В бесконечных спорах о том, что такое фантастика, — жанр или приём — эта миниатюра вполне способна поставить точку. Потому что за фантастическим антуражем скрыта вечная человеческая печаль — эх, люди...

Временной сдвиг погубил главного героя. Таким способом, что и врагу не пожелаешь. Но что это? Дочитываешь, начинаешь сначала… Он снова живой! Да, он погибает, но временнАя петля снова возвращает его к жизни. Вот такой парадокс.

Финальная фраза, конечно, работает и оправдывает созданный автором мир, в котором человеку отводится роль маленького ребенка под опекой машин. Но убедительность психологии героя резко падает, если отказаться от фантдопущения, а следовательно, падает и самоценность текста.

Вот если бы Антон Павлович Чехов был фантастом, он бы именно так написал повесть «Летающая Степь». Надеюсь, я не довела этим заявлением уважаемого автора до деанонимизации?

Здесь на первом месте язык, в котором растворен сюжет. Красивая лингвистическая фантастика. Имеет право на существование. Хотя многим любителям экшна, очевидно, будет не по душе.

Рискованное дело затеял автор. И у него все слишком хорошо получилось. Крупицы искренности и смысла оказались растворены в литрах

флуда, как на настоящем сайте.

Набор штампов. Космический Робинзон с игрушечным медвежонком, пирамиды, фиолетово-красные пальмы, мыслеобразы, рефлексия… Просроченный «коктейль Молотова»

«- Выброси эту гадость! Если не выбросишь, ночевать будешь на улице» Очевидно, мать Саймона сторонница твердой НФ. Действительно, зачем же демона, немытого, из лесу, в дом тащить?

«Отец удивился, когда увидел на пороге Саймона — вместе с Люксусом. Он усадил сына за стол, напоил чаем, и лишь затем спросил:

- Ты и в самом деле вызвал демона?»

Я тоже удивилась, но удивлению отца – видя демона, пьющего кровь, на плечах сына, пьющего чай, он еще и спрашивает: «Ты, сынок, демона вызвал? А де он?»

Впрочем, брызги крови не впечатляют, не бодрят и не пугают. Ну, хотел Саймон, чтоб убили Кальвинаса? Убили. Плакал потом от жалости к себе? Плакал. Анекдотичность во всем какая-то – «и с партизанами неловко получилось…»

Да, чуть не забыла – причем тут девочка-олень? К тому же это явный фанфик.

Антураж явно средневековый, психология героев характерна для фэнтези, а слово «мэр» — для современной Москвы. То есть случайный набор. И так во всем — противоречивые, неубедительные характеры, странные нелогичные поступки.

Скрипач попадает на тыщу лет вперед, оказавшись в темном переулке. За что ему такое «счастье»? Ответа нет, просто сразу тридцать первый век, и тишина. Именно так, скрипач – и тишина. Помните? «Кин-дза-дза». Скрипач не нужен! Продолжение в том же духе. На планете Земля звуки запрещены, рулит телепатия. Планета Плюк.

Герой долго изучает новую сигнальную систему:

«Но ваши мысли, дорогой друг, слишком неорганизованны, и выловить из их потока ту, которая главная сейчас, не представляется возможным». То есть –

«Думай номер своей планеты в Антитентуре!»

И когда ГГ, наконец, становится способен телепатически передавать музыкальные образы, вдруг выясняется, что Королева не мжет их воспринимать. Главгер опасается кары, однако Королева, в очередной раз не расслышав гениального исполнения скрипача, только участливо интересуется:

««Чего ты хочешь?» — надменно спрашивала меня Катерина. Её крутой нрав ничуть не изменился после последних событий».

И в чем тогда ее надменность и крутой нрав?!

Королева прописана неубедительно, и то, что под конец она смирилась с собственной глухотой, научившись «имитировать … … », ничем не мотивировано, разве только необходимостью закруглить рассказ.

В тексте много стилистических огрехов. Дважды попадается одна фраза, но в первом случае с запятой (ненужной, кстати), во втором без нее:

«Царившая тишина, неприятно давила».

«Царившая тишина неприятно давила».

Герой стоит рядом с небоскребами, но видит далекую перспективу:

«Там, где я только что прошёл, возвышался закованный в мрамор небоскрёб, чуждо смотря на меня пустыми белыми окнами. Обернувшись, я увидел, что такие здания повсюду».

Но тут я напрочь забыла про небоскребы:

«Из него вышел высокий стройный мужчина и, ничего не объясняя, усладил меня внутрь. Я настолько был поражён царившей глухотой…»

Ибо тоже была поражена.

«Царившая глухота», действительно, царит. Так бы расск и назвать.

«Большой белый зал» превращается в уютный «кабинет»:

«Мы поднялись на второй этаж и направились в большой белый зал. Огромные окна занимали всё пространство восточной стены, начищенный до блеска мраморный пол отражал стеклянную мебель разных оттенков белого. Несмотря на странный интерьер, кабинет был удивительно уютным».

Если окна занимают все пространство стены, то про стену уже писать нельзя, ее нет.

Мраморный пол? Во-первых, мрамор мягкий, он впитывает все, что на него прольют. Непрактичный, значит. Во-вторых, чем он «начищенный до блеска»? Абразивной шкуркой? Полированный – да.

