Орхан Памук «Снег»

Памук – старше, тексты – печальнее и горше. В портфолио 50-летнего турка «Снег» определенно самый горький из романов. Так по-чеховски он писал кусками разве что в «Новой жизни» и «Чёрной книге». Шестов когда-то справедливо аттестовал Чехова «убийцей человеческих надежд», с Памуком тут вполне законно можно поступить таким же образом. На протяжении всего романа «турецкий жизнелюб» по преимуществу тем и занимается, что методично и хладнокровно умерщвляет надежды и чаяния своих героев. Отнимает «иллюзии», которыми жив человек на свете. Оставляет незаживающую рану «какими мы хотели стать и какими стали». Но главное – и это уже не чеховское – здесь Памук отказывает человеку в свободе. Отбрасывая политико-идеологическую шелуху романа, «Снег» в своём пределе есть трагедия о судьбе, о предопределении и человеческой несвободе, о том, что главный закон, по которому живёт человек, его конституция, написан без него и до него. Если главный герой всеми правдами и неправдами захочет быть счастливым или избавиться от одиночества – у него ничего не выйдет: в его конституции пункта о счастье или счастливой любви не предусмотрено, нет там ни слова о человеческом суверенитете. – «Всю свою жизнь я провёл с сильным чувством утраты и какой-то неполноты, мучаясь от боли, словно раненый зверь», – заключает о себе памуковский поэт Ка. – Другой поэт, настоящий, за много лет до выдуманного турком делил людей на свете на две категории: «кто для радости беспечной» и «кто для ночи бесконечной» (или «горькой доли»). Вот «Снег» – наглядная иллюстрация горького жительствования одного из представителей второй категории, иллюстрация того, что кто-то в этом мире дóлжен быть несчастным и одиноким. И ничего с этим поделать нельзя: Закон.

Роман получился и познавательным, и лиричным. Иногда читаешь как поэму, а местами как жесткую антивоенную прозу.

Турецкой республике еще нет и 100 лет. Все очень сложно до сих пор в обществе. Страна продолжает стоять на перепутье: выбирая между присоединением к светской Европе и традиционным исламом (шариатом)

В этом году я был в Турции. Видел женщин в платках и женщин без оных. Видел купающихся турецких девушек в закрытых одеждах и турчанок в бикини. И никто никому не мешал.

Главный посыл автора для меня такой: люди, будьте добросердечными, уважайте чужое мнение, не будьте как все, будьте свободны в своем выборе. И добрее, хоть немножко.

P.S. пару слов о переводе: был бы не плох, если бы не огрехи при связывании простых предложений в сложные. В частности, очень часто используется слово «который», в сложном предложении оно повторяется 2-3 раза. Это ни в какие ворота не лезет! Эх, почему же в таком уважаемом издательстве не нашлось хорошего редактора или корректора?

Персонажи своей ментальностью очень похожи на героев турецких мелодрам. Только в этом произведении (из тех, что я читал) я видел столько мужчин, которые плачут. Эта концентрация настолько велика, что на это не обратить внимание невозможно. Было интересно узнать о турецкой культуре, обыденности, мировосприятии ислама. В общем книгу оцениваю на 7/10. Первая часть книги немного интереснее чем вторая. Читать было трудно, все время хотелось ее бросить.

Спустя года три перечитал «Снег», сюжет которого решительно не запомнился — не в последнюю очередь из-за сновидческой атмосферы книги. После сногсшибательного успеха «Музея невинности»( о написании которого повествователь делится планами с Ка), который считается как бы «главной» книгой Памука, ретроспективно «Снег» воспринимается по-иному. Прежде всего это очень романтическая история — как и в «Музее» персонаж не смог справиться с влюбленностью, реализовать свои отношения. Разговоры об Аллахе, незабываемый снежный Карс, театральный военный переворот, эпизодический Саатдин — бей и даже шпион с носом как клюв птицы -создают фон истории несчастного, совершившего предательство и также убитого затем. Если «Музей» достаточно статичная история с узким кругом лиц — экстраполяция Пруста на восточный лад, то «Снег» театральный роман, ну и, понятно, что действие в театре подинамичнее, чем в «Музее». Прекрасно выписанная концовка(как и в «Музее»), придающая сентиментально-меланхоличный лад книге. Памук из современных классиков литературы, пожалуй, главный романтик(как Кар Вай среди синематографистов). «Снег» во многих аспектах превосходит очень славный «Музей невинности» и образует с ним дилогию о невозможности счастья.

