|
1. В тени шести ступеней
Пустыня простиралась по всю правую сторону. Где-то слева дышал Большой Хапи, и его выдохи, сопровождаемые лёгким шелестом, доносили до Ма-Хесы аромат влаги вперемешку с запахом ила. Песок рассыпался под босыми ступнями охристыми струями, а ноги его спутника, кряжистого старика с париком на обритой голове и бородкой-колышком на подбородке, были облачены в сандалии из дерева и кожи.
Они неторопливо шли в сторону, противоположную той, куда устремлялся Хапи. Путь их начался в прошлой декаде, и уже второй баран[1] сменился в небе после того, как мать Ма-Хесы, прижавшись к его плечу мокрым от слёз лицом, пожелала ему лёгкой дороги, а старик, который до того дня почти никогда не покидал свой огороженный закуток во дворе, где он жил подобно быку, дёрнул его за руку и сказал матери:
— Хватит слёз. Ничего с твоим сауром[2] не случится, — и его пальцы, сухие и твёрдые, как корни тамариска, сжали запястье Ма-Хесы с такой силой, что юноша невольно вздрогнул. Старик держал его так мгновение, словно проверяя на прочность, а потом отпустил. На руке остались белые полосы, медленно заливавшиеся кровью..
Старик провёл его сквозь болота и к исходу первой декады вывел на пустынный и каменистый берег Хапи в той стороне, где Дуат раскрывал свои врата шедшим в него на взвешивание сердца странникам. Уже четвёртый день Ма-Хеса глядел по сторонам в надежде увидеть этих таинственных людей, которые каждые сутки пополняли население царства Хентиаменти, но ему не везло — ни один идущий в правую сторону[3] путник не попался на их пути. Ма-Хеса хотел было расспросить о них старика, который за многие годы наверняка постиг тайны двух миров, но за все двенадцать лет тот не обменялся с ним и десятком слов, и потому уста юноши запечатывались стоило только Ка возбудить в сердце любой вопрос, адресованный старцу.
На двенадцатый день голубая лента реки скрылась за храмами и дворцами древней столицы, которые возвышали свои башни на горизонте. Звон медных гонгов и глухой гул жрецов доносились через стены, напоминая: жизнь — тонка, как папирус. Песок здесь истончился от постоянных ветров, а под ним была скала, Ма-Хеса давно знал об этом от своего Ка. На ней покоилась массивная, стремящаяся ввысь, словно лестница Ра, громада почти остроконечного пер-джеда, состоящего из шести ступеней.
Ма-Хеса поднял с земли камешек, гладкий и тёплый от солнца. Подержал в ладони, ощущая его вес, а затем небрежно швырнул в сторону пустыни. Камешек описал дугу и пропал в ослепительном мареве. «Вот и всё, — сказал ему Ка. — Один бросок — и вещь исчезла навсегда. Просто и окончательно».
— Знаешь, что это? — неожиданно спросил старик.
Юноша вздрогнул, впервые за несколько дней услышав голос своего спутника и, отведя взгляд от диковинной постройки, несмело посмотрел ему в лицо.
— Все знают, — недоумённо произнёс он. — Сие — гробница великого пер’о Нечерихета, воздвигнутая ему, — юноша запнулся, глубоко вдохнул и продолжил с благоговением, — воздвигнутая Великим среди видящих, тем, кто подле…
— Его звали Яхимом, — прервал старец, и голос его был подобен ветру над гробницами. — Запомни это имя, ибо оно тяжелее золота. Иную ношу не снести в одиночку, отрок. Помни об этом, когда будешь выбирать, что поднимать, а что — оставить в пыли.
По внешнему виду невозможно было определить его возраст. Сетка морщин на лице, казалось, выдавала старость, но крепкие руки с буграми мускулов и эластичной кожей говорили скорее о зрелости, нежели о дряхлости. Прямой и строгий взгляд подтверждал силу человека, ещё не забывшего как повелевать. Вероятно в прошлом старик был крупным чиновником, возможно сепатом[4] или кем-то влиятельным при сепате.
Дойдя до крупного валуна, старик остановился и сел на него, жестом предложив юноше сделать то же самое. Слева от себя он положил небольшую торбу. Ма-Хеса знал, что в ней лежит — ящик из слоновой кости с золотым замком, украшенным лазуритом. Порыв ветра слегка распахнул торбу, и лазурит блеснул под солнцем. Ма-Хесе почудилось, будто камень на мгновение вспыхнул изнутри холодным огнём, словно далёкая звезда. Он отвёл взгляд, но образ светящегося камня уже впился в память, будто Ка самого лазурита шепнул ему что-то.
