Сэйси Ёкомидзо «夜歩く / Yoru aruku»

«В ночной тьме и при свете молнии ловкий артист способен сыграть сразу две роли и срежиссировать хорошую пьесу...». 横溝 正史, 1948.

夜歩く (~«Ночные хождения») ранний роман велеречивого старейшины Екомидзо. К сожалению, прославленный мастер ушёл на сей раз в сторону от исторических перегибов о древних династиях до N-го колена, столь органично смотревшихся в его других работах; целиком и полностью сосредоточившись на «подлинной» детективной загадке, т.е. создав яркий и ранний образец того, что в некоторых источниках ничтоже сумняшеся обзывают заморским словом «хонкаку»... При этом необходимо заметить, что автор реализовал здесь идею, ранее уже прозвучавшую в легендарном романе Агаты Миллер (разумеется, по этическим соображениям я не вправе сообщать, в каком именно...). Я, конечно, уже не помню детально тот роман «леди Агаты», но не сомневаюсь, что в аранжировке Екомидзо присутствуют собственные уникальные наработки, да и отрубание голов никак не входило в специализацию замечательной британской сочинительницы...

Послевоенный Токио. Ночной бар «Цветок» на Гинзе. Зашедшая развлечься молодая прелестница достаёт из чулочка...эээ... ошибся, то есть нет, из складок кимоно она достаёт пистолет, и стремительно выстреливает в ногу одного из посетителей — художника Коити, наделённого определенным физическим недугом. К счастью, выяснилось, что напуганная девушка стреляла по ошибке, рана оказалась поверхностной и случай быстро замяли... Далее — префектура Окаяма, горный район, где проживает семья Фуруками. Та самая красавица (Ятиё) приглашает художника в гости, причем по стечению роковых обстоятельств, её сводный брат (Мориэ) обладает ровно тем же самым горбатым недугом, что и приезжий гость (что поделать, жизнь в горах, без морепродуктов, имеет свои недостатки...).. Да, чуть не забыл, на сей раз в романе есть собственное «Я» (к чему бы это?)- повествование ведётся от лица бульварного писателя Яширо Тораты — он также является одним из гостей семьи. Что же касается Косукэ Киндаити, автор наконец-то решил не использовать его на протяжении всего романа — этот человек заглянет на огонёк ближе к развязке. /В этот раз он без прикрас описывается глазами со стороны, и отчётливо ощущается, что Екомидзо придумал неряшливый образ Киндаити как бы в противовес западным детективам — ухоженным всезнайкам в выглаженных опрятных костюмах, вроде Фило Вэнса, которые разъезжают в престижных автомобилях и потребляют дорогие напитки/.

«Фигура, только что исчезнувшая в лесу, внезапно вспыхнула и снова зажглась в лунном свете, похожем на белое серебро. Её ноги парили над землёй и она шаг за шагом приближалась к нам. Она передвигалась, слегка приподняв подбородок, с распущенными по плечам волосами и в распахнутой ночной рубашке...»... Нет, это не вампиризм (даже несмотря на то, что Семён — давний поклонник Абрахама Стокера...), всё гораздо серьёзнее — многие из поколения Фуруками страдают сомнамбулизмом, и члены семейства имеют привычку ходить по ночам где вздумается. Стоит заметить, что лунатизм здесь обыгрывается в оригинальном ключе — не как средство для совершения неоправданных поступков, а тоньше: сомнамбулические причуды являются признаком родства для тех, кто в этом родстве сомневается...Что же касается «невероятных» фокусов, то да, мудрый Екомидзо припас кое-что у себя в фуросиках. Ну во-первых, японский меч, которым был обезглавлен один из присутствующих (то ли художник, то ли член семьи Фуруками: поскольку злодей унёс голову, из-за их одинаковой болезни и общей конституции, определить, чье тело лежало в комнате, оказалось положительно непонятно — тем паче, что «двойник» бесследно исчезает в тот же вечер). Меч был убран в сейф в присутствии рассказчика и г-на Наоки (у одного ключ, у другого буквенная комбинация), т.е. крышку открыть можно только в присутствии двух лиц. Однако, голову этим мечом всё равно отрубили. Во-вторых, и у художника, и у того самого члена семьи по стечению обстоятельств, имелись одинаковые огнестрельные раны на правых ногах... Наконец, то, что разыграно наиболее тонко — это судьба психически нездоровой девушки, томящейся в соседнем селении (персонаж, казалось бы созданный для побочной линии..) с её ролью и местом в истории автор водит за нос до самого конца, но ответ получился очень трогательным.

Подводя итог. Таинственная аура Екомидзо, можно сказать, удалась. «Cherchez la femme» по-японски также зашифровано очень витиевато — можно примерять личность Ятиё ко всем подряд лицам мужского пола в романе и гадать, кому она благоволит больше всего и... потерпеть неудачу. Правда, кто является главным злоумышленником, удалось догадаться еще до финальной развязки, но при том неминуемо возникло досадное ощущение дежавю — в свете того самого произведения «леди Агаты».