Эмма Донохью «Комната»

Очень хорошая душещипательная тематика загублена бездарным исполнением. Если бы книга была написана богатым языком от лица разных персонажей, было бы действительно увлекательно. Но книга написана от лица пятилетнего ребёнка, манера подачи раздражает. Во-первых, примитивно написано, во-вторых, у пятилетних детей не такой склад ума, они так не разговаривают, это было уже сто раз отмечено другими читателями. Читать данный опус откровенно скучно. При том сопереживать действительно хочется, но не можется, в силу незрелости этой книги, которая не передаёт в полной мере эмоциональный фон персонажей.

Та часть, где у ребёнка должно было порвать шаблон от внешнего мира, ещё более скучна и ещё менее убедительна, чем часть заточения. Там я уже дочитывала по диагонали.

В общем, не поверила я автору.

Есть книги,которые нельзя оценивать с позиции — «понравилось / не понравилось». Эта книга как раз из таких. «Понравится» в прямом смысле этого слова, как думаю совершенно ясно из аннотации к книге, абсолютно ничего не может...

Эта книга вызывает бурю эмоций, читать ее психологически тяжело. Эмма Донохью описывает мир «Комнаты» глазами пятилетнего мальчика Джека, используя знаменитый метод Альфреда Хичкока — истинного мастера триллера. Поясню свою мысль, это важно для понимания стиля и самой книги — Хичкок говорил, чтобы создать у зрителя ощущение звенящей тревоги, необходимо чтобы он знал о ситуации больше, чем герой на экране. Вот и в книге, Эмма Донохью рассказывает историю от лица пятилетнего мальчика, который не понимает многого, что происходит, но читателю это понятно... И это психологически очень тяжело.

Для меня стало сюрпризом то, что книга разделена на 2 части.

Первая часть это мир «Комнаты» — клетки 4 на 4 метра, где прошла вся жизнь Джека, а это без малого пять лет. В этой части книги описывается «жизнь» героев в мире 4х4 метра: Джека и Ма... Тут просто нет слов... Читаешь и понимаешь, что Подвиг бывает разным. Нам вбили в голову, что подвиг это обязательно героический поступок, с оружием в руках за великую идею. В данном случае Донохью описывает другой, но не менее великий подвиг: молодая женщина, пытается выжить в ужасном мире, пытается воспитать ребенка, оберегать его, дать ему все, что в ее силах — учит его, играет с ним, сочиняет самодельные стихи, заставляет его чистить зубы после каждой еды, потому что у нее все эти годы ужасно болят зубы...

Вторая часть книги стала для меня неожиданностью. Это мир без «Комнаты» — как начать жить в безумно огромном мире ребенку с атрофированным пространственным мышлением, для которого не существовало понятия «там». В этой части показана уродливая изнанка нашего мира, как мы, погрязшие в мире вещей, относимся к таким людям, как Джек и его Ма. Реально соглашаешься и становится стыдно.

Эта история могла бы здорово войти в резонанс с моей собственной: главной героине столько же лет, и мы обе находимся в четырех стенах. Но наши жизненные вибрации взаимно загасили друг друга, потому что описанные в книге события не только сами по себе являются авторской интерпретацией реального судебного дела, но так же нелепо выворачивают на изнанку правду моей жизни. О деле Йозефа Фритцля я посмотрела только после того, как закончила чтение, так что я пыталась поверить, что описанная Эммой Донохью ситуация примерно повторяет произошедшее, только от лица ребенка. Но поведение героев было донельзя надуманным, все ухудшал и перевод с нелепостями, типа «я насчитал одиннадцать домов, где живут соседи вроде Попрошайки, моего соседа» и «Доры-исследовательницы». Хватило же ума переводчику заменить Дороти на Элли из известной истории о канзасской девочке в летающем домике, а вот изучить стилистику и хотя бы грамматику русского языка сил и времени как всегда у них нет. Я даже освежила в своей памяти кое-какие правила, засматриваясь на заимствованную у англоязычного автора пунктуацию. Игра слов осталась непереведенной и будет ясна только тем, кто знаком с английским. А уж построение большинства предложений по типу «имя + действие + распространение предиката» в современных переводах начинает жутко доставать, как будто российское правительство в связи с политикой импортозамещения специально заслало в издательства дерьмовых переводчиков, чтобы читатели переключались на литературу с более естественным языком.