Обладание таким дорогим предметом подтверждало высокое положение старика в предшествующие годы — он не имел больше ничего, но один этот ящичек, если бы его обменять на серебро, мог обеспечить безбедную жизнь семьи Ма-Хесы в течение многих лет. Что лежало в ящике, он не знал, так как старик никогда не открывал его при нём, но судя по весу, что-то нетяжёлое.
Сзади раздался крик — между ними и городскими стенами пастух гнал своё стадо. Ноги Ма-Хесы почувствовали вибрацию — земля содрогалась от сотен бьющих копыт. Мальчик невольно оглянулся, провожая взглядом крупных животных, проходящих в нескольких сотнях локтей.
Город был огромный — рано утром они миновали его дальнюю окраину и сейчас находились примерно напротив центра. Населён он был жрецами, вельможами и ремесленниками. Город был посвящён богам и поглощал очень много пищи. Поэтому на многие дни пути отсюда по обеим сторонам Хапи выращивали ячмень, полбу, разбивали фруктовые сады и разводили скот. После своего небольшого посёлка на болотах Ма-Хеса был ошарашен величием крепости, вдоль которой, насколько хватало глаз, тянулась цепочка белых холмов.
— Этот пер-джед и всё вокруг него строилось не для пер’о, — тихо сказал старик, поднимая глаза к вершине возвышающейся шестью сужающимися ярусами к небосводу гробницы. — Там даже и нет пер’о.
— Как нет пер’о? — оторопел Ма-Хеса. — А кто-нибудь там есть?
Старик кивнул.
— Там лежит сын пер’о. Он умер, когда был на четыре или пять восходов Сопдет младше тебя. Пер’о сам убил его.
— Неужели сердце его омрачилось тьмой Дуата?
— Похоже, Ка оставил его. Надолго… очень надолго…
— Но Яхим строил это для пер’о?
— Нет, Ма-Хеса, — юноша вздрогнул, так как старик впервые назвал его по имени. — Нет, Ма-Хеса, — повторил он, — Яхим строил эту гробницу для…
Старик умолк, и взгляд его сделался неподвижным. Топот копыт и мычание прогоняемого мимо стада заполнили тишину, пока старик молчал, уставившись в пространство. Ма-Хеса терпеливо ждал. Когда он уже решил, что ответа не будет, старик снова поднял голову:
— Тогда Сопдет, звезда Исет[5], покраснела, — сказал он наконец.
— Разве она не от века красна? — спросил Ма-Хеса, но старик не слушал его. Он повернул к нему лицо.
— Яхим строил всё сие, — он провёл рукой, словно пытаясь издали погладить пер-джед, — из-за этой звезды, которая принесла большие беды на Обе Земли. С тех пор каждый делает свой выбор: один — за всех, а другой — лишь за себя. Спроси своё сердце, Ма-Хеса, кем ты хочешь быть, когда придёт твой черёд.
— Я что-то слышал об этом… — сбивчиво произнёс Ма-Хеса. — Мут говорила… — он замолчал, увидев, что старик раздражённо отмахнулся. Лицо его на мгновение исказила ярость, но тут же старик взял себя в руки, и вид его снова сделался бесстрастным, а в голосе появилась насмешка:
— Ну и что же рассказывала твоя мут о временах, когда не родилась не только она, но даже и её дед?
Ма-Хеса понял, что лучше промолчать. Старик покачал головой, глядя на него и продолжил:
— Даже жрецы не ведают многого о сём, — он снова помолчал, а челюсти его в это время двигались, словно пережёвывая слова, которые не должны были сорваться с его уст. — Так вот, она покраснела…
Примечания:
1 — Баран — в контексте измерения времени — звезда, открывающая начало суток, занимая высшее положение над горизонтом.
2 — Саур (sȝ wr) — старший сын, первенец.
3 — В Древнем Египте левая сторона ассоциировалась с востоком, а правая с западом. При этом, юг считался «передней» или «верхней» землей, а север — «задней» или «нижней». Такое восприятие сторон света было связано с течением Нила и положением Солнца. В западную пустыню, согласно поверьям, уходили умершие на суд Осириса.
4 — Под сепом (др.-егип. sp) понималась первичная административная единица Древнего Египта, соответствующая греческому термину «ном». Сепат — начальник сепа, назначенный фараоном, номарх.
5 — Звезда Исет — звезда Исиды, Сириус.
|
цитировать