Александр Львович Соболев «Тень за правым плечом»

Отставленный ангел

«Небольшая стайка ос или пчел вполне может зажалить до смерти любое, сколь угодно крупное, живое существо. Россия с самого начала была живой, а не големом, слепленным из глины и крови, и поэтому оказалась уязвимой.»

Особое свойство прозы Александра Соболева зачаровывать в процессе чтения, погружая в состояние отчасти эйфорическое, имеет оборотную сторону — прекратив, переживаешь почти неизбежную абстиненцию. Так уж мы, люди, устроены, вынужденные платить за все хорошее, чем дарит судьба. Именно потому для себя я уже с десяток лет назад наметила, что стану по кругу читать путевые заметки и рассказы о малоизвестных поэтах Серебряного века от Луки из Лейдена (lucas_v_leyden — ник автора в ЖЖ) в умудренной и закаленной старости.

А если серьезно, то да, его невозможно не любить и он один из очень немногих в пространстве всеобщей грамотности, кто владеет языком на уровне, заставляющем усомниться в совершенной земнородности этого дара. Может потому так органично ложится на восприятие идея «записок ангела» и никому из рецензентов, а пишут о Соболеве традиционно много и все люди достойные — никому не приходит идея усомниться, помянув любимого критиками ненадежного рассказчика. Но по порядку.

В основе сюжета прием найденной рукописи — хочется сказать «рукопись, найденная в бутылке», но в одном ученом сообществе все того же ЖЖ мне всякий раз за это пеняют, указывая на физическую невозможность поместить сколько-нибудь значительного объема текст в какую угодно крупную бутылку, потому мы с Эдгаром нашим По, всхлипнув, про бутылку ничего не скажем, а скажем вовсе про антикварную лавочку в Вене, где герой, прибывший на филологический симпозиум и манкировавший банкетом, предпочтя ему одинокую прогулку по городу, неожиданно натыкается на стопку тетрадей, исписанных по-русски каллиграфическим почерком с дореформенными ерами и ятями.

Содержание не оставляет сомнений в том, что написаны они ангелом, Не тем, что по небу полуночи летел и тихую песню пел, и не Огненным как у Брюсова, и не вестником, как Гавриил, а вовсе даже рядовым ангелом-хранителем, который, если верить фольклору, стоит у каждого из нас за правым плечом, в то время, как за левым — приставленный ко всякому персональный бес. Только в случае Серафимы Ильиничны невидимость и бесплотность дала сбой. Она не знает, почему и зачем, и в целом не озабочена метафизикой. Она знает лишь свою цель — охранять жизнь единственного человеческого существа, данного под опеку.

Божьей волей для нее это младенец Анастасия, Стейси — как эмансипированная и склонная к эпатажу мать зовет девочку. Дочь гимназического учителя из провинциальной Вологды. Никакой скудности и убожества, оба родителя унаследовали приличный капитал и вполне могли бы жить как рантье, работа Льва Львовича скорее волонтерство. Как бы там ни было, а Серафиме, благоприятным стечением обстоятельств, удается не только сделаться крестной матерью своей подопечной, но и поселиться от нее в непосредственной близости, став неизменной участницей жизни семьи.

Спокойный размеренный обывательский быт, со вкусной едой на отменно сервированном столе, с умными разговорами, среди которых тема борьбы за счастье народное если и всплывает, то усмиряема бывает хозяйским: «а не заказать ли нам завтра Жанне Робертовне селянку?» На дворе, тем временем, 1917. Каждый читал про Революцию и Гражданскую, много на эту тему написано хорошего и разного, от «Хождения по мукам» и «Доктора Живаго» до «Высокой крови» Самсонова, «Тень за правым плечом» — это такой, если и не ангельский, то наверняка уж не вполне человеческий взгляд на события, в котором «ничто не предвещало» и «все говорило за то, что»; «никому, кроме Шленских с Быченковыми и человеческого отребья не на радость» и «но по большому счету все это не имеет значения, была бы Стейси жива-здорова».

У того, кто прочтет этот мой текст, может сложиться, что книга едва ли не блоковское: «Предатели! Погибла Россия», что неверно. Здесь столько и о стольких немыслимо интересных вещах. Чего стоит история с поддельными манускриптами и письмами-найденными-в-бутылке батюшки о.Максима. А как немыслимо хороша болотная робинзонада доктора Айболита Веласкеса. А как уместен и не чрезмерен мистический элемент.

Роман можно бесконечно разбирать на составляющие, любуясь красотой и соразмерностью всякого элемента и эталонным качеством скрепляющих слов, но не менее важно сказать о цельном здании, которое, сколько поняла, неочевидно большинству читателей. Смотрите, здесь просто. Это история отставленного ангела. Берегини, от которой отказались, и какова бы ни была причина, все, что после — это без. И речь не только и не столько о девочке Стейси, которую мать с отчимом увозят в Аргентину.

Так что же, оставь надежду, всяк? Ну нет, пока живем надеемся. Запас благости, как и запас удачливости возобновимая величина, и грифоны охраняют лиру.

Понравилось даже больше дебютного — и прозвучавшего- романа. Очень уютная размеренная душевная проза по стопам Набокова же. Что не Питер, а Вологда, в плюс, равно как и сказовая порой интонация. Соболев — не первый в средь когорты филологов- беллетристов — безгранично радует воздухом, юмором, моральным равновесием ( чего не хватвет, например, Степновой); в общем не только « буквы на бумаге» и да, при чтении « легкие расширяются». Прописаны и детальки и персонажи, ну а замшелый отчим охраняемой Стейси ( бесцветной и пустой), это знамо Таксович из великой книги автора- вдохновителя.