться, ибо это уже не шутки и фантазии, да и не просто пошлость и серость, а кое-что позначительнее.
Первое. В романе Стругацких действует персонаж, именуемый Иоанном Богословом, причем ему отведено довольно-таки много места, выписан он с особым тщанием. Другое дело -- как выписан. Для христиан всего мира имя Иоанна Богослова -- святыня, а сам он недостижимый образец для подражания, подвижник, символ целомудрия, чистоты, честности, праведности. Среди апостолов наряду с Петром он занимает ведущее место. Он любимейший ученик Иисуса Христа, во время тайной вечери "возлежавший на его груди", то есть пользовавшийся абсолютным доверием. Среди апостолов Иоанн Богослов единственный (!!!), кто сохранил твердость духа после ареста Иисуса Христа. Лишь он стоял на Голгофе у креста с распятым Иисусом. Именно ему, Иоанну, завещал Христос быть приемным сыном Богородице, деве Марии, охранять ее, беречь от невзгод житейских. Он автор Евангелия от Иоанна и Апокалипсиса, называемого также Откровением Иоанна Богослова. Для христианской церкви он аскет-провидец, духоносец, одна из центральных фигур самого христианства. То, что выделывают с христианским святым, апостолом братья-сочинители, трудно объяснить. По Стругацким, Иоанн и его брат Иаков -- "хулиганы и шкодники", "гопники", "сущие сукины сыны, бичи божьи и кобеля-разбойники". А вот их мораль: "Они вообще не хотели работать. С какой стати? Они хотели жить весело, рисково, отпето -- играть ножами, портить девок, плясать с блудницами и распивать спиртные напитки". Все это от слова до слова противоречит библейским текстам. Зачем, во имя чего унижать, опошлять, очернять то, что свято для многих сотен миллионов христиан нашей планеты? Но далее, Иоанн с братом "прогуливали хабар (!) в компании шлюх и подельщиков в одном из притонов". Далее, "дельце было пустяковое, они зарезали поддатого горожанина...". Язык Стругацких соответствует поставленной задаче -- читатель ни на секунду не должен сомневаться, что речь идет о подонках, о самом дне преступного мира, а ради этого можно и современную "феню" внедрить в первый век нашей эры. Иоанна ссылают на остров Патмос. Описание святого таково: "полуголый, вываренный в кипящем масле, облезлый профессиональный бандит (!)". На острове он ведет себя соответственным образом -- "изувечено четверо рабов... Бандит лишил их гениталий". Были, правда, у персонажа Стругацких и иные интересы. "Иоанн напивался. Свободных женщин на острове не было. Он обходился козами"! При всем при том "никаких иных желаний у него не возникало", и вообще он "был счастливейшим человеком". Общался он с пастухами. Пили и обсуждали "все тонкости приятного занятия", то есть как "выбирать животное", "подготовить его к употреблению", "чтобы в удовольствии ничего не было потеряно". Этакие симпозиумы скотоложцев! По всей видимости, сочинителям мало того, что в печати смакуются подробности практически всех извращений, им непременно надо втянуть в таковые и библейских персонажей, для остроты. И прочего. Чтобы не дай Бог читатель не подумал, что христианство основывалось людьми достойными. Далее, вел себя Иоанн так: "Он заикался, как паралитик. Он заплевывал себе всю бороду". Можно долго еще приводить примеры. Но слишком уж противно. Скажем лишь, что Откровение называют "кешер". И поясняют -- "словечко из арамейской фени, означающее примерно то же самое, что нынешний "роман", -- байка, рассказываемая на нарах в целях утоления сенсорного голодания воров в законе"!
Воистину, чудеса гласности и перестройки невообразимы! Ни в одной цивилизованной и нецивилизованной христианской стране мира ничего близкого представить даже нельзя. Авторы подобной клеветнической хулы давно бы уже сидели "на нарах" и "в целях утоления своего сенсорного голода" слушали бы подлинные "кешеры" (конечно, если бы им вообще досталось место на нарах, ведь обычно ценителям скотоложества место отводят у параши и не балуют байками). Но, парадокс, авторы на воле, в сиянии раздутых вокруг голов нимбов поучают учеников-сочинителей.
Результат чудовищен! Несколько миллионов молодых людей нашей страны, не читавших Библию даже в детских переложениях, благодаря "прогрессорам" Стругацким получили самое превратное, заведомо ложное представление об одном из апостолов, о самом христианстве, а следовательно, и об основе всей европейской культуры и цивилизации, в том числе и нашей, российской!
