Глеб Алексеев «Тени стоящего впереди»

Алексеев из всех русских писателей наиболее последовательно после И.Эренбурга высказал свой «антинэповский» максимализм. Роман этот не всеми был принят однозначно. Против него, например, выступил известный зарубежный литературный критик, делавший в течение многих лет регулярные обзоры текущей советской литературы, Марк Слоним: «Это неудачная, перегруженная всякими философствованиями вещь, в которой только порой мелькают какие-то тени художественной меткости и проницательности. Попытки автора дать не только картину современного кризиса семьи и половых отношений, но и подвести под нее какую-то обобщающую мысль, нарисовать пути, по которым в будущем пойдет освобождение любви, окончились полным крахом. Вместо романа получились длиннейшие диалоги и рассуждения действующих лиц на всевозможные темы, причем говорят они то как газетные фельетонисты, то как партийные начетчики. А жаль: у Алексеева есть талант, хоть и небольшой, но живой, без того налета самонадеянного легкомыслия, который так портит множество молодых писателей в России» (Воля России. Прага. 1928. № 4).

Выбранный автором сюжет критики называли “мало оригинальным”: “Двое товарищей, ответственные коммунисты хозяйственники, которые “встретились в бою” и там ϲᴩоднились, любят одну и ту же женщину. Глушков, имеющий жену и ребенка, полюбил жену своего друга Бережного – Надежду Борисовну. Бережной настаивает на честном и окончательном выяснении всех отношений, – и чуть ли не под угрозой убийства – предлагает Глушкову уйти от семьи и жить открыто с Надеждой Борисовной. Происходит своеобразная дележка женщины, в которой ᴏʜа, собственно, не принимает участия. Роман кончается, однако, одиночеством Глушкова <…> и приездом его к отцу в деревню”.

В то же время, как отметил обозреватель журнала “Звезда” Л.Ковнатор, суть романа – не столько “в развитии ϶ᴛᴏй сюжетной линии, <…> сколько в раскрытии пϲᴎхологии героев” – “ответственных коммунистов, работников, людей дня сегодняшнего”, которые “пространно и многоречиво <…> рассказывают о себе, объясняя свои поступки и желания”, вследствие чего “роман неожиданно получает публицистическую остроту и вызывает нужность реагировать на ᴏϲʜовные “проклятые” вопросы, которыми автор заставляет болеть своих героев”.