Андрей Лестер, «Москва 2066. Сектор»

Назад в фантазию

Когда-то, в призрачной юности, я очень любил песню группы Uriah Heep «Возвращение к фантазии». Плохо помню сейчас ту мелодию или перевод лирики. Но отлично запомнил вытекающую из названия атмосферу. Словами ее не передать, нет – но она, как бы сказать, действовала на подсознание… хотя нет, если быть консервативно точным – она действовала на мое сердце. Волновало сердце, да. Я снова и снова (смешно, юнец ведь был!) становился романтиком, странником, пускающимся в дальний путь, мечтателем, ныряющим в захватывающее приключение.

Я возвращался к самому себе. Настоящему. Ну да. А кто сказал, что подлинная жизнь взрослого человека не родом из его детства, юности? Из волшебной фантазии, которой нам так не хватает в повседневной реальности?

Вот так, мне кажется, и с фантастикой – то есть с литературным жанром. Хороший фантастический роман сочетает в себе увлекательный сюжет и погружение хоть в небольшую, но интеллектуальную глубину. Антиутопия должна волновать воображение читателя, словно он – подросток, впервые вступающий в жизнь. Иначе получится пустая межгалактическая стрелялка, псевдомистичечкая ерунда, одна из тех, что миллионами астероидов давно уже замусорили космос нашей литературы.

Я прочитал книжку Андрея Лестера «Москва 2066. Сектор» по совету одного из своих друзей – за одно воскресенье. Потому что, во-первых, не мог оторваться, а во-вторых, недоумевал: как же так, я ведь всегда терпеть не мог все эти жанры типа фэнтэзи, антиутопии, или как их там – да я такого вообще никогда не стал бы читать! А тут…. Я просто не смог оторваться.

А мой приятель, который прочитал сам и дал прочесть своему 17-ти летнему сыну (и тот был в восхищении: «Думал, фигня какая-то, а тут круто…») – сказал мне: «Послушай. Ведь это прежде всего хорошая литература, с прекрасным русским языком. Давно не читал такого»

Да, это так. Я тоже давно не читал книг, написанных нормальным, хорошим русским языком, и при этом с глубокими, сложными, а не картонными персонажами. И это несмотря на то, что недостатки в романе есть. Стиль иногда сбоит – видимо, автор спешил, по заказу писал. Диалоги временами обрывочны. Начало кажется слишком незамысловатым. Но в целом… Понимаете – это проза. Настоящая русская проза, вот прямо почти такая, какая была у наших классиков. Я не шучу. Вот отрывок:

«Я помню, что это была ночь какого-то всеобщего воодушевления. Как будто где-то били огромные небесные куранты, которые никто не слышал, но все чувствовали, как глубоко вибрируют внутренности под их страшным боем.

С каждым часом я все больше задумывался о семье. Катя вспоминалась почему-то не алчной девятнадцатилетней студенткой, а совсем маленькой, с красным пластилином под ногтями. Она смотрела на меня снизу вверх большими круглыми глазами и дергала ручонкой за брючину.

Где она сейчас? Что будет с ней?».

Или вот:

«Елена Сергеевна повернулась несколько раз перед громадным зеркалом в позолоченной деревянной раме, висевшим над камином. Да, оделась она тоже правильно. Не слишком официально, но и не слишком по-домашнему. Чтобы заинтересовать приезжего из Мира кретинов, нужно немножко отличаться от их тихих теток. Но и не следует, конечно, одеваться совсем как дерганая. Можно отпугнуть.

Поэтому она надела тесную, зауженную к коленям, светло-персиковую юбку, такого же цвета блузку с не слишком глубоким квадратным вырезом и темно-бордовый коротенький лайковый пиджачок.

Елена Сергеевна осталась довольна тем, что отразило зеркало. Она попятилась, чтобы разглядеть туфли, но зацепилась за край низкого круглого стола, выругалась и потерла ушибленную ногу. Не хватало еще синяков на коленях! – подумала она, засмеявшись. – Посчитают, что я специально навела тени, как эти молодые дуры, которые рисуют себе на коленках синяки. Кто спорит, это, конечно, наводит мужчин на романтичные мысли, но я все-таки руководитель государства…

Ну а вот:

«До Переворота (Потепления, Большого Ответа), думая о смерти, я хотел, чтобы обо мне забыли, как только я умру. Забыли навсегда и так основательно, как будто меня и не было никогда. Забыли все, кого я знал, и все, кто знали меня. Забыли те, мимо кого я случайно проходил, и те, кто, бросив свои дела, вслушивались в далекие звуки моих выстрелов где-нибудь в джунглях или в горах. Чтобы после меня не осталось ничего – чистый снег памяти. Как будто я вообще никогда не проходил этими улицами, не поднимался по лестнице, не касался перил и кнопки электрического звонка…

Иногда было так плохо, что только мысли об абсолютном исчезновении приносили временное облегчение.

А теперь пишу. Наверно, хочу оставить память. О чем?»

«Удивительно, как много людей мечтает написать книгу о своей жизни. При этом подавляющее большинство не писало никогда ничего. Даже писем. Многие никогда ничего не читали. А книгу о своей жизни, тем не менее, хотели бы написать. Или хотя бы продиктовать. Или чтобы кто-нибудь за них написал. С их слов. Парадокс.

Хорошо, что мечты – такой слабый мотив. Какой процент людей способен преследовать свою мечту или бороться за нее?

Иначе нас завалило бы книжным мусором посильнее, чем перед Потеплением»

Другой парадокс. Люди хотели оставить книгу о своей жизни даже в те времена, когда еще работали компьютеры. Почему не блог, а именно книгу? Ведь не стыдно же было рекомендоваться блогерами, хотя это было все равно, что дать визитку, где под твоим именем было бы написано «болтун».

Может быть, они хотели обеспечить себе какую-никакую Вечность?»

А знаете – при чем тут, в романе «Москва 2066. Сектор»- вечность? Нет, я вовсе не про пафосное, что мол, будут потом читать потомки. Я, кстати, не уверен, что наши потомки, и Достоевского, например, будут читать. Нет, я про другое. Про то, что бывает в искусстве – книгах, картинах, музыке – действительно вне времени. Что это? Даже не пытайтесь угадать.

Дело в том, что эта книга – уютная.

Да. Роман «Москва 2066. Сектор» наполнен какой-то простой, ясной, успокаивающей атмосферой, какая была, например, в книгах братьев Стругацких. Помните? Или в «Марсианских хрониках», в «Вине из одуванчиков» Рэя Брэдбери. Обаяние улиц, обстановки домов, квартир, природы, мужчин, женщин, детей, того, во что герои одеты, как они стоят, сидят, как идут, как они мыслят, как говорят… Вообще, эта близкая любому нормальному человеку, какая-то даже домашняя, романтически-ностальгическая атмосфера присутствует в разной степени во всех стоящих книгах.

И здесь – тоже. На страницах романа Лестера буквально разлито стремление героев к покою, к тишине, к отдыху от бессмысленных страстей. Но есть в романе и те, кто этой тишине противостоят. Их тоже – много. Мир после Катастрофы в книге «Москва 2066. Сектор» поделен на два сектора – зону «тихих», и зону «дерганых»…

Но не буду пересказывать сюжет.

Потому что главное в книге то, что это по-хорошему развлекательный приключенческий роман для взрослых. Сегодня ведь уже забыли, как пишутся настоящие приключенческие романы фэнтези с серьезной философией. Такие, какие писали те же браться Стругацкие, Брэдбери, а до них Уэллс, Беляев. А Андрей Лестер – взял и написал. В его романе главное не эффектные подвиги во имя «справедливости» или «спасения мира», а стремление к подлинной, осязаемой красоте. Пожалуй, в чем-то «Москва 2066. Сектор» – есть даже попытка написания современного рыцарского романа. И вот это держит. Потому что если оставить только сухой каркас сюжета — все рухнет. Наполнение жизненное, подлинное, а сюжетная оболочка фантастическая, интересно выстроенная. Связка этих двух вещей и дает результат. Как и разделение людей на «тихих» и «дерганых». Кстати, очень актуальное разделение нынешних современных жильцов нашей планеты — нет?

Нет. Пока еще – нет. Пока что мы Бог знает как перемешаны, и в каждом из нас присутствует как блаженная тишина, так и злобное, бесовское дерганье.

Как сказал недавно в интервью на радио «Культуротека» сам автор романа Андрей Лестер, своей книгой он хотел показать, что прижизненный рай на земле невозможен.

Впрочем, господа тихо-дерганые, выводы сделайте сами…

Валерий Былинский