Но мало-мало этого. Они сращивают Иоанна Богослова с вечным жидом Агасфером, превращают их в единый персонаж Иоанна-Агасфера, прислужника сатаны! И в таком вот качестве Иоанн Богослов а-ля Стругацкие доживает до наших дней, называют его уже Агасфер Лукич. А представляет он из себя какое-то дьявольское отродье, нечистую силу без малейшего оттенка благородства, как, скажем, у булгаковского Воланда, подлеца, мошенника, подонка... Такая вот связь времен. Не буду делать никаких выводов -- разумеющий уразумеет. Напомню лишь, что Стругацкие исступленно ведут тему "учителей-наставников", поводырей молодежи. Роман напечатан в журнале для молодежи. Куда же ее ведут поводыри?!
Второе. Роман буквально нашпигован "националистами", "шовинистами", "черносотенцами". И в далеком прошлом, и в настоящем, и в будущем авторам мерещатся какие-то жуткие, мерзкие и отвратительные даже внешне гонители "избранного народа". О чем бы ни писалось, как бы ни писалось, но изо всех щелей и дыр новго творения братьев-сочинителей дует не ветерок, а целый ветрище лютой, нетерпимой русофобии. Уже не просто проглядывает, а откровенно лезет наружу почти с каждой страницы открытая, чисто физическая неприязнь к русскому человеку, к его облику. "Такой русый... и глаза вполне стальные, а в то же время какая-то бледная немочь", "белесовато-бесцветная физиономия", "белобрысые волосы", "поганая морда", "сука", "дрянь поганая", и еще кое-что похлестче -- все это характеристика персонажа, пишущего о себе в анкетах "великоросс". Авторы не отказывают себе в удовольствии -- тут же следует выполненное с садистской сладострастностью описание избиения этого "великоросса". Герой романа зверски издевается над "посетителем!", пригедшим к его хозяину -- Сатане-Демиургу. К месту сказать и о самом герое, хорош пример для юных -- прислужничек нечистой силы, холуй дьявола! Стругацкие рядят его в тогу благородства и мужественности. В чем они проявляются? А в том, что не нашел в себе сил, не смог "раздавить мерзкую поганку", "гадину", "сючку поганую, непотребную", просто не успел -- вмешался хозяин. От Сатаны за учиненную кровавую расправу герой получил поздравления и благодарность. А так как Сатана-Демиург в романе носит явно положительную окраску и царит надо всеми в роли высшего судии, то и оценка им действий героя соответственно воспринимается читателем как поощрение к рукоприкладству. Бей, громи этих "великороссов" без жалости и смущенья, все в плюс зачтется! Круши "исступленных почвенников"! Чтоб неповадно было "родимым хрипунам, ревнителям доброй старины нашей, спесивым свидетелям времен очаковских и покоренья Крыма"! Каких только эпитетов не подбирают сочинители к тем, кто не следует их указкам, не отрекается от предков. Походя иронизируют над "славянской широтой натуры".
Тема "гонителей" и вечно "гонимых" для Стругацких не нова. Так или иначе она просвечивает во всех последних произведениях братьев-фантастов, кочует из повести в роман и далее. Какие-то избранные, самые тонкие и чуткие, самые интеллигентные и мудрые, душевные и добрые вечно у них в гонениях от общества. Все вокруг плохие, а они, "гонимые", хорошие. Они все знают и все понимают. Они выдержанностью, собранностью, верою в "светлое будущее" противостоят немыслимым, бессчетным армадам "шовинистов", "националистов", "черносотенцев". Они и воспитатели юношества, истинные наставники. Они -- как, например, в пресловутых "Гадких лебедях" -- постепенно завоевывают любовь и уважение младшего поколения, вбивают клинья между детьми и отцами, а в итоге уводят детей от отцов. Так ли уж все это фантастично? Да нет, пожалуй. Приглядитесь, что ныне происходит в нашей жизни: стал постоянным лозунг -- "у молодежи своя культура, своя музыка, свой образ жизни, отцам, старшему поколению не понять их, молодых", и т.д. и т.п. То есть хотим мы это замечать или нет, но настойчиво проводятся в жизнь установки, бывшие прежде в основном в "фантастических" романах иных сочинителей, подверженных комплексу "избранности и гонимости". Когда этот комплекс внутри человека, мы имеем дело с обыденной патологией, заниматься которой дело врачей-специалистов. Но когда "комплексы" выплескивают наружу при посредстве многомиллионных изданий, когда они навязываются тем, кто ими пока не страдает, то мы уже не имеем права помалкивать или, как многие псевдодемократы, восторженно рукоплескать, дескать, во как раскрепостились! Это уже не частная патология. Это уже направленная на умы и души эпидемия! Распространяется вполне сознательно и в массовом порядке нравственный СПИД! Авторы стремятся инфицировать собственной навязчивой манией преследования миллионы чистых и наивных душ, не знающих ни истории своего народа, ни истинного положения по части "гонимости" и "избранности".
