Эмили Сент-Джон Мандел «Стеклянный отель»

Очарованная странница

Свечу зажгла я с двух концов,

Пускай недолог свет,

Он у друзей и у врагов

В душе оставит след.

My candle burns at both ends;

It will not last the night;

But ah, my foes, and oh, my friends--

It gives a lovely light!

Эдна Сент Винсент Миллей

Назвать новый роман Эмили Сент-Джон Мандел книгой о финансовой пирамиде, примерно как о «Станции Одиннадцать» сказать: постапокалипсис с пандемией. Да и нет. То есть, внешняя событийная канва включает заявленные обстоятельства и расписывается все довольно подробно. Тщательный разбор мотиваций воплотившего схему Джонатана Алкайтиса — что удивительно, важнее личного обогащения, которое вообще не главное, было «не обмануть ожидания вкладчиков».

Двойственное, в духе Шредингера, существование его сотрудников, вовлеченных в аферу: «можно одновременно о чем-то знать и не знать». Ясно, что таких громадных денег за непыльную работу не могут платить по определению и уже одно это должно бы насторожить, если допустить, что кто-то действительно не понимает, чем здесь занимается. Но эти печеньки обеспечивают замечательный комфорт и решение всех вопросов, какие можно решить посредством денег, а к тому же — ты здесь не один, и забить тревогу, значит подвести коллектив.

Вкладчики. Трагедия пущенного по ветру итога многолетней работы, обманутых ожиданий, надежды на спокойную, обеспеченную, достойную старость. Жизнь, которая на глазах ужимается шагреневой кожей в совершенное ничто. Максимальные шансы заработать на финансовых пирамидах у тех, чей жемчуг мелок: оперируют сверхкрупными суммами, узнают раньше других, успевают снять сливки и вывести активы до того, как запахнет жареным. Главный удар приходится по тем, у кого суп жидок, такое «не жили богато, нефиг начинать».

Ну, последнее большинству соотечественников, переживших развал Союза, и без схемы Понци знакомо. Помните, как гиперинфляция за три месяца сожрала сбережения: в девяностом хватало на домик у моря и машину, в девяносто втором могу купить на эти деньги десять буханок хлеба. Жаль, конечно, но когда пару-тройку раз через подобное пройдешь, начинаешь воспринимать не как большое зло, а как мелкие пакости.

Так вот, главное в книге не это, хотя, отдам должное, безупречно психологически достоверно и жизненно. Важнее ощущение, что может перемениться все, неизменным останется то главное, ради чего ты здесь, твоя Станция Одиннадцать. Для героини «Стеклянного отеля», девочки-девушки-женщины по имени Винсент (в честь Эдны Сент-Винсент Миллей, чье стихотворение у меня в эпиграфе) — это ее пятиминутные видео всех морей и океанов, сколько успеет увидеть.

Стоп, эта та самая Винсент, которая была с Алкайтисом? Щучка-сучка и трофейная жена? Женщина, на протяжении нескольких лет пользовавшаяся преимуществами Страны больших денег? Да, пользовалась и научилась, хотя не сразу, и не безупречно, имитировать поведение уроженцев этих мест. Если вы думаете, что такие вещи усваиваются автоматически, то сильно ошибаетесь. Но ее внутренней сути это не изменило. Та девочка, что написала на школьном окне «Смети меня» — говорят, последние слова Серена Кьеркегора. Та, что работала барменом в Стеклянном отеле. Та, что стала судовым поваром после расставания с великим аферистом. И нет, не щучка-сучка.

У Эмили Мандел удивительная способность создавать связный мир с ощущением правильного и справедливого устройства там, где все разбито вдребезги и должно бы разлететься в клочки-осколки-обломки. Складывать необычные конструкции из привычных элементов, соединять в местах, где сама возможность соединения, кажется, отсутствует — а вот поди ж ты сливается, живет, дышит.

И вовсе не чудовище Франкенштейна, вполне себе обыденное существование получается, а что новый мир обретает дополнительное свойство, вроде возможности левитации, двоякого дыхания или хождения по воде аки по суху, так то не всякому дано увидеть, и мы особо афишировать не станем. Одновременная реальность-ирреальность происходящего, которой писательница как-то насыщает свои книги. Трансовое, гипнотическое утешительное воздействие ее текстов, когда все хуже некуда, но читатель укрепляется в уверенности, что Бог в своих небесах и в порядке мир.