Споры в рецензиях о качестве перевода представляются выпендрежем — за вычетом очевидных опечаток стиль узнаваем и читается роман хорошо

Более ¾ книги посвящено в той или иной форме противостоянию исламистов с «западниками», последние 100 страниц полностью меняют концепцию произведения, ставя на первый план чувства главных героев, отводя террористам и бывшим коммунистам роль декорации.

У большинства персонажей есть (или была в молодости) собственная бескомпромиссная жизненная позиция. Таков социалист-подпольщик, который радуется мнимой деятельности, однако доносит «компетентным органам» нужную информацию, курдский националист, а также исламист, который искренне ненавидит Запад.

Центральной осью романа является противопоставление главного героя, немецкого европеизированного турка-поэта и его антипода Ладживерта — политического исламиста, террориста и убийцы.

Ладживерт представлен не в традиционном образе бородатого джихадиста; он — обычный человек со своими слабостями, к тому же нравится женщинам. Другие исламисты, в частности, ученики имамо-хатибского лицея — совсем не похожи на талибов, в их любви к аллаху и преданности шариату не ощущается фанатизм или агрессия.

Кемалисты, сторонники светского государства и военных переворотов, возникают в романе в бутафорскому свете, их главный идеолог, Сунай Заим, актер-неудачник, который так и не сыграл главную роль своей жизни — основателя Турецкой государства Кемаля Ататюрка. Исламизм и западничество настолько переплелись, что соседствуют в одной семье. У старого турка-коммуниста одна из дочерей — лидер «девушек в чаршафах», другая — хоть и ходит с непокрытой головой, но, как выясняется позже, так и не поборола сильные чувства к террористу Ладживерту. Эффект антагонизма усиливается любовным треугольником, который неожиданно появляется во второй части книги.

Орхану Памуку удалось изобразить оригинальную атмосферу безнадежной зимней меланхолии, выражающуюся в созвучии слов Ка (имя главного героя), тур. Kar, Карс (пограничный провинциальный город, где происходят события, исторические аллюзии к российскому, армянскому и турецкому периодах его истории). Снег повсюду — в Карсе, Стамбуле, Франкфурте. Даже поэзии Ка построены в форме снежинки. Однако снег в романе — не синоним чистоты и невинности, это признак тоскливой безысходности.

Одна семья и ее окружение — символ всего Карса, противоречий современного турецкого общества.

Новаторская манера изложения материала часто отсылает к автобиографичности (как и Памук, Ка — выходец из Нишанташи, буржуазного района Стамбула, «западник», умеренный сторонник левых идей), автор рассказывает о себе от первого лица как о Ка. Однако затем авторские мысли специально акцентируются, и отделяются от Ка. Примечательно, что Орхан Памук, как фактически одновременно действующий персонаж романа и автор, говорит, как и Ка, о любви к Ипек, испытывает чувство ревности именно к Ладживерту, а не к Ка, усиливая тем самым сходство между автором и главным героем.

Автор сознательно не становится ни на чью сторону, только изображает клубок запутанных табу турецкого общества, которые неразрывно вплелись в личностные отношения главных героев. Любовь автора к родине и преданному традициям турецкого народу отчетливо встает со страниц книги, однако Памук не замалчивает и общественных проблем, о которых властный официоз обычно не вспоминает. Так, в 1970-х годах в Турции, как отмечает писатель, получило распространение левое протестное движение, в начале XXI века символом протеста становятся «девушки в чаршафах» и политический ислам.