/.../ Что же это за "апостолы" такие, ради утверждения которых бьется наша желтая печать, не считаясь ни с какими моральными устоями, расчищая для них место любыми средствами? Вспомним, что проделали братья Стругацкие с апостолом подлинным, Иоанном Богословом. У Гроссмана и компании сомнений нет, "святые апостолы" -- это Лев Наумович Меклер и ему подобные!
/.../ И опять -- избранные и серая масса, "гонимые" и "гонители". Все писания наших неистовых "гуманистов", от Гроссмана и до Стругацких, сводятся к одному. Но мы знаем, кто кричит "держи вора!"
/.../ Но надо отдать должное и Гроссману: хотя и очень по-своему, но всерьез рассуждает он о непростых проблемах, без шутовства и кривляний. Пусть заметно наличие комплексов "гонимости", пусть втихую совесть гложет за деяния отцов и дедов, но все же ощущается желание разобраться, или, по крайней мере, создать для себя самих и единомышленников успокоительные "теории", чтоб полегче жилось, без камня на душе. С совершенно иным сталкиваемся мы у Стругацких. Братья-сочинители уяснили для себя одно: для того чтобы расправиться с оппонентом-противником, не надо спорить с ним, доказывать свою правоту аргументами и логикой. Наоборот, надо его очернить, опошлить, осмеять, довести его воззрения до абсурда -- и тогда успех обеспечен. Они ничем не брезгуюст в своей игре. Предаются осмеянию и "славянская широта натуры", и "чистые глубины чистой родины народа", "нордическая интуиция и нордическое милосердие", свойственные, оказывается, "румяным болванам"!
Не любят Стругацкие некоторые народы. Выборочно не любят. Но достается от сочинителей не одним лишь славянским "гнидам", но и насолившим чем-то авторам арабам -- "патриотам-страдальцам". Кстати, о мусульманах у Стругацких целая большая глава. Чего в ней больше -- ненависти, иронии, сарказма?! Трудно сказать, слишком уж темен смысл этой "арабской" вставки. Ясно одно -- с арабами, как и со славянами, у братьев-сочинителей свои, крупные счеты, а потому и мстится им длительно, въедливо и с особым сладострастием.
С особой иронией сочинители рассуждают "о преимуществах настоящего арийского и в особенности -- славяно-арийского полового аппарата в сравнении с таковым же любого унтерменша, будь то косоглазый азиат или (в особенности) какой-нибудь пархатый семит". Все средства хороши! Надо обладать буйной фантазией, чтобы представить, как некий русский писатель принялся бы рассуждать в подобном духе, высмеивать такие довольно-таки интимные вещи, затрагивая достоинства евреев. Но интересно то, что авторы, хихикая и потирая ладоши, берут себе в секунданты "шлюху" -- "о половых аппаратах она знает все". И они не новы в этом. Еще ранее Е.В.Черняк в книге "Невидимые империи", вышедшей в 1987 году, со сладострастием цитирует нацистов и также не может скрыть явного злорадства: "арийские герои", увы, не могут конкурировать с представителями низшей расы в том, что касается отношений между мужским и женским полом". Откуда у Стругацких и Черняка такая уверенность? Они что, каким-то статистическим материалом обладают особым или проводили опыты сравнительного характера на большом числе? Не берусь, конечно, утверждать последнего, но коль по скотоложеству они спецы, так почему бы, собственно, и нет? В любом случае ни один здравомыслящий писатель не бросился бы в столь опрометчивые изыскания, да еще в области межнациональных отношений -- субстанции тонкой, требующей особой деликатности! Нет, замысел сочинителей вполне очевиден. И прозрачен, так, на этом же развороте ими говорится и об "угрозе всей славянской цивилизации", и о том, что "если в кранах нет воды, значит, выпили жиды", причем тут же добавляется персонажем-"арийцем", что "именно они и выпили"! Там же и ирония по поводу романа под названием "Во имя отца и сына", и прочее, и прочее.
Такого вот монстра породили братья-сочинители, жаловавшиеся во времена застоя, что им не дают развернуться, глушат их фантазию. Ну ничего, мы-то все поймем и оценим, как поняли, скажем, зачем понадобилось свергать с пьедестала апостола истинного и водружать туда своих "святых апостолов", будь то какой-нибудь "мокрец", высиженный Стругацкими, или же гроссмановский Лева Меклер с зазубринским Икой Кацем. Хотя это, разумеется, вопрос совести -- кого носить в душе: праведника или палача. Каждый должен решать сам.
______________________________________________________ ___ Петухов Юрий. О "гонимых" и "гонителях"//Петухов Ю. Вечная Россия: Публицистические очерки. -- М.: Мол. гвардия, 1990. -- С. 64-69, 84, 92-94.
|