Елена Чижова «Крошки Цахес»

НеЦахес

Прекрасно было яблоко, что с древа

Адаму на беду сорвала Ева.

Шекспир, Сонет 93 в пер. С.Я.Маршака

Вселенная отвечает, руководствуясь принципом контекстной рекламы, не нужно даже формулировать задание, как при запросе в поисковик, стоит поинтересоваться чем-то и высказать интерес вслух — voila, спустя очень небольшое время приходит ответ: получите, распишитесь. Дня два назад зашла речь о сонетах Шексира и гипотетической возможности их чтения в оригинале, я тогда ответила, что нипочем не рискнула бы. Хотя переводы Маршака люблю всем сердцем. И стала держать в голове, что возьму однажды, как посоветовали: оригинал-перевод, попробую читать, не пытаясь объять необъятного, но вслушиваясь в мелодику и ритм. А тем временем начала вовсе даже не Шекспира, но «Крошек Цахес» Чижовой, давно хотела почитать, да все случая не выпадало. И встретилась на страницах книги с девочкой, читающей сонеты в на шекспировом староанглийском.

Она обратится к этому даже дважды, ими начнется ее сказочное ученическое счастье, ими же и закончится. Есть люди, наделенные особым талантом — учить. Таких немного, хотя бы одного по-настоящему великого Учителя не всякий и вспомнит, хотя за жизнь столкнулся с десятками педагогов. Есть люди, наделенные особым талантом — учиться. Таких даже меньше, потому что учились мы все (понемногу, чему-нибудь и как-нибудь). Эта повесть о том, как великий педагог встретил достойного себя ученика. Елена Семеновна названием книги отсылает к повести Гофмана о маленьком уродце, который, благодаря доброте пожалевшей его феи Розабвельды (гляди-ка, вспомнила без яндекса, недавно писала об этой вещи) мог незаслуженно пожинать плоды чужого труда, таланта и успеха.

Героиня-рассказчица слишком сурова к себе, если на самом деле думает о великих успехах, своих и однокашников, на ниве шекспировских постановок школьного театра (а речь о том английском, на котором Бард писал свои произведения). За любым успехом стоит труд. Другое дело, что энергия, вложенная его застрельщиком и организатором, несопоставима с той, которую тратят рядовые участники и даже звезды процесса. И да, в любом серьезном деле находится место любви, дружбе, уважению, сотрудничеству, предательству, подлости — без всего этого никак. Это все пена дней, важно другое: она сделала своих детей посредниками между теми, кто уже забыл что-то важное и теми, кто этого еще не узнал. Она зажгла свет, а они понесут дальше, чаще всего сами не понимая, что продолжают светить. За тем и нужны Учителя. Которым нужны ученики. Преодолевать проклятие Вавилонской Башни.

Название, отсылающее к сказке Гофмана, будем справедливы, книге подходит мало. Если примерять его впрямую, то оно практически никому не годится, если подтягивать персонажей обобщенного типа (страна, народ и далее по списку), как это любят критики – то слишком уж за уши.

Книга вроде бы написана про школу. Про лучшую в Ленинграде английскую школу, в которой преподают язык Шекспира, причем в данном случае это вовсе не метафора. И ты уже готов насладиться старой доброй школьной жизнью времен застоя, но тут оказывается, что книжка вообще-то про другое.

Больше всего мне она напомнила, не удивляйтесь, набоковскую Лолиту. Только в роли Гумберта — неприступная Ф., учительница английского языка, не без оснований считающая, что «английская школа – это я!». И поскольку Гумберт – женщина, здесь все гораздо жестче. И нет, я вовсе не про секс, здесь его нет, совсем никакого, но тоже самое гумбертовское сожаление о нимфетках (обоих полов), которые прекрасны лишь краткий миг, а потом – они безнадежно стареют (обрастая семьями детьми и рутиной), развернуто во всю ширь филологического таланта автора. Причем там, где Набоков просто скромно любовался естественным, Чижова сокрушается о преходящем доступе незамутненного сознания к великому. В стиле «после 14 уже поздно».

При этом сама история, которую рассказывает автор, какая-то глубоко нездоровая по своей сути. Причем почти со всех сторон и для большинства персонажей. Например, попытка самостоятельно поставить современную пьесу, наполнив ее своим пониманием пространства, без контроля преподавателя, воспринимается как предательство. Парадокс? Но только не в этой книге. Предательство театра Шекспира, с отточенностью слов и интонаций – становится настоящей трагедией.

Красной строкой проходит пренебрежительное и гордое «им не понять», которое охватывает и повариху, и родителей, и учеников, не попавших в избранные. И, подозреваю, порядочную часть потенциальных читателей. Меня не оставляет мысль о том, что все это – определенного рода сублимация нереализованных детских мечт, уж слишком эмоционально тяжела эта смесь ностальгии и болезненного отчаяния.

В современное время родители бы уже построились в очередь к психологу (или к психиатру), волоча за собой чад, и попутно раскалив все доступные социальные сети воплями о моральном насилии над детьми. Но в советские времена детская психика была крепче, родители спокойнее, образование качественнее, и взлеты над обыденностью не казались чем-то исключительным.

Пожалуй, зацепило, но не понравилось.