Макс Фриш «Назову себя Гантенбайн»

Из романов условной трилогии, включающей в себя также «Штиллер» и «Homo Faber», самый экспериментальный. Нет сквозного, целостного сюжета. Нет, по сути, и привычных, неизменных в основе своей героев. Автор экспериментирует: а что выйдет, если поставить сюда такого человека? А если он будет тем-то и тем-то?..

Зыбкость, незавершённость описываемого мира выражена уже в названии. «Допустим, меня зовут Гантенбайн» — такой вариант был дан в библиографии писателя, приведенной в сборнике пьес, выпущенном издательством «Искусство» в 1970 году. Русский перевод романа, озаглавленный «Назову себя Гантенбайн», появится лишь несколько лет спустя, в сборнике серии «Мастера современной прозы»

Поэтому и получается, что речь идёт то о Гантенбайне, то о неком Эндерлине. Гантенбайн притворяется слепым. Жена его Лила — то известная актриса, то просто домохозяйка. Изменяет ему, то ли догадываясь, то ли совсем не подозревая, что слепота мужа ложная. Сам Гантенбайн время от времени проходит процедуру маникюра у некой Камиллы Хубер, для которой маникюр тоже лишь прикрытие, возможность указать реквизиты на визитке. Подлинная ее профессия куда древнее. И Камилла точно не догадывается, что Гантенбайн ее раскусил. Он рассказывает ей занимательные истории. А потом проходит свидетелем в суде по делу об ее убийстве...

В общем, то ли коктейль, то ли калейдоскоп! Точно не для любителей линейного повествования.

Из трёх романов показался мне менее интересным (лучшим был первый, «Штиллер»). Некоторые эпизоды трогают. Другие фрагменты кажутся затянутыми.

Я не читал «Штиллера» по-русски. Точно читал второй роман, «Homo Faber». Очень давно, половину жизни назад. А вот смог ли одолеть тогда и «Гантенбайна»? Увы, сие теряется в дымке времени. Хотя за чтение, однозначно, брался. И сейчас вспомнил то время. Сейчас оно кажется таким же странным, как роман «Назову себя Гантенбайн»...

Безлико-усредённая оценка совершенно не отражает, на самом деле, моего впечатления от романа. Есть в книге и великолепные, даже, пожалуй, граничащие с гениальностью находки, и есть моменты, вызвавшие у меня самое что ни на есть всамделишнее отторжение. Не претендуя, разумеется, на истину в последней инстанции, попробую разложить свои впечатления по полочкам.

Итак, первое, что бросается в глаза, — возведённая в абсолют аморфность персонажей. Фриш не просто не старается познакомить читателя с героями, он формирует самые их портреты прямо у нас на глазах, на живую нитку. Каждый герой — функция, нужная автору для изложения очередной своей идеи, и как только функция эта исчерпала свою полезность, Фриш вновь запускает конвейер трансформаций и вылепляет очередного персонажа, проращивая его, как зёрнышко, из ненужного уже предшественника. Постепенно понимаешь, что персонажей на самом деле — всего один, а то даже и вовсе никого, только Фриш и хор голосов в его голове, которым писатель придумал имена, привычки и биографии, впрочем, весьма условные и расплывчатые. Весь этот поток сознания идёт от первого лица, переходы, а точнее, даже перескоки от одной маски к другой происходят моментально, вышвыривая читателя на новую точку зрения и в новую систему этики. И это просто потрясающе. Прорвавшись через первые двадцать-тридцать страниц, разобравшись, что, собственно, такое происходит, начинаешь получать от чтения просто невероятное удовольствие. Что касается формы и языка, Фриш вне всяких сомнений гениален.

Следующий пришедшийся мне по душе момент — идея о человеке, который однажды решил притвориться слепцом. Свежая и необычная придумка, но постепенно первый восторг проходит, а на его месте возникает простая в сущности мысль: а что, собственно, Фриш хотел этим сказать? Просто симпатичная сюжетная виньеточка — явно не его калибр, так что должно быть что-то ещё. И вот как раз это что-то мне и не понравилось, притом настолько, что даже великолепная манера писать не смогла перевесить этого отрицательного впечатления. Фриш пишет роман об отношениях, и идеалом отношений выводит слепоту. Какое-то совершенно гипертрофированное безразличие, опять же аморфность, но уже в смысле явно негативном, согласие плыть по течению. Долго думал о письме Лили. Ну, где «я люблю тебя, но ещё люблю другого человека, это ничего, бывает». Вот не бывает, в реальном мире с реальными людьми, а не голосами в голове безумного гения, любовь на части не делится. Я ещё как-то могу понять людей, разделяющих любовь и физическое влечение (позиция хотя и гнусная, но имеющая всё же некую логическую непротиворечивость), но вот с Фришем согласиться не могу совсем. То ли это во мне говорит юношеский максимализм, и я просто жизни не видел, чёрт его знает. Но вот здесь и сейчас я расцениваю это как пошлость, причём пошлость самого скверного сорта, завёрнутая в умную, глубокую, красивую обёртку. А поставить такой книге высокую оценку я не могу, хотя и признаю талант и мастерство автора.