Николай Животов «Макарка-душегуб»

Чтобы узнать, кем был автор данной книги, заглянем в словарь Брокгауза и Ефрона: «Животов Николай Николаевич (1858—1900) — писатель, сотрудник «Петербургского Листка» и «Петербургской Газеты». Большим успехом пользовались в низших слоях читающей публики его романы: «Макарка-душегуб», «Цыган-Яшка», «Фабричная рота» и «Игнатка-Горюн».

Описание сие вроде бы исчерпывающее, но на самом деле не все так просто. Если, к примеру, Ивана Пономарева писавшего в то же самое время, один читатель сайта назвал русским Монтепеном, то Животова скорее можно назвать русским Буагобе. «Макарка» — очень длинный, обстоятельный, насыщенный бытовыми описаниями детективный роман, но который на поверку оказывается гораздо сильнее переводной сериальной фельетонной прозы тех лет. Да и поинтереснее он будет и часто переиздаваемого сейчас Раскатова, у которого в книгах слишком много беготни по лесам, а детективной фабулы почти нет...

Итак, каким же был Петербург и его окраины во времена, описываемые Животовым? Вот, что он пишет: «Тонкая, жидкая грязь толстым слоем покрыла улицы, тротуары...Бедность населения, убожество обитателей, нечистоплотность домов и лавок, грубость нравов...Простота нравов доходит до того, что летом мужчины и женщины открыто купаются в прудах и канавах среди белого дня...». Где то на Обводном стоит питейное заведение, известное в народе как «Машкин кабак», где собираются местные любители развлечений...

То было время, когда молодая незамужняя женщина, зайдя в одиночку вечером в квартиру малознакомого мужчины, могла беспросветно погубить себя. Именно оное и произошло здесь с юной Ганей (Агафьей Тимофеевной). Вообще, самые сильные места в книге и есть описания Животова отдельных моментов в судьбе Гани. Вряд ли какой читатель спокойно прочтет строки, повествующие о жизни недавней красавицы до и после замужества: «Около ворот дома стоит и караулит двух боровов пожилая, сухая, как щепка, с лимонного цвета лицом и ввалившимися глазами женщина. Под левым глазом багровый синяк, на лбу струится кровь, она смеется...». Единственно, по ходу чтения родился вопрос -коль ей так необходимо было хотя бы на день оттянуть свадьбу, не могла ли она разве больной сказаться или даже специально навредить себе...

Другая героиня — Елена Никитишна Коркина — крайне напоминает одного героя из истории старца Зосимы Достоевского о поисках справедливости сопряженных с неизгладимыми душевными муками...

Есть у автора и свой сыщик — «русский Лекок» Дмитрий Иванович Густерин. Но, что характерно, он никоим образом не рисуется им и не восхваляет его. Наоборот, Густерин натворил столько ошибок при поимке Ивана Степановича Куликова, сколько тот же Холмс и за десяток жизней бы не сделал. Но, видимо, автор стремился сделать историю поправдивее и избегал литературных красивостей, свойственных его тогдашним иностранным коллегам по жанру.

Итого: массированный и не всегда приятный глазу открытый слой из петербургского закулисья последней четверти XIX века.