Неестественна и ситуация, в которой к девушке применяют насилие, но при этом осуществляется своеобразная забота о жизни и здоровье. Что-то сильно напоминает типичного родителя, если не учитывать сексуальный характер этого насилия. Только родители априори считают ребенка своей бесспорной собственностью и творят над ним все, что хотят. Насилие маньяка извращается его совестью, которая не может принять сворованное за абсолютную собственность, так что украденное приходится стремительней и безжалостней растрачивать. Маньяк не заключает человечных договоров и может заменить жертву на похожую, если та его слишком достает. Мои догадки оправдались: дело Фритцля, на основе которого написан роман, действительно было о заключении отцом собственной дочери. Ну и не удивительно, почему героиня книги своего собственного ребенка рассматривает как аналогичную вещь, которую к тому же можно использовать для побега. Нужно разве что подождать, пока это существо научится ясно изъясняться и неплохо бегать. Дальнейшего развития характера не происходит. В результате ребенок сталкивается с проблемой оценки личного пространства и отрыва от сиськи, во всех смыслах этого слова, а его мать возвращается к привычному образу жизни в своей, а не чужой комнате. Можно заметить, как она в штыки воспринимает идею ограниченного пространства в той конкретной комнате, пытается замыкаться в себе, чтобы уйти от привыкшего к близости сына, и в результате полностью отстраняет его от себя. Мне кажется, что не просто так она таблеток наглоталась в больнице, не от полученной в комнате травмы, связанной с насилием, а чтобы чуть дольше избавить себя от постоянного дерганья мелкого, надоедливой вещички, которая все-таки своя. А свое нужно беречь.

Первые главы книги настраивали на то, что это будет типичная американская история, написанная в духе новостного репортажа, в которой писатель не забудет пройтись нелестным словом о журналистах, вставит их в сюжет и более-менее разнообразит сухость схематично построенных предложений витиеватостями колких вопросов. После того, как программа-минимум выполнена, Эмма Донохью пытается вырулить из этой банальщины и просто продолжает историю, чтобы внести в нее мораль. А мораль настолько же банальна: каждому человеку нужна своя собственная комната с своими собственными вещами и при всех предоставленных раскрытыми дверями возможностях люди человеку не нужны – ему нужен отдых от внешней торопежки в своих личных четырех стенах. Вторая сторона медали такова: не доверяй чужим и живи в кругу любящих родственников. Видимо, подразумевается: и плоди нужных себе людей, чтобы пользоваться ими по собственной прихоти. И лучше превращай их в любящих родственников с помощью воспитания путем тех, кто тебя вроде как любил.

Когда главная героиня находилась в заточении со своим сыном, в книге чуть мерцали мотивы веры. И как будто появление у пленницы Джека находило параллель с рождением мессии, а предтечей была мертворожденная там же девочка. И при этом мать считала Джека исключительно своим сыном, хотя прекрасно понимала, что его отец – насильник. Типа она такая невинная дева Мария. А потом мы узнаем, что она делала аборт еще до заточения в сарай. И опять все слишком сильно напоминает историю, развернувшуюся между родственниками, а не чужими людьми: слишком уж похожи характеры маньяка и его жертвы — озабоченные дегенераты, желающие жить в стиле типичного среднего класса. И в той же второй части нам прямым текстом рассказывается, что мать воспитывала ребенка по образцам своего воспитания, а значит, и она – плод воспитания, приводящего к выходу в свет тупых озабоченных уродов. Совсем не генетика, а дефекты воспитания, насколько здорово ни выглядел бы образ жизни. А в результате, став жертвой, героиня таким образом зарабатывает себе на жизнь и ребенку на колледж. Вся вера исчезла с появлением средств к желаемому образу жизни. Она не помощник в мире, где свобода объясняется затворнической анархией в космосе понравившихся вещей. По мне, людям нужны люди, какими бы плохими они ни были, а вот тяга к собственности должна заменяться терпением и аскезой. Тогда бы описываемая мораль имела хоть какую-то толику духовности. Здесь же единственные нужны люди — свои, родственники. В интерпретации Эммы Донохью смысл написанного вытекает описываемыми здесь же испражнениям из всех доступных дыр.

Сильная книга. Страшная и добрая одновременно. История изнутри — то ли Йозефа Фритцля, то ли Виктора Мохова, то ли Вольфганга Приклопила, то ли кого-то ещё, сколько этих безумцев. Мальчик, пять лет своей жизни проведший в одной комнате на заднем дворе, и его Ма, сильная до безумия, страшная история любви к сыну и ненависти к не-человеку снаружи, удивительные сказки о космосе и побег, побег, побег. Кажется, это Эмма Донохью провела в звукоизолированном сарае свои семь лет молодости, кажется, это она глотала таблетки и жила, чтобы выйти наружу с ребёнком, точнее, вырастить из ребёнка орудие спасения. Выйти из комнаты, выйти из комнаты, выйти.