Мэри Хиггинс Кларк «Его любимая дочка»

Продолжаю читать романы Мэри Хиггинс Кларк – почему-то они мне неплохо пошли, может, из-за психологической достоверности, нехватки описаний разных извращений и изображения жизни разных слоев общества США. «Его любимая дочка» (2002) – это психологический триллер и социальный роман одновременно, это история девушки Элли, дочери полицейского, старшая сестра которой Андреа в пятнадцать лет была зверски убита развращенным и жестоким парнем из влиятельной и уважаемой семьи – Робом Вестерфилдом. На основании показаний младшей сестренки убийца отправился за решетку. Прошло двадцать два года, Элли выросла, пережив развал травмированной горем семьи, смерть матери, отчуждение отца, создавшего другую семью, стала успешной журналисткой, а тем временем Вестерфилды нашли нужного «свидетеля», что засвидетельствовал невиновность их наследника, оговорив парня из несостоятельной семьи. Роба должны досрочно выпустить на свободу. Помешать этому невозможно. А узнать правду?

Это роман об общественном мнении и о том, как им легко манипулировать, выставляя преступников за жертв правосудия, пользуясь связями в правоохранительных органах, подавая лживые показания и безупречные характеристики, создавая нужные сайты. Что-то в этом актуально для наших стран, не только учитывая «мажоров» и их «подвиги», которые тоже обильно присыпаются деньгами, начиная с учебных заведений, как у Вестерфилдов, но и на то, что паолитические события выступают своеобразной индульгенцией для многих откровенных уродов, богатых и нищих, списавших все предыдущие грехи и отсидки. А копнуть некоторых, то будет точно, как в романе Хиггинс Кларк, – потянется вереница искалеченных дегенератом жизней, людей, которые знают о нем кусочки жуткой правды, но молчат, потому что она никому не нужна и никого не интересует. Многие закрывают глаза. Есть та жизнь, которую изображают газеты, и та, которая существует на самом деле. И если спросишь людей о каком-нибудь гнусном отбросе, то чаще всего услышишь одобрительные, положительные отзывы, попытки его оправдать, мол, ну то мелочи, то было давно, он уже все искупил, исправился, изменился. Хиггинс Кларк в этом отношении правдива и безжалостна: никакого «на свободу с чистой совестью» не существует, тюремный катарсис – чаще всего блеф, «раскаяние» – обман, и если социопатический индивид, а именно так характеризуется Роб, был ранее общественно опасным, то таким и остается, потому что на зоне только заводит себе уголовные связи и приучается быть хитрее, чтобы не попадаться. «Человек, у которого с рождения нет совести и не уважающий и нарушающий те социальные нормы, которые признаем мы с вами», даже несмотря на физическую и умственную одаренность, здесь не идеализируется, не изображается благородным «бунтарем против Системы». Это бездушный кровожадный зверь, который должен быть изолирован. Книга, становясь на сторону нормальных людей, недвусмысленно голосует за усложнение досрочного увольнения и более пристальное внимание правоохранительных органов к тем, кого выпустили на свободу между потенциальными жертвами. Ибо простые честные и порядочные люди имеют право на безопасность и справедливость.

Сочувствуя каждой трагедии простых людей, книга вместе с тем не опускается до примитивной классовой ненависти и изображения всех богатых как мерзавцев в социалистическом духе. Психически больному Робу, олицетворяющему вырождение аристократической верхушки, противостоит его старушка бабушка Дороти Вестерфилд, являющаяся носителем благородства и здоровой морали, напоминающей уже упоминавшееся произведение Этель Уайт. Гиггинс Кларк смотрит на мир не однобоко. Но честно.

Ибо это также написанный женщиной рассказ о папе и его важности в жизни каждого человека, о котором забывает наше безобразно феминизированное общество, абсолютизирующее «героических» матерей-одиночек. Об искренности, любви, католической вере и поисках правды, которые дороже собственной жизни.