Героя зовут Поль Вансент, он играет в оркестре Венской оперы. Ну да…

«Приветствую вас! Вы русский?»

- Да! Русский! — завопил я от радости».

«Мой друг, вы попали в далёкий от вас тридцать первый век. Позвольте представиться, меня звать Петар, я выполняю функцию главного администратора по связям с людьми вне города. А эта женщина — Катерина. Королева города».

Петар сказал бы не «далекий от вас», а «далекий от нас». И должен был сказать «меня зовут», а не «меня звать».

«тонны распеченной плазмы»

«Дело в том, что внешнее и среднее ухо человека по-прежнему воспринимают звуковые колебания. Но, так как, мозг больше не выполняет функции приёма, звуки остаются в голове».

Если звуки остаются в голове, что они потом там делают?

«Её высочество королева Катерина просит вас быть нашим гостем».

Вообще-то, королева – величество.

«Я не стал возмущаться, задав вопрос о предсказателе. Как тот объяснил мой приход? Есть ли шанс вернуться? Но Петар ответил лишь то, что предсказателя давно нет в живых и что путешествия во времени невозможны».

А ведь самое интересное – как объясняется «приход» и есть ли шанс вернуться. Что касается невозможности путешествия во времени – а, собсстно, не про это ли рассказ?

«В лабораторию я пришёл расстроенный и обезнадёженный».

Обездвиженный, обезвоженный, огороженный… и новое слово – обезнадеженный.

«Поль. Меня звать Поль», — сказал я, смотря гостье в глаза.

Не-е… Это надо говорить так: «Бонд. Меня зовут Джеймс Бонд».

«Сыграй!» — приказала она. Я непроизвольно дёрнулся.

Напрашивается продолжение – «ПЕТЛЯ ЗАТЯНУЛАСЬ».

«Моя просьба была выполнена, и на следующий день я давал настоящий концерт. К заграждению пришло десять человек. Девять из них слышало музыку, как и Вероника».

Я посчитала, сумев сложить 9+1. Получилось 10, правильно? Ну и зачем так сложно?

«Катерина смотрела на меня с презрением, перебирая в мозгу достойное наказание».

Если наказание одно – чего его перебирать? Доставай плазмоган и шмаляй в супостата!

«Ни одна мысль не вырвалась у королевы бесконтрольно».

«Я написал ещё один концерт специально для вас в стиле Legato и с элементами флажолета».

Человеку, который музыку не слышит, стоит ли рассказывать про Legato с элементами флажолета? Только дразнить и раздражать. Тем более, саму королеву.

Итог – уж точно, не в финал. В «пожизненный эцих с гвоздями». И в целом – КЮ.

Рискую не в первый раз повторить каламбур, связанный с названием, но рассказ – хорошо, уверенно написанный, с полным раскрытием темы, яркими характерами и сочно выписанными реалиями – настолько НЕБЕЗНАДЕЖЕН, что просится в финал.

А в чем, собственно говоря, фантдопущение? В немотивированной легкости злодейств, учиненных главной героиней? Неясно, в какой момент рассказ, по мысли автора, приближается к конкурсной теме — когда героине пять лет? Или когда она расстреливает друзей? И в чем эта «резкая смена»?

Ни главная героиня, ни другие персонажи не вызывают ни симпатии, ни эмпатии. Плоские картонные фигурки. Как и в целом текст не оставляет после прочтения ничего — ни уму, ни сердцу.

На сладкое чисто практический вопрос — кто на мертвой планете обслуживает электростанцию, дающую ток холодильнику с мороженым?

Подкупает скульптурная ясность фраз. Жесты и движения персонажей настолько зримы, что воспринимаются как кинокадры. И это относится не только к внешнему действию, но и к описанию того, «чего не может быть»: «Слова скользнули мимо, срикошетили о стену, вернулись назад и ударили под дых».

Смена образа жизни заявлена сразу, в «рваном» поведении героя, когда он пытается и не может отделить от себя воспоминания о Йасси. Россыпь масок – как материализация того, что скоро станет с его личностью. Сверхзадача рассказа – понять, благо или зло это растворение личности в человеке, которого любишь, борьба своего «эго» за самостоятельность и готовность отказаться от нее ради спасения другого – это уже не просто фантастика, это просто Литература.

Отдельное спасибо хочется сказать автору за то, как скупыми штрихами он создает, конструирует необычный мир своей собственной, на другие не похожей антиутопии. Мир, где зыбкий прогноз является законом, а закон – неясным предсказанием.

Любопытно рождается характер Йасси – самой ее нет, но Ёж живет ею, ее памятью, сознанием и приглушенной болью. Поэтому финальный «выстрел» с раскрытием факта подселения сознания Йасси и неожиданен, и убеждает.

Весело, внутренне логично. Язык «аборигенов» удачно стилизован под сказку. Соответствие теме – не в изменении персонажей, они-то остаются себе верны, а в том «перевороте умов» местных жителей, который вызвало приземление корабля. Рассказ о рождении легенды. Ох, хитер автор! Респект ему – и в финал по неведомой дорожке…

Красные людоеды против белых вампиров, оппозиция мяса против власти крови. Два ненормально-одинаковых отрицательных полюса, одному из которых, против законов физики и благодаря мастерству автора, хочется сопереживать (я не про вампиров, нет!). Отдельное спасибо за политические